Хор постигших с малолетства
                                                                                                                      В звуках горна и трубы,
                                                                                                                      Как прекрасно людоедство
                                                                                                                      Вечной классовой борьбы.

                                                                                                                      Н. Коржавин

До третьего класса всех школьников считали октябрятами, хотя никакой октябрятской организации не существовало, и в октябрята не записывали и не принимали, и, конечно, никто не спрашивал согласия числиться октябрёнком. Кроме того, нас заставляли носить на груди красные звёздочки с изображением кудрявого мальчика Володи Улья­нова. Нам говорили, что он отлично учился в школе, слушался учите­лей и родителей, примерно вёл себя, любил «братьев наших меньших» (я долго не мог понять, кто такие эти братья) и потому стал вождём мирового пролетариата.

В 3-м классе старшая пионервожатая объявила, что скоро нас будут принимать в пионерскую организацию, причём она не спросила, хотим ли мы быть пионерами. Предполагалось, что мы будем страшно рады этому событию.

Началась подготовка к приёму. Первым делом на стенку повесили плакат «Пионер — всем ребятам пример!». Проводились беседы, по­священные истории пионерской организации. Старшая пионервожатая пояснила, что красный цвет пионерского галстука символизирует кровь рабочих и крестьян, пролитую ими в борьбе за наше счастливое дет­ство. Поэтому, говорила старшая пионервожатая, если кто-нибудь схва­тит галстук, который будет повязан на нашей груди, и потребует: «От­веть за галстук!», то надо твёрдо произнести: «Не тронь рабоче-крес­тьянскую кровь, она и так пролита!» Буквально на следующий день кто-то из ребят принёс в класс другой ответ: «Не троньте красную се­лёдку, она и так не лезет в глотку!».

И вот наступил день приёма в пионеры. Нас привели в Театр юных зрителей на Моховой. Там на сцене «горел костёр» из красных тряпок, раздуваемых вентилятором. Мордастые и толстозадые пионеры (пе­реодетые в мальчиков артистки театра) пели у фальшивого костра пио­нерские песни. Потом старшая пионервожатая школы стала громко про­износить слова пионерской клятвы, а мы за ней нестройным хором по­вторяли. Покончив с клятвой, она объявила, что мы приняты в пионерскую организацию. Со сцены сошли липовые пионеры и повяза­ли нам галстуки. Старшая пионервожатая звонким голосом выкрикну­ла: «Пионеры, к борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!» Мы в ответ дружно проорали: «Всегда готовы!», совсем не понимая смысла этих слов. В чём должна проявляться наша готовность и как мы долж­ны бороться за дело Ленина-Сталина — обхватив противника руками, как мы обычно боремся, или драться на кулаках? И, кстати, что это за дело? Мы с малых лет знали «большие дела» и «малые дела», поэтому дело Ленина-Сталина вызывало хихиканье.

Выйдя из театра, многие ребята поснимали с себя галстуки и спря­тали их, поскольку при галстуке как-то неудобно прыгать на ходу в трам­вай, дразнить девчонок, выкрикивать всякие гадости.

На следующий день вместе с классной руководительницей Екате­риной Борисовной пришла старшая пионервожатая и назначила звенье­вых — по числу колонок и председателя совета пионерского отряда (что за совет, пионервожатая не объяснила). Затем она предложила про­голосовать за названных ребят поднятием одной руки, можно правой, а можно и левой. Все подняли руки. И так повторялось каждый год. Точ­но такой же ритуал совершался и в пионерском лагере. Почему-то за все годы меня ни разу не назначили на пионерскую должность. Меня это несколько задевало. Но вот когда после окончания института я стал заниматься практической деятельностью, меня постоянно куда-нибудь избирали. Вначале это льстило, потом надоело постоянно заниматься общественной работой, и я стал отказываться…

Пионерская жизнь протекала однообразно. Выпускалась стенная газета «Костёр», содержащая призывы хорошо учиться и примерно себя вести, устраивались пионерские сборы, посвящённые революционным праздникам или дням рождения вождей. Иногда объявлялся сбор всех отрядов школы, объединённых в пионерскую дружину. Все отряды выстраивались в актовом зале школы, затем в каждом отряде звенье­вые по-военному рапортовали председателю своего отряда, а те — председателю совета дружины. Тот в свою очередь рапортовал стар­шей пионервожатой, а она — директору школы. Рапорт состоял в ос­новном из сведений о количестве присутствующих и отсутствующих на сборе. Потом под барабанную дробь и звуки пионерского горна вно­сили знамя пионерской дружины. Потом знамя уносили обратно и все расходились. Мы не понимали, зачем нас собирали, ведь ничего путно­го не происходило, всё время было занято рапортами, а также выносом знамени.

Нас заставляли заучивать фамилии, имена и отчества руководите­лей партии и правительства. До сих пор в памяти сидят, и никак от них не избавиться, все эти Лаврентии Павловичи, Вячеславы Михайлови­чи, Лазари Моисеевичи, Георгии Максимилиановичи и другие. Через много лет, когда уже никто не заставлял помнить имена членов полит­бюро ЦК КПСС, а все они ввиду полного единомыслия и преклонного возраста превратились в близнецов, я стоял перед стендом с их портретами на территории советской колонии в Ливии, ожидая кого-то из своих коллег. Ко мне подошел ливийский инженер и спросил, кто из них Соломенцев. Я, разумеется, не знал, а подписей под портретами не было, поскольку предполагалось, что все советские граждане знают своих вождей в лицо. Чтобы не подрывать авторитет державы, я ткнул наугад в портрет какого-то старца, предполагая, что ливиец все равно никого не знает. Но он обиженно произнёс «ноу-ноу» и погрозил мне пальчи­ком. Я стыдливо вперился в портреты вождей, пытаясь узнать хотя бы одного. Я даже вспотел от напряжения. Но никого назвать не мог…

Мы старались избегать пионерских мероприятий, они нам были не интересны. Пионерские галстуки мы почти не носили. Например, со­хранилась фотография нашего четвёртого класса вместе с классной руководительницей Екатериной Борисовной. На фото сорок учеников — и только у тринадцати повязаны пионерские галстуки.

Всё же в жизни пионерской организации иногда случались интерес­ные события, но не все могли в них участвовать. Например, в гостях у пионеров параллельного класса «а» побывал легендарный лётчик Алек­сей Маресьев. История его хорошо известна. После тяжёлого ранения в воздушном бою и ампутации обеих ног Маресьев продолжал боевые вылеты и сбил семь фашистских самолётов. Жизнь Маресьева легла в основу «Повести о настоящем человеке» Б. Полевого. Ребята сфотографировались вместе с героем. У Леонида Слуцкера эта фотогра­фия сохранилась до сих пор. В группу пионеров на снимке попал и юный Игорь Ефимов. В другой раз в школе появился корреспондент газеты «Правда», и его повели в класс «а». Через некоторое время в газете появилась фотография пионеров из этого класса.

Надо сказать, что наш досуг не исчерпывался пионерскими меро­приятиями. Существовали более увлекательные занятия: спорт, игры, маленькие путешествия по городу и пригородам. Были интересные книги и кинофильмы. Работали всевозможные кружки в районных Домах пи­онеров и во Дворце пионеров у Аничкова моста. Там любой желающий мог бесплатно заниматься спортом, музыкой, изобразительными искусствами, моделированием, радиотехникой, биологией, геологией и т. д., и т. д.

У большинства подростков всегда существовала потребность объе­диняться в группы для каких-то совместных действий. Примером та­ких групп были команда Тимура и шайка Мишки Квакина в популярной в то время книге Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». Пионерская организация, где многое было противоестественным, не удовлетворя­ла потребность ребят к объединению, и группы по интересам возника­ли стихийно. Например, возникали группы ребят, увлекающихся радио­техникой, мотоциклами, филателией и т.п. Довольно многочисленны были объединения криминальной направленности. Я не состоял ни в какой компании, вместе с тем хотелось организовать нечто необыч­ное. Я уговорил нескольких ребят из нашего класса создать тайный союз. Ясной цели у нашего союза не было. Первостепенное значение имела формальная сторона — существование секретной организации. Мы разработали устав союза, написали страшную клятву, выбрали каз­начея и начали собирать деньги. То, что деньги нам потребуются, мы не сомневались, но ещё не знали, как мы их будем тратить. Тайный союз регулярно собирался у меня дома. В раздвижном обеденном столе мы устроили тайник, в котором хранились деньги и документация. Просу­ществовал союз недолго. На одном из секретных заседаний мы рассо­рились, и ссора переросла в шумную драку. На крики прибежала из соседней комнаты тётя Катя и разняла нас. Лёва Гроб потребовал назад свои деньги, я достал их из тайника и отдал его долю. Деньги захотели получить и другие члены тайного общества. Тётя Катя удивилась оби­лию денег в нашей кассе. Я демонстративно разорвал тонкую ученическую тетрадь с уставом, клятвой и протоколами заседаний. Тайный союз прекратил своё существование, так ничего и не совершив… Неофициальные сообщества существовали и в других классах. Например, группа старшеклассников тайно издавала рукописный журнал «Досуг жеребца»…

Когда мы учились в седьмом классе, нам объявили, чтобы мы го­товились к вступлению в комсомол. И опять никто не спрашивал, же­лаем мы этого или нет. Правда, все знали, что в институт или военное училище принимают только комсомольцев, поэтому вступление в эту организацию рассматривалось как суровая необходимость. Мы безро­потно писали заявления с просьбой принять нас в члены ВЛКСМ (Все­союзный ленинский коммунистический союз молодёжи), поскольку желали быть верными помощниками партии и лично товарища Сталина в деле строительства коммунизма.

В райкоме комсомола нам вручили комсомольские билеты, и по­том мы вспоминали о комсомоле только в конце месяца, когда ком­сорг собирал членские взносы. Нас даже не заставляли носить комсо­мольские значки, как это было в других школах. В отличие от пионер­ской организации, в школьном комсомоле не насиловали мероприятиями и не твердили постоянно, что мы комсомольцы и должны быть паинь­ками.

И мы были далеко не паиньками. В старших классах некоторые ре­бята уже курили. Этим занимались обычно в туалете. Вокруг куриль­щиков собирались и некурящие ученики. На перекурах можно было услышать скабрезные анекдоты, далеко не литературные выражения, а также самые разные истории: об интимных отношениях с женщинами (чаще придуманные), об уличных стычках, о количестве выпитого алкоголя и т.д. Там же, в туалете, обсуждались новинки джаза, западно­европейская мода в одежде, современные стрижки; давались советы, как поймать «Голос Америки». В начале пятидесятых годов каждый вечер на волне «Голоса Америки» стала выходить радиопрограмма «Music USA». Голос ведущего программы буквально завораживал. Позже я узнал его имя — Уиллис Канноверо. Мы припадали к приёмни­кам и наслаждались замечательной музыкэй. Имена Глена Миллера, Луи Армстронга, Эллы Фицджеральд, Фрэнка Синатры произносились нами с трепетом. Мне казалось, что комсомольские и партийные руководи­тели сошли бы с ума, услышав наши разговоры…

Нам приходилось читать книги и смотреть фильмы о комсомоль­цах, которые были совсем другими, чем мы. Запомнился фильм «Атте­стат зрелости» с юным Василием Лановым в главной роли. Страшно было смотреть на комсомольцев в этом фильме. У них фанатически горели глаза, когда они осуждали своего товарища, роль которого иг­рал Лановой. Казалось, будь их власть, они отправили бы его на расстрел. Вина его заключалась в том, что он не писал заметок в стенную газету, не сажал деревьев на субботнике, не выполнял общественных поручений и высокомерно относился к товарищам по классу. За это его исключили из комсомола. У всех комсомольцев в фильме на груди бле­стели комсомольские значки. Все были гладко причесаны и аккуратно одеты. Брюки выглажены, ботинки начищены…

В советских фильмах и книгах комсомольцы не врали и не совер­шали хулиганских поступков. Никогда не крали, не курили и не сквер­нословили. И, конечно, не говорили гадостей о женщинах и не пили водку в подворотнях и подвалах. Они хорошо учились, а если работали, то всегда выполняли и перевыполняли норму выработки. Помогали ста­рым и немощным, почитали родителей. И самое главное — готовы были отдать свою жизнь за дело Ленина-Сталина. Лично я хотел стать лучше (почти с каждого понедельника) и пытался брать пример с книжных и киношных героев. Но ничего не получалось. Всего один-два дня я мог жить по-новому, а потом возвращался в свою колею. И только зна­чительно позже я понял, что описываемых в книгах и показываемых в кинофильмах комсомольцев в жизни практически не существовало. В этом и проявлялся так называемый социалистический реализм, кото­рый обязывал показывать не то, что было в действительности, а то, что должно было быть, или, во всяком случае, могло быть.

Позднее я также понял, что нравственность молодёжи с традици­онной точки зрения нисколько не волновала партию и комсомол, а на­против, понятия общечеловеческой морали признавались чрезвычай­но вредными. Основными словами в партийно-комсомольском лекси­коне были: борьба, враг, ненависть, разоблачение, наказание, непримиримость, беспощадность, нетерпимость, космополит. Человеч­ные слова: любовь, милосердие, сострадание, покаяние, прощение, сми­рение, грех — для них были ненавистными. И хотя главный печатный орган партии назывался «Правда», партийные и комсомольские вожди постоянно врали, причём обманывали не отдельных людей, а весь на­род, воровали — по-крупному, пьянствовали, распутничали и т.п. Глав­ным в идеологической работе с молодёжью считалось воспитание молодых людей в преданности делу Ленина-Сталина, классовой нена­висти, нетерпимости к чуждой идеологии, а также воинствующий ате­изм. Ведь, как говорил Ф.М. Достоевский, если Бога нет, так всё доз­волено…

Во время моей учёбы в Горном институте секретарём комитета комсомола был студент по фамилии Ананич, простецкий с виду парень родом из Белоруссии. Я его хорошо запомнил, благодаря одному слу­чаю. Как-то на комсомольском собрании из рядов ВЛКСМ исключили одного студента за какой-то так называемый аморальный поступок. После исключения он обратился к собранию с вопросом: «Всем изве­стно, что последователей Карла Маркса называют марксистами, Ста­лина — сталинистами, а вот как будут называться последователи това­рища Ананича?» Весь зал грохнул от хохота. Не смеялся только Ана­нич. Так вот, жил Ананич в общежитии, как и многие студенты испытывал материальные трудности. Однажды горком комсомола включил его в состав молодёжной организации, отправляющейся в Англию. Ананич был счастлив, но тут выяснилось, что для поездки за границу у него нет приличных брюк. Выручил однокурсник Иосиф Крапивенский, предложивший ему свои новые, цвета морской волны модные зауженные брю­ки (с владельцами таких брюк партия и комсомол вели непримиримую борьбу, как с носителями чуждой буржуазной идеологии). Ананич с радостью и благодарностью принял предложение.

Прошли годы. Ананич — зав. отделом ЦК Компартии Эстонии — приехал в Ленинград. Он не забыл о добром деянии Иосифа и пригла­сил его поужинать в ресторан гостиницы «Астория». Там они выпивали и закусывали, а за соседним столиком сидели размалёванные девицы с бутылкой минеральной воды и призывно смотрели на присутствующих мужчин. Намерения их были очевидны. Иосиф спросил Ананича, а как партия относится вот к таким представительницам советской моло­дёжи. Иосиф ожидал резкого осуждения, но ответ озадачил его: «Пусть ! — заявил Ананич, — Лишь бы были преданы коммунисти­ческой партии!»

Далее >>
В начало