От Карповки до Норвежского моря. Часть 1

Ничто из хранимого нашей памятью
не может быть бесполезным. Каждый
помнит хоть что-то забытое другими.
Или помнит иначе»

M. Герман «Сложное прошедшее»

Часть 1. Ленинград 

1.1. Начало

В конце 1975 года, когда опытный образец комплекса «Cкат» проходил в институте стендовые испытания, начались первые контакты с заводом-строителем головной подводной лодки проекта 671РТМ зав.№ 636, на которую должен был этот опытный образец комплекса устанавливаться. Фортуна снова улыбнулась нашему институту, т.к. не только ЦКБ-проектант подводной лодки (СПМБМ «Малахит») находилось в Ленинграде, но также и завод-строитель — Ленинградское Адмиралтейское объединение (ЛАО). Это существенно упрощало решение многочисленных вопросов по комплексу с проектантом лодки и заводом-строителем.

В нашей лаборатории, которая вела разработку комплекса, естественным образом возник вопрос о назначении кого-то из сотрудников на это новое для нас направление работ с судозаводом. Судьбой это было предопределено мне. Когда я пришел в институт после почти восьмилетнего опыта работы в ЦКБ «Рубин», начальник лаборатории и Первый заместитель Главного конструктора комплекса (де-факто Главный конструктор) Арон Иосифович Паперно (человек выдающихся способностей, поразительной энергии, огромной пробивной силы большого комбинаторного ума, умеющий молниеносно решать любые сложные задачи, и непревзойденный организатор) сразу же ориентировал меня на работу с внешними предприятиями и в первую очередь с ЦКБ-проектантами подводных лодок. Работа с судостроительным заводом была логическим продолжением работы с ЦКБ-проектантами тем более, что в «рубиновские» времена мне часто приходилось бывать на cудозаводах. Можно сказать, что в те далекие 70-е годы я был «скатовским лицом» во многих взаимодействующих с нами организациях и уж, безусловно, в ЦКБ-проектантах. Таким «лицом» мне предстояло стать и на ЛАО.

Сотрудник нашей лаборатории Сергей Комиссаров много раз шутил по поводу моего амплуа и обыгрывал его на наших маленьких лабораторных торжествах, называя меня специалистом «по вопросам, представляющим взаимный интерес». А когда были закончены все работы с опытным образцом на подводной лодке и, вернувшись в «родные пенаты», я продолжил работу в качестве руководителя группы Главного конструктора, попутно выдвинувшись в председатели Совета трудового коллектива отдела, всё тот же Комиссаров написал мне поздравительное стихотворение ко дню рождения, в котором были слова из известной песни: «Таким ты стал не сам, мы знаем. За всё, за всё благодаря ту заводскую проходную, что в люди вывела тебя.»

1.2. Знакомство

Итак, проходная на Адмиралтейском объединении впервые была мною преодолена в середине ноябре 1975-го года. По вызову ЛАО я приехал на совещание, которое проводил начальник отдела строительства подводных лодок.

В бюро пропусков меня встретил высокий симпатичный молодой человек, который представился как старший строитель по электротехнической части Соколов Виктор Петрович, и повел меня по территории завода. По пути он сказал, что перед совещанием познакомит меня с ответственным сдатчиком лодки и ещё одним ст. строителем по электротехнической части. Надо сказать, что Адмиралтейский завод ведет свою историю еще с петровских времен и многие служебные заводские помещения были тогда если не петровских, то уж точно времен начала 20 века. Вот в такой маленький старый двухэтажный домик и привел меня В.П. Соколов. Мы вошли в небольшую комнату на первом этаже, в которой было четыре рабочих стола, за двумя из которых сидели тоже весьма симпатичные люди. Мы познакомились. Как и обещал Соколов, один из них оказался ст. строителем по электротехнической части — Сергеев Владимир Михайлович, а второй — старшим строителем головной лодки проекта 671РТМ и её ответственным сдатчиком — Башарин Борис Александрович.

В это время на ЛАО строилась последняя из серии лодок проекта 671РТ, которая весной следующего года будет спущена на воду, а на её месте будет заложена головная проекта 671РТМ. Завод уже начинал готовиться к строительству новой серии, шла технологическая отработка документации, уточнялись всевозможные графики поставок оборудования, были произведены все административно-технические назначения. ЛАО имело уже большой опыт строительства лодок проектов 671 и 671РТ и многолетние контакты с серийным изготовителем и поставщиком ГАК «Рубин» — таганрогским заводом «Прибой». Опыта работы с институтом было существенно меньше, как и у нас с ЛАО.

На совещании присутствовали также представители ленинградского ЦНИИ «Азимут» — разработчик навигационного комплекса «Медведица» и московского ЦНИИ «Агат» —  разработчик боевой информационно-управляющей системы «Омнибус». Официальной темой совещания была увязка сроков поставки комплексов с графиком строительства лодки, но, по сути, этих вопросов коснулись вскользь, и совещание носило скорее характер первого знакомства. Сроки поставки нашего комплекса были уже определены: III квартал 1976 года — забортные устройства(антенны) и IV квартал — аппаратная часть. Комплекс «Скат» и разработки этих двух ЦНИИ были одной из основных частей модернизации подводной лодки проекта 671РТ, которые в совокупности с другими усовершенствованными лодочными системами позволили лодкам проекта 671РТМ занять уверенное положение среди первых советских атомных многоцелевых подводных лодок третьего поколения.

Мой первый визит на ЛАО запомнился мне, главным образом, эпизодом знакомства со строителями. Когда Соколов привел меня в комнату строителей, Башарин и Сергеев сидели за абсолютно чистыми столами, а у окна на маленьком столике кипел большой чайник, на котором сверху пристроился заварной. После знакомства, мне предложили выпить чайку. Я обратил внимание какой крепкий чай пьют строители. А они по ходу нашей беседы потягивали крепкий сладкий чаек и поочередно на выдохе произносили: «уууфф, оттягивает», одновременно поглаживая себя по груди сверху вниз. Было очень понятно отчего так самозабвенно и с таким вкусом «оттягивались» мои новые знакомые, мои будущие коллеги — строители подводных лодок.

1.3. Закладка «красавицы» 

Конец 1975-го года и первая половина 76-го года были не очень загружены отношениями с судостроителями и лишь от случая к случаю мне приходилось бывать на ЛАО, решая отдельные вопросы, связанные с установкой комплекса. Но за эти редкие посещения я познакомился с некоторыми элементами организации работ на ЛАО, с основными заводскими службами, завязанными на установку нашего комплекса, и их руководителями: с начальником конструкторского отдела — Гл. конструктором объединения М.К. Глозманом ; с начальником технологического отдела — Гл. технологом объединения В.И. Водяновым; познакомился со специалистами предприятия ЭРА — постоянного заводского контрагента, производящего все электромонтажные работы; познакомился с руководителем военной приемки на ЛАО приятным в общении капитаном 1 ранга Г.Л. Небесовым и военпредами, среди которых оказались уже мне знакомые по работе в «Рубине» подполковник-инж. Э.К. Муратов и кап. 2 ранга А.Н. Исавнин.

Расширился также круг моего знакомства со строителями лодки по другим направлениям. Я познакомился со сдаточным механиком (очень ответственная должность, вторая после ответственного сдатчика лодки) с интересной фамилией Интраллигатор; со старшим строителем по постам и жилым помещением Поповым; со старшим строителем по корпусу Силантьевым; со старшим строителем по автоматике энергетических систем (реакторная автоматика) Бейлиным — тоже одно из самых важных направлений работ на лодке, и другими. Все это существенно помогло мне в дальнейшем втянуться в совершенно отличный от института заводской ритм работы и установить деловые отношения с заводскими специалистами и представителями заводской военной приемки.

7-го мая 1976-го года была заложена головная подводная лодка проекта 671 РТМ заводской номер 636 и началось её интенсивное строительство. В это же время резко возрос интерес ЛАО к нашему институту, к нам — разработчикам комплекса. Заводские конструктора и технологи подобрались к отработке документации на установку комплекса и прежде всего к установке гидроакустических антенн. Пожалуй, ни одна из радиоэлектронных лодочных систем не завязана так тесно со строительством корабля (именно строительством), как гидроакустический комплекс. Достаточно лишь сказать, что примерно 15%, а м.б. и больше, легкого корпуса лодки служит обтекателем для антенн, а для нашего комплекса впервые в практике судостроения устанавливался огромных размеров стеклопластиковый носовой обтекатель, который по объему соответствовал почти двум третям носовой оконечности лодки.

Обилие антенн, устанавливаемых в пространстве между легким и прочным корпусом по всей длине лодки от самого носа и до самой кормы, предопределяет начало работы с гидроакустическим комплексом, с его антеннами, намного раньше, чем с другими радиоэлектронными системами. И в этом отношении «Скат» не имел себе равных. Несмотря на то, что завод устанавливал уже крупногабаритную антенну комплекса «Рубин» на лодках проекта 671 и 671РТ, габариты нашей основной носовой антенны и её составляющих элементов были существенно больше. Завод впервые имел дело с антенной диаметром 8,0 и высотой 4,0 м, фундаментом которой была прочная капсула, внутри которой размещалась аппаратура предварительной обработки информации; с обеих бортов лодки в её средней и кормовой частях располагались бортовые антенны, очень насыщено антеннами было и ограждение рубки и ,в довершение ко всему, на верхнем оперении вертикального руля устанавливалась каплеобразная гондола для размещения в ней буксируемой антенны и устройства её постановки и выборки. Отбрасывая все трудности, связанные с многолетней отработкой и испытаниями подсистемы комплекса с использованием буксируемой антенны совместно с устройством её постановки и выборки, думаю со мной согласятся многие, что именно «наша» гондола придала облику лодок проекта 671 РТМ, а впоследствии проектов 945 и 971, черты стремительности, своеобразной красоты и элегантности по сравнению с традиционно-стандартным обликом многих наших лодок других проектов (соперничать по этим параметрам могли, пожалуй, только лодки проекта 705, а вот среди авиастроителей бытует даже мнение, что некрасивые самолеты плохо летают…).

Мне кажется, что эпизод, который любит рассказывать Илья Дынин (руководитель разработок подсистем связи всех отечественных гидроакустических комплексов, в названии которых есть слово «скат», эрудит и страстный книголюб), очень подходит именно к лодкам этих проектов: „Иду я по пирсу с командиром лодки. Командир говорит: «Дынин, посмотри какая красавица». Я кручу головой во все стороны, ищу глазами. Командир говорит: «Куда ты смотришь? Вот ведь, показывая рукой на подводную лодку».  Заканчивая эту главу,хочу  привести слова вице-адмирала А.Ф. Смелкова в прошлом одного из командиров головной лодки проекта 671РТМ, который дал обобщенную характеристику подводным кораблям этого проекта: «Надежные,безопасные красавцы».  Интересно также отметить,что по классификации НАТО   лодки проекта 671РТМ помимо официальной литеры (Viktor 3) за элегантную внешность и отличные ТТХ  удостоились выданного им английскими моряками уважительного имени Black Prince — «Черный Принц».

 

1.4. Назначение

К концу лета существенно участились вызовы на завод. Очень много вопросов, связанных с установкой основной носовой и бортовых антенн, было у заводских технологов. К решению многих из них пришлось привлекать наших специалистов-разработчиков и конструкторов антенн. В первых числах сентября при очередном посещении завода мне сказали, что уже пора бы организовывать наше представительство, т.к. объем работ по комплексу увеличивается и необходимо оперативно решать все возникающие вопросы. Практически, с момента закладки лодки, судостроители работали в три смены и буквально на глазах на стапеле вырастали секции прочного корпуса.

Руководство нашей лаборатории имело от меня полную информацию о ходе работ на ЛАО, а моё сообщение после последнего визита послужило толчком к организационным действиям. Еще перед первым посещением мной завода Паперно предложил мне быть ответственным сдатчиком комплекса с соответствующим официальным назначением и вытекающими из этого последствиями. У него была совершенно четкая концепция — требовать от сотрудника выполнения работы, выходящей за рамки должностной инструкции, лишь облачив его определенными полномочиями и придав ему официальный статус, при этом он никогда не забывал и о материальном стимулировании такого статуса.

Паперно напомнил мне о нашем разговоре, я подтвердил свое согласие и получил указание подготовить положение об ответственном сдатчике опытного образца. Параллельно он попросил своего заместителя по лаборатории В.И. Осипова (Василий Иванович, наш бессменный заместитель начальника лаборатории (сектора), капитан 1 ранга в отставке, участник войны, преподаватель Военно-морской Академии, человек высоких моральных и редчайших душевных качеств) подготовить приказ о моем назначении и повышении моего оклада до «потолка» ведущего инженера. В то время у меня был оклад 170 руб. и мне светило прибавление целой десятки до «потолочных» 180!

В ходе обсуждения с руководством лаборатории проекта приказа и положения, после многочисленных правок и шлифовок текста, была высказана мысль о назначении еще и помощника ответственного сдатчика, т.к. фронт работ представлялся довольно большой и нужен был еще опытный человек для многих организационных и просто хозяйственных дел. Мне в помощники был предложен М.С. Пармет (Михаил Семёнович, Миша Пармет, человек, за плечами которого был огромный жизненный опыт, он прошел «от звонка до звонка» всю войну — воевал на подводных лодках на Севере и на торпедных катерах на Балтике, имел опыт работы в комплексной лаборатории, в отделе технического контроля, он умел прекрасно разбираться в людях и прекрасно коммуницировать с людьми) и в приказе был добавлен еще один пункт.

В это время Пармет работал уже у нас в лаборатории и был «директором» скатовского стендового зала. Зная Пармета, я был очень доволен таким ходом событий, а ему также засветила заветная десятка. И вот началась история с назначением. После сбора всех необходимых виз приказ попал на подпись к Директору и застрял там больше, чем на месяц. Всех перипетий вокруг этого приказа я не знал, о них можно было только догадываться, но Владимир Васильевич Громковский (наш тогдашний Директор института и де-юро Главный конструктор комплекса) не торопился его подписывать.

Моя «разведка» из приемной директора доносила, что будто бы у такого комплекса, как «Скат», должно быть другое «лицо» в качестве ответственного сдатчика, что будто бы ответственным сдатчиком должно быть «лицо» рангом не ниже начальника отдела, будто бы будет назначен зам. Гл. инженера или кто-то еще из руководства института. Но под давлением непрерывных напоминаний со стороны Паперно о необходимости такого назначения, приказ всё-таки был подписан. Правда, в пункте первом, где говорилось: «Назначить ответственным сдатчиком….» после слова «назначить» появилась вставка из трех букв и точки, сделанная рукой Громковского, — «Зам.» Так и родился приказ, в котором я, в отличие от договоренности с Паперно, был назначен не ответственным сдатчиком, а заместителем; Пармет был назначен помощником ответственного сдатчика, имя которого ему до конца работы на опытном образце так и не удалось узнать; положение о несуществующем ответственном сдатчике было утверждено и приказы о наших десятках были подписаны.

Не скрою, что тогда у меня было весьма неприятное ощущение после всей этой истории. Понимая неловкость ситуации, Паперно в разговоре со мной высказал интересную мысль, которую я взял на вооружение. Предположив, что в ближайшем будущем вряд ли последует назначение ответственного сдатчика, он посоветовал мне в этой ситуации считать, что таковым является Главный конструктор комплекса — Директор института Громковский и если у кого-то возникнет желание общаться непосредственно с ответственным сдатчиком, то отправлять прямо к Директору. Представляете, Боря, говорил мне Арон Иосифович, какова значимость нашего комплекса и какой статус вы обрели, теперь вы тоже зам. Громковского, как и я. Мы ещё немного пошутили по этому поводу, и в этом вопросе была поставлена точка. Прибегнуть к практической реализации этой мысли мне пришлось несколько раз и, особенно, в начальный период нашей работы на ЛАО пока шла взаимная притирка. Но, как бы там ни было, с октября 76 года для меня и Пармета официально началась установочно-сдаточная эпопея. Для Пармета длиною в 3 года (затем он перешел в группу Главного конструктора комплекса «Скат-БДРМ»), а для меня длиною в 6 лет, до сдачи комплекса в полном объеме и подписания Акта Государственной комиссии в 1982-м году.

 

1.5. Первый протокол 

В этом же октябре с заводом были решены вопросы организации нашего представительства. Завод сделал всё от него зависящее, чтобы мы могли начать работать — предоставил нам во временное пользование служебное помещение в десять квадратных метров и штук десять красных пластмассовых касок, необходимых при работе на строящейся подводной лодке. Тогда же был составлен, согласован и утвержден директорами ЛАО и МФП уточняющий протокол поставки комплекса на подводную лодку. В связке МФП — ЛАО сложилась довольно интересная ситуация. Завод, несмотря на трехсменную работу, отставал от генерального графика постройки лодки.

В частности, это касалось и готовности первого отсека к установке наших приборов. А мы, со своей стороны, задерживались с отправкой аппаратной части комплекса после стендовых испытаний, т.к. в процессе этих испытаний выявились некоторые наши собственные схемные недоработки, которые надо было устранить; нужно было заменить отдельные комплектующие элементы, у которых выявились технические дефекты, а также реализовать замечания стендовой комиссии и выполнить все её рекомендации. Поэтому, мы вряд ли могли управиться к сроку отгрузки приборов на ЛАО. Но практически все антенны комплекса, которые всегда первыми требуются судозаводу в технологической цепи установки комплекса (недаром антенны имеют шифр «приборы 1″), прошли испытания и готовились к отправке на завод. Нам нужно было найти решение, которое позволило бы задержать аппаратуру в институте. После обсуждения этой проблемы с зам.Гл. конструктора по конструкторской части Игорем Кирилловичем Поляковым (великолепный конструктор, хороший организатор и очень приятный в общении человек), мы обратились на ЛАО с предложением упреждающей поставки т.н. макетов приборов аппаратной части. Такая практика уже существовала и раньше.

Макеты приборов представляют собой каркасы из уголковой стали, которые соответствуют габаритам приборов и имеют присоединительные размеры точно соответствующие реальным приборам. Использование макетов на этапах подготовки отсеков существенно снижает вероятность всякого рода переделок при установке аппаратуры и подключении кабелей. Наше предложение нашло понимание у ЛАО и Заказчика. По совместному протоколу мы обязались к 15 ноября поставить на ЛАО по одному макету каждого нетипового прибора и порядка десяти макетов типовых односекционных и многосекционных приборов, а аппаратура комплекса оставалась в институте как бы на ответственном хранении со сроком её поставки на ЛАО в 1 кв. 1977 года. Конечно, это была дополнительная работа и пришлось напрячься нашим конструкторам совместно с опытным производством и отделом комплектации, но, как любил говорить Паперно, за всё надо платить. Другого способа получить необходимое нам время для требуемых доработок не было.

1.6. Представительство 

С конца сентября началась отправка антенн на ЛАО и одновременно на нас навалилось так много работы, что мы вынуждены были постоянно находиться на ЛАО, обживая наше представительство, хотя бывать в нем приходилось не так уж и часто. В высоком, и тоже старом, доме напротив отдела строителей на 5 этаже в длинном коридоре была дверь, на которой был прикреплен лист бумаги со скромной надписью «Океанприбор» — «Скат» (к тому времени наш институт совместно с серийным заводом «Водтрансприбор» образовали научно-производственное объединение «Океанприбор»). Открыв эту дверь, можно было попасть в десятиметровую узкую комнатку, которая и была нашим первым служебным помещением или на сдаточно-судпромовском жаргоне «шара». На первых порах нам и не требовалось большей. Рабочий стол с местным лаовским телефоном, маленький засиженный диванчик, стул и небольшой шкаф — весь интерьер нашего представительства.

Я, как правило, находился в одном из трех мест — в отделе строителей, в монтажном отделе предприятия ЭРА или на стапеле у носовой секции лодки. Пармет, занимаясь отправкой антенн, курсировал между институтом и ЛАО, где большую часть времени проводил во вспомогательном цехе, куда поступали наши антенны, и он как представитель поставщика участвовал во входном контроле. Как никто другой, с его опытом работы в нашем ОТК, он был на месте. Одним из первых сотрудников института, кто пополнил наши ряды был ст.техник антенной лаборатории Ю.А. Веселков (Юра — чрезвычайно скромный человек, ответственный и добросовестный работник), который помогал Пармету.

Меня же поочередно «мучили» в отделе строителей — Соколов или Сергеев и конструктора заводского КБ, которые непрерывно корректировали цэкабэшные чертежи установки аппаратуры комплекса, в правом нижнем углу которых под заголовком «Согласовано» стояла моя подпись как представителя разработчика комплекса.

Реальное «железо» вносило несметное количество всевозможных изменений, которые обязательно должны были быть согласованы с контрагентом. В монтажном отделе предприятия Эра бригадир группы монтажников, которым предстояло вести кабельный монтаж комплекса, как мне казалось, наизусть заучивал нашу общую схему и таблицы распайки более чем 1000 кабелей и, конечно, у него было не меньшее количество вопросов, а на стапеле на меня «набрасывались» заводские технологи и втягивали в согласование вопросов применения различных технологических приспособлений при изготовлении и установке капсулы, а также для монтажа нашей главной антенны, которые в той или иной степени влияли на точность изготовления капсулы и точность установки на ней линеек. Кроме того, много вопросов к нам было у представителей лаовской военной приемки. Поставка антенн носила размеренный характер и определялась возможностями ЛАО принимать, складировать и, по мере готовности лодки, их устанавливать. Речь идет, конечно же, о наших крупногабаритных элементах основной антенны и о бортовых антеннах шумопеленгования и связи. Ведь дело нешуточное — 64 линейки для основной антенны каждая весом около тонны и не такие тяжелые и объемные, но более чем в два раза превышающие по количеству линейки бортовых антенн — 144 штуки.

Так как строительство лодки шло круглосуточно, то и вопросы к нам возникали и днем, и ночью. В деле оперативного решения вопросов строители особенно не церемонились. Надо, так надо и вызывали нас даже ночью. Спасибо, что ещё не настаивали на наших ночных дежурствах, ведь если бы они обратились с такой просьбой в институт, то я абсолютно уверен, что институт согласился бы. Вообще, значимость корабелов в рамках Министерства всегда, естественно, превалировала над всеми другими участниками процесса, не говоря уже о том, что проектанты и строители лодок были в престижном 1-ом Главке, а мы — в далеком 10-ом. Впервые ночной вызов произошел так. Примерно в два часа ночи у меня дома раздался телефонный звонок. Я снял трубку и, сонным голосом сказав алё, услышал бодрый голос Паперно: «Боря, вы ещё не спите?» Таким же сонным голосом я ответил, что уже не сплю. Последовал ещё вопрос: «Ваша машина около дома?» И, не дождавшись ответа, Паперно продолжил, сказав, что звонят с ЛАО и просят срочно приехать, поэтому заезжайте, пожалуйста, за мной — нас ждут.

В те времена я «гонял» на чуде автомобильной техники «Запорожце» — ЗАЗ 968М. Захватив Паперно на углу Апраксина переулка и Садовой улицы, мы двинулись вперед по Садовой прямо на ЛАО. Техника нашего вызова была довольно сложной. От дежурного строителя к ночному „директору» ЛАО, от него к нашему ночному «директору», от нашего к Громковскому, снова от нашего к Паперно и потом от Паперно ко мне. Дабы впредь избежать ночного беспокойства еще и от ЛАО наш Директор, не без помощи Паперно, дал указание своим ночным помощникам замыкать ЛАО прямо на меня. После этого еще много раз звенел ночью мой телефон и на моё сонное алё с другого конца раздавался строгий голос с военно-морскими интонациями: «Теслярову прибыть на ЛАО». Коротко и ясно, без всяких там «цирлих-манирлих» по поводу сплю я или нет.

В конце ноября была готова и установлена в носовую оконечность прочная цилиндрическая капсула, которая служила фундаментом для линеек нашей основной антенны. Чтобы представить размеры капсулы достаточно сказать, что её сферические нижняя и верхняя крышки были такими же, как и носовая сферическая переборка прочного корпуса лодки. Начинался очень ответственный период — установка технологических приспособлений для установки линеек и разметка на наружных ребрах капсулы мест их закрепления. Ещё при изготовлении капсулы у ЛАО возникли серьезные трудности с возможностью уложиться в крайне жесткие допуски по несимметричности цилиндрической части и наш «жирок», которым мы могли пожертвовать без ухудшения точностных характеристик комплекса, быстро таял. В это же время прибыли на ЛАО наши макеты приборов аппаратной части и их сразу же стали использовать строители для подготовки первого отсека. Для решения вопросов с макетами приборов и прочих конструкторских дел, на ЛАО был командирован представитель нашего конструкторского отделения Андрей Цукерман.

В нашей команде появились также два механика из институтского опытного производства Саша Кириллов и Слава Катилов, мастера на все руки, которые раньше были прикомандированы к стенду и уже знали стиль работы Пармета, который продолжил ими «командовать» и на ЛАО. Постепенно образовывался и рос коллектив наших специалистов, аккредитованных на ЛАО, появилось наше собственное делопроизводство — табели, служебные записки, акты, протоколы, накладные, требования и пр.В этой ситуации я счел необходимым обратиться к руководству лаборатории с просьбой прислать к нам «девочку» для секретарской работы. И руководство откликнулось на эту просьбу (надо отдать должное руководителям нашей лаборатории, которые в трудные для меня дни на мои аналогичные просьбы присылали мне «девочек» и в Северодвинск, и даже в Западную Лицу.). Так, в начале декабря, секретарем нашего представительства стала сотрудница нашей лаборатории Ирина Торхова. (Ира,с мягким и добрым характером, четкая и исполнительная, не только хорошо вписалась в нашу команду, пройдя с нами ЛАО, Северодвинск и Западную Лицу, но и была настоящим украшением нашего представительства, как и чуть позже появившаяся у нас Оля Дулова, инженер из лаборатории акустических антенн. Таких красивых женщин не было ни на ЛАО, ни у наших коллег-ленинградцев из Азимута, ни у москвичей из Агата).

1.7. Первый праздник

Темпы строительства лодки казались нам такими высокими, что на регулярно проводимых ответственным сдатчиком диспетчерских совещаниях было как-то странно слышать о тех или иных отставаниях от графика. Мы были не только слушателями на этих совещаниях, иногда и нам приходилось принимать справедливые упреки, но чаще всего нам приходилось отбивать несправедливые обвинения от ЛАО и от ЭР’ы в задержке различного рода корабельных работ. Свалить вину с себя на контрагента было любимым делом судостроителей и в этом они были большими мастерами. Но очень быстро мы научились «держать удар» и аргументировано его отклонять. С началом нашей постоянной жизни на ЛАО мне вменялось в обязанность ежемесячно представлять Директору института докладную записку о ходе работ по комплексу. Забегая намного вперед, хочу сказать, что за весь период работы на ЛАО все мои докладные заканчивались всегда одинаково: «Обеспечено оперативное решение всех вопросов по комплексу. Вопросов от ЛАО, требующих решения руководства института, нет». Докладные записки писал я, но последние фразы были обязаны тому, что хорошо работали все скатовцы, — и те, кто был непосредственно на ЛАО, и те, кто помогал нам в институте.

В середине декабря я сумел убедиться на собственном опыте, что горячий крепкий чай, который заваривали строители, действительно оттягивает. В один из этих дней состоялось знаковое событие в нашей лаовской жизни. Мы получили в составе расходных материалов не только ветошь, изоляционную ленту, канифоль и прочие мелочи, а впервые еще и спирт — в судпроме и на Флоте, а возможно и ещё в каких-либо других ведомствах этот продукт зовется «шило». Мне представляется, что истоки такого имени спирт получил от пословицы «шила в мешке не утаишь», т.к. многолетняя практика показывает, что как бы получатели этого продукта не маскировали и не скрывали сам факт его получения, все, с кем приходится контактировать по работе, об этом знают. Прошло почти два месяца нашей жизни на ЛАО, прежде чем произошло это событие. Много времени ушло на подготовку расчета потребности этого продукта, длительное и мучительное согласование с институтскими службами и нашим Заказчиком, а потом с ЛАО и их Заказчиком.

Установка комплекса на лодку, его монтаж, настройка, испытания и сдача без «шила» немыслима, как и вообще строительство корабля. Могу с полной ответственностью сказать, что практически вся корабельная радиоэлектроника в определенных операциях монтажа и настройки требует применения спирта в качестве протирочного или промывочного материала. А все «остальные операции» со спиртом просто сопутствуют его основному применению. Так вот, многие из визирующих расчет потребности «шила» чинят всяческие препятствия и смотрят на людей, согласовывающих его, как на потенциальных алкоголиков.

Героическую работу по составлению и согласованию расчета в институте провел Пармет, а на ЛАО подключился и я. Здесь всё было несколько проще. Отдел строителей и лаовская военная приемка с большим вниманием и пониманием отнеслись к процедуре согласования. Но только очень много хлопот доставила мне самая главная лаовская виза — технологической службы. Технолог, специалист по «шильным делам» издевательски, как мне казалось, допытывал меня постоянно одним и тем же вопросом — почему у нас в отличие от других электронных систем (навигационных и радиолокационных) все идет только на протирку и нет промывки. Я придумывал на ходу какие-то совершенно невероятные аргументы, ссылаясь на особенности нашей техники, и, в конце концов, удалось получить его визу. Ведь если бы мы согласились на промывку, то грязный спирт, вообще-то, нужно было бы сдавать, а так он улетучивался. Потом лаовцы мне сказали, что я попал на самого «тяжелого» технолога и вообще удивительно, что он завизировал, т.к. сам он абсолютно «ни-ни» и даже усиленно предлагал в производстве заменить шило на скипидар двойной очистки, правда, его предложение успеха не имело, т.к. на ЛАО создалась реальная угроза забастовки.

И даже когда все было завизировано и утверждено, процедура получения шила была довольно муторной, опять нужны были многочисленные визы уже на требовании, но это уже было чисто техническое дело, с которым справлялась Ира. Главным теперь становился росчерк ответственного сдатчика лодки, с которым у нас в этом вопросе было полное взаимопонимание. Такое событие, как первое получение шила, должно было быть обязательно отмечено, что мы и сделали в тесной компании со строителями у нас в комнатенке на 5 этаже. Где-то около 8 часов вечера Володя Сергеев напомнил, что нам еще нужно будет преодолеть рубеж проходной. Мы приняли еще «на посошок» и дружно отправились к проходной, которую миновали без потерь. А утро следующего дня началось для меня в комнате строителей, где я, говоря в терминах сегодняшнего времени, «оттянулся со вкусом». А вот Миша Пармет совершенно не страдал синдромом оттягивания и на все предложения оттянуться чайком, говорил, что он только пьет, а не оттягивается и стыдил нас за это.

Подходил к концу 76 год, наш первый год на ЛАО. Мы уже полностью освоились с новой работой, были знакомы не только со строителями, военпредами, технологами и конструкторами, но и со многими мастерами и бригадирами. В это же время у нас завязались хорошие отношения с нашими коллегами из Азимута и, в первую очередь, с ответственным сдатчиком комплекса «Медведица» Леней Прицкером. Эти отношения сохранялись еще долго и в Северодвинске, и в Западной Лице. В трудные минуты мы всегда помогали и выручали друг друга, всегда можно было обратиться за советом. А вот отношения с москвичами-агатовцами у нас складывались сложно и довольно долго были натянутыми, как непосредственно с разработчиками БИУС, так и с ответственным сдатчиком Щукиным ,а также с внешне весьма приятным Главным конструктором А.И.Трояном. Мне казалось, что это было вызвано с одной стороны негласно существовавшим соперничеством между москвичами и ленинградцами, а с другой — тем, что наш комплекс был основным поставщиком информации для БИУС, особенно в естественном подводном положении лодки, и мы были «удобной мишенью» для прикрытия их собственных неудач.

1.8 Обыденное дело

С начала января 77 года нас привлекли к закрытию построечных удостоверений. По мере завершения отдельных работ строители должны эти работы предъявлять ОТК и военной приемке. Принятием работы считалось подписание построечного удостоверения, а т.к. на лодку устанавливался опытный образец, то нас, естественно, просили визировать все удостоверения, касающиеся комплекса. Не было ничего проще, чем поставить свой крючок в уголке на бланке удостоверения, но это ведь означало, что завод сделал всё точно в соответствии с нашими требованиями, которые были заложены в документации ЦКБ и путь для внесения официально каких-либо последующих изменений был очень труден и чреват тем, что давал в руки корабелам возможность переложить свои огрехи на нас, что они делали мастерски. Правда, для всех контрагентов всегда оставалась ещё «тропинка» для небольших по объему изменений, но уже за «отдельную плату». Слава богу, что нам везло и в особо крупных размерах платить не приходилось, а вообще-то без платы на судозаводе не обойтись — это дело обыденное. Размер отдельной платы ограничен только снизу — это «соточка»,а сверху явного предела не существует.

В конце января я впервые вызвал на ЛАО специалистов по входящим в «Скат» станциям. Главный конструктор станции миноискания «Арфа-М», любитель зимнего плавания и во все времена года легко, по-летнему одетый, Эраст Эдгарович Беркуль появился с сотрудниками нашего специализированного сектора — серьезным Толей Щукиным и всегда улыбающимся Олегом Ванюшкиным, который сопровождал «Арфу» до её гос’ов и хорошо вписался в наш основной коллектив скатовцев, а также с чрезвычайно скромным, с неподдельной постоянной грустью в больших, немного навыкате, светлых глазах, отличным специалистом-акустиком, разработчиком арфовской антенны Жорой Гришманом. Гл. конструктор и ответственный сдатчик, а также основной разработчик, настройщик, регулировщик и монтажник станции измерения скорости звука в воде «Жгут-М» Володя Шумейко, всегда оптимистично настроенный и неунывающий, который также надолго вписался в нашу команду, как и точно в таких же ипостасях станции определения начала кавитации гребных винтов «Винт-М», посвятившей себя затем науке, Женя Калёнов.

Приехал из Молдавии зам. Гл. конструктора эхоледомера «Север-М», который также входил в состав комплекса, Владимир Михайлович Щербаков, из города Бельцы с ПТО им. Ленина, на долю которого выпало много неприятностей и хлопот со своей разработкой. Человек скромный, начитанный и увлекающийся книгами. Мы, безусловно, взяли его под нашу опеку и всегда стремились ему помочь и не только потому, что он привозил нам интересные книги и угощал нас отборным молдавским вином.

1.9. Антенны

В феврале завод начал одновременно установку линеек основной антенны и линеек бортовых антенн. Технологические приспособления на капсуле были установлены, линейки полностью проверены и отмаркированы. Серьезные трудности возникли у заводских специалистов с точностью установки тяжеленных наших линеек. Очень упрощенно их установка производилась следующим образом. По периметру цилиндрической части капсулы в верхней и нижней её частях были установлены мощные стальные балки, которые служили направляющими рельсами, по которым перемещалась (катилась) очередная линейка до места её установки и закрепления. При монтаже почти каждой линейки возникали к нам вопросы, связанные с жесткими требованиями по точности их установки. Теперь уже к решению практических вопросов я вынужден был привлекать наших специалистов-разработчиков антенн и конструкторов, а для решения наиболее сложных вопросов вместе с Паперно, Идиным (Владимир Борисович Идин, к.т.н.— ст. научный сотрудник нашего сектора, комплексный зам. Главного конструктора, один из ведущих специалистов института в области шумопеленгования, который после «ухода» Паперно стал первым заместителем Гл. конструктора комплекса и руководителем нашей лаборатории) и Зеляхом (Вадим Элизарович — руководитель разработки подсистемы шумопеленгования, Главный конструктор станции миноискания «Радиан», высочайшей квалификации инженер, отдавший много сил и творческого труда институту) приезжали такие наши корифеи акустики, доктора технических наук, как Михаил Дмитриевич Смарышев — руководитель сектора акустических антенн и зам. Главного конструктора комплекса по антеннам, Евгений Львович Шендеров — руководитель сектора антенных обтекателей и Валентин Дмитриевич Глазанов — руководитель сектора антенных экранов.

Тем временем завод закатывал одну за другой линейки основной антенны, быстро продвигался с установкой бортовых антенн шумопеленгования и с большого количества вопросов начал установку бортовых антенн связи. А в конце марта на ЛАО началась поставка аппаратной части, многие приборы которой были буквально «тепленькие» после доработок по результатам стендовых испытаний. Наши приборы сразу устанавливались в 1 отсек, т.к. фундаменты под них уже были выварены. Завод форсировал эту работу потому, что секции лодки еще были не состыкованы и огромное количество скатовских приборов (около 100 стандартных стоек) удобно было загружать с открытого торца носовой секции, торца первого отсека. Было немного страшновато наблюдать, как наши аккуратные, серого цвета, стойки затаскивают в отсек, где одновременно работает около полусотни человек — сварщиков, рубщиков, монтажников, электриков, вентиляторщиков и бог знает ешё кого.

Фантастически быстро первыми были загружены шесть наших тяжеленных компенсаторов (приборы 18),которые стояли у носовой переборки отсека. Двух и трехсекционные приборы соединяли в единую конструкцию наши механики. Особенно крепко им пришлось поработать, когда начали устанавливать в рубке гидроакустики пульт (пр.4), который предварительно пришлось разделить не только по секциям, но и снять наклонную панель управления. Несмотря на то, что у механиков был уже опыт работы с пультом в стенах опытного производства и на стендах, в условиях лодки и крошечной рубки все было гораздо сложней.

Наша основная антенна довольно быстро принимала законченный вид и в первых числах апреля, параллельно со строителями, за нее взялись монтажники Эры, укладывая и закрепляя сотни проводов и прокладывая кабели от активных элементов в прочный корпус, а от пассивных в капсулу.

Посмотреть на свое будущее забортное хозяйство приходил и экипаж лодки. Это и командир со старпомом, а однажды даже замполит, но чаще всего мне приходилось быть гидом для начальника радиотехнической службы (РТС) лодки и группы акустиков. Не могу удержаться, чтобы не сказать несколько слов о командовании лодки и об экипаже, конечно не обо всем, а о той его части, с которой мы общались каждый день — начальник радиотехнической службы и акустики, хотя мог бы и обо всём экипаже, т.к. за годы совместной работы- службы у меня сложились хорошие, надолго оставшиеся в памяти, отношения с экипажем. Я был знаком, как любят говорить на флоте, фактически, со всеми офицерами и мичманами первого экипажа и со многими моряками срочной службы. Так вот, в 76 году, когда комплекс «Скат» был еще в стендовом зале института, посмотреть на него пришли командир лодки, старший помощник командира, замполит, помощник командира, начальник РТС и два гидроакустика — командир группы и инженер.

Экипаж лодки недавно приехал в Ленинград после обучения на тренажере в Обнинске. Тогда знакомить их с комплексом начал Громковский и продолжил Паперно, а я лишь встречал у входа в институт и сопровождал до стендового зала. Я был первым из всех скатовцев, кто познакомился с ними. И сразу же, практически после первых рукопожатий, мы ощутили какую-то взаимную симпатию, которой было суждено перерасти в хорошие, уважительно-деловые отношения на службе, а с некоторыми из них и в дружеские вне её.

Командир, тогда кап. 2 ранга Русаков Сергей Иванович, рыжеватый блондин с веснушками на лице, с хитрющими и одновременно смеющимися глазами, острый на язык, с явным нижегородским выговором, в речи которого постоянно присутствовало своеобразное четырехбуквенное выражение — «ёбть»; старший помощник командира, тогда кап. 3 ранга Малацион Сергей Павлович, черноволосый, с мягкой улыбкой ,с небольшим южно-русским акцентом — он был родом откуда-то из Украины; заместитель командира по политической части, тогда кап. 3 ранга Александрович Владимир Константинович, тоже улыбчивый, но с проницательным взглядом; помощник командира ,тогда капитан-лейтенант Хияйнен Владимир Львович, выпадающий из всего комсостава своей солидной комплекцией и высоким ростом (предыдущие три были, как на подбор, немного ниже среднего роста — настоящего подводного), серьезный и важный, в нем чувствовалась некоторая рафинированность флотского интеллигента, в чем он был очень похож на своего отца, контр-адмирала в отставке, бывшего Командующего подводными силами Тихоокеанского флота, бывшего начальника кафедры тактики использования подводных лодок Военно-морской Академии, а тогда сотрудника отдела координации нашего института Льва Петровича Хияйнена; начальник радиотехнической службы, тогда кап. 3 ранга Фролов Вячеслав Павлович, спокойный, выдержанный и серьезный, с минимумом внешних эмоций, имевший уже опыт общения с гидроакустическими системами, он мне всегда напоминал и внешне, и внутренне нашего руководителя группы разработки пульта и общекомплексных приборов Новожилова (Женя Новожилов, глубоко порядочный и честный человек, прошедший с нами путь до сдачи Госкомиссии первых четырех подсистем в 1979-м году, будучи на этом выходе начальником испытательной партии. Затем Главный конструктор ГАК «Скат-БДРМ», «Скат-Плавник» и начальник комплексного сектора), командир группы акустиков Ноиль Исхаков и инженер-акустик Игорь Левчин, тогда лейтенанты, совсем недавние выпускники ВВМУРЭ им. Попова, которые уже в училище были теоретически немного знакомы со «Скат’ом» — всёзнающий, резкий и невыдержанный со вздорным характером Ноиль и спокойный, не очень разговорчивый, усердный и толковый, красивый морской офицер Игорь.

Но любоваться открытым видом главной антенны нам оставалась недолго, т.к. завод уже заканчивал установку линеек и приступил к демонтажу технологических приспособлений, а вокруг антенны вырастали трехэтажные деревянные леса, на которых продолжали трудиться строители и эровцы. В конце апреля был доставлен на ЛАО наш стеклопластиковый обтекатель, который изготавливался на опытном заводе ЦНИИ технологии судостроения. Это была мощная конструкция впечатляющих размеров. Дело шло к зашивке носовой оконечности и превращении нашего рабочего места у основной антенны в «гауптвахту». К этому же времени были установлены и другие наши носовые антенны.

Носовая оконечность лодки выглядела довольно странно. Верхней части легкого корпуса и нашего обтекателя еще не было, но уже существовала платформа торпедных аппаратов, под которой была наша основная антенна и антенна связи — прибор 1К, пристроившийся прямо к платформе. Перед основной антенной торчали девять контрольных гидрофонов (прибор 1Ж) измерителя помех, а внизу заканчивался монтаж антенны станции миноискания «Арфа-М.» Параллельно шли подготовительные работы по внутреннему оснащению капсулы и подготовке её для приема капсульной группы аппаратуры. В хорошем темпе завершалась установка бортовых антенн шумопеленгования и связи, завод торопился стыковать секции лодки и «одевать» её в легкий корпус.

Апрель месяц закончился моим падением, в буквальном смысле слова. На лесах основной антенны, на верхнем этаже, я оступился и упал. На этом могла бы и закончиться для меня сдаточная деятельность и, вполне возможно, любая другая, если бы я полетел вниз, но меня спасла левая нога, которую заклинило в промежутке между двумя досками. Когда я доковылял до нашей комнатенки, чтобы переодеться, то левую брючину было не стащить так распухла нога. Был сильный ушиб и здоровая гематома. Пару недель пришлось похромать, а след того падения остался на ноге на всю жизнь.

1.10. Месяц знакомства и визитов.

Постепенно на стапеле, внутри многоэтажных лесов, стала вырисовываться лодка, а когда на вертикальном руле появилась гондола, то посмотреть на необычную корму приходили многие судостроители. Сразу после майских праздников сотрудники сектора акустических антенн Юра Веселков и Оля Дулова,члены нашей лаовской команды, начали большую работу по проверке правильности подключения преобразователей (полярности). Нужно было «простучать» ни много, ни мало 1024 приемника. По мере завершения монтажа антенны фронт наших работ расширялся и в нашей команде появился скромный и деловой инженер-конструктор Олег Дудаков и два механика опытного производства — безотказные Толя Сусарин и Валя Роговцев. За всю скатовскую установочно-сдаточную эпопею я не могу выделить отдельных людей или группу, чья работа была бы важнее или нужнее, чем работа других. Никаких сравнений типа хуже или лучше и быть не может. Все работали на совесть, с большой отдачей, не задумываясь даже о той степени риска, которой подвергали себя, начиная с работ на стапеле. Не устану повторять, что условия работы для всех нас всегда были тяжелыми, но и не устану повторять, что самые тяжелые условия работы, тяжелей которых было трудно придумать, здесь я могу выделить, были у тех скатовцев, которые работали с основной антенной и особенно, когда она оказалась в замкнутом объеме носовой оконечности.

Из соседнего цеха приехало и было установлено ограждение рубки уже с нашими обтекателями для антенн ОГС и связи, которые быстро были установлены на свои места. Теперь сооружение однозначно напоминало лодку. Закрылись легким корпусом на левом борту антенны первой подсистемы. Очень сложно происходило закрытие обтекателями бортовых антенн связи, где оказалось много технологических проблем. Так как это была уже конусная кормовая часть, где межбортное пространство было очень узким, то обтекатель почти ложился на преобразователи и отходящие от них кабели и вварить его в антенное окно, не повредив при этом антенну и кабели, было очень трудно.

В один из теплых майских дней всех ответственных сдатчиков всевозможных лодочных систем и одного заместителя ответственного сдатчика пригласили на совещание-знакомство с Председателем Государственной комиссии по приемке лодки. Тогда я и познакомился с контр-адмиралом Борисеевым. Этому знакомству суждено было быть до полного завершения всех испытаний комплекса в 1982 году. Николай Сергеевич был уже не молод, принял много лодок и, как говорили, был очень опытен,но и очень осторожен. Запомнился мне Николай Сергеевич с постоянным во рту мундштуком, с вставленной в него длинной сигаретой с фильтром, который он держал, как держат трубку. Он был заядлый курильщик. Знакомство происходило так. Ответственный сдатчик лодки Башарин произносил название системы и тут же вставал некто и сообщал свою сдаточную должность, фамилию и делал очень короткий доклад. Борисеев, не выпуская изо рта мундштук, что-то записывал в блокнотик. Когда Башарин произнес «Скат», встал некто Тесляров и сказал: «Заместитель ответственного сдатчика опытного образца ГАК «Скат». Борисеев, глядя в сторону Башарина, спросил, а где ответсдатчик. Башарин пожал плечами. Тогда я и сказал, что ответственным сдатчиком является Главный конструктор комплекса, Генеральный директор ЛНПО «Океанприбор» Громковский. Адмирал переспросил: » А вы его заместитель?» По военному четко я ответил: «Так точно» и с сожалением добавил, что только в части сдачи комплекса.

К концу мая началось начальственноокеанприборовское знакомство с лодкой и установленным на ней комплексом. Проходило оно по строго возрастающей должностной иерархии и создавалось впечатление, что было специально кем-то распланировано, а я то и дело получал задание встречать у проходной очередного начальника. Программа была составлена мной таким образом, что начинался осмотр с общего вида лодки на стапеле, затем подъем по лесам и проход в открытую носовую оконечность, где хорошо была видна наша антенна, затем вход с открытого торца в первый отсек, после которого снова выход на леса, подъем на самый верхний этаж (на крышу) и переход на правый борт со спуском на пару этажей, чтобы можно было увидеть еще не «зашитую» бортовую антенну шумопеленгования и затем в кормовой части бортовую антенну связи, потом опять подъем и любование гондолой. Чтобы спуститься на землю нужно было, так или иначе, двигаться в нос и, когда уже можно было сойти с лесов, я предлагал заглянуть еще и в капсулу. Правда, пробраться к горловине капсульного люка тогда было неимоверно сложно. Первым нанес визит начальник нашего отдела Николай Алексеевич Князев. Через пару дней я встречал у проходной начальника нашего отделения Бориса Николаевича Тихонравова. Затем на ЛАО прибыл зам. Гл. инженера Василий Михайлович Белозеров, после него — Главный инженер нашего Объединения Роблен Хоренович Бальян. В первых числах июня приехал Генеральный директор — Главный конструктор комплекса, совместив беглый осмотр лодки с осмотром нашей уже новой и большой шары в здании предприятия ЭРА.

Сколько я помню визитов нашего директора (на ЛАО, в Северодвинск или в Западную Лицу), он всегда считал необходимым принародно меня отругать, причем сценарий базировался всегда на моем неумении работать и не обращении к нему за помощью (я не умел работать с бухгалтерией, c отделом труда, со снабжением, с транспортниками и др. службами, непосредственно находящимися в ведении директора). Вероятно, так было надо. А то, что при очень редких к нему обращениях его реакцией была стандартная фраза (как и в этот раз): «Послушайте, Тесляров, решите этот простой вопрос сами», он забывал.

Вспоминая эту экскурсоводческую ветвь моей работы на ЛАО, не могу вспомнить ни одного визита руководителей наших общественных организаций. Почему-то ни верный помощник партии — комсомол, ни она сама, ни школа коммунизма — профсоюз не захотели воспользоваться удобным случаем строительства лодки с одним из главных заказов института и объединения прямо в Ленинграде и хотя бы просто побывать там и посмотреть, как и в каких условиях работают комсомольцы, партийцы и просто члены профсоюза. Но, когда несколько лет спустя, уже после сдачи комплекса в полном объеме, происходило вручение правительственных наград за создание головной подводной лодки, в числе которых были и нам предназначенные, то партийцы и бывшие комсомольцы, достигшие к тому времени парткомовских вершин, как и рекомендованные ими к награждению сотрудники, не имевшие никакого отношения к комплексу «Скат», стояли с широко расправленными плечами, подставив свою грудь под награды существенно высшего достоинства, чем, к сожалению, немногие непосредственные участники скатовских событий. Из 29 сотрудников ЦНИИ»Морфизприбор»,включенных в наградной список за создание головной подводной лодки проекта 671РТМ в части её гидроакустического вооружения,непосредственных участников разработки и испытаний  опытного образца ГАК «Скат» было всего 14 человек.

1.11. «Боря, наливай!»

Постепенно сооружение становилось похоже на лодку не только снаружи, но и внутри. Почти все строительные работы в капсуле были закончены и она была в нашем распоряжении. Средняя палуба 1 отсека украсилась стройными рядами скатовских приборов и в отсеке хозяйничали две бригады монтажников ЭРы. Одна прокладывала кабели, другая напаивала на их концы разъемы. Сразу же вылезли наружу наши ошибки в таблицах распайки, которые нужно было быстро устранять. Сначала была установлена, как сейчас говорят, горячая линия телефонной связи с институтом, но очень быстро она стала остывать, т.к. мы начали получать пополнение нашего ограниченного морфизовского контингента в лице комплексных разработчиков подсистем и разработчиков конкретных приборов, перед которыми стояла задача исправлять ошибки и идти по следам монтажников ЭРы, проверяя правильность распайки кабелей, «прозванивать» их перед подключением к приборам, а потом и проводить предварительную проверку приборов. На диспетчерских совещаниях строители уже начали поговаривать о спуске лодки на воду, подаче электропитания с берега и в дальнейшем, после физического пуска реактора, опробовании электропитания и вентиляции от корабельных систем, а также о проведении швартовных испытаний.

Ситуация с испытаниями была не совсем обычна, как и со многим, что касалось этой лодки. Несмотря на то, что это была головная лодка большой серии нового проекта, её системы, машины и механизмы во многом были аналогичны серийным лодкам проекта РТ. Вероятно поэтому в решении высоких инстанций и был определен срок сдачи лодки в 1977 году (чего там церемониться!). Нельзя сказать, что высокие инстанции совсем уж ничего не понимали с положением дел у опытных образцов гидроакустического и навигационного комплекса, корабельной информационной системы и некоторых усовершенствованных по сравнению с проектом РТ других систем. Поэтому нам предписывалось в период сдачи лодки в 1977 году обеспечить только безопасность её плавания (всего-то, без проведения каких бы то ни было собственных испытаний!!), а швартовные и ходовые испытания (мероприятия «Куплет-1″ и «Куплет-2″) провести в 1978 году и в 3-ем квартале 1979 должны были быть проведены государственные испытания комплекса (мероприятие «Обух»).

С навигационщиками было проще и они почти всё должны были закончить вместе с лодкой (главное было правильно войти в меридиан и ни за что из него не выходить), а потом лишь проверить функционирование в высоких широтах. С биусовцами было совсем хорошо, сроки их испытаний вообще были не ясны и уходили в такие дальние дали, что из 77 года были совершенно не видны (вероятно сказывалась их территориальная близость к высоким инстанциям), что в определенной степени помогло и нам в дальнейшем отделить принципиально новые пятую и шестую подсистему комплекса от первых четырех и провести отдельно их настройку и испытания.

Ну, а пока мы прозванивали кабели, перепаивали разъемы, «стучали» на основную антенну, крутили ручку «мегера», закрывали построечные удостоверения, ругались с заводскими конструкторами, технологами и даже с Заказчиком, подписывали бесконечные протоколы с какими-то отступлениями, отбивались на диспетчерских от наскоков строителей и монтажников Эры, водили экскурсии, иногда стояли на лаовских «коврах», вели собственную бухгалтерию и всяческий учет, писали служебные и докладные записки и один раз в месяц праздновали получение расходных материалов.

В середине июня на нас надвинулся обтекатель, началось окончательное закрытие носовой оконечности. Это был последний элемент, после установки которого лодка обрела полностью законченный внешний вид. И буквально через пару дней прошел слух о спуске лодки на воду в июле месяце. Наши «стукачи» планировали закончить работы с основной антенной в ближайшие дни, а где-то в середине июля завод грозился устроить проверку обтекателя на герметичность посредством заполнения его водой. Это обстоятельство позволяло нам еще на стапеле проверить антенну, кабели и провода после всех установочных и монтажных работ, а также проверить наше оригинальное и изящное техническое решение соединения проводов от приемных элементов антенны с кабелями. Изящество решения заключалась в том, что переход от проводов к кабелям происходил через одиночные разъемы («жила в жилу»). Провода от линейки заканчивались обрезиненными штекерами, а кабели, приходящие из капсулы, на конце имели т.н. «перчатку» — обрезиненную плоскую конструкцию, с одной стороны которой был привулканизирован кабель, а с другой — одиночные провода, оканчивающиеся обрезиненной розеткой. Штекер обмазывался кремнеорганической жидкостью в качестве смазки и вставлялся в розетку с небольшим усилием, при котором раздавался звук «чпок» и осуществлялся не только электрический контакт, но и уплотнение разъема за счет кольцевого буртика на штекере, западающего в кольцевую канавку розетки. Такое решение было весьма технологично и позволяло устанавливать линейки без болтающихся длинных кабелей, позволяло существенно облегчить строительно-монтажные и ремонтные работы. В общем, мы хотели, как лучше.

«Стукачи» заканчивали свою работу уже в камере обтекателя, уже на «гауптвахте», пока ещё на сухой «гауптвахте». Все развивалось нормальным образом и вдруг за день до проверки обтекателя на герметичность на ЛАО появились Ванюшкин с Гришманом и заявили, что им нужно срочно что-то сделать с арфовской антенной. Мы объяснили им ситуацию и они заверили нас, что за один день все сделают. В конце дня стало ясно, что нужно еще завтра чуть-чуть доделать. С большим трудом Пармет договорился с Башариным, о завтрашней работе, но только с 11 часов, так как с самого утра начиналась очистка обтекателя от строительного мусора и подготовка его к заполнению водой. Заливать должны были начать в 15 часов, после окончания первой смены. В этот день были отменены вечерняя и ночная смены с целью минимизации вероятности возникновения пожара на стапеле, т.к. для заливки обтекателя были задействованы все имеющиеся в цеху гидранты и брандспойты. А Ванюшкин с Гришманам, обещавшие всего на часик спуститься в обтекатель и к 12 часам вылезти из него, в 14.55 еще были там. В 15.00 меня вызвал к себе Башарин и строго предупредил. Я побежал на лодку и проорал в горловину лючка, что если они сейчас же не вылезут, то будут залиты и антенна уже им будет не нужна. Не отреагировали. В 15.30 меня вызвал начальник отдела строителей и сказал, что мы сорвем спуск лодки на воду — все уже рассчитано по часам. В 16.00, не стесняясь в выражениях, на меня ужасно орал Владимир Ильич (Гл. технолог ЛАО Водянов), требуя немедленно освободить обтекатель и называя это диверсией «Океанприбор’а». В 16.30 Башарин начал готовить телеграмму в Министерство, что по нашей вине будет сорван спуск лодки. В 16.45 «диверсанты» вылезли из обтекателя — смеющийся Ванюшкин и печальный Гришман. В 16.50 я прибежал к Борису Александровичу Башарину и сказал:
«Боря,наливай!»

1.12. Дело «чпок»

Через двое суток, за которые ни одной капли воды не появилось на вылизанной площадке цехового пола под носовой оконечностью, поступила команда «сливай воду». Двое суток корабелы, ничего не подозревая, мочили нашу основную антенну, антенну связи и станции «Арфа-М». Как только команда «сливай воду» была исполнена и в камере обтекателя снова было восстановлено освещение, Юра Веселков, Толя Сусарин и я нырнули туда, чтобы произвести внешний осмотр. Тогда мы еще не думали, что это полутемное, холодное пространство со скользкими лесами вокруг нашей антенны почти на четыре месяца превратится для некоторых из нас в основное рабочее место. Осмотр антенны мы начали с верхнего этажа. И вот, спустившись на первый этаж почти до уровня оставшейся не откаченной воды и заглянув на нижнюю крышку капсулы, через которую кабели входили во внутрь и на которой были раскреплены «перчатки», нашему взору открылась картина нескольких болтающихся разъединенных проводов. Толя хотел их снова соединить, но, когда он дотянулся до одного из проводов от перчатки, ему на руку вылилась из половинки разъема вода. Полную картину увидеть мы не смогли, т.к. не было возможности спуститься в самый низ обтекателя.

Обсудив ситуацию, мы решили, что это является следствием каких-то случайностей при монтаже. Не знаю уж какое чувство направило меня всё таки на консультацию в институт, а Миша Пармет пошел договариваться со строителями о полной откачке воды и сооружении дополнительных лесов или мостков внизу под капсулой . Юра Веселков со своей командой полез в капсулу, чтобы начать измерение сопротивления изоляции преобразователей и тем самым получить общую картину состояния антенны. В институте тоже решили, что это явление случайное, но на следующий день на ЛАО появились два специалиста из лаборатории кабелей и проводов акустического отделения — инженеры Юра Соболев и Лазарь Рабинович, а также уже бывавший у нас конструктор Виктор Шрайнер. Придя к нам на несколько дней, чтобы ознакомиться с положением дел на месте и проинформировать своих руководителей, они стали членами нашей команды до первых выходов лодки в море в Северодвинске.

В оставшиеся дни до спуска лодки на воду мы продолжали работы по проверке правильности распайки кабелей, но основное внимание было приковано к антенне. Довольно быстро строители отреагировали на наши обтекательные просьбы и мы смогли начать детальный осмотр монтажных узлов. Результаты совсем нас не обрадовали — мы увидели большое количество расстыкованных разъемов. Очень нерадостными были и результаты измерения сопротивления изоляции, примерно 25% из общего числа измерений показывали сопротивление близкое к нулю. Количественно это было больше видимых расстыкованных разъемов. Прежде чем принимать какие-либо кардинальные решения, мы решили попробовать заново состыковать разъемы, предварительно их просушив. Средством для просушки служило «шило», которым протирали разъемы, и в обтекателе быстро установился хорошо всем знакомый дух. Какую нужно было иметь силу воли и выдержку, чтобы работать в таких условиях! Первые же проверки после вторичной стыковки показали нормальное сопротивление изоляции. Попутно была определена причина пониженного сопротивления изоляции в тех местах, где не было явно видимой расстыковки. Оказалось, что обе половинки разъема ещё как-то механически удерживались в соединенном положении, но с уже попавшей внутрь водой.

В разговоре со строителями мы вынуждены были сказать о возникшей проблеме и о том, что нам понадобится еще некоторое время работать с антенной как в осушенном обтекателе, так и заполненном водой. Нас заверили, что трудностей в этом не будет, но только сразу после спуска лодки на воду обтекатель будет на непродолжительное время заполнен водой. Поэтому за оставшиеся дни до спуска главным нашим делом был «чпок», наши все усилия были направлены на восстановление разъемов. Некоторыми специалистами института была высказана мысль, что во всем виновата кремнеорганическая жидкая смазка и вместо неё была предложена консистентная. Восстанавливая разъемы, мы часть из них смазывали новой смазкой, часть старой. Попытки соединять разъемы вообще без смазки практически не удавались, т.к. смазка была заложена в идею и реализовывалась соответствующими размерами втулок, буртика, канавки и т.д. Тогда никому не хотелось думать, что это техническое решение в чем-то недоработано и от него придется отказываться.

 1.13. На невском берегу

Спуск лодки происходил в обстановке строжайшей секретности в ночь с 30 на 31 июля. На спуске присутствовал личный состав лодки, много работников ЛАО, проектанты корабля, было много военных и сотрудников разных организаций, имевших и не имевших отношение к строительству, партийных деятелей. Все было, как в кино. Митинг, оркестр и бутылка шампанского. После того, как бутылка разбилась о наш носовой обтекатель, лодка медленно поползла в свою родную стихию. На таком мероприятии я был первый раз. Зрелище волнующее и запоминающееся. Запомнился также послеспусковой лаовский банкет со многими тостами, обильной выпивкой и едой, который продолжался до вечера воскресенья. А с понедельника у нас начиналась новая жизнь, по крайней мере, на новом месте. Из спусковой бухты лодка была переведена вверх по Неве к достроечной стенке объединения (бывшая территория завода «Судомех»), которая находилась напротив Горного института. От посторонних глаз лодка была сверху и со стороны Невы ограждена маскировочной сетью. От нашей шары это было довольно далеко и мы получили новую, которая находилась в большом старом дебаркадере, установленном на берегу рядом с достроечной стенкой.

Этими хлопотами по получению и оборудованию новых рабочих помещений ещё до спуска лодки на воду занимались Пармет и Ира Торхова. Этот же дебаркадер служил казармой для экипажа лодки. Наш приход на работу совпадал по времени с утренним построением экипажа и казалось, что он выстроился специально нас приветствовать. Экипаж лодки был уже почти полностью укомплектован и в гидроакустической группе появились два её недостающих техника, два мичмана — Козлов и Горбач. Оба были Анатолии, оба были высокого роста, совсем не подводного. На этом их сходство и заканчивалось. Толя Козлов — высокий и худой, интересующийся техникой, энергичный и быстрый в принятии решений, готовый всегда откликнуться на просьбы. Толя Горбач — высокий, плотный и сильный (тяжеловес), делавший всё с некоторой ленцой, этакий увалень.

Строители обещали в ближайшие дни подать электропитание с берега, а через некоторое время, после физического пуска реактора, опробовать систему корабельного электроснабжения и вентиляции. Мы надеялись, что так и произойдет хотя видели, что система вентиляции наших приборов была еще далеко не готова. Теперь, заканчивая проверку кабельного монтажа, мы начали предварительную проверку параметров приборов аппаратной части и даже частичную подготовку к швартовным испытаниям. Но прежде всего мы должны были тщательно проверить и подготовить наши собственные распределительно-силовые щиты (приборы 21) к приему электропитания и окончательно выяснить причину расстыковки антенных разъемов.

Для строителей спуск лодки на воду означал начало сдаточных работ, как по самой лодке, так и по всем установленным на ней системам. С этого момента на лодке могли находиться только участники её сдачи и поэтому ещё в начале июля Башарин обратился к нам с настоятельной просьбой представить официальный состав скатовской сдаточной команды. На формирование списочного состава нашей сдаточной команды ушел почти весь июль и в конце месяца на столе у изумленного Башарина лежало официальное письмо с составом нашей команды. Общая численность составляла около 300 (!) человек. Руководителем сдаточной команды значился я — зам. отв. сдатчика комплекса и, кроме моего помощника М. Пармета, у меня появились, если так можно сказать, отраслевые заместители по отдельным направлениям работ — по антеннам, по акустическим измерениям, по ЦВС , по конструкторской части и по входящим в комплекс самостоятельным станциям «Арфа-М»,»Жгут-М»,»Винт-М», НОР-1 и НОК-1.

В эти дни наша команда достигала своего максимума за все время работы на ЛАО и, хотя мы не дошли до цифры 300, так изумившей Башарина, около 130 представителей одной из контрагентских организаций тоже впечатляет и дает представление об объеме работ по комплексу. Пользуясь случаем, мне очень хотелось бы поименно назвать всех, кто был в этой команде на правах её постоянных членов и кто помогал нам своим периодическим присутствием, а уж заодно сразу и тех, кто был в нашей Северодвинской, а потом и Лицевской командах. Но, чтобы не утруждать читателя длинным перечнем фамилий на всех этапах работ (около 130 на ЛАО, около 160 в Северодвинске и около 80 в Западной Лице), на этот раз я отступаю от своего принципа упоминать всех участников работ, подавляющее большинство которых я ещё помню. Поэтому я заранее прошу прощения у всех моих бывших коллег по работе, имена которых не будут упомянуты в этих воспоминаниях.

Итак, возвращаясь к комплексу, наши дела внутри прочного корпуса шли вполне нормально, заканчивая проверку кабельного монтажа и стыковку приборов между собой, мы готовились к приему корабельного электропитания и подключению наших приборов к корабельной системе охлаждения . А вот дела в камере обтекателя совсем нас не радовали. После откачки воды снова было обнаружено большое количество расстыкованных разъемов. Причем среди них были и новые и старые, которые мы уже один раз заново состыковали, были разъемы и с жидкой смазкой и с консистентной. Никакой явной закономерности не было. Проделав снова работу по восстановлению, мы попросили заполнить обтекатель водой. После двухсуточной выдержки картина повторилась в ещё больших масштабах и носила совсем уже массовый характер.

Тем временем подходил к концу август месяц, состоялся физический пуск реактора и теперь мы не только работали ниже ватерлинии, но и оказались на объекте с вредными условиями труда. За это геройство нам доплачивали соответственно 15 и 20% к окладам и еще мы получали талоны Р-1 (первая радиационная ступень) на обед.

Ира Торхова вела сложный табельный учет, получала на нашу команду талоны и мы с аппетитом обедали в лаовской столовой. Сейчас об этом очень просто вспоминать, а тогда, чтобы добиться выплаты полагающихся нам надбавок и оплаты наших обедов, мне пришлось выдержать не одну битву с главным бухгалтером института и начальником отдела труда и заработной платы, иногда привлекая на помощь Паперно (очень помог мне в этом ответственный сдатчик НК «Медведица» Леня Прицкер, который сделал для меня множество копий разного рода положений и приказов, регламентирующих выплату надбавок при работе «на кораблях и других объектах». У нас в институте, безусловно, были все эти приказы и положения, но получить к ним доступ в отделе труда и заработной платы было очень трудно.)

Но мы не только получили надбавки и с аппетитом обедали — мы получили ещё и электропитание для наших пассивных режимов и теперь шла работа по проверке отдельных приборов и их стыковке между собой. Правда, развертыванию этих работ на полную мощь нам мешало отсутствие корабельной вентиляции и большое количество наших собственных доработок, которые мы так и не успели сделать после стендовых испытаний. «Радостную» весть я получил из института, узнав, что принято решение полностью отказаться от разъемного соединения антенных проводов и перейти на прямую вулканизацию. Камера обтекателя становилась нашим постоянным рабочим местом, но ушло еще пару недель на налаживание в обтекателе более или менее нормального освещения и подачу туда электропитания для наших вулканизационных печек. К этому же времени, к началу сентября, стало известно, что на 11 октября намечен доковый переход в Северодвинск на достроечно-сдаточную базу ЛАО, предприятие «Дубрава».

Это известие совершенно нас не обрадовало, т.к. мы всё еще не могли начать в полном объеме комплексные проверки аппаратуры , как и совершенно не представляли во что выльется решение о замене разъемов на прямую вулканизацию. Уже было известно, что в этом году все усилия корабелов будут направлены на сдачу лодки, а наш комплекс должен будет обеспечивать безопасность её плавания. О более позднем сроке перехода в Северодвинск не могло быть и речи, т.к. даже в назначенный срок существовала реальная угроза наступления холодов и замерзания Беломорско-Балтийского канала, по которому осуществлялась проводка на Север. В не меньшей степени были озабочены и корабелы, прекрасно понимая, что от функционирования комплекса «Скат» зависит и судьба сдачи лодки.

И вот, совершенно для нас неожиданно, корабелы нашли выход. Используя свой богатый опыт доводки корабельных систем и достройки самой лодки во время доковой транспортировки в Северодвинск, Адмиралтейский завод предложил институту провести необходимые работы по настройке комплекса в доке за время 15-ти суточного перехода. Заводские специалисты гарантировали бесперебойное электропитание комплекса от системы электроснабжения дока, а для охлаждения приборов комплекса предлагалось к трубопроводам вентиляции комплекса подключить вместо лодочных кондиционеров доковые вентиляторы и для поддержания требуемой температуры воздуха в образованной таким образом системе охлаждения приборов предлагалось на палубе дока установить цистерну, в которую насосами накачивалась бы забортная вода, охлаждающая воздух, прогоняемый по трубам через эту цистерну. Одним из главных инициатором этого технического решения был Гл. технолог завода В.И. Водянов.

1.14. Незадолго до перехода

После обсуждения сложившейся ситуации и предложения Адмиралтейского завода, институту ничего не оставалось делать, как это предложение принять. Совместно с научно-техническим наблюдением от ВМФ и нашей военной приемкой были определены основные задачи, которые должны были обеспечить безопасность плавания лодки. Для их решения необходимо было, как минимум, ввести в строй тракт прослушивания подсистемы шумопеленгования, тракт ближней высокочастотной телефонии подсистемы связи и станцию миноискания «Арфа-М», используемую в качестве гидролокатора ближнего обзора. Поскольку связисты и арфовцы успели уже частично провести настроечно-регулировочные работы, было принято решение все усилия на переходе сосредоточить на подсистеме шумопелегования. Кроме того, переход в доке давал нам также время для вулканизационных работ и относительно спокойные условия для их выполнения.

С начала сентября, параллельно с работами на лодке, началась работа по подготовке к переходу. Прежде всего, необходимо было определиться с составом нашей команды. Пока шло у нас обсуждение, кто нужен из комплексников, кто из специализированных лабораторий, кто из цехов, ответственный сдатчик лодки Башарин в категоричной форме заявил мне, что от института можно взять не более 15 человек. Почти у всех судостроителей в разговоре с контрагентами всегда присутствовала ярко выраженная категоричность. Но к этому времени я уже мог на равных вести разговор с «судаками», имея опыт почти полутора лет работы на ЛАО, пройдя через многочисленные оперативные совещания и вызовы на заводской «ковер», где «по вине института» срывалась стыковка секций лодки, закрытие построечных удостоверений, монтажные работы, спуск на воду и даже физический пуск реактора. В такой же категоричной форме я ответил, что от института пойдет столько человек, сколько нужно для настройки комплекса, а иначе институт вообще не примет участия в переходе и настраивать комплекс будут сварщики, монтажники и гуммировщики ЛАО.

Конечно же, не мне было решать вопрос о принятии участия в переходе или нет, тем более, что решение уже было принято, но у судостроителей с незапамятных времен существует институт ответственных сдатчиков и к мнению ответственных сдатчиков систем и даже их заместителей они относятся уважительно. Кроме того, разговор на одном языке всегда более понятен. Тем временем в институте закончилось обсуждение состава нашей команды и были сформированы три основные группы специалистов: собственно группа шумопеленгования во главе с руководителем разработки подсистемы шумопеленгования В.Э. Зеляхом, в которую вошли специалисты комплексной лаборатории, лаборатории усилительных устройств, лаборатории приводных систем и конструктор-разработчик капсульных гермоблоков; группа пульта, общекомплексных приборов и устройств электропитания комплекса во главе с руководителем группы Е.П. Новожиловым, в которую вошли специалисты комплексной лаборатории, лаборатории электропитания, лаборатории индикаторных устройств, специалисты по цифровой вычислительной системе и устройству сопряжения аппаратуры комплекса с пультом, два цеховых механика; группа специалистов по основной антенне во главе со ст. техником лаборатории антенных устройств Ю.А. Веселковым, в которую вошли специалисты лаборатории антенных кабелей и проводов, конструкторского сектора и цеховые механики. Еще в команде был один радиомонтажник и я, ведущий инженер группы Главного конструктора, заместитель ответственного сдатчика комплекса.

Я прекрасно понимал, что просто так будет очень трудно сохранить нашу команду, которая первоначально насчитывала 35 человек, и поэтому за подписью Громковского на ЛАО было отправлено письмо, в котором институт сообщал своё официальное согласие на участие в переходе, основные направления работ, выполнение которых позволит обеспечить сдачу лодки, и поименный состав наших специалистов. Отрицательной реакции на письмо не последовало и вопрос с численным составом наших специалистов был закрыт. Конечно же, Башарин не имел никакого злого умысла, ограничивая наш состав, напротив, он был очень заинтересован в функционировании комплекса. Просто, имея опыт таких переходов, он прекрасно представлял все трудности быта на доке для большого количества людей.

Теперь предстояло решить основные организационные вопросы в институте. Предварительно я обсуждал эти вопросы в разговоре с Паперно и мы пришли к выводу, что прежде всего необходимо решить вопрос оплаты труда участников перехода и обеспечение их теплой одеждой. Имея прецедент аккордной оплаты при работах в период стендовых испытаний комплекса, Паперно сумел договориться с директором института об аккордной оплате на время перехода, а зам. директора по общим вопросам получил указание об обеспечении всех участников перехода полным комплектом теплой одежды (шерстяные рейтузы и свитер, меховые рукавицы, меховые сапоги или унты, меховые носки-унтята, меховые шлемы, меховые брюки и знаменитые меховые контрагентские шубы) и первоочередном обеспечении по заявкам комплексной лаборатории необходимыми комплектующими и электрорадиоэлементами. Ни настроечно-регулировочный ЗИП, ни, тем более, штатный возимый ЗИП комплекса к тому времени не были готовы. Вся надежда была на лабораторные запасы модулей и блоков, которые в небольшом количестве имелись у разработчиков.

Размещение на лодке членов нашей команды было ориентировано, главным образом, на первый отсек — верхнюю (торпедную) палубу и торпедный погреб на средней палубе. Оборудованных спальными местами кают на лодке было очень мало и в них размещались офицеры команды. Большинства кают еще вообще не было, жилые отсеки были недостроены, как и вся лодка в целом. Частично вопрос размещения мы решили сами. Группы Зеляха и Новожилова решили расположиться прямо на своих рабочих местах — в капсуле и в рубке гидроакустики. Согласовывая это наше решение с Башариным и Русаковым (два руководителя перехода), выяснилось, что если на лодку будет периодически подаваться теплый воздух, то возможности подогревать капсулу нет. Этот факт не ослабил энтузиазм комплексников и, заручившись обещаниями получить в институте электрообогреватели, они оставили свое решение в силе. От завода нам было гарантировано получение сколоченных из досок лежаков («самолетов»), матрацев, одеял, подушек и постельного белья. Кроме того, нам обещали сделать огражденный леерами спуск по закругляющейся носовой оконечности лодки к открытой нижней левой торпедной трубе, через открытый лючок в которой можно было попасть в камеру обтекателя, а также укрепить деревянные леса, окружавшие нашу антенну. Вопрос о подаче теплого воздуха в обтекатель (наше самое холодное рабочее место), как сказал Башарин, будет решаться по месту.

1.15. Немного истории с географией

Нам предстояло пройти от стенки Адмиралтейского завода почти по всей Большой Неве, подо всеми её мостами, до Ладожского озера, затем вдоль юго-восточного побережья Ладоги до устья реки Свирь, далее по Свири выйти в Онежское озеро и, двигаясь на Север, дойти до поселка Повенец (недалеко от города Медвежьегорска) откуда начинается собственно Беломорско-Балтийский канал. Отсюда нам нужно было подняться по знаменитой Повенчанской лестнице с помощью 7 шлюзов на 70-метров выше Онеги до озера Волозеро, которое служит водоразделом, а затем с помощью 12 шлюзов спуститься на 102 метра вниз к городу Беломорску, откуда уже по Белому морю дойти до Северодвинска. Общая длина нашего пути примерно 1100 км — около 600 км, можно сказать, чистого пути по Неве, Ладоге, Свири и Онеге, затем собственно канал длиною 227 км, из которых 40 км судового хода пробито в скалах, а остальной путь проходит по озерам Волозеро, Выгозеро, Узкое и Маткозеро и снова почти 350 км чистого пути по Белому морю.

Канал — это 19 шлюзов, множество дамб, плотин, водоспусков и небольших электростанций. Глубина канала 5 м и он принимает суда с осадкой не более 4м. ББК имеет свое единственное среди всех каналов «лицо» — деревянное исполнение всех 19 шлюзов и большей части искусственного судового хода. Ровные метровые квадраты бревен — ряжи (метр бревен вдоль, метр поперек), «униформа“ канала. Правда, время делает свое дело и кое-где деревянные ряжи уже заменены на бетонные. Некоторые шлюзы вырублены прямо в скалах, что поражает воображение. И все это сделано почти без применения какой-либо техники, руками многих тысяч людей (вернее их жизнями) — заключенными ГУЛАГа в начале тридцатых годов прошлого века. Вот такой один из «памятников» великих строек коммунизма нам предстояло увидеть. Но главное, что нам предстояло, это ввести в строй аппаратуру шумопеленгования и отремонтировать шапэшную часть антенны в неимоверно трудных условиях работы и быта.

Наш путь:
Ленинград — Нева — Ладога — Свирь — Онега — ББК — Белое море — Северодвинск

1.16. Перед самым переходом

Во вторник,11 октября 1977 года, все было готово к переходу. Лодка стояла в огромном транспортном доке, обтянутая сверху брезентом. В нижней носовой части дока были оборудованы камбуз и столовая, где стояли два сколоченных из досок длинных стола с такими же длинными скамейками по обеим их сторонам. Одним концом первый стол упирался в камбуз, где приготовлением пищи будут заниматься моряки из камбузной команды и добровольные лаовские помощники (нас тоже будут привлекать на камбузные работы, но в качестве подсобной рабочей силы, главным образом, для чистки картофеля). За этими столами должны будут сразу в одну смену разместиться все участники перехода — военные и гражданские, которых набиралось примерно 200 человек (нас 32, омнибусовцев-агатовцев 8, около 90 заводчан и эровцев, экипаж лодки).Места за столами были распределены заранее — первыми от камбуза места для экипажа, затем заводчане и эровцы, потом мы и агатовцы. Отход дока был назначен на 23.45. Накануне Миша Пармет и Ира Торхова получали на заводе для нас комплекты спальных принадлежностей и нашу месячную норму расходных материалов, среди которых был такой важный и необходимый материал, как шило. Нам был назначен сбор на ЛАО, у дока, ровно в 23.00, но мы договорились собраться пораньше на час, надеясь спокойно и не торопясь загрузиться и обустроиться.

В назначенное время на пирсе собралась вся наша команда:

Зелях В.Э. — вед. инж., Антипов В.А. — инж., Зильберг М.Х. — вед. констр., Кокошуев С.В. — инж., Карьев Е.С.— ст. инж., Мельников И.Н. — вед. инж., Макаров В.А. — регулировщик, Федоров А.С. — вед. инж., Шнитов С.Н. — техник, Щуко Е.А. — ст.инж.;

Новожилов Е.П. — вед. инж., Аршанский Б.С. — вед. инж., Глебов Ю.А — вед. инж., Гурин Б.И. — вед. инж., Докучаев Ю.М. — ст. инж., Емшанов В.В. — техник, Зверев А.С. — инж., Иванов Ю.А. — нач.сектора, Петров Ю.В. — вед.инж., Смола А.Г — регулировщик, Цыганков А.А. — ст. инж., Черняев В.Н. — ст. инж.;

Веселков Ю.А. — ст. техник, Бойков Ю.Н. — механик, Гензлер Г.Б. — ст.инж., Роговцев В.М. — механик, Рабинович Л.Л. — инж., Соболев Ю.Р. — ст.инж., Сусарин А.Н. — механик, Шрайнер В.П. — инж.-констр.

Вместе с монтажником Борей Матвеевым и со мной нас было 32 человека.

Техническое руководство настройкой подсистемы ШП возложено на Зеляха. В части введения в строй общекомплексной аппаратуры для решения задач шумопеленгования ему будет помогать Новожилов, в части ремонта антенны — Веселков. Общее руководство всеми работами, взаимодействие с заводом, командованием лодки и дока на мне.

11 октября была типичная холодная осенняя ленинградская погода, дул сильный ветер и моросил дождь. Наши надежды на упорядоченную загрузку не оправдались ни в 22, ни в 23 часа. Много различных забот было у экипажа и все гражданские, включая заводчан, должны были ждать пока экипаж уладит свои дела на своем корабле. Несмотря на дождь и ветер ожидание не было тягостным, у всех было немного приподнятое настроение, которое ещё больше поднимал прощальный концерт, который давали на пирсе москвичи-агатовцы-омнибусовцы.

Вся их команда, человек 40, пришли провожать своих «путешественников». Все были под хорошими «парами» расходного материала, пели песни и танцевали под баян и гитару. Нас провожали более скромно. На пирсе были А.И. Паперно, В.Б. Идин, М.С. Пармет и Ира Торхова. Я, получая последние наставления от Паперно, обещал использовать любую возможность для информирования о наших делах. Ещё в институте мы договорились, что Пармет и Ира Торхова за несколько дней до нашего прихода выедут в Северодвинск для решения всякого рода организационных вопросов, оборудования наших служебных помещений, решения жилищных проблем и пр.

Неожиданно ко мне подошел ст. помощник командира лодки Сергей Малацион и, отведя в сторону, вручил мне ключ от каюты лодочного шифровальщика («секретчика»), сказав, что там командирский и его багаж и м.б. можно ещё втиснуть один лежак (с Сережей Малационом меня связывали наиболее дружеские отношения из всего экипажа лодки). Я сразу же известил об этом Мишу Пармета, т.к. решалась проблема размещения наших собственных вещей (за время работы на ЛАО мы обросли собственной бухгалтерией и некоторым имуществом) и решалась проблема размещения очень ценного багажа, вернее сказать бесценного, канистры шила, которую приготовил для нас Пармет. Воспользовавшись нашим «служебным положением» и знакомством с моряками, стоявшими на охране трапа, ведущего на док, я и Пармет проникли на лодку, открыли каюту на нижней палубе второго отсека и, сделав некоторое перераспределение кое-как набросанных туда вещей, поставили наш ящик и разместили лежак, который приходилось каждый раз ставить на ребро, чтобы закрыть дверь каюты. Но все равно это было „царское спальное место“, которым одарил меня старпом. Итак, спальная проблема одного члена нашей команды была решена.

Вернувшись на пирс, мы вместе со всеми продолжили ожидание официального разрешения на загрузку. Такое разрешение последовало уже 12 октября в 00 часов 30 минут с грозным предупреждением, что ровно в 1 час ночи док отойдет от пирса. Моя память не сохранила всех деталей этих безумных 30 минут, творилось что-то несусветное. Одетые в шубы и вооруженные личными вещами, измерительными приборами, документацией, лежаками и матрацами, мы протискивались сквозь толпу заводчан, разбавленную поющими москвичами, которые стремились первыми взять на абордаж док и далее проникнуть в лодку с целью занятия наиболее престижных мест на палубах разных отсеков.

Закончилась наша жизнь на ЛАО, впереди был переход и новая жизнь в Северодвинске. Вспоминать о событиях 15-ти суточного похода из Ленинграда в Северодвинск мне помогли мои заметки, мой доковый дневник, который я начал вести на переходе с намерением его продолжить и дальше. Но, по причинам, которые не могу вспомнить, моим намерениям было сбыться не суждено, о чем я весьма сейчас сожалею. Хорошо, что хоть каким-то чудом сохранились доковые заметки, доковый дневник, который начался с хаоса и неразберихи при загрузке на док 12 октября 1977 г.

Слева направо:
Генеральный директор ЛНПО «Океанприбор» — Главный конструктор ГАК «Скат» В.В. Громковский;
первый заместитель Главного конструктора — начальник комплексного сектора А.И. Паперно (до ноября 1978 года);
заместитель Главного конструктора комплекса, ст. научный сотрудник комплексного сектора В.Б. Идин,
с января 1979 года первый заместитель Главного конструктора и начальник комплексного сектора.

1977 год. Сотрудники комплексного сектора — разработчики ГАК «Скат».
Памятная фотография к 55-летию начальника сектора
и первого заместителя Главного конструктора комплекса А.И. Паперно
(крайний справа в первом ряду)

Далее

В начало

Автор: Тесляров Борис Владимирович | слов 12340

комментариев 5

  1. Меклер Владимир Михайлович
    22/10/2012 13:01:48

    Удивительно,сколько подробностей сохранила память автора ! Не иначе,как Борис Владимирович вел с детства дневники. Учитывая описываемую автором тему,не хватает только чертежей и принципиальных схем.

  2. Отвечает Тесляров Борис Владимирович
    27/10/2012 22:03:21

    Уважаемый Владимир Михайлович !
    Прежде всего хочу выразить Вам свою благодарность за то,что уделили внимание моим воспоминаниям и прочитали их. Я с большим вниманием и интересом прочитал Ваш небольший по объему,но такой значительный по смыслу комментарий. Завидую Вам,мне никогда не удавалось так лаконично и с глубоким содержанием выражать свои мысли.По всей видимости,Вы талантливый человек.(Вспоминаете выражение А.П.Чехова ? )
    А теперь по существу Вашего комментария.
    1.Должен Вас разочаровать,т.к. дневники ,кроме школьных,никогда не вёл и единственная проба была сделана во время докового перехода из Ленинграда в Северодвинск (см.гл.1.16). В послесловии к воспоминаниям я объяснил,почему мне легко,а значит и довольно подробно,вспоминались события тех далёких дней.Не сомневаюсь,что если бы в период Вашей деятельности у Вас была бы такая же высокая степень ответственности за выполняемую работу и за большой коллектив сотрудников,участвующих в ней,и в таких же условиях,то Вы бы тоже помнили много подробностей.
    2. Если у Вас,Владимир Михайлович, есть вопросы по теме моих воспоминаний,опубликованных на этом сайте, то , пожалуйста,адресуйте их администрации сайта. А что касается Вашего сожаления по поводу нехватки «чертежей и принципиальных схем» ,то их,вообще-то,можно добавить.Конструктив сайта позволяет это сделать.Но,честно говоря, не уверен,что это нужно, не всем они будут понятны,как и Вам. Зачем же Вам они ?

  3. Абрамов Николай Александрович
    28/11/2012 05:25:13

    С большим интересом прочитал совершенно исторический по своему значению документ, как реально ковался наш отпор Чемберлену. Причем, не лозунгами, а конкретными людьми с решением сложнейших технических задач. Попутно вспомнил, как еще в те же времена \середина 70-х\ на подводной лодке К-42 627А проекта в Приморье испытывали и отрабатывали конструкцию механизма буксируемой антенны для комплекса Скат. Для этой цели был модернизирован кормовой вертикальный стабилизатор, где размещалось устройство. Конечно, тогда — мало похожего на обтекатель РТМ-проекта. Я в то время был на этой пла управленцем \оператором пульта ГЭУ\. Курировал от науки и флота это дело вице-адмирал Хияйнен, упоминаемый Вами, который достаточно часто, сам, выходил с нами в район испытаний. Поскольку антенну то и дело, то теряли, то вручную затаскивали на надстройку\ по разным причинам\, то наша лодка после устранения замечаний \а ученые буквально в 2-3 дня их устраняли \тут же снова выходила в район. Вводили ГЭУ, иной раз, по два раза в неделю, что весьма способствовало совершенствованию наших профессиональных навыков по вводу — выводу реакторов. На первом поколении, где большинство операций делалось вручную — это было немаловажным. Всё повествование весьма точно передает взаимодействие науки и производства в создании новейшей техники. Мне это весьма знакомо по своей прошедшей службе. Конечно, кто-то может язвить про монтажные схемы, чем видеть на фоне инженерной работы сложнейшую обстановку того времени. Успехов Борис Владимирович!

  4. Смирнова Мария Юрьевна
    23/06/2017 15:59:24

    Здравствуйте! А выпускалась ли книга в бумажном формате? Если да, где ее можно приобрести?

  5. Смирнов Алексей Викторович
    16/04/2020 02:32:18

    Ничего не изменилось! Сейчас также проходят испытания новейшие атомные подводные крейсера и дизель-электрические подводные лодки в части, касающейся гидроакустических комплексов.
    Опыт проведения испытаний новейших гидроакустических комплексов в Белом, Баренцевом, Норвежском морях бесценен! Аппаратура стала занимать меньше места по сравнению со Скатом, — полным ходом идёт модернизация российских подводных лодок, а также создание новых.
    Мне, как человеку, принимающему участие в создании новейших образцов военной техники — гидроакустических комплексов на атомные подводные крейсера 21 века, было крайне интересно прочитать полностью весь рассказ «От Карповки до Норвежского моря» и узнать в этом рассказе и нашу команду, команду современных инженеров.


Добавить комментарий