Часть 12. На зубовном скрежете…( с отступлениями)

 

Про затопление отсека вспомогательных механизмов

Рано  или поздно, наш атомовоз  с Камчатки передислоцировали к новому месту базирования в Приморский край. О том, что означает  каждая такая смена места обитания – знают все военные.

Ты, вроде прижился, окопался, обзавелся друзьями, что-то появилось  в твоей квартире или комнате, наряду с казенными шкафами и столами, жена устроилась, кое-как,  на какую-то работу (конечно и никогда! – по специальности),  зарплата северных районов вроде устраивает…

Но, вдруг, приходит распоряжение и всё летит прахом. Впереди – совершенно невнятные перспективы, отсутствие  жилья, семьи – новые условия службы, к которым надо привыкать.  Случаются такие драмы – Шекспир переворачивается!  В моей флотской бытности было несколько таких крутых перемен. То, мою первую К-42 – отправили с Камчатки в Большой Камень в бесконечный средний ремонт. Только он, наконец-то, прекратился – снова на Камчатку. А народ-то, уже зацепился за землю, за аборигенок  (чилимок – на местном жаргоне), дети, здесь появившиеся,  уже засобирались в школу, огороды, дачи, личный транспорт.  Со стороны такой отход – по эмоциональности – точно,  как у  негров в рабство.  Не успели  на 42-й снова прижиться на Камчатке – опять, назад, на модернизацию – туда же. А уже – ни квартир, ни брошенных дач. Только с аборигенками проще.

ПЛА К-115 последний раз уходила навсегда в Приморье  из  Рыбачьего. (Забыл, за древностью лет! Было еще одно возвращение на Камчатку, уже без меня, на этот раз, действительно, навсегда).  Решетку ворот на техтерриторию облепили несчастные жены. Выход подводникам с пирса запрещен, фактически под  расстрелом.  На корне пирса расхаживает часовой из  комендантского взвода дикой дивизии.

Нам доведено, что при попытке покинуть  пирс, ему дана команда применять оружие. Расстарался  командир дивизии Алексей Арсентьевич.  Всё-таки, думаю, что команда на стрельбу, была блефом. Но, зная этих ребят – моя твоя не понимает – рисковать не стоило. Так что – типичный 37-й год – рыдающие жены, подавленные подводники и впереди легендарная бухта имени героя гражданской войны Павловского, которой нас пугали еще в бытность курсантами.  Конечно, мы там были и на 42-й и на 115-й, но это были как бы гостевые заходы. А тут – навсегда. Настроение – только в непарламентских изречениях. Конечно, правильно умная пословица гласит,  про того самого малёванного чёрта – пройдет время  – все окопаются и т.п. – см.  выше.  А также, что не делается – всё к лучшему.  Именно Приморью,  я обязан всем в последующей  жизни, связанной с парусами и, пройденными под ними,  почти  всеми морями и океанами.  Но  пока, до этого была целая вечность.

Ошвартовались в знаменитой,  по черному юмору,  бухте.  Знакомство с местной ЭМС.  Начальник – Беловолов  Вячеслав Александрович – человек, с первым поколением знакомый, не понаслышке.  На Камчатке я несколько расслабился среди опекавших  меня флагманских специалистов ЭМС – всех выходцев со второго поколения.  Поскольку технические тонкости первого поколения  им  были не совсем  известны, то я чувствовал себя, как та самая рыба в своей стихии. Никто не мешал и не лез с руководящими указками, кроме общих для всех проектов ПЛА, дел.  Здесь же, нас сразу взяли в оборот, так что мы поняли, что дилетанты в этой суровой подводницкой провинции отсутствуют. Но, рано или поздно, все притерлись – пошла размеренная будничная  флотская деятельность.  По четвергам мы (командиры БЧ-5) докладывали начальнику ЭМС о своих проблемах и состоянии ГЭУ.

Командиром дивизии был назначен Белоусов Алексей Арсентьевич, который нас в свое время выпроваживал с Камчатки. Начальником ЭМС флотилии был Олег Данилович Надточий, с которым мы пересекались еще в бытность мою лейтенантом в Большом Камне, где он также был НЭМСом и  в своем вечном звании  – звании капитана первого ранга.  Был он физически крупным и занимался большим теннисом.  Он меня, постоянно,  на флотильском пляже в бухте Открытой требовал научить его хождению на виндсерфере, единственным обладателем которого, я был. Но, несмотря, на наши совместные мучения, так на тот период и не освоил, как держать равновесие с помощью ветра. В соседнем полку  (так между собой именовали дивизию стратегических АПЛ) начальником ЭМС был Генрих Борисович  Иванов, одно время бывший на Камчатке моим руководителем – заместителем НЭМС по СЭУ. С ним нас связывали совершенно уважительные отношения, которые в последующем, продолжались при самых разных обстоятельствах нашей деятельности.  В недалёком будущем, Генрих Борисович, демобилизовавшись уже с должности зам. начальника ТОВВМУ им. адмирала С.О. Макарова, ушел работать на учебное  парусное судно «Паллада». (Благодаря Валере Заковоротному – международному мастеру по парусному спорту – преподавателю, на то время, там же, и ходившего на этом УПС руководителем практики курсантов).  Работая в разных должностях на паруснике, Г.Б. через какое-то время, стал на нем учебным помощником,  был во множестве больших и интересных рейсов, создал небольшой музей, который мне показывал.  В то время – нашей службы в подводных войсках – я, ни в каком сне, не мог видеть, что, когда-то,  судьба свяжет меня  с парусным спортом и, впоследствии, на годы – с учебными парусниками «Надежда» и «Мир».  Через какое-то время, после бухты Павловского,  мы с Генрихом Борисовичем встретились на острове Че-джу-до в Корее, где Паллада обеспечивала крупную парусную регату. Наша яхта «Караана», в свою бытность принадлежавшая Фёдору Конюхову,  на которой тот  ходил (?) в свою первую  кругосветку – пришла на этот райский остров (Че-джу-до) в последний день вечером  перед стартом регаты. Ветра почти не было, кое-как,  мы добрались с помощью двигателя и ещё успели на вечерний банкет в честь участников. (Надо было видеть наши продубленные рожи – с корабля на бал, в прямом смысле!).  Рано утром следующего дня, мы подошли на яхте к Палладе и я, узнав в какой каюте Генрих Борисович, постучал в дверь. Надо заметить, что к этому времени мы не виделись, наверное, лет семь. И выглядел я  без  привычной  флотской формы, в яхтенном комбинезоне, под ним в водолазном свитере, с обветренной  и  обожженной солнцем физиономией, достаточно экстравагантно.  Так или иначе, мой бывший начальник открыл дверь. Было видно, что он только проснулся. Увидев меня, он прошептал – Надо же! Приснится же такая чертовщина!  И попытался дверь закрыть. Но я не дал ему это сделать. А весьма буднично поздоровался: – Здравствуйте Генрих Борисович! – Нам надо литров сто солярки!

Как будто мы расстались не семь лет назад, а где-то вчера. Г.Б.  снова попытался закрыться.  Но я сильнее. Держу дверь.  Мы, говорю, подлетели на Караане, в последний момент,  и по  пути  у нас водка кончилась.  Залить в бак нечего.

– ???…

–  Да, нет – мы  ее меняли на топливо, у рыбаков в море…

–  А вы – кто?    Вижу, Г.Б. начал просыпаться.

–  Да, это же я, Николай…

–  Коля!!!  Какими судьбами?

И всё по новой.  Кто такая Караана, почему я, вдруг здесь и т.д.

– А сколько времени?

– Смь часов – отвечаю. А старт в десять.

Да, нет, говорит Г.Б.  Здесь время на два часа раньше и сейчас все спят. Давай встретимся  чуть позже, когда  стармех  будет на ногах.

Вот так мы встретились.

Топливом  с  нами  Паллада поделилась щедро.  Заполнили все баки и запасные канистры. Отливы – приливы в Корее достигают больших величин и  утром наша мачта только  чуть, выглядывала над пирсом. Распрощался со своим другом и на глазах курсантов прыгнул с пирса на свою палубу,  скользя руками по штагу. Генрих позже рассказывал, что это было очень эффектно.

В той первой гонке, в слабый ветер, мы на своей яхте сошли с полдистанции (надо было огибать весь остров) и  глубокой ночью вернулись  к своему причалу. Было понятно, что гонка закончится очень не скоро, а через день старт – в другой город. Мы же, по сравнению с теми, кто пришел на остров много раньше, еще ничего здесь не видели и решили, что ловить нам с нашей тихоходностью нечего, а лучше, с утра осмотрим этот рай миллионеров.  Едва мы коснулись в темноте причала, как вдруг вспыхнули несколько прожекторов. Нас облепили какие-то люди с телекамерами и фотоаппаратами.  Напрасно мы, что-то им объясняли, что у нас якобы поломка, что мы не закончили гонку и т.п. Они, как мы поняли, ждали финиш и мы им это удовольствие нечаянно доставили.  Отсняв всё, что возможно, быстро свернули свои посты и уехали по редакциям.  По ходу этой регаты, капитан Паллады Николай Кузьмич Зорченко, у которого мы часто бывали на борту в гостях, встретившись с нами,  рассказывал, что никак не мог понять, почему по ТВ, на каждом канале мелькают наши лица и яхта Караана. По сюжету понятно, что мы в чем-то отличились.

Двое из журналистов  еще долго шарились у нас на яхте внутри, а впоследствии, и шли с нами на очередном этапе до Пусана.  Мы были, как положено, заросшие, в жутковатом снаряжении и  несколько далековатые от  цивилизации.  Разумеется, на офицеров и близко не похожие.  И однажды, во Владивостоке, по окончании международных гонок на Кубок Залива Петра Великого, где мы своим экипажем на гоночной яхте «Браво»  (Конрад-25R)  заняли призовое место и стояли на построении награждаемых,  кто-то, дёрнул меня за рукав.  Оборачиваюсь, а это тележурналист мистер Сон, который ходил с нами. Глаза у него как две тарелки. Конечно, в форме он меня ни разу не видел, да еще с погонами капитана первого ранга. – Привет, говорю, Сон! Рад видеть. – А вот и Вася! – Поздоровайся. И подвёл, совсем опешившего,  Сона, к Васе Ковалю – полковнику медицинской службы – тоже, в черной военно-морской форме. Изумление бедного Сона надо было видеть. У них в Корее к военным отношение особое. Представляю,  что  он, впоследствии,  рассказывал своим коллегам.

Местом, где жили семьи военморов – был поселок Тихоокеанский в 17-ти км от бухты, поменявший множество названий, заканчивая названием Шкотово-17, и окончательно утвержденный как город Фокино.  Ездил  я туда редко, предпочитая свое немногое свободное время проводить на виндсёрфере,  совершенно экзотическом по тем временам плавсредстве. Но иногда, может,  раз в три месяца, после каких-то напряженных дел на корабле – выбирался к своим друзьям. И как-то, вернувшись утром, не увидел у пирса свою К-115. Не понял!? И побежал в штаб дивизии. А там уже комдив Алексей Арсентьевич из окна кабинета машет мне рукой – срочно к нему. Без лишних разборок – почему, да как – объяснил, что наша лодка ночью по тревоге завелась и вышла в море на вытеснение фрегата  «Нокс».  (Вытеснение – по тем временам холодной войны,  означало в буквальном смысле вытеснение врага. Оружие применять нельзя, но всевозможными мерами опасного маневрирования, навала и т.п. надо было заставить супостата выйти из наших территориальных вод. Конечно, атомные лодки служили поддержкой своих надводных собратьев, которые без страха и упрека шли на прямое столкновение. Американцы знали это!)  Сказать, что я переживал свое отсутствие – ничего,  не сказать. Впервые, я не оказался на борту в столь ответственный момент. Но, Белоусов А.А. тут же поручил мне вступить в обязанности командира БЧ-5 гвардии (К-133), на которой меняют фильтр активности первого контура, держит ее резервный экипаж, а командира БЧ-5 тоже, по какой-то причине,  нет. И попросил организовать эту работу в кратчайший срок для выхода лодки на ту же задачу.  По технологии на замену шихты в фильтрах надо не менее недели. Должен подойти к борту ТНТ (танкер для  приема жидких радиоактивных отходов), протянуть шланги, обеспечить наличие дозиметристов, отбор проб и ряд других дел. Помимо этого надо отдать заглушки на сотой сборке (это название  фильтра с обвязкой из трубопроводов),  проверить ее отсечные клапана,  обеспечить дезактивацию возможных при этом протечек (давление в контуре под 140 кг), закрепить  рядом со шлангом дозиметрический прибор, по которому  контролируется выход отработанной шихты из фильтра и т.д.  В обычной мирной ситуации всё это делается не спеша, с многочисленной волокитой по заказу и подходу танкера, дозиметристов, проб-отборщиков  и прочих дел. Конечно, на гвардии, никакой конь, нигде не валялся.  Собрал первый дивизион, объявил о своих полномочиях и сказал, что к вечеру фильтры должны быть перегружены. Народ  удивился, но возражать не осмелились.

К вечеру, в СУЗ-выгородках, куда выходят приемные трубопроводы, уже все заглушки были обжаты, палуба дезактивирована от пролитого теплоносителя  (как ни старайся, а протечки при отдаче заглушек  и  привинчивании шлага – неизбежны), ТНТ отпущен и начата контрольная отмывка контура через новую шихту. Уже я доложил комдиву, что  работа закончена, и через пару часов, по получении контрольных анализов,  можно вводиться.

Но, тут, на внешнем рейде появилась 115-я.  Отбой  моторам! Вот так, не удалось мне поучаствовать в этом вытеснении, но эту – энергичную перезагрузку фильтров активности, наверняка, до сих пор помнят все участники.

Так и в этот раз, возвращаясь из поселка рано утром,  по давешней привычке, в первую очередь шел на корабль, узнать обстановку, а после уже все остальные дела. Лето. Август. Солнечное утро.  Силуэт самой красивой атомной подводной лодки.

Дежурный по кораблю капитан-лейтенант Донченко Алексей Иванович. Встречает меня на надстройке – штатный доклад. Но, что-то мнётся. – Что, спрашиваю, изоляция нулевая? Знаю, что на нашей лодке это частое явление, поэтому вопрос безошибочный. В какую-то бытность, новый начальник ЭМС Баринов Евгений Михайлович, выходец со второго поколения, очень недоверчиво относился к подобной информации, считая, что всё, только в недосмотре личного состава. Но, однажды, на выходе в море, прямо перед его носом, на моих глазах сверкнул разряд от закрашенного провода в стенку штурманской рубки, перед которой тот стоял. Реальное изумление!..

– Ну, да – уныло отвечает дежурный

– Причину нашли?

– Ну, да – тянет Донченко

– Ты, Алексей Иванович, так  это говоришь, будто вы дизель-генератор затопили!

– Ну, да – вздыхает каплей

– ??? !!!!

– ЧТО???!!!

Через  минуту  мы в 4-м отсеке вспомогательных механизмов.  Спускаемся  ниже палубой – никакой воды, трюм  сухой. Непонятно. Открываю лючок осмотра коллектора якоря генератора. Там по уровень разъема крышки стоит вода. Т.е.  нижняя половина якоря вместе с магнитной системой статора и ровно половина коллекторных медных пластин в воде.

Вопросов – почему, да как – не возникает.  Что случилось – то случилось. В голове смятение мозгов, всё с тем же вопросом – что делать?  Выливается это, в общем-то, нелепое:

– А почему воду из генератора не убрали?

– Зазор узкий, зачерпнуть не смогли…

Отправляю матроса за  куском тонкого  шланга и шоферским методом показываю, как избавиться от остатков воды под коллектором.  Быстро снаряжаем шланг  напрямую от  ионообменных фильтров питательной воды  и мощным напором промываем этим бидистиллятом  внутренности обоих генераторов. Снаряжается мощный калорифер и горячим воздухом начинается просушка якорей и магнитной системы. Понимаю, что это – мертвому припарки. Но – надежда, как известно, помирает последней.

Уже начался рабочий день. Экипаж приступил, ко всяко разным делам. Старшине команды трюмных поручаю разобраться с  побывавшим в воде оборудованием – компрессорами  ВВД и прочему его заведованию.  Мотористам – разбираться с обвязкой дизелей и менять масло. Электрикам – промерить всю электроизоляцию. Заодно провожу первую разборку случившегося.

Выясняется, что после учебной пожарной тревоги, которую объявил дежурный по дивизии – наш же, помощник командира Володя Передеро – после пуска помпы на пожарную магистраль,  не привели в исходное клапана трюмно-балластной магистрали. И забортная вода спокойно поступала в трюм 4-го отсека через его же приемный фильтр. Ну, а куда же смотрела вахта центрального поста? Каждые полчаса  матрос обязан обходить носовые отсеки и записывать в вахтенный журнал об их осмотре. Вахтенный матрос Джурамбаев (кстати, очень добросовестный и исполнительный – как и большинство из населения братских республик) докладывает, что он сразу обнаружил наличие воды в трюме, задолго до ее подступления к дизель-генераторам.  И сразу доложил дежурному. На что, дремлющий в командирском кресле Алексей Иванович, не размыкая глаз, пробормотал – утром будет приборка в отсеке – уберут!  И добросовестный вахтенный матрос – сын казахских степей – каждые полчаса ходил на осмотр отсеков и аккуратно записывал в свой журнал – носовые отсеки осмотрены, замечаний нет.  Видел при этом, что уровень воды в трюме поднимается, но беспокоить  дежурного капитан-лейтенанта, который знает, что говорит(!) – не посмел. Пока, в один прекрасный момент,  спустившись  в трюм 4-го, не обнаружил, что там бассейн  –  пайолы настила скрылись под водой. И он не может уже пройти до кормовой переборки, не замочив ног. Сон с нашего Дони слетел, когда он, наконец-то, врубился в смысл казахского акцента. Но было уже рано! Отсек осушили, что-то там прибрали. Но это уже была агония электрических организмов. Морская вода, да еще тихоокеанская, да к тому же Японского моря – лучший электролит!  Крантец подкрался незаметно!

Повезло любимой кормилице, что распредщит № 2 находится на верхней палубе и обошлось без пожара. А вот печально известная, АПЛ К-429 проекта 670М,  в свой второй раз затонула у пирса  именно по аналогичной причине. Видимо, у них на вахте не было такого сына степей. В первый раз 429-я затонула с двумя экипажами во время ходовых испытаний после ремонта. По неисправности световой сигнализации,  при погружении,  оказались открытыми захлопки подачи воздуха к дизелям. Двух полуметровых в диаметре отверстий хватило, чтобы отправить ее камнем на дно.  Участником тех событий был Алексей Алексеевич  Гусев,  Герой Советского Союза  – за переход  под Северным полюсом на подводной лодке с одним реактором. Многие, из  оставшихся в живых, обязаны ему жизнью за грамотную организацию спасения,  выходом через торпедный аппарат.  Я долгое время был  помощником по технической боеготовности, в его бытность оперативным дежурным флота. К большому сожалению, самого Алексея Алексеевича поджидала трагическая судьба.  Уже, выйдя на пенсию, он при невыясненных обстоятельствах,  погиб в море во время рыбалки  на надувной лодчонке.  Тело удалось найти спустя 11 дней у мыса Песчаного, куда оно переместилось совершенно загадочными морскими течениями из Уссурийского в Амурский  залив.

Так или иначе, а незаметно подкралось время ежедневного доклада в ЭМС соединения  о техническом состоянии.  Разговор с начальником ЭМС Беловоловым В.А. проходил примерно в том же ключе, как и у меня с дежурным:  – Вячеслав Александрович!  Матчасть в строю, замечаний нет! Но, изоляция несколько подсела, сейчас разбираемся.

В.А.  – что, затопили что-нибудь?

Я – да есть немного. Во время учебной тревоги ночью брызнуло слегка от помпы в 4-м.

В.А.  – уж не дизель ли – генератор залили?

Я – ну, да – так, чуть-чуть.

Далее непереводимая игра слов, рык, вопль – УББИЙЦЫЫЫ!   И т.п. Оказывается, незадолго до нашего прихода подобная авария у них случилась на 659Т – проекте.  Через пять минут взмыленный  начальник ЭМС был уже на борту. Еще через десять – я, не менее взмыленный, – на ковре у командира дивизии.  Командиром  дивизии АПЛ на то время был капитан 1 ранга Самойлов  (партийная кличка Верблюд – за привычку во время разговора дергать головой в левую сторону и  изображать нечто, похожее на  плевок).  Сталкиваться, как-то, с ним не доводилось, и ничего хорошего я не ожидал.  Но, к моему удивлению, никаких стучаний кулаком по столу не последовало и повышенных тонов – также. Комдив сказал, что по флотскому плану, лодка ровно через  10 дней должна выйти в море, где на нее задействованы едва ли не все надводные силы.

Если сорвем выполнение флотского плана, то его – командира дивизии – подвесят за всё, что можно, а уж с механиком, не обеспечившим выход, он в свою очередь, сделает такое!!!…

Мне бы он этого мог и не говорить. Меньше всего я реагировал, на какие-либо,  угрозы в свой адрес. А вот, за восстановление техники – меня уговаривать не надо. Самойлов спросил – сколько времени нам надо на ремонт. Я уже в уме прикинул ориентировочный ход работ и ответил, что надо семь дней непрерывной работы.  Комдив сказал – даю тебе 10 дней, но, если… и т.д.

Для демонтажа якорей генераторов были образованы три бригады, которые работали посменно без перерывов. Надо представить условия, которые нас ожидали.  Отсек вспомогательных механизмов ниже главной палубы всегда представлял несколько жутковатое зрелище, как  мы  с этим не боролись. Мы – это, включая и меня – все командиры дивизионов, чьё заведование перемешивалось здесь.  Всё помещение занимают два дизеля М-820 со своими генераторами и их обвязкой.  Обвязка – это облепляющая дизеля паутина трубопроводов и арматуры подачи к ним топлива, масла,  воздуха и т.п.  Здесь же, впритык к  дизель-генераторам, размещаются три компрессора ВВД, эжектора и насосы холодмашины.  По отсеку, т.к. он  смежный с реакторным,  идет сеть трубопроводов на дозиметрические датчики.  Здесь же, насосы системы гидравлики с массой напорных и сливных ее трубопроводов.  Все сливы с испарителя, холодильной машины, в т.ч. и нашего замечательного душа напрямую  ведут в его трюм. Обвязка бочек ионообменных фильтров второго контура с верхней палубы уходит вниз. Паутина труб, трубочек и трубищ, с которых постоянно, что-то подтекает, капает и т.п. Неизбежные подтёки масла, солярки – дополняют ауру  этого места.

До подволока от верхней станины-крышки генератора не более 30-ти сантиметров. Нам предстояло  снять  эти крышки весом около 200 кг, к которым внутри крепятся массивные  обмотки  магнитной системы статора. Затем сдвинуть их куда-то в сторону, чтобы выкатить двухтонные якоря. Выкатить – это означает – поднять их из своей постели, отодвинуть в сторону, переместить в проход между дизелями и уже далее, через  два отсека дотащить в первый, где их можно плавкраном поднять через входной люк.  Всё это надлежало делать поочередно из-за недостатка места.

Из своей каюты достал неприкосновенный запас  комплектов гаечных ключей: – торцевых и звёздочек, с  насадками и храповиками – трещотками.  Первая бригада под руководством командира отсека  лейтенанта Матвеева начала демонтаж всего, что может  помешать извлечению якоря.

В первый же день на пирс привезли здоровенный ящик с упакованным внутри генератором, из которого надо было взять только один якорь. Сразу же возникла первая проблема – выгрузки из грузовика. Пошел в контору при техотделе флотилии заказывать автокран.  И, конечно же, не просто получил отлуп,  а отлуп  с коленцами и вывертами. Абсолютное воплощение тупой лени – какой-то,  тыловской  старлей: – пишите заявку,  получите  резолюцию и после этого уже, в порядке очереди, если кран будет в строю, пройдет освидетельствование, крановщик  подтвердит допуск – и вот тогда, может быть…

Располагать бы временем, я бы добился, чтобы этого снабженца показательно подвесили на его автокране.  Но, вместо этого, пошел в свою каюту на лодке, достал из рундука канистру с 20-ю литрами жидкой универсальной валюты и  наполнил всю имеющуюся стеклянную тару. Через 15 минут ящик стоял на пирсе в окружении второй бригады наших умельцев с гаечными ключами наперевес. Довольный крановщик лихо развернулся и уехал на свои освидетельствования и прочие пытки котлонадзора.

Тем временем, в отсеке успешно приподняли крышку и уже, с моим участием, ломами и талями, кое-как,  запихнули ее в зазор между подволоком и генератором другого борта. В своей постельке, опираясь на подшипники скольжения, лежал якорь – весь в своих красивых обмотках с блестящими медными пластинами коллектора. Длина его около полутора метров и толщина с  обмотками – полметра – чистого железа с медью.  Хорошо, что без крышки с ее магнитной системой расстояние до подволока оказалось достаточным, чтобы только-только поднять якорь  из подшипников  над  разъемом. Но наши грузоподъемные цепные тали, выменянные мною всё на ту же жидкую валюту, в каком-то СРЗ, особого доверия не внушали. Крышку ими еще, кое-как переместили, а здесь назревала неслабая проблема.  Но в этот момент, по трапу загрохотали сапоги и в отсеке объявились два мужика в телогрейках (лето, однако!), но, с мощными талями на плече у каждого. Это уже, Беловолов В.А. со всей своей энергией организовал  доставку  такелажников с 30-го СРЗ. И как раз вовремя. Своим мощными инструментами,  стальными стропками  моментально они выкатили якорь. Растянули его на талях, прицепленных к рымам, приваренным в разных местах в отсеке и попеременно работая талями начали перемещать его к выходу из отсека.

Нет смысла описывать этот достаточно трудоемкий процесс.  Ведь не только агрегат надо  протащить по отсекам через кучу препятствий, но и постараться не повредить на нем ничего – ни нежные пластины коллектора, ни крылатку вентилятора, ни сами обмотки.  Один только подъем на верхнюю палубу отсека, чего стоит. Но, так или иначе, сантиметр за сантиметром, якорь с левого генератора переместился под входной люк первого отсека. Но тут нас поджидала некоторая неожиданность.  Поднять якорь на носовую надстройку  нашим (!) автокраном, на который мы рассчитывали – не получилось. Подлый старлей уже успел его отправить куда-то далеко. Ждать его возвращения – терять  время.

Каким  ветром  в нашу бухту занесло плавкран № 104 из бухты Чажма с 30 СРЗ – неизвестно.  Но, так удачно, он сонно стоял  у соседнего причала, что не использовать такой шанс было просто нельзя. С трехлитровой банкой шила  на разведку был отправлен комдив-два Михаил Дмитриевич Еремеев. Со сверхзадачей – не только выгрузить наш якорь, но и доставить его на плавкране в печь 30-го завода.

…И что бы, мы без этого продукта делали!  Плавкран поднял наш якорёк как пушинку и уплыл с ним в сопровождении  Александра Михайловича Малышева – командира  дивизиона живучести – к себе в Чажму. Наш засланец  прибыл утром на следующий день и доложил, что якорь на сушке в печи. Будет просыхать не менее трёх суток, после чего,  его можно забирать. Но на чем – неизвестно, т.к.  команда плавкрана  после одноразового употребления трёх литров, что-то там  – заводское – не смогла поднять и её всю уволили. Не иначе, как Шурик перестарался, обеспечивая этот переход.

Как только,  стало возможным начать разборку генератора другого  борта (левого) – немедленно  к  ней  приступили.  На освободившуюся станину переместили обе крышки. И уже сами, не дожидаясь заводских такелажников, выкатили и положили в проход между дизелями второй якорь.  В момент небольшого отдыха перед  дальнейшим  кантованием этого агрегата,  я на крылатке роторного вентилятора этого якоря крупно нацарапал свои инициалы. На всякий случай, чтобы запомнить, что этот якорь с левого борта.  Пока катером с завода прибыли такелажники, мы уже сами дотащили якорь до второго отсека.

К этому времени на пирсе разобрали ящик с упакованным новым генератором. Сняли верхнюю станину и снова  оказались перед проблемой грузоподъемных работ.  Делать нечего – пошел узнавать насчет нашего автокрана. Всё тот же неприступный старлей с красно-просветными погонами. Без лишних слов положил ему на стол булькнувший свёрток и сказал – выручай!  Нужен кран на 15 минут, но срочно!  Объяснил – для чего. И, в принципе, старлей оказался вполне нормальным  мужиком. Тут же, вызвал откуда-то знакомого крановщика,  с которым мы сделали вид, что не знакомы. И добавил, узнав, что нам будет нужен автокран еще на пару подъемов, чтобы мы сами договаривались, а его предупреждали. Никаких путевок ведь оформлять не надо, т.к. работа на своей территории. Разошлись – все довольные. Крановщик после выгрузки – загрузки якорей получил свой гонорар и оставил все свои координаты, где его искать, если потребуется.

Опытная электромеханическая служба расстаралась – к концу третьих суток, на пирс прибыл грузовик с еще одним якорем, с подводной лодки К-122, заканчивающей свой век в заводе в Большом Камне  после крупного пожара  во время боевой службы.  Что и говорить – флагманские специалисты дивизии свою работу знали и опыт восстановления затопленных дизель-генераторов уже имели.  Итак, мы получили два якоря, но оба одинакового вращения.  А надо разного, т.к. при работе, каждый из якорей вращается в свою сторону.  Ну, что же, дал команду поменять роторные вентиляторы местами.  Дело непростое, но с помощью тяжелых съемников – выполнимое. Занялся  этим делом командир электротехнической группы,  а мы с  комдивом-два   Еремеевым  М.Д.  массой других проблем  – заменой масла дизелей, их фильтров,  отмывкой магнитных систем, мелких якорей электродвигателей компрессоров и т.п. Рано или поздно, поступил доклад  о готовности якорей к монтажу. Автокран, люк,  стропы, тали, из первого во второй, в третий – там уже в родном отсеке – вниз на палубу.  И вот уже первый из якорей в своей постели, в подшипниках – накрыт верхней станиной.  Облепила бригада умельцев, засверкали ключи… и, вот, генератор – в сборе. Мотористы как раз закончили обвязку дизеля. Второй якорь уложили  в свою постель, но верхнюю станину-крышку пока оставили в стороне. Конец четвертых суток напряженной, физически тяжелой работы.  Запустили дизель, проверили работу генератора в холостом  режиме. Приняли нагрузку. Без замечаний. Постоянно  на ощупь определяли степень нагрева подшипников скольжения – не переборщили ли с  набивкой дефицитной смазки. Нет, всё нормально. Дал народу несколько часов на отдых перед монтажом второго генератора.  Начались пятые сутки непрерывной работы. Сделано уже очень много. Практически – только закончить второй генератор и, по мелочи – кое-какая возня с компрессорами. Но там у меня – зубр – наш могучий Лёха Водосков, старшина команды трюмных, в дела которого,  я даже не пытаюсь соваться.  Знаю, что всё будет сделано.

Сижу напротив открытого генератора правого борта и тупо смотрю перед собой. Усталость тоже берет своё. Иногда,  машинально, за корпус крылатки поворачиваю вал якоря.  Он легко вращается в своих подшипниковых вкладышах.  И что-то, привлекает моё внимание. Проворачиваю вал еще раз и другой.  И по мере вращения,  передо мною на крылатке появляются и исчезают мои инициалы. Никак с недосыпа в толк не возьму – почему буквы вверх ногами. Крутану вал – думаю, сейчас они выплывут, как надо. Ан, нет – всё также вверх ногами. Да, что ж это такое! Как же я их царапал? Неужели сидел по другую сторону?

И вдруг, до меня доходит – этот  якорь должен быть на левом борту, потому как именно он того самого  вращения.  А тот, который мы испытали и отрапортовали  – там  якорь с правого борта и крылатка его вентилятора  работает не на нагнетание воздуха для охлаждения, а наоборот. Проанализировал в голове и так, и этак – когда же,  мы перепутали якоря местами. Но ничего путного так и не надумал.  Видимо в погоне за скоростью, просто забыли посмотреть на вентилятор – в какую сторону он будет гнать воздух. Внешне роторные вентиляторы разного вращения – как две капли. Только рабочие лопатки развернуты по-разному.

Шаги по трапу. Появляется довольный, с хорошим настроением Миша Еремеев – командир второго дивизиона.  Ещё бы! Осталось дел на сутки. Присаживается рядом и спрашивает, когда начнем закрывать якорь. В ответ – спрашиваю его: – Миша! – Крепкие ли у тебя нервы и здоровое ли сердце?  Михаил Дмитриевич: – Из моих нервов можно швартовые канаты плести! – За сердце тоже не беспокойся, вздрогнем по окончании – как положено! – Сейчас, говорю, проверим! – А посмотри-ка вот сюда! Мишка:  – Ну и что? – Я, говорит, помню, как ты их царапал.

Но, вдруг, на безмятежное счастье стала наползать какая-то тень. Задумался комдив-два. Далее произнес известную мужскую сакраментальную фразу:  …ать!!!   Руку ко лбу – и поза роденовского мыслителя минут на сорок. Я его не торопил. Надо, чтобы человек плавно переходил от счастливых пузырей  в свое обычное состояние.

Наконец, он очнулся, посмотрел на меня и спросил – а, может, фиг с ним? – Крутится без проблем, нагрузку держит, подумаешь – дует воздух не в него, а из него?

Я-то понял, что это от отчаяния. И просто констатировал: – ты же сам представляешь,  что вдруг, когда-то, генератор перегреется в сложной ситуации и при разборке увидят якоря не того вращения. Нас-то, хоть и не будет, а ведь скажут – какие же …удаки это натворили.  И хотя,  в телепатию  не верю,  но  уж тогда, сердце, точно, лопнет.

…К концу дня проверили дизель-генератор уже с  правильным якорем.  Другой борт – через сутки, также принял нагрузку. Уложились в семь дней. В море вышли по плану.

Года два спустя,  по своим механическим  делам на 30-м СРЗ, проходя мимо электротехнического цеха, вдруг, увидел на площадке знакомый агрегат. Батюшки!  Да это же наш якорь, после сушки!  Забыли мы про него, напрочь!  И как его вывезли от печи на площадку, так он с тех пор, там и лежит.  До перестройки оставалось совсем немного, и никто, еще не интересовался медными обмотками  и  тоннами железа.  Это, уж, потом, пооткрывались  ларьки и пункты – и такой удар был нанесен флоту, когда выламывалось и воровалось всё, что блестит медным оттенком, что диверсанты Скорценни против этого – просто сопливые младенцы.

Далее

Назад

В начало

Автор: Абрамов Николай Александрович | слов 4927


Добавить комментарий