Мы называли его Табором. Формально он относился к Смольнинскому району и только граничил с Дзержинским районом, но мы считали Табор своим. Его северная граница проходила (и сейчас проходит) по улице Воинова (ныне Шпалерной), южная — по Кирочной, западная — по Потёмкинской, восточная — по Таврической. Площадь сада около 30 гектаров. Существует сад уже больше 200 лет. Создали его англий­ский садовый мастер Вильям Гульд и архитектор Иван Егорович Старов.

Разбивка сада велась одновременно со строительством дворца князя Григория Потёмкина-Таврического, которому Екатерина II подарила уча­сток под застройку за заслуги в освоении причерноморских земель и Крыма — древней Таврии, освобождённых от турецкого владычества.

Большой пруд с извилистыми берегами, протоки, перекинутые че­рез них мостики, холмы и пригорки, петляющие дорожки — всё это придаёт саду живописность.

В начале двадцатого столетия сад был очень популярен среди пе­тербуржцев. В специально оборудованном павильоне устраивались вы­ставки: кустарно-промышленная, международная выставка историчес­ких и современных костюмов, выставка портретов. Здесь существо­вал народный театр. Были оборудованы четыре теннисных корта. Зимой заливался каток. На участке, примыкающем к Таврической улице, офи­церы кавалерийской школы упражнялись в верховой езде. Вблизи сада располагались казармы Преображенского полка, кавалергарды, сапё­ры. Многочисленные военные гуляли по дорожкам сада, и сюда, есте­ственно, устремлялись дамы. Короче говоря, жизнь в саду кипела. После революции публика поменялась…

Наводнение 1924 года нанесло значительный ущерб саду. Пришлось заново прокладывать дорожки, разбивать газоны, ремонтировать дре­нажную систему и т.д.

В 1930 году в саду разместили развлекательные и зрелищные со­оружения, аттракционы, построили эстраду для цирка шапито. В тече­ние десяти лет старинный сад существовал как Парк культуры и отдыха имени Первой пятилетки.

На второй день войны сад стал одним из пунктов военной подго­товки. На газонах вырыли траншеи, и молодые бойцы приобретали здесь первые навыки военного дела.

В ночь с 4 на 5 ноября 1941-го года произошло событие, вошедшее в летопись блокадного города. Ночью, во время воздушного боя у лёт­чика Алексея Севостьянова кончились боеприпасы, и он протаранил вин­том фашистский бомбардировщик «Хейнкель-111». Обломки вражес­кого самолёта рухнули в Таврический сад. Самолёт упал рядом с прудом, расположенным недалеко от входа в сад со стороны Кирочной улицы, почти напротив здания ГИДУВа. Немецкие лётчики спаслись, спрыгнув с парашютом. Одного из них задержал военный патруль на улице Мая­ковского, другие были схвачены бойцами МПВО на крышах. Лётчик Алексей Севостьянов дотянул до аэродрома и благополучно посадил свой «ястребок» с искореженными и загнутыми лопастями винта. В 1942 году в одном из воздушных боёв лётчик погиб. Похоронен он в Московском районе Санкт-Петербурга на Чесменском кладбище, у входа на ко­торое стоит красивейшая церковь Рождества Святого Иоанна Предтечи (Чесменская), построенная в 1777—1780 годах в стиле «русской готи­ки» архитектором Ю.М. Фельтеном — немцем по национальности.

За четыре года войны в сад были сброшены 43 фугасные бомбы, множество зажигательных бомб и артиллерийских снарядов. Вековым дубам, вязам и липам был нанесён большой урон.

В Таврический сад меня привели ребята с нашего двора летом 1945-го года. Часть сада, где расположился Таврический дворец, была отсече­на, также была отрезана территория, занятая оранжереей и гаражом об­кома партии. Туда вход был закрыт. Но и оставшейся территории хвата­ло для прогулок и развлечений, хотя мы часто смотрели через ограду на Таврический дворец с несбыточной мечтой проникнуть туда.

В первые послевоенные годы сад был сильно запущен. Пруд и про­токи покрыты зелёной тиной, павильоны разрушены, газоны и клумбы заросли кустарником. Некоторые участки сада были заняты огорода­ми. Мы купались в пруду, раздвигая водоросли, ловили тритонов в про­токах, прятались в зарослях, играя в войну. Потом сад был приведён в порядок. Заросшие пруд и протоки расчистили, на пруду появилась ло­дочная станция, и за небольшую плату можно было покататься на лодке. На открытой эстраде по праздникам выступали артисты. Работал буфет, в саду продавали мороженое и газированную воду — с сиропом и простую. Зимой заливали водой футбольное поле и устраивали каток. В саду катались и на лыжах.

Сразу после войны в Таврическом саду проходили строевые смот­ры учеников 203-й школы. Старшеклассники маршировали с винтовка­ми, а Антонина Максимовна Щипкова — послевоенный директор шко­лы — принимала смотры. Военрук командовал школьникам «смирно» и рапортовал директору о боевой готовности вверенной ей школы.

В Таврическом саду проводилось первенство Дзержинского райо­на по футболу среди школ. Однажды наша школа выиграла с разгром­ным счётом. Отличился игрок по прозвищу Рыжий. Он играл велико­лепно и забил несколько голов. За это он стал объектом нападения ме­стной шпаны, отдававшей предпочтение нашим противникам. Рыжий с трудом отбивался от хулиганов, пока не подоспела помощь. Как видно, побеждать в спортивной борьбе не всегда безопасно…

На примыкающей к Таврическому саду Потёмкинской улице жила моя родственница тётя Наташа — жена профессора. Семья жила без­бедно, и тётя Наташа могла не работать. Огромные окна их отдельной квартиры выходили на Таврический сад, правда, вблизи обкомовского гаража. Хотя машин было не так уж и много, но они раздражали тётю Наташу, и она начала борьбу с автотранспортом. Писала жалобы в са­мые разные инстанции, в том числе и в Центральный комитет КПСС. Её главным аргументом против гаража стали дети, идущие гулять в Таврический сад и подвергающиеся опасности быть сбитыми автомобилем. В действительности машины проезжали так редко, что ребята прямо на проезжей части Потёмкинской улицы спокойно играли в футбол. В борь­бе с гаражом тётя Наташа не обошла вниманием и экологический ас­пект, хотя слово «экология» в то время было ещё неизвестно.

Критика тёти Наташи была конструктивной: она не только заявляла о вреде гаража, но и одновременно предлагала вместо него устроить для ленинградцев какой-нибудь очаг культуры, в котором неуклонно проводилась бы политика родной коммунистической партии.

Инициатива тёти Наташи была одобрена и поддержана в самых вы­соких инстанциях. Машины убрали, а в здании гаража возник кинотеатр «Ленинград». Тётя Наташа с гордостью рассказывала родственникам и знакомым о своей победе. Но когда кинотеатр начал действовать, тётя Наташа схватилась за голову и поняла, что она наделала. Если раньше Потёмкинская улица была одной из самых тихих улиц района, то теперь её заполнили толпы людей. Поскольку ни туалетов, ни питейных заве­дений в округе не было, парадные ближайших домов их вполне замени­ли. И в подъезде тёти Наташи постоянно справляли нужду кинозрители, вышедшие из кинотеатра, а также толкались любители спиртного, распивающие водку и «бормотуху». Теперь тётя Наташа жаловалась родственникам и знакомым на свою невыносимую жизнь…

Прошли годы. По разнарядке Октябрьского райкома КПСС я был на­правлен на учёбу в Университет марксизма-ленинизма. Занятия нашего факультета проходили в Таврическом дворце. Моя детская мечта испол­нилась — я мог бродить по дворцу и любоваться великолепными интерье­рами. Я увидел зал заседаний, купольный зал, большую галерею (колон­ный зал), красивейшие росписи, часть Таврического сада, закрытую для простых смертных. И ещё я увидел нечто, о чём только слышал.

Однажды во время перерыва в занятиях я с другими слушателями Университета стоял у окна крытой галереи и смотрел на маленький, вы­мощенный булыжником дворик, в который выходило окно. В этот дво­рик постоянно въезжали чёрные машины, из них выходили водители или их пассажиры и спускались по лестнице в полуподвальное помеще­ние. Вскоре они выходили оттуда с большими картонными коробками и уезжали. Вдруг дно одной из выносимых коробок раскрылось, и из неё вывалились: банки с красной и чёрной икрой, копченая колбаса, банки с крабами и тресковой печенью, банки растворимого кофе, большие копчёные рыбины, какие-то незнакомые коробочки. А это было время, когда в продовольственных магазинах, кроме докторской варёной колбасы, изготовленной пополам с туалетной бумагой, и плавленых сыр­ков, ничего не продавалось. Все продукты, которые мы увидели на бу­лыжниках внутреннего дворика Таврического дворца, были, как тогда говорили, в большом дефиците, и их можно было достать только по-знакомству, и то с приличной переплатой. Но по рассказам знающих людей существовали специальные распределители, в которых «ответственные» работники получали все дефицитные продукты, недоступ­ные народу. Мы увидели один из таких распределителей. Конечно, ста­ли возмущаться, кто-то заговорил о «настоящих» коммунистах-ленинцах, отдававших свои продукты простым людям. Вспомнили наркома продовольствия Цюрупу, упавшего в обморок от голода. Но теперь известно, что всё это — мифы, распределители существовали с пер­вых дней советской власти, и ни один партийный руководитель никогда не голодал, хотя, возможно, и были исключения…

Когда-то, в 1966 году Игорь Ефимов написал книгу «Таврический сад». Потом он уехал в США, и книга была отовсюду изъята. Сейчас её нигде не найти. А Игорь Ефимов, надо полагать, не забывает Тавричес­кий сад, рядом с которым вырос. Так, в романе «Седьмая жена» можно прочесть: «…заклинаю, привези мне воды из Невы и земли из Летнего сада. Или на худой конец — из Таврического…»

Далее >>
В начало