Экипажу и крейсерской атомной подводной лодке К-42 посвящается

Незадолго до моего расставания с учебным парусником «Мир», произошла несколько неожиданная встреча с моим первым командиром электромеханической боевой части (БЧ-5) на атомной подводной лодке К-42, Шмелёвым Александром Асафовичем. В подводный атомный флот он пришел лейтенантом в далёком 1962-м году на новый формирующийся экипаж. И уже, ещё до моего назначения на ПЛА К-42, отдал ей почти полных 10 лет. Не очень долго мне довелось служить под его началом, всего лишь один год, т.к. Александр Асафович вскоре поступил в Военно-Морскую Академию и пути наши разошлись. Но и этого времени хватило, чтобы запомнить этого незаурядного, разносторонне образованного человека, увлеченного не только ответственной службой, но и массой других дел, включая спорт, киносъемки, самодеятельные путешествия и т.п.

Командир БЧ-5 Александр Асафович Шмелёв

Несмотря на более чем 30-ти летний перерыв, я его сразу узнал, разглядев с борта судна еще на набережной л-та Шмидта. Всё такой же подтянутый, со стремительной лёгкой походкой. И только небольшая бородка слегка скрывала знакомые черты. Конечно, о многом мы переговорили в моей каюте, вспомнили всех наших друзей и живых и ушедших. И о том, как у каждого сложилась жизнь. Окончил военную службу Александр Асафович в звании капитана первого ранга, обучая специалистов для Военно-Морского флота. Он остается все таким же активным человеком, увлечен работой, путешествует, общается со старыми друзьями. Очень сильно своими делами он мне напомнил моего незабываемого друга Володю Шадрунова. Оба – генераторы памятных встреч и хранители традиций.

На прощанье Шмелёв А.А. подарил мне две книги: одну об истории ПЛА К-42 и подлёдном переходе с Северного флота на ТОФ, написанную бывшим её штурманом Игорем Григорьевичем Галутвой в соавторстве с бывшим старпомом более позднего времени Александром Александровичем Калиниченко. Само, название книги – «К-42″: Под полярной звездой и созвездием Южного Креста – говорит о географических широтах, пройденных этими подводниками в разное время на нашей подводной лодке. Другая книга – о своем жизненном пути, связанном с подводным флотом и работой по обучению кадров для Военно-Морского флота. Александр Асафович Шмелёв, также участник выдающегося полярного перехода под Северным полюсом, о котором так ярко написал штурман Галутва И.Г.

К-42 на Северном полюсе

Подводная лодка, совершила переход самым северным маршрутом со всплытием в полынье на станции «Северный полюс-16″. В отличие от других наших АПЛ, уже совершивших подобные походы, навигационное оборудование на К-42 было штатным, обычным, не предназначенном для плавания в сверхвысоких широтах. Т.е. задачи трансполярного перехода постоянно усложнялись, и 42-й был доверен один из сложных маршрутов. То, что в то время не было космических средств навигации – говорить излишне и определение места в районе Северного полюса было непростым делом. А уж выйти подо льдами к точке всплытия по счислению – настоящее мастерство штурмана. А всплытие без хода в подходящей полынье – дело профессионализма командира БЧ-5, как и надежная работа паропроизводительной установки, за которую отвечал командир дивизиона движения Шмелёв А.А.

Для справки: первой, из атомных подводных лодок, совершила переход подо льдами Арктики с Севера на Тихоокеанский флот атомная подводная лодка К-115 аналогичного проекта, честь служить на которой, после К-42, командиром дивизиона движения и затем, командиром БЧ-5, выпала мне.

После окончания службы на К-42 Александр Асафович закончил Военно-Морскую Академию и продолжил службу в качестве преподавателя на Высших Специальных офицерских классах ВМФ. В своих лекциях он особое внимание уделял человеческому фактору при работе с техникой. Об этом он писал и в своей книге.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что тот факт, что К-42 за всю службу практически не имела каких-то значимых аварий и повреждений, был обеспечен именно отношением к доверенной технике, которое нам привили и старший механик, и его надежные соратники – командиры дивизионов БЧ-5. О некотором опыте такого обучения упоминается в моих заметках про первое поколение ПЛА.

Заканчивает свою книгу воспоминаний Александр Асафович Шмелёв оригинальной автобиографической стихотворной балладой, с рефреном в каждом четверостишии о том, что же было хорошо, а что, как бы плохо, за всю его службу военного моряка. (Всего их – 26!). Только одно приведу полностью:

А из истин немногих, к которым пришел,
Есть такая одна, совершенно простая –
Слишком не обольщаться, когда хорошо,
Слишком не унывать, когда плохо бывает.

Вот уж – точнее не скажешь…

(Из книги А.А. Шмелёва «Записки подводника, инженер-механика» – под общей
редакцией капитанов 1 ранга в/о Михайлова Владимира Ефимовича и Сергеева Евгения Родионовича – ноябрь 2010г.)

О многих известных подводниках, так или иначе связанных с подводной лодкой К-42, упомянутых в книгах, я знал, а с некоторыми довелось служить и общаться. Это адмиралы: Чернавин В.Н., Касатонов В.А., Егоров Г.М., Михайловский А.П., Осипенко Л.Г., Петелин А.И., Сорокин А.И., тесно связанные с созданием и освоением атомного подводного флота. Эти люди достаточно широко известны не только подводникам, но и всей стране.

Игорь Григорьевич Галутва

Александр Александрович Калиниченко

Игорь Григорьевич Галутва, когда я появился в 45-й дивизии ПЛА был заместителем командира по боевой подготовке (Если, конечно, я не ошибаюсь). На лето 1971-го года мои представления, кто есть кто, в штабе дивизии, были весьма эфемерными. При каких-то проверках экипажа показался мне довольно-таки суровым и строгим офицером. Но воспоминания сослуживцев о нём, которых оставалось еще достаточно много на корабле, носили весьма доброжелательный характер, что и запомнилось более всего.

Однажды довелось лететь в самолете Главнокомандующего ВМФ адмирала флота Чернавина В.Н. из Петропавловска-Камчатского в Москву. Он был в свое время начальником штаба соединения в период нахождения в нём ПЛА К-42 (1965 г.). Вылет неожиданно перенесли на более раннее время, и как бывает, оперативная служба не сумела всех предупредить. Хорошо, что мы с начальником отдела Технического управления Александром Талбузиным оказались в аэропорту в это время. И то, чтобы добраться до военной взлетной полосы, остановили переполненный УАЗик с какими-то морпехами и только так, на их коленках доехали до самолета. По приставной длинной лесенке вкарабкались в ИЛ-62, перевели дух и самолёт начал разгон. В иллюминатор неожиданно увидели еще двух наших офицеров, бегущих от КПП к взлетной полосе. Так жаль стало этих бедолаг – придется им добираться самим – самолёт уже почти на взлёте. И, вдруг, реверс турбинами и гигант советского
пассажирского самолётостроения ИЛ-62 медленно остановился. Бортмеханик выкинул раздвижную лесенку и через несколько минут запыхавшиеся коллеги рухнули в кресла. Вот так. Флот своих не бросает. Понятно, что остановили взлёт с ведома и разрешения Главкома. Да и морпехам спасибо – подвезли нас, хотя в их козлике и чихнуть было негде. Владимир Николаевич Чернавин часто выходил из своего отсека в салон и стоя меж рядов кресел, о чем-то беседовал с окружающим народом. С нашего места особенно не слышно, но внешнее впечатление он произвёл очень хорошее, тем более, после такого благородного поступка.

Владимир НиколаевичЧернавин

Владимир Николаевич Перегудов

Тепло расставшись со Шмелёвым А.А., я подумал, что в своих заметках о первом поколении атомных подводных лодок, которым было отдано время с 1971 по 1984 год, очень мало упоминаю о первом своём корабле – ПЛА К-42 и его экипаже. А именно подводники К-42 сыграли самую важную роль в моём становлении не только как подводника, но и как офицера во всей дальнейшей службе.

Первое поколение атомных подводных лодок проектировалось по личному распоряжению Сталина в 1952 году. Последние годы его жизни были отмечены новой волной репрессий, которые распространились не только на врачей, но и на выдающихся флотских военачальников. И Сталин счел необходимым поручить заказ первой атомной подводной лодки не ВМФ, а Министерству среднего машиностроения – оплоту военной промышленности СССР. Главным конструктором проекта был назначен Владимир Николаевич Перегудов.

Он уже отличился при проектировании корпусов дизельных ПЛ типа «С», отличавшихся в годы войны значительной надводной скоростью и большой автономностью плавания. Именно такая лодка под командованием А.И. Маринеско в январе 1945 года совершила «атаку века», нанеся невосполнимый урон подводному флоту Германии.

Пару лет назад на традиционной парусной неделе в немецком порту Киль, мне довелось посетить в Лабё мемориал немецким подводникам, погибшим в годы второй мировой войны. На ряде карт мирового океана отмечены многочисленными знаками места гибели их подводных лодок. Но есть и отдельный зал с гигантским макетом лайнера «Вильгельм Густлов» и подробным описанием его торпедирования с гибелью 700 подготовленных экипажей подводников. Но имя Александра Ивановича Маринеско там не упоминается. Боятся, видимо, до сих пор.

Доллежаль Николай Антонович

Анатолий Петрович Александров

Главным конструктором реактора был академик Николай Антонович Доллежаль. Он работал в тесном взаимодействии с Анатолием Петровичем Александровым, крупнейшим физиком, соратником И.В. Курчатова. Анатолий Петрович приравнивал по глубине знаний и организации работы над проектом В.Н. Перегудова к И.В. Курчатову.

Практически все офицеры БЧ-5 экипажа К-42, у которых мне доводилось учиться, прошли обучение лично у Анатолия Петровича Александрова, как по теории ядерного реактора, так и практическому освоению его эксплуатации. Долгое время на пульте ГЭУ хранилась секретная технологическая инструкция по управлению установкой с его многочисленными правками обыкновенной ручкой и пометками на полях. Когда я заучивал эту инструкцию наизусть, было очень интересно сопоставлять эти изменения с первоначальной редакцией. И, конечно, не думал, что, в не скором тогда, моём будущем, доведётся учиться в ИАЭ им. И.В. Курчатова, руководителем которого, при мне, был сам А.П. Александров. Так что, косвенно, довелось прикасаться к тени великих.

Конструкторское бюро Владимира Николаевича Перегудова создало принципиально новый корабль: от внешнего вида до отдельных изделий. Каплевидный нос лодки нарисован самим Перегудовым и его стараниями атомоход приобрёл и китообразную форму. Достаточно сравнить фотографии первой американской ПЛА «Наутилус», корпус которой повторяет обводы дизельной ПЛ для лучшей мореходности в надводном положении. Перегудов считал, что атомоход по своим качествам должен приближаться к торпеде и старался убрать всё, что мешает его полной обтекаемости. Упомянутые выше данные взяты на основе документального сборника «Атомная подводная эпопея» под общей редакцией контр-адмирала Мормуля Николая Григорьевича (хотя, конечно, я об этом знал и из других источников).

К-42 на стапеле в Северодвинске

Всего на СМП (Севмашредприятие) г. Северодвинска было построено 13 корпусов атомных торпедных подводных лодок проекта 627А. Только одно это свидетельствует о том, насколько удачным оказался этот проект для своего времени. Скорость этих ПЛА свыше 30-ти узлов при мощности турбин почти в 30 тысяч л.с. каждой, позволяла эффективно отслеживать перемещение авианосных групп и в случае необходимости уничтожать их. К демаскирующим факторам, типа шумности, на АПЛ первого поколения пока еще относились достаточно прохладно. Шум гидродинамического обтекания и кавитация гребных винтов на такой скорости, конечно, делали лодку слепой и глухой.

Справа командир ПЛА К-115 Игнатенков В.И.

Но, грамотное использование корабля позволяло добиваться весьма успешных результатов (о таком случае идёт речь в моей заметке о первом поколении ПЛА, часть 10 – об атаке ОБК на К-115 под командованием Игнатенкова Виктора Ивановича.

ПЛА К-42 была последней в этой серии. На такую замечательную подводную лодку я и попал в 1971 году, по своему желанию, после окончания первого факультета ВВМИУ имени Ф.Э. Дзержинского, хотя, вполне мог получить назначение на второе поколение и новостройки. Но до настоящего времени не жалею о своем выборе. День моего появления в посёлке Рыбачий оказался и днём рождения ПЛА К-42. Для меня это было, что называется, с корабля на бал, а точнее, на сопку над улицей Крашенинникова, где новый для меня народ отмечал это событие.

Такие приятные и общительные незнакомые люди, совсем через несколько дней оказались саблезубыми тиграми, клещами выдавливающими из нового пополнения типа меня, железных и надёжных знаний специальности и прочих навыков подводника.

ПЛА К-42

Исполнилось К-42 всего лишь 8 лет. Она была последней в серии и выбрала всё самое передовое в технологии изготовления реакторов, парогенераторов, корпуса и прочего оборудования на то время. И действительно, за всё время эксплуатации никогда на ней не случались сложные аварии. А если, что-то и происходило, то благодаря надежному резервированию, своевременно устранялось. Возможно, самым тяжелым случаем была заклинка больших кормовых горизонтальных рулей на погружение в 1970-м году на боевой службе у берегов Америки. Как мне рассказывали мои приятели (Володя Лешко, Толя Марченко, Миша Еремеев и Гена Нестеров – все они выпускники 70-го года – участники того автономного похода) ощущение, что переборки, разделяющие отсеки, превратились в палубу – было весьма реальным. Дифферент на нос, по их словам, был близок к потере продольной остойчивости. Но реверс турбинами, пузырь в нос и среднюю, своё дело сделали. Лодка долго раздумывала, всплывать или нет, и всё-таки сменила гнев на милость. Одну интересную деталь мне рассказал старший специалист турбинной группы мичман Николай Сатункин, непосредственно при этом, бывший на вахте – турбина на его борту «встала» при реверсе. Но, на другом борту вахтенный турбинист, обыкновенный матрос срочной службы (с характерной немецкой фамилией – к сожалению, уже подзабылась) четко выполнил все переключения на маневровом устройстве, ход снизился до инверсионного режима движения (когда положение рулей уже не оказывает эффекта) и лодка выпрямилась. По впечатлениям очевидцев, никогда, как в тот раз, подводная лодка не была так близко к гибели. С тех пор участники того автономного похода ежегодно отмечают день 13 декабря – как второе рождение. Традиция продолжается и по настоящее время всеми ветеранами, уже давно находящимися в отставке. Часть фотографий, представленных ниже, взята именно с этих встреч из альбома, посвященного 25-й годовщине К -42.

Именно с этими замечательными людьми мне и довелось служить в атомном подводном флоте, непосредственно в лучший период его развития и становления. Небольшие воспоминания о тех, с кем непосредственно, делил воздух прочного корпуса на ПЛА К-42, пусть будут некоей данью памяти.

Вице-адмирал Эмиль Николаевич Спиридонов

В 1971 году Командующим 15-й Краснознаменной флотилией подводных лодок, в которой в составе 45-й дивизии ПЛ находилась АПЛ К-42, был вице-адмирал Спиридонов Эмиль Николаевич. Очень жесткий, требовательный военачальник, буквально железной рукой правивший подводниками и всеми обеспечивающими службами. Остались в памяти постоянные, по воскресеньям, строевые смотры всей флотилии – то в парадной форме, то в повседневной. Сопровождавшая Командующего кодла гарнизонного коменданта (ну, а как еще назвать эту, распоясавшуюся от вседозволенности, современную гарнизонную опричнину) выхватывала из строя офицеров, на чей облик упал взор их повелителя, заметившего какое-то нарушение в обличье, заталкивала в дежурную «коломбину» и прямиком везла на гауптвахту. Одним из страшных нарушений считалось, например, если из-под рукава кителя, край белой манжеты не выглядывал на требуемый сантиметр, установленный неизвестно чьей прихотью. Ведь даже, не тужурки, что под галстук, а именно рабочего повседневного кителя, наглухо застегнутого на крючки. Мы, молодёжь, после первого же подобного испытания быстро смекнули, и отрезанные манжеты от белых рубашек надежно нас выручали. Комендант, майор Плиев, родственник знаменитого кавалериста времен Отечественной войны, творил с бедолагами, что хотел. Мне, к счастью, удалось избежать подобной участи, но насмотрелся, будучи в гарнизонных нарядах.

Но запомнился Эмиль Николаевич и тем, что демократично прогуливался с супругой в выходные дни по улицам Рыбачьего, очень приветливо отвечая, не успевшим увернуться, встречным военным.

Василий Сергеевич Постников

Довольно в скором времени Спиридонов Э.Н. сменил адмирала Маслова на посту Командующего Тихоокеанским флотом. Трагически погиб в 1980 году в авиакатастрофе. Вместе с ним погиб и начальник политотдела ТОФ, бывший заместитель командира К-42, контр-адмирал Постников Василий Сергеевич. Старшие мои товарищи по лодке, отзывались о нём, очень по-доброму. Мне довелось общаться с ним по разным вопросам, когда Василий Сергеевич уже был на вышестоящей должности. Так, однажды, Постников сам пришел в нашу казарму, нашел меня и предупредил, что на меня настрочена бумага о несвоевременной сдаче членских взносов. Собирать эти злосчастные взносы было моей общественной обязанностью и я, то и дело, забывал вовремя сдать квитанцию, абсолютно зашоренный бесконечными нарядами, зачетами и массой всяких невзгод, падающих на каждого молодого офицера. Я, конечно, внял этому предупреждению, но, что-то пошутил при отдаче квитанции древней тётушке, ведущей учет. Оказалось – старые большевики шуток не понимают и чуть я не загремел на парткомиссию. Времена были – нешутейные.

В этой же авиакатастрофе погиб и контр-адмирал Ремир Иванович Пирожков – бывший заместитель командира 45-й дивизии по боевой подготовке. Он выходил в море на К-42 практически на каждом выходе, обитал во втором отсеке, командиром которого я являлся, но чаще всего находился или на мосту или в центральном посту. Мощный, крупно сложенный человек, достаточно простой в общении. В некоторые свободные минуты любил в нашей кают-компании поиграть в домино и при этом, с таким азартом лупил этими костяшками по полированному столу, что на соседнем двухместном командирском столе подскакивали все стаканы вместе с подстаканниками. И я подпрыгивал вместе с этими стаканами, переживая за следы на полировке. При этом, велись доминошные разговоры и кто-то из участников пробормотал по поводу чего-то типа: «Вашими бы устами, Ремир Иванович, да мёд-пиво пить!» – Пирожков взглянул и молвил: «Да моими устами…» – и добавил такое, что народ, невольно взглянув на могучее лицо замкомдива, представив себе это воочию, полез от хохота под этот стол.

Заморев В.И.

Как-то, на субботнике (традиционное занятие в апреле), в подводном положении, все что-то убирали и зачищали до блеска, и только Ремир Иванович скучал в командирском кресле. Помощник командира Нестеров Г.С. принёс и дал ему брандспойт от пожарного шланга. К концу дня, зелёный от окиси медный агрегат, сверкал не хуже золотого.

А командирами  45 дивизии ПЛ при мне были: контр-адмиралы Чистяков Н.Б., Туманов В.Г. и сменивший его контр-адмирал Заморев В.И., бывший командиром К-42 во время её подлёдного перехода с  Северного флота на Тихоокеанский флот в Петропавловск-Камчатский в августе 1968-го года. Еще позднее командиром 45 дивизии ПЛ был контр-адмирал Захаренко М.Г., также командовавший ПЛА К-42.

Наконец-то, упомянув вышестоящее командование, можно перейти к тем, с кем непосредственно служил на подводной лодке. Немного я об этом вёл речь в публикации о первом поколении ПЛА,  но очень вскользь, а хотелось бы, пользуясь фотографиями из альбома А.А. Шмелёва и теми, которые сохранились у меня, вспомнить о своих боевых товарищах чуть больше.

Почему меня нет на этом снимке, сейчас можно только гадать. Как нет и Миши Еремеева, Саши Брука, Игоря Емельянова (Емели-молодого) и Лёвки Родштейна. Но, возможно на момент снимка Игорь и Лёвка еще только были на подходе. Сделать такой вывод можно, хотя бы потому, что на фото стоит кап. 3 р. Малинин – помощник командира на тот момент. А Гена Нестеров – пока еще минёр. Его сменит Лёвка, а Гена сменит помощника командира Малинина до своего перевода старпомом на ПЛА К-115, после чего в наш экипаж придет помощником командира Саша Рыжук. Малинин сменит старпома Кузнецова Ю.Г., который в свою очередь будет назначен командиром 120-го экипажа, а затем сменит на ПЛА К-14 Алексаняна Л.М. – к тому времени командира этой лодки. Еще раньше, вместо Алексаняна командиром К-42 будет назначен Перепич В.М. Его сменит Бажев Владимир Васильевич, с которым я прослужил несколько лет и упоминание об этом есть в заметке про первое поколение. Бажева В.В. позднее назначат командиром отдельного дивизиона ПЛА на Камчатке, а его в момент моего перевода на другую ПЛА нашей дивизии (К-115), сменит Захаренко М.Г. – будущий Командующий Тихоокеанским флотом и заместитель Главкома ВМФ. Фотография, безусловно, для меня уникальная. К этому времени весь наш молодой лейтенантский набор 1971 года уже к этому времени заматерел, закабанел и сдал все необходимые допуски на самостоятельное управление. Но, пока, мы всего лишь крутые лейтенанты, хотя на снимке, из прибывших в 1970 году – только двое: Лёша Шпирко и Валера Старущенко. А вот наши приятели, прибывшие на корабль в 1970-м году: Гена Нестеров, Володя Лешко, Миша Еремеев и Толик Марченко – уже старшие лейтенанты. Им повезло – получили звания через год службы, а нам министр велел увеличить на год срок очередного присвоения. И только Володя Емельянов пришел к нам старшим лейтенантом, т.к. был старше нас года на три, за что и получил прозвище – Емеля-старый.

Володя Лешко

Толя Марченко

Емельянов Володя (Емеля-старый)

Командиром ПЛА К-42 был Лев Михайлович Алексанян. Я уже в своих заметках про первое поколение упоминал о том, что его явление народу по понедельникам на построении экипажа было просто-таки событием. Конечно, он всегда был на борту, но видели его, мы, молодёжь, только вот на этих построениях, потому как сами были вечно нагруженные нарядами, вахтами, а главное – изучением заведования и сдачей зачетов на допуск. (Так уж, какое там – обращать внимание на своих начальников!)

Алексанян Л.М.

Перепеч В.М.

По окончании ремонта в Приморье одной из ПЛА дивизии (К-14), Лев Михайлович был переведен на неё, куда забрал и львиную долю старых специалистов – мичманов. Я особо с ним не пересекался по каким-то вопросам в первый год своего становления. Без передышки ползая по трюмам, изучая всякие трубопроводы, то в бесконечных дежурствах – как-то мало уделяешь внимания, что там наверху. Но запомнился своим добродушием, тем более, что как командир второго отсека я был достаточно на виду и поводов для критики хватало.

О смене командиров я уже коротко упомянул выше и, основное – есть это в заметках про первое поколение. Например, сменивший Алексаняна капитан 2 ранга Перепеч Владимир Михайлович (очень надеюсь, что не ошибаюсь в имени-отчестве) командовал лодкой, будучи в ремонте. Очень спокойный, но глаз за народом присматривал строго. Как-то с минёром Лёвкой, моим приятелем и другом, летом в рабочее время, в страшную духоту пошли искупаться на пляж в бухту Малый Кувшин. А Владимир Михайлович пресекал такие развлечения весьма сурово. Чтобы обезопаситься, я позвонил флагманскому физкультурнику Олегу Мухамадееву, чтобы тот подтвердил в случае проверки, что мы у него были. С Олегом мы были приятелями, и я часто выступал на разных соревнованиях по плаванию и подводному спорту. Так что просьба была уважена. После морской воды волосы на голове топорщились почти веером, что Перепеч сразу и усёк. Конечно, я сослался на «флагманского мускула», что был у него, а до моря от штаба не так близко и т.п. Владимир Иванович тут же позвонил, Олег подтвердил и командир нас отпустил со словами: «Вижу, что купались, но не ухватить!»

В то же время, я много был прикомандирован на других экипажах и не очень могу что-то вспомнить о чем-нибудь, более значимом. В памяти какая-то тяжелая перешвартовка во льдах в бухте Большого Камня. Несколько часов подряд оледеневший на мостике командир Перепеч В.М. мучил промёрзший насквозь экипаж, пытаясь отогнать льдины работой гребных винтов. Отопления никакого. Я почему-то находился в ЦП в рубке акустиков (думаю, наверное, там было теплее). Помню, что ноги в ботинках – точно, ничего не чувствовали.

Сменивший Перепеча В.М. – следующий командир К-42, Владимир Васильевич Бажев, очень не хотел моего перевода комдивом-три на К-115, когда я еще был только старшим лейтенантом. Отказал начальнику ЭМС дивизии Дешевому Э. относительно меня – я и подзастрял на сорок второй в первичной должности. Хотел он меня протолкнуть в помощники командира, ничего не получилось, хотя прецедент был – наш помощник Малинин был из механиков. Возможно, посчитали – не надо ли посыпать дустом этих механических ребят – плодятся, понимаешь, подсиживают потенциальных адмиралов. Бажев В.В. позднее был назначен командиром отдельного дивизиона ПЛА на Камчатке.

Запомнился один эпизод с его участием, когда Бажев только прибыл на К-42 и еще не успел получить жильё. Я в это время был в отпуске. Надо заметить, что отпуска были для нас достаточно продолжительными: не возбранялось до поры-до времени брать воинские перевозочные документы на поезд, а лететь самолётом (разумеется с доплатой), чем все и пользовались. С учетом особых условий службы был еще довесок к отпуску за близость к атому. Так что, иногда набегало под три месяца отпусков. А однажды, только я вернулся из отпуска, как резервный экипаж (120-й) – принял нашу 42-ю и всех отправили в отпуск, в т.ч. и только, из него прибывших. Не прошло и недели, как я снова позвонил в родительскую дверь. Мой папа – никак не мог скрыть своих сомнений – служу ли я, вообще-то, в Вооруженных Силах. Да и приятели в ту бытность, встречая меня снова и снова – удивлялись тому же: «А ты вообще-то работаешь?» Но, вместе с тем, отлично помню, как не было отпуска и по три года подряд. Так вот: на излёте отпуска, вдруг получаю телеграмму, подписанную командиром: «Отпуск продлён еще на 20 (по-моему) суток. Озадачился. Дал тлг Лёвке (минёру): «Узнай-подтверди». Пришла тлг с одним словом: «Подтверждаю». Ничего не понимая – на всякий случай вернулся пораньше. Оказалось, что пользуясь моим отсутствием, семья Владимира Васильевича Бажева живет в нашей комнате. Совершенно были простые отношения – ничего не запиралось. Возникла необходимость – да вот, человек в отпуске, жилплощадь свободна – живите. По-моему, это было еще до нашего дома, что в Большом Камне на Аллее Труда, 22. Где мы до этого жили, я уже и не помню. Но помню, что сразу, по возвращении, пошел в бухту Вальтон и подстрелил подводным ружьем шикарного морского налима (более метра длиной) и показывал его дочке и супруге командира.

Позднее, уже после моего назначения на ПЛА К-115 командирами на К-42 были:

Захаренко Михаил Георгиевич. В скором будущем, ставший Командующим Тихоокеанским флотом, а затем и Первым Заместителем Главкома ВМФ. На этих его высоких должностях мне довелось не один раз с ним общаться, проходя службу в Техническом управлении ТОФ. Запомнился простотой в общении и отсутствием, какого-либо, административного пафоса. Жаль, что не довелось служить в прочном корпусе под его руководством.

Лукьянцев Валерий Георгиевич. Через несколько лет, он же, был командиром моей подводной лодки К-115, на которой я был командиром БЧ-5. Этому человеку посвящено много моих воспоминаний в заметках про первое поколение ПЛА. В т.ч. и о несправедливости, которой он подвергся по навету, будучи прикомандированным со 115-й, на боевую службу на К-42. Вместе с ним лишился должности и начальник штаба 4-й флотилии ПЛА Колесников Валерий Васильевич. (Суть проста: кто-то из офицеров за обедом в кают-компании неосторожно пошутил насчет всем известного на тот период возраста членов Политбюро. Сидящий за своим столом Валерий Георгиевич, занятый своими мыслями, никак не отреагировал, а может и не слыхал. Но донос последовал тот час, по возвращении ПЛА из боевого похода. За «неприятие мер» сняли и Лукьянцева и Колесникова. Два офицера, оба, награжденные несколькими боевыми орденами в мирное время, не смогли защититься от наветов какого-то сопляка, жаждущего сделать карьеру. Как тут не вспомнить аналогию с контр-адмиралом Мормулем Николаем Григорьевичем, начальником ТУ Северного флота, безвинно осужденным по надуманной статье, с такой же целью (реабилитировали, слава Богу, живого). Живем с Валерием Георгиевичем почти по соседству во Владивостоке, общаемся, дружили «гаражами», стоявшими рядом, пока наш самодеятельный кооператив не разогнали.

Валерий Васильевич Колесников был назначен на адмиральскую должность в штаб ТОФ, где мы часто виделись и общались в период моей службы в ТУ ТОФ. К большому сожалению, ушел из жизни очень рано.

Травин Евгений Иванович. Был командиром ПЛА К-42 во время многомесячной боевой службы в южных морях и Индийском океане в 1983 году. При мне командовал 42-й в составе 120-го экипажа, но это было уже после моего перевода на К-115.

Рыжук Александр Лукич. Был на К-42 и помощником командира и старпомом – уже после моего убытия на К-115. В должности старшего помощника участвовал в
девятимесячном походе в Индийском океане. По окончании боевой службы назначен командиром ПЛА. С Александром мы дружили весьма тесно и лично и семьями. Встречаемся и по сей день, хотя и не так часто, как хотелось бы. В его жизни была тяжелая потеря – погиб сын Василий, которого мы все хорошо помним еще по его детским годам – моряк гражданского флота. Как оказалось – Александр Лукич был последним командиром нашей подводной лодки до списания её в отстой. В дальнейшем Рыжук А.Л. командовал отдельным дивизионом атомных подводных лодок в Приморье.

Непосредственно командовали подводной лодкой К-42 на время отсутствия штатных командиров:

Рязанцев Валерий Дмитриевич – на то время начальник штаба 26 ДиПЛ, в будущем вице-адмирал, заместитель Главкома ВМФ. Нас с Валерием Дмитриевичем в молодые годы связывало общее спортивное увлечение – с азартом играли в водное поло в бассейне на Камчатке. «Валера! Дай пас!» – и побеждали неслабо! Господи, как давно это было!

Кожевников Валерий Александрович – заместитель командира 26 ДиПЛ, в будущем вице-адмирал, начальник ТОВВМУ имени С.О. Макарова. Когда-то вручал мне перед строем дивизии медаль «За боевые заслуги». Возможно, по результатам моего руководства по борьбе с пожаром в смежном отсеке на глубине 100 метров и невозможности всплытия, по надводной обстановке в ближайшее время (К-115). Тогда несколько часов провели включенными в изолирующие средства защиты из-за опасности отравления окисью углерода. А Кожевникову маска оказалась мала. Но чтобы возыметь воздействие – я нарочито громко сказал вахтенному записать в черновой журнал, что ЗКД не включился в ИДА-59. Тогда Кожевников вывернул маску наизнанку, вцепился в загубник зубами, а нос зажал. Газоанализатор нашего начхима Юры Юдинцева показал превышение ПДК в несколько раз. Хватило бы на всех.

И, конечно, нельзя не вспомнить, контр-адмирала Белоусова Алексея Арсентьевича – заместителя командира 45-й дивизии ПЛ по боевой подготовке, а затем и командира 26-й ДиПЛ, имеющего самое непосредственное отношение к ПЛА К-42 и всем другим лодкам соединения. Я его запомнил ещё в период своего прикомандирования в 1972 году, на выходящую из ремонта, ПЛА К-115. Энергичный, молодой капитан-лейтенант(!) – старший помощник командира этой лодки. Очень тактичный в общении, даже с таким молодняком, каким я был на то время. Впоследствии, пересекался с Алексеем Арсентьевичем по служебной лестнице в разных должностях и званиях. Остались только хорошие воспоминания, хотя, конечно, не всё всегда было гладко. А когда я узнал, что Белоусов А.А. блестящий знаток российской истории, автор интереснейших книг – моё к нему уважение очень преумножилось. В дальнейшем Белоусов А.А. командовал ТОВВМУ им. адм. С.О. Макарова в самые тяжелые годы ельцинского развала армии и флота («Мой друг Билл, понимаешь…». Сейчас аукивается).

Владимир Иванович Киселёв

Всегда на подводных лодках того времени у командиров ПЛ были заместители по политической части. Первым замполитом для меня на К-42 был Киселёв Владимир Иванович. Направленный из Москвы, где он был каким-то комсомольским работником при ЦК ВЛКСМ, как бы, на повышение (наверное, всё-таки, в чем-то там провинился). Личностью был бесстрашной, неуязвимой, но сильно неухоженной. Сразу меня взял в оборот – тут же назначил по фиктивным выборам секретарем комсомольской организации, после партийной, и воз этот, я тянул, по-моему без передышки, за что, однажды, чуть не нажил мощную неприятность (об этом упоминал в заметках про первое поколение ПЛА). Никогда не забыть, как в плавказарме во время ремонта, неожиданно пришла проверка по его душу – каких-то заместительских планов с отчетами. Поскольку и конь не валялся в этих плановых тетрадках – Владимир Иванович попросил меня в течение буквально пяти минут что-то там нацарапать с максимальной скоростью. При этом сказал: – ты там начинай, а я от них грудью прикрою. Ушло сколько-то драгоценных минут, пока я давился от сдерживаемого смеха, посмотрев, на отнюдь, не богатырскую грудь замполита. Но, В.И. доблестно выдержал паузу в поисках якобы надежно хранимой тетрадки, пока я лихорадочно строчил какую-то туфту. Не промах был Владимир Иванович махнуть подводницкого напитка прямо перед каким-нибудь партактивом. Но, как-то, обходилось. Экипаж к нему относился дружелюбно, потому как, Владимир Иванович не строил никому козней и не допекал опостылевшими конспектами классиков. Но заботился реально: умел пробить жильё и на Камчатке и в Приморье для офицеров и мичманов. Сам постоянно жил в казарме или каюте на ПКЗ.

Сменил Киселёва В.И. почти в день моего ухода Китайский Николай Иванович, впоследствии, ставший заместителем начальника факультета в ДВВИМУ им. Невельского. С ним на подводной лодке мне служить не довелось, но мы встретились в нескором будущем в кругосветном плавании на фрегате «Надежда», куда он пошел учебным помощником. Действительно был душой коллектива – сказался большой опыт работы.

Юрий Георгиевич Кузнецов

Всем в 1971 году рулил в экипаже старпом Юрий Георгиевич Кузнецов – корабельными учениями, построениями, смотрами, вахтами и еще тьмой лавинообразных дел, приходящихся на долю старшего помощника. Строг был, сам образец морского офицера – спрашивал и с нас. Как-то, в первые дни, я зачем-то был вызван к нему. Явился, доложился и был изгнан за нарушение формы одежды. Не понял – за что? Осмотрелся, подтянулся – и снова. И опять – от ворот поворот. Оказывается, на кителе отсутствовали планки, а две медали (конечно, юбилейные) Леонид Ильич нам повесил. Правильно. Положено по Уставу – носи! В общем-то, ко мне сильных нареканий со стороны старпома не было, хотя второй отсек всегда на виду, т.к. в нём каюты комсостава.

Но один раз я подвёл Юрия Георгиевича, вольно или невольно. Когда мы пришли в 1972 году на ремонт в Большой Камень, местное соединение, в состав которой нас включали, сразу устроило проверку лодки по борьбе за живучесть. Отрабатывали мы всякие вводные под руководством Кузнецова Ю.Г. множество раз. И всё вроде бы пошло по накатанному сценарию: по оперативному времени центрального поста, из отсеков докладывали о тех или иных условных возгораниях, принимаемых мерах и т.д. Чёрт меня дёрнул за язык при докладе из отсека – на очередной минуте вместо «пожар потушен», почему-то ляпнуть: «Пожар усиливается». Возникла некая заминка – в сценарии такого не было. А в ЦП – местные проверяющие. Делать нечего – Юрий Георгиевич начал борьбу по этой вводной, одновременно объявляя ход оперативного времени, по которому посыпались вводные из других отсеков. Конечно, возникла незапланированная путаница с лишним «пожаром», разведкой места возгорания и т.п. Ну а этим ребятам из штаба соединения, только этого и надо. На разборе затюкали нас и заклевали. Досталось и Кузнецову. Никто же не знал, что вводная родилась от безвестного лейтенанта. Думали, что раз в плане учения есть, значит – не отработано. Но, так или иначе, политика той местной бригады была такова – сразу поставить на место вновь прибывший экипаж – неважно, хорошо ли и правильно они всё делают. Ну а тут, сам Бог велел. В принципе, всё обошлось – в состав нас приняли, доложили об устранении замечаний и всё такое.

В каком-то, не таком уж, далёком будущем Юрий Георгиевич сам стал командиром этого соединения, пройдя к тому времени ступени командира 120-го экипажа и подводной лодки К-14. К тому времени, через него шли атомные подводные лодки второго и третьего поколения. Ответственность за подготовку экипажей, безаварийные испытания после достройки и ремонта – всё это легло на его плечи и ответственность. Насколько мне известно, готовность экипажей к выходу из ремонта была при нём высочайшей. Сам на всех проектах – новых и старых, Юрий Георгиевич Кузнецов, постоянно выходил в море, проверял, обучал, обеспечивал. И что, самое достойное, пользовался абсолютным уважением подводников всех рангов. Через эту бригаду прошли, едва ли не все подводные лодки флота, проходящие ремонты и модернизации. Со многим подводницким народом довелось общаться. Тема ремонта – всегда очень непростая, касающаяся изменения условий службы, быта и т.п. И никогда, никто не отозвался о Юрии Георгиевиче, как-нибудь холодно. Сложные были времена, но всегда он умел не только потребовать, но и помочь подводникам в массе профессиональных и житейских вопросов. Один только квартирный вопрос, какого здоровья и нервов мог стоить!.

С Ю.Г. Кузнецовым во Владивостоке

Я уже упоминал в предыдущих заметках об эпизоде в своей будущей деятельности, когда с морского полигона подводная лодка (К-23, к-р БЧ-5 мой приятель Александр Гарбуз) была срочно затребована в завод. В результате я с мичманом Борей Яценко очутился в запретной зоне без документов и в рабочей одежде, т.к. всё осталось на обеспечивающем судне, на которое из-за спешки нас не смогли высадить. Что-то объяснять и доказывать охране объекта было бесполезно. Помог только Юрий Георгиевич – беспрепятственно вывез на своей служебной машине. Иногда мы встречаемся (дома по соседству во Владивостоке), общаемся и я очень рад, что заслуженный подводник бодр и энергичен. Мечта у него – вот бы поучаствовать в перегоне какой-нибудь подводной лодки! Вот у каких людей я начинал проходить школу жизни!

Малинин

На должности старпома Юрия Георгиевича сменил Малинин (не помню имени – отчества). Он был выходец из механиков, которым на командные должности путь всегда был перекрыт, но у него получилось – не знаю, каким образом. Некоторое время был помощником на К-42 и после Кузнецова – старпомом. Должность эта пришлась большей частью на ремонт в Большом Камне и если память не изменяет, очень в скором времени его куда-то назначили. Запомнился, в принципе, энергичностью, каким-то оптимизмом. Умел заставить экипаж утром побегать строем в режиме физзарядки, что в общем-то, неплохо.

Сменил Малинина на должности старпома Казанцев Владимир Николаевич, с которым мы дружили семьями еще с Камчатских времен. Там был общий круг знакомых, чуть постарше меня (года на 2-3). В начале, в общем-то, подружились наши жёны и мы как-то тоже, путем общих застолий и т.п. Казанцев В.Н. был прост в общении, что его иногда и подводило. Шутейная его фраза, но сказанная командирам боевых частей: «Хочите вы, или не хочите, а с людями вам работать придется!» – стала прямо-таки крылатой. То ли, в самом деле, он её произнёс с такими характерными искажениями и ударениями, то ли умышленно, но вспоминали её долго.

Вполне успешно он управлял экипажем в ремонте, мы продолжали дружить в свободное время, вместе отмечали всякие праздники, но рано или поздно Казанцева отправили на командирские классы в Ленинград. Как-то по весне мы и там встретились на Троицком поле, где он с женой Натальей снимал квартиру. Как раз после рождения у них сына. Наталья мне его показала – совсем маленький крошечный. Много позже видел его фотографию – такой амбал!

На сорок вторую Владимир Николаевич уже не вернулся. Был назначен по окончании классов старпомом на стратегический подводный крейсер и в скором времени стал там командиром. С тех пор мы виделись совершенно случайно. Наверное, столько боевых служб, сколько пришлось на его командирскую долю, мало кому выпало. Возвращаясь с одной автономки, без всякого перерыва принимал другую лодку, т.е. переходил на другую сторону пирса, на готовый к выходу стратег и уходил на очередную боевую службу. Примерно такое же, было с моим одноклассником Мишкой Борисочкиным, командиром БЧ-5 стратегической лодки. После, по-моему, 25-ти боевых служб Миша поступил в Академию, только этим и прервал этот свой нескончаемый цикл. После демобилизации капитан первого ранга Казанцев В.Н. обосновался во Владивостоке, пристрастился к зимней рыбалке, очень любил это занятие, и мы иногда встречались то на пароме, то во флотской поликлинике. Но длилось это недолго. Володя умер.

Лёвка (в центре), Емеля-молодой и я — с семьями

Помощником командира на К-42 после Малинина стал Гена Нестеров, которого на должности командира минно-торпедной боевой части сменил Лев Родштейн. В своих заметках я о Геннадии Степановиче рассказывал только о времени, когда мы встретились на К-115, где он уже был старпомом. В нашу бытность на К-42 более всего запомнились не служебные какие-то дела, а наши дружеские встречи семьями на природе, отмечание разных событий, освоение коммунального быта в новом доме на Аллее Труда в Большом Камне, где экипажу были выделены квартиры. Семья Нестеровых обитала в одной квартире с Родштейнами, в соседнем подъезде мы делили квартиру с семьей Володи Лешко. И все остальные жили практически также. И жили весьма дружно. В нашей компании также были семьи Лёши Шпирко и Миши Еремеева.

Собирались по всяким поводам, когда позволяло время у кого-либо. Гена умер у себя в Новосибирске уже выйдя на пенсию, в возрасте всего лишь 65 лет. Присел вечером на лавочке возле дома – так сидящим и нашла его супруга Лидочка.

Лёша Шпирко

Гена Нестеров

Нестеровы

Бывают в нашей жизни иногда удачные случайности. На какой-то стоянке в европейском порту, наконец-то кадетов увезли на экскурсию. Вышел на палубу с небольшим ноутбуком – думаю – пока курсантов нет, надо этим воспользоваться и попробовать выйти в интернет через вай-фай. А то, эта орава, как выползет на палубу со своими суперкомпьютерами – подключиться к сети практически нереально. Устроился в тени, чтобы солнце не отблёскивало – нажал нужные кнопки – есть! Вышел в скайп.

С Нестеровым на Камчатке

И увидел, что в скайпе Гена. Позвонил ему и он отозвался. Вот уж, действительно неожиданно. Не так часто мы пересекаемся во всемирной паутине. Общались часа полтора. У Гены была (приходится упоминать в прошедшем времени – надо же!) весьма интересная особенность рассказчика: повествуя о чем-то, по ходу отвлекался на сюжет в рассказе, как-то связанный с основной линией. Далее – сюжет в сюжете и этакая цепная реакция. Но всегда, рано или поздно, все эти ветви сходились к чему-то основному. Слушать его было чрезвычайно интересно. Так и в этот раз. Как ни странно, связь получилась на редкость с хорошим изображением и звуком. Сговорились, почаще встречаться, хотя бы в скайпе. А через несколько дней Геннадия Степановича не стало.

Штурман Виктор Капуста

Командиром штурманской боевой части (БЧ-1) был Виктор Капуста. Очень тщательно относился к своему внешнему виду, всегда безупречно в выглаженной форме – всё подогнано – просто образец морского офицера. В каюте на плавбазе Кубань у него обитал хомячок – не знаю, с какой уж целью он его завёл (возможно, какая-нибудь дама отдала на время). Но об этом существе мы узнали только из неких идиоматических выражений, доносящихся из Витиной каюты. Оказывается, после возвращения с  небольшого выхода в море, Витя нашел своего приятеля в гнезде, свитом под мышкой рукава новой шинели, пошитой весьма элегантно. Материалом для гнезда послужила часть плечика и почему-то, наружного кармана.

Командиром электронавигационной группы («штурманенком») у Вити Капусты был Дорогин Валера, человек увлеченный помимо служебных дел, еще массой общественных нагрузок. Впоследствии Валерий Дмитриевич стал Командующим Камчатской флотилией, вице-адмиралом. Избирался депутатом Государственной Думы. Запомнилась давняя случайная встреча в городе Фокино, Приморского края, тем, что Валера был очень рад встрече, очень доброжелателен и приветлив.

Позднее штурманом на К-42 был Георг Микаэлян. Как-то в Питере встречались в его временной квартире, вспоминали минувшие дни, друзей и Крестьянского Н.И., которого хорошо оба помнили: Жора – по службе на АПЛ, а я – по кругосветному плаванию.

Лев Родштейн в своем отсеке (справа), слева старшина 2 статьи Буцыков

Лев со старшиной команды торпедистов

Нестерова Г.С. сменил в должности командира БЧ-3 (минёра) Лёвка Родштейн. Лев сразу влился в коллектив, несмотря на возраст годом младше меня и тем более, Нестерова. Делили они одну квартиру в том самом доме на Алее труда, в соседнем от нас подъезде. Когда бывал у них – трудно было понять, кому, какая комната принадлежит. Всё вперемешку. От вещей до детей.

Володя Лешко

Рыба фугу на гарпуне

С Володей Лешко мы в нашей квартире обитали, как-то более разобщенно. Лёвка спас нас от употребления в пищу рыбы-фугу, которую я подцепил как-то ранним утром на своем любимом Вальтоне. Вовремя она раздулась, мы насторожились, и Лев предложил отказаться от её приготовления. То, что это самая ядовитая рыба из всех, мы в тот момент и не подозревали.

Замещая своих командиров дивизионов на частых выходах 42-й в море, у нас с Лёвкой была общая боевая смена, в которой я был вахтенным инженер-механиком, а он вахтенным офицером. Выламывание Льва зимой из обледеневшего панциря – канадки и таких же брюк, когда он спускался с мостика в центральный пост – было моей неслабой обязанностью. Иногда приходилось отправлять его отогреваться на турбину – иначе замёрзшие молнии не поддавались.

Лев на яхте пересекает Атлантику

Лёвка после К-42, на которой прослужил достаточно много лет, был флагманским минёром разных соединений и объединений. После его службы в Магадане мы довольно часто встречались на Камчатке и во Владивостоке. В 90-е годы расшвыряло куда попало, даже информации толком не было. И вот, недавно, в одном из своих круизных походов на яхте в Черногории, вижу – навстречу идёт большая новая яхта, увешанная кранцами, т.е. на швартовку. Взял правее для расхождения и на траверзе взмахом руки традиционно поприветствовал капитана. Смотрю – никакой реакции в ответ. Сидит какой-то мужик в шляпе цвета хаки и тупо смотрит в нашу сторону. Ну, нет, так нет. Отвернулся к штурвалу и рулю дальше. И вдруг с кормы с расстояния метров в 15 – вопль: «Колька! Ты что, меня не узнаёшь?» – Вот это да! Да это же Лев! Вот так и встретились в море, а позднее и на суше в древнем городе Которе. Лёвка – выдающийся яхтсмен, участник кругосветной командной гонки в составе экипажа английской яхты «Клиппер», сам – капитан большой яхты класса Одиссей-505. Получил яхтенное образование и опыт в Англии в школе самого сэра Робина Нокс-Джонстона, который был победителем в безостановочном кругосветном плавании на яхте «Суахили». Весьма востребован как капитан с яхтенным дипломом международного образца английской школы яхтинга, что признано во всем мире. Вот такие неожиданные повороты в нашей с ним судьбе – от атомного подводного флота до бескрайнего мира парусов.

Саша Брук

Командиром БЧ-4 и начальником РТС был Саша Брук, с которым на 42-й мы появились одновременно. В день приезда в Рыбачий из Петропавловска-Камчатского мы тут же были повязаны вездесущим комендантом Плиевым, которому не понравились на наших погонах литые лейтенантские звёздочки. Неуставные. Да откуда же знать такие тонкости. Пока комендант отвлёкся на инструктаж патрульного наряда, рядом остановился рейсовый автобус до Тарьи, куда нам и было надо, чтобы попасть на паром до города. Недолго раздумывая, видя, что Плиеву не до нас, сели и успели буквально к отходу парома. И только паром отошел, как на пристань ворвался мотоцикл с коляской, управляемый комендантом. К нашему счастью, расстояние быстро увеличивалось и раздосадованный блюститель офицерской формы только злобно глядел ему вослед. Обратно мы со своими сумками и чемоданами из камеры хранения добирались едва ли не по-пластунски. Повезло – не напоролись, а то бы, мало не показалось. Саша также нёс службу вахтенным офицером и также принимал участие во всех наших молодых делах.

Без всякого сомнения, наше окружение: экипаж – офицеры и мичманы в те годы нашей службы, все как один, были очень хорошими специалистами и мастерами своего дела. Первый мой командир электромеханической боевой части был Александр Асафович Шмелёв. К моменту моего прибытия на К-42 он уже прослужил на ней почти 10 лет с постройки. Исключительно эрудированный, разносторонне увлеченный (никогда не забыть его самодельный фильм о самостоятельном путешествии в Долину Гейзеров – смотрелся на порядок интереснее, чем иные сюжеты в Клубе Кинопутешествий на то время), в совершенстве знающий наше железо. Отлично помню его наставление и пожелание мне, перед его отъездом в Военно-Морскую Академию – не останавливаться на достигнутом, совершенствовать и развивать свои знания.

Начальником химической службы на К-42 был Гольстрем Юрий Александрович – один из офицеров первого экипажа, вместе со Шмелёвым А.А. и Титовым А.М. Для нас, молодёжи – он был один из этих заоблачных зубров, по тому времени – на недосягаемой высоте. По-моему, сменил его на этой должности офицер по фамилии Дядечко (надеюсь, что не путаю со 115-й).

Кормовой стабилизатор К-42

Шмелёва А.А. в должности командира БЧ-5 сменил Николай Борисович Каменарович – человек немногословный, завзятый охотник. Управлял нами, офицерами БЧ-5, жестко, но справедливо. После модернизации кормового вертикального стабилизатора (была установлена антенна нового комплекса, что придало излишнюю положительную плавучесть) только он мог умело утопить вначале корму, а затем погружаться.

Марченко А.М. — к-р БЧ-5 пла К-42

Сменил Каменаровича Н.Б. в должности командира БЧ-5 Анатолий Марченко, впоследствии выполнивший на К-42 девятимесячную боевую службу в Индийском океане и отдавший 42-й много лет. Заслуженно награжден орденом «За службу Родине».

А самого Анатолия Михайловича на должности командира дивизиона живучести сменил Дмитрий Лефинский, также достойно прошедший этот многомесячный поход в южных широтах, где от его личного мастерства и умения в немалой степени зависела работа холодильных машин и испарителя.

Калиниченко и Лефинский (крайний справа) в многомесячном походе на К-42

В настоящее время Дима живёт в городе Курске, где долгое время жили мои родители. К сожалению, моё там пребывание всегда настолько мимолётное, что встретиться так и не привелось.

Командир дивизиона движения Спиглазов Анатолий Фёдорович

Командирами дивизионов БЧ-5, у которых я учился в то время, были подводники, прошедшие неслабую школу обучения лично у отца нашего атомного флота академика Александрова А.П. Первым дивизионом (дивизионом движения) управлял комдив-раз Анатолий Фёдорович Спиглазов, державший в железной узде нашу потенциальную разболтанность в знании специальности. Надо отдать должное его требовательности – это очень помогло во всей дальнейшей службе.

Немало строчек посвящено именно ему в заметках про первое поколение атомных подводных лодок. Анатолий Фёдорович, точно, обладал даром воспитателя. Его слоган при виде заспанного в обеденный перерыв Емели-старого: «Лейтенант! И спите???», по драматизму можно сопоставить со спектаклем театра на Таганке. Он мог по-актёрски изобразить глубокую скорбь, когда видел мучения управленцев на комплексной проверке ГЭУ, или крайнюю степень возмущения – летели пишущие ручки, вахтенные журналы, виновник изгонялся с пультового кресла и ставился за спиной вызванного на замену. Замещающим нередко был я, и сменять мне оконфузившихся друзей доводилось довольно часто.

Встреча бывших командиров дивизионов пла К-42: Спиглазова А.Ф. и Героя Советского Союза Самсонова С.П.

Навсегда он вбил нам в головы, что первый контур ППУ – самое святое в энергетической установке. Ничто, не может быть введено туда, без строжайшего контроля и надлежащих документов. Никогда бы, при Анатолии Фёдоровиче не случился бы вывод из строя реактора, как это имело место на другой подводной лодке. (К-431). Его мудрости и жизненному опыту я удивляюсь до сих пор. Ему было всего лишь 35 лет. Провожали Спиглазова А.Ф. в запас прямо на стапеле завода «Звезда» под «Прощание Славянки».

Навсегда осталась в памяти встреча в Ленинграде во время моего отпуска у него на квартире на Гражданском проспекте – очень доброжелательная, хлебосольная с воспоминаниями, которые для него, еще были очень актуальны.

Коровянский А.К.

Бондаренко Б.С.

На смену Спиглазову А.Ф. прибыл Коровянский Александр Кондратьевич. К этому моменту мы были достаточно опытными управленцами и хлопот с нами у него было не так уж много.

Вторым дивизионом (электротехническим) правил Бондаренко Борис Сидорович. Человек, немного педантичный, но добрейшей души. Он награжден орденом Боевого Красного знамени – по тем временам весьма уважаемая награда. С ПЛА К-42 ушел где-то одновременно со Шмелёвым А.А.

Глухов С.В.

Помню, как однажды на Камчатке меня в городе, совершенно ни за что, повязала комендантская служба. Придраться им было совершенно не к чему – даже носки у меня были уставного черного цвета. Но нужен был офицер для командования какой-то бригадой, убирающей что-то в центре. В Петропавловске-Камчатском я оказался впервые, помогая с контейнером доктору К-42 Глухову С.В. (будущему генерал-майору м/с).

Еле успел на последний паром в свой Рыбачий. Настолько меня эта несправедливость задела, что написал письмо главкому. Но показал его Борису Сергеевичу. Тот отлично понял задетые струны необъезженной молодости, рассказал мне какие-то эпизоды из своего опыта, в результате чего письмо полетело в печку. По принципу: «Наплюй, то ли еще будет!» Вроде бы мелочь, а ведь запомнилось. Через какое-то время его сменил Пётр Никонович Мороз, бывший до этого командиром группы автоматики.

Третьим дивизионом (живучести) командовал Альфред Михайлович Титов. В силу постоянной загруженности бесчисленными обязанностями, сразу падающими на плечи молодого лейтенанта, не особо много пришлось с ним общаться. Но запомнился своим спокойствием и уверенностью во всяких наших подводницких делах. Альфред Михайлович был ветераном К-42 наравне со Шмелёвым А.А. Запомнилось, что общались они очень по-дружески, хотя прошло уже 10 лет, как был сформирован первый экипаж К-42.

Мы с В.С. Петровым на природе около палатки (Петров слева)

Сменил в скором времени Альфреда Михайловича Петров Владимир Семёнович, бывший до этого первым управленцем (КГДУ-1). Со временем мы с Петровым В.С. весьма сдружились, особенно на почве общей увлеченности подводным миром Японского моря. Через некоторое время он был назначен командиром БЧ-5 ПЛА К-14. На коллективном снимке он в верхнем ряду первый слева.

Рыбинский И.К.

По тем временам группа автоматики и КиП состояла из трёх человек. Старшим в ней был Рыбинский И.К. Компанию ему составляли Мороз П.Н. и Еремеев М.Д. Миша Еремеев пришел на К-42 на год раньше меня (вместе с Лешко В.Ф. и Марченко А.М.). Впоследствии по штатным изменениям остался в этой группе только он и пришедший, чуть позже меня, Володя Емельянов (Емеля-старый).

Из всей этой компании в памяти один эпизод: после вывода ГЭУ или завершения комплексной проверки не срабатывала одна из ламп сигнализации по какому-то параметру. Комдив-раз Анатолий Фёдорович Спиглазов сход на берег им не разрешил до устранения причины. Но вскоре получил доклад, что всё в порядке. На следующее утро был очень удивлён, что лампочка продолжает гореть, хотя всё давно уже обесточено. Подвела умельцев надежная батарейка, напрямую подключенная к обычной лампочке – не успела разрядиться до утра. Насколько помню – Спиглазов оценил находчивость киповцев.

Какое-то время в группе КИПиА был Вадик Солохин – человек из Москвы (довелось быть у него в гостях в Марьиной роще). Он был годами двумя старше меня, но выпуском позже, очень вольнолюбивый боец, иногда бывший на грани, едва ли, не подсудного отсутствия на службе. Но, свои обязанности по настройке автоматики выполнял, хотя большинство его времени пришлось именно на стоянку ПЛА в среднем ремонте. Весьма выручил меня как-то, в сложных взаимоотношениях с некоей дамой в Ялте.

Михаил Дмитриевич Еремеев с 42-й перешел на ПЛА К-115 командиром второго дивизиона, где я чуть раньше стал комдивом-раз. О наших с ним делах и дружбе немало упоминается в заметках про первое поколение.

Очень хорошо помню Тетёркина Ю.С., с которым довелось довольно много общаться. Запомнился он своей приветливостью и хорошим чувством юмора. Но, вскоре он куда-то перевёлся.

Тетёркин Ю.С.

Лукьянчиков В.М.

Моими коллегами на пульте ГЭУ были Петров В.С. (первый управленец, которого вскоре сменил Лешко В.Ф.) и Лукьянчиков Леонид Михайлович (КГДУ-2), которого, через год сменил Толя Марченко. А я долгое время (6 лет) так и оставался КГДУ-3 и командиром 2-го отсека. С Лукьянчиковым Л.М. мы встретились в 2003 году в Морском корпусе Петра Великого (бывшеее ВВМУ им.Фрунзе), где он преподавал на кафедре ТУЖК. (Во время кругосветного плавания фрегата «Надежды»). Когда-то, в 1971 году о нас с ним была статься в журнале «Морской сборник», который я храню, и по сей день.

Из других управленцев помню командира реакторного отсека Сырицу Ростислава. В будущем стал командиром дивизиона (или БЧ-5?) 667Б проекта.
Также помню Георгия Начевного – по-моему, был командиром 8-го отсека. О наших с ним приключениях в торпедном аппарате есть заметка, в цикле про первое поколение ПЛА.

Еще одним КГДУ был Женя Захаревич – атлет, штангист и т.п. Любитель противоположного пола, отвечавшего ему весьма взаимно. Меня один раз подвёл, когда я в бассейне Большого Камня участвовал в судействе соревнований по плаванию, а он меня не подменил в день продолжения соревнований, когда я был дежурным по ГЭУ. Иногда Женя составлял компанию Вадику Солохину в их вольных странствиях. Но человек волевой, умел взять себя в руки, сосредоточиться на специальности, и впоследствии сменил меня на должности командира БЧ-5 ПЛА К-115.

Командиром турбинной группы через год после моего появления на К-42 стал Игорь Емельянов (Емеля-молодой), впоследствии переведенный в Москву, где пошел по командной линии, и мы с ним случайно встретились в Военно-Морской Академии. Кто же был до него командиром турбинной группы, в которой старшиной команды был мичман Ионов – не могу вспомнить – как отрезало. А мичмана Ионова помню очень хорошо – высокий, с очень добрым лицом – всегда помогавший мне, в изучении сложного набора турбинного отсека.

Командиром электро-моторной группы был Валера Старущенко, технически увлеченный человек, постоянно, что-то изобретающий. (На общем снимке – в верхнем ряду крайний справа). Впоследствии был переведен в новое формирование на ПЛА 3-го поколения и стал командиром БЧ-5 на первом корпусе 671 РТМ-проекта.

Начальник медицинской службы на К-42 Золотоверх Д.М.

После Глухова начальником медицинской службы на К-42 стал Дима Золотоверх. Общение с корабельным врачом для меня в целом сводилось к добыванию путевок на время отпуска и общим отмечанием разных наших событий на природе. Запомнился Дима своим добродушием и участием в рационализаторской работе. Как-то показал небольшую герметичную емкость, где в спирту хранились всякие скальпели, кегуты (не знаю, что это такое), зажимы и т.п. Сказал, что этим можно в крайнем случае бороться с аппендицитом. Не уверен, что до реализации дошло, потому как, на ближайшей природе дезинфицирующая жидкость пошла по прямому назначению.

Конечно, запомнились мичманы, с которыми общался по разным поводам. Помню, как по прибытии, когда я впервые появился в казарме (все подводники при стоянке размещаются в береговых казармах), подошел незнакомый мичман и поинтересовался – тот ли я новый офицер? Получив утвердительный ответ, попросил идти за ним. Зашли в большую кладовку, где на стеллажах лежали всякие вещи.

Мичман Горячкин

Мичман расстелил на полу покрывало и стал со стеллажей выкладывать на него разные вещи. Первой появилась канадская меховая куртка, да еще с белым изнутри овчинным мехом. Красивая до невозможности. И множество других предметов быта и одежды подводников. Включая новейшие меховые рукавицы, т.н ЧШ (чисто-шерстяное бельё), одеяло с названием какого-то полярного города («Иоканька» – по-моему), электробритву и даже сапоги с мехом внутри. Наказав беречь всё это – молча исчез. Позже я узнал, что это наш интендант Горячкин А.В. – человек исключительной порядочности, уважаемый всем нашим экипажем. На лодке часть его заведывания находилась в трюме второго отсека, в котором я был командиром. Через год он перевёлся, по-моему на К-14, куда был назначен командиром Алексанян Л.М., перетянувший на неё многих старшин команд и опытных мичманов.

Мичман Мечислав Малько

Помимо него в моем отсеке находился и мичман Малько Слава. Человек высочайшей квалификации в своем деле, к которому никто не допускался. Абсолютной доброты и порядочности. В свое свободное время вел корабельное делопроизводство, печатая на древней машинке с необыкновенной скоростью множество местных приказов и прочих бумажных дел. Видимо, с лёгкой руки командира БЧ-5 А.А. Шмелёва, снявшего увлекательнейший фильм о походе в Долину гейзеров любительской кинокамерой, Слава Малько тоже приобрёл подобную камеру (уж, не у Шмелёва, ли?) и заснял жителей второго отсека К-42, причем преимущественно в трюме, где мы все и обитали большей частью.

Один раз мне довелось увидеть этот кинофильм. По тем временам – увидеть себя в движении на экране – было совершенной фантастикой. К сожалению, по какой-то причине, фильм не сохранился – Слава кому-то подарил кинокамеру вместе с аксессуарами, в т.ч. и катушку с фильмом. Всегда мы с ним общались очень по-дружески, и запомнился он своей постоянной доброжелательностью.

Старшиной второго отсека с моим прибытием туда был мичман Володя Новосёлов. Очень скромный, деятельный – настоящий хозяин отсека. Через какое-то скорое время, мы с ним пролетели с сохранностью водолазного белья, которое хранилось в отсеке. Лежало оно и лежало, в кисе, в отдельной маленькой каютке, которую занимали приходящие на выход разные специалисты. Глаз, что называется, и замылился. Когда мы с Володей спохватились, что давно не видели этого белья, то было уже рано. Пришлось нам за него рассчитываться пополам с получки, благо всё было переведено в категорию перед списанием. После этого всю новую верблюжью шерсть запихнули в один свитер, завязали горловину и рукава. Я прошпиговал нержавеющей проволокой всю конструкцию так, что вытащить что-либо, было совершенно невозможно. И повесили в кисе на виду в проходе отсека. Немалым было моё удивление где-то через полгода, когда на очередной проверке двух свитеров мы всё-таки не досчитались. На безотбойных боевых тревогах (учебными их сделали годами позже) мы со старшиной отсека иногда одновременно докладывали в ЦП всякие положенные слова: я в «Каштан» из трюма от своей койки, а Новосёлов – в такое же устройство от боевого поста. На это Николай Борисович Каменарович (к-р БЧ-5) возмущался: что там у вас за хор Пятницкого! Не видите друг друга, что ли? Конечно, он считал, что мы поём в один динамик, а на самом деле второй «Каштан» в трюме был запараллелен основному возле моего трюмного «офиса».

Мичман Иконописцев

Володю Новосёлова назначили старшиной команды электриков, а ему на смену в наш отсек пришел Вася Большаков. Очень спортивный, доброжелательный парень. Однажды перепугал секретчика, надев адмиральскую фуражку и сунув голову в ней в форточку секретной части, которая размещалась тут же в трюме второго отсека. Рявкнул: «Почему спим?!» – Бедный секретчик при виде раззолоченного козырька чуть не родил. По-моему, в должности секретчика был мичман Иконописцев В.А., но могу и ошибаться.

Спортсмен, участник всех спортивных соревнований, вместо зарядки, пробегавший от дома до службы, Вася Большаков умер от остановки сердца на балконе своей квартиры.

Старшинами команд на К-42 при мне были:

– турбинистов: мичман Ионов. Каким-то временем позже, его сменил мичман Ткаченко. Старшим специалистом в турбинной группе был мичман Николай Сатункин.

– трюмных: – мичман Бережной

– рефрижераторщиков – мичман Самборский

– спецтрюмных – мичман Андрианов

– гидроакустиков – мичман Цаплин

Забылись фамилии и некоторых командиров групп, главного боцмана, старшин команд: электриков, мотористов, торпедистов, радиометристов, штурманских электриков и двух баталеров, поочередно сменившихся после мичмана Горячкина и химика-санинструктора. А также, и некоторых мичманов – старших специалистов.

Практически у всех этих замечательных людей я постоянно чему-нибудь учился, вместе с ними нёс вахты, стоял дежурным по кораблю и в памяти остались только их доброжелательность и готовность помочь в любых, и профессиональных, и житейских вопросах.

А был ещё и кок, готовящий на миниатюрном камбузе в 8-м отсеке еду на 120 с лишним человек. Иногда условия были такие жуткие, что не отдать должное этому специалисту просто нельзя – особенно при многократном форсировании пролива Лаперуза в штормовую погоду в надводном положении (только на К-42 мне довелось не менее пяти раз проходить этим путём и где-то столько же на 115-й). Подводники знают, как кладёт на борт подводную лодку на волне – ведь никаких успокоителей качки, разумеется нет. То, что испытывают при этом на мостике, вахтенный офицер, сигнальщик и, как правило, командир или кто-то из старших на борту – можно не говорить. Надолго осталась в памяти реплика одного из вахтенных помощников, спустившихся в центральный пост: «Лодку накрыло – на поверхности только моя голова, волны и море…».

Очень запомнился мичман Абдуллин Гафият Рахматуллович – старшина команды телевизионщиков. Мы много общались. Абдулин – человек видавший жизнь и пользующийся однозначным уважением экипажа. Наряду со служебными делами, на нем было и немало общественных обязанностей. Как водится, все мы постоянно меняли друг друга под водительством незабвенного Владимира Ивановича Киселёва в разных партийных ипостасях. По тем временам было так – если есть в каком-то микроскопическом подразделении три члена партии, то это уже партячейка (в простонародье – парт-яйцо), а значит, должен быть и её секретарь. Особо мы себе голову не забивали этими делами – хватало служебных забот. Вот и Абдуллин – после каких-то хлопот мирно почивал после обеда в своей каютке в казарме, как вдруг прошелестела какая-то неслабая паника – на наш этаж заявилась свита начальника политотдела флотилии во главе с самим – контр-адмиралом Амбаровым. Прибыли они на отчетно-перевыборное собрание партийной группы из трёх человек, секретарем которой был наш Абдуллин. Моментально разбудил спящего мичмана, представился проходящему по коридору контр-адмиралу. Амбаров при этом спросил: «О чём-то, мне ваша фамилия напоминает?» – Ответил, что буквы в наших фамилиях одинаковые. – «Хм?…Однако!…» Из трёх членов партгруппы одного, как и полагалось, выбрали в президиум. Докладчик Абдуллин. В зале – один(!) оставшийся из партячейки человек и 15 человек свиты с блокнотами и ручками наперевес. Не растерялся наш Абдуллин – открыл какую-то тетрадь и часа на полтора загнул такую речь, что единственный, кому она адресовалась, уснул наповал. Но, к прениям его разбудили. Выступление его по продолжительности оказалось чуть меньше основного доклада. Уходивший с соратниками Амбаров, поднял палец, обращаясь к ним: «В глубинку надо почаще ходить! В глубинку! Какие люди!» Какие? Знай, наших! Обыкновенные подводники. Мичман Абдуллин после показал мне совершенно чистую тетрадь, по которой, якобы читал свой доклад. И все мы отлично понимали, что играть надо по установленным правилам. Ведь это – тоже, отвести от экипажа и командира лишние нарекания, к чему бы они ни сводились. Так что, принцип: один за всех – работал не только в прочном корпусе.

К сожалению, более чем сорок лет отделяют сегодняшнее время от тех юных лет. Память, почему-то, избирательна. Некоторые имена в ней постоянно, а некоторые, которым обязан не менее других – уже никак не выплывут из её глубин. Ведь, даже в моих предшествующих заметках, вылетела из головы фамилия одного из моих лучших надежных помощников на следующей моей подводной лодке К-115, старшины команды рефрижераторщиков Анатолия Артёмовича Кузьмина. Так и здесь, на К-42 – помню в лицо человека (по тому, разумеется времени), а имя и прочее – никак, хотя казалось бы, никогда не забыть. Приношу всем, чьи имена не могу вспомнить, свои искренние извинения.

Пусть эти воспоминания будут моей данью памяти живым и ушедшим подводникам ПЛА К-42. В них я попытался в микроскопических дозах вспомнить, только своё личное, что-то живое, каким-то боком, связанное с тем или иным человеком из нашего экипажа. Конечно, этого ничтожно мало. Но, хотя бы, так.

Мог бы еще достаточно долго послужить наш замечательный атомоход, но катастрофа на рядом стоящей 431-й, не позволила продолжить эксплуатацию. Бывало в практике подводного флота подобное, когда взрыв боезапаса уничтожал не только свою ПЛ, но и соседей. Наверное, тот самый человеческий фактор, контролировать который, учил своих слушателей мой первый командир электромеханической боевой части Александр Асафович Шмелёв. Подводная лодка, оборудованная новейшими системами поиска типа «Снегирь», ГАС «Рубикон», великолепными парогенераторами, улучшенными характеристиками ядерных реакторов, конечно, была способна на многое, что она доказала ещё ранее, своими беспримерными боевыми службами.

Последняя стоянка К-42

И завершить своё краткое эссе в честь экипажа и нашей красавицы, хочу, с разрешения автора, капитана первого ранга Шмелёва Александра Асафовича, его стихами, прозвучавшими на традиционной встрече в Санкт-Петербурге ветеранов корабля в честь его 25-ти летия:

Виват К-42!

Потенциальным читателям из ветеранов К-42 – просьба: поправки, изменения, уточнения и не названные имена оставить в комментарии к данному тексту.

Заранее спасибо. Всё будет откорректировано. С уважением, Абрамов Н.А.