ТЬМА

Подались скопом овцы без испуга.
Бежали и резвились вприпрыжку.
Попали в цех, и зашумела стрижка,
Летели клочья, шерсти вьюк
И овцы поняли – пришел каюк!
Из цеха сразу скопом на убой!
Козел — садист тряс бородой.

Козел и овцы. Жуков Владимир

* * *

Меня только что пронзила сильная острая боль в лобной части головы, из-за которой я накрыла лоб ладонями и зажмурила глаза. Боль начала утихать… Я убрала ладони, открыла глаза, и тут же испытала тихий ужас…

…Я стою на асфальтированной широкой дороге. Справа от меня бетонная стена. Вдоль стены вижу деревья. Легкий ветерок шевелит на них зеленую листву. Стояла теплая солнечная погода. Я поворачиваю голову налево и снова вижу деревья. Они росли на склоне, который спускался вниз до самой реки. Река широкая, но виден другой берег… Где я?..

Повернувшись вокруг себя, я обнаружила, что стою совсем одна: на улице никого, кроме меня не было. Теперь меня накрыл холодный липкий ужас от того, что я осталась одна, а все живое разом исчезло. Хотя…

Я увидела возле себя лохматую крупную собаку. Она сидела и смотрела на меня. Возле собаки валялся поводок, прикрепленный к ее ошейнику. Я осмотрела свою одежду. На мне был спортивный костюм. Осматривая его, вдруг, поняла, что не знаю, кто я и что я, и, молча, задала себе вопрос:

«Кто я?».

- Тебя зовут Тамара. – Услышала я спокойный голос, как будто отвечаю сама себе.

«Да! Я Тамара. Это мое имя. Но… где я…?»

Я посмотрела на собаку.

«Чья собака?»

- Твоя собака. — Вновь ответил тот же голос на мой вопрос. — Ее зовут Алиса.

«Алиса? Нееет… это не моя собака. Моя собака другая».

Я напрягла память, и вспомнила, что моя собака черная и не большая. Рэмка!

«Мою собаку зовут Рэма, а это не моя собака! ГДЕ?! МОЙ?! РЭМА?! – запаниковала я. — ГДЕ Я?!»

Вдруг в глазах потемнело. И сразу, эта темнота, разорвалась с легким хрустом, как будто распахнулись шторы, представив мне видение в черно-белом цвете:

Я стою возле закрытой двери. Дверь открывается. У порога стоит упитанная женщина с темными волосами. Она держит ребенка, который сидит на ее левой руке. Женщина мне что-то говорит, или высказывает, но я ее не слышу. Это было похоже на немое кино — вообще никаких звуков. За женщиной проглядывался узкий длинный коридор. Я посмотрела на ребенка. Ребенку, примерно год или полгода. Я поняла, что это мальчик. Странно… Но что все это значит?

«Ребенок? Чей ребенок? — спросила я, не понимая, почему это спросила».

- Твой ребенок. – Ответил все тот же спокойный голос.

«Нееет…, это не мой ребенок. Такого не может быть! Я же девственница! — крикнула я про себя, отказываясь всему этому верить».

Вдруг, из-за угла коридора вышел мужчина. Он подошел к женщине и встал сзади нее, а я увидела, что лицо его не только страшное и неприятное, но у него еще были странные, стеклянные, водянистого цвета глаза. Он, молча, уставился на меня.

«Кто это? — спросила я, испытывая отвращение».

- Твой муж. — Ответила собеседница, все так же спокойно.

«МОЙ МУЖ?! НЕТ!!! ЭТО НЕ МОЙ МУЖ! Я БЫ НИКОГДА НЕ ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА ТАКОГО!!! — закричала, и видение исчезло».

Я стояла на том же месте и не понимала, почему, кроме меня и собаки никого не было. Тогда я подумала, что это просто страшный сон такой, который очень похожий на реальность. Я вспомнила, что в таких случаях надо себя больно ущипнуть, и ущипнула себя за руку, но ничего не изменилось. Продолжая стоять, я вспомнила, что у меня должна быть семья — другая семья, где я выросла! Ведь я, почему-то знаю, что выросла в другом месте и в другой семье…. Почему я ее не помню?

Вдруг, пейзаж изменился, и я четко увидела знакомую многоэтажную башню. Затем, я оказалась в квартире, которая мне показалась тоже знакомой, а там сидит женщина. Моя мама?.. Это видение было в естественных цветах.

«Мама! Это моя квартира! Что случилось? Как?..»

Вдруг я вспомнила, что поругалась с мамой, да так сильно, что она меня ненавидит. Только я не могла вспомнить, как я с ней поругалась, и что вообще произошло между нами, но я точно знала, что ее очень сильно обидела.

Одновременно я вспомнила, что у меня есть подруги.

«Я их что?.. Тоже обидела?»

Но в моей памяти о моих подругах была пустота. А еще я поняла, что место, где я жила с мамой, находится не здесь. Но как далеко?

«Где я? – снова задала я сама себе вопрос, чувствуя, что начинаю сходить с ума, так как до сих пор не узнавала место, в котором находилась».

Я снова посмотрела на собаку. Она продолжала сидеть возле меня.

«Ну, что же. Раз я не знаю где я, то собака должна знать, а там, на месте разберусь».

Я подняла ее поводок:

- Алиса. Домой.

И она встала, и пошла. Она повела меня вперед по дороге, на которой я находилась, в ту сторону, как я стояла, когда очнулась от боли. Дойдя до конца забора, она повернула направо; прошла мимо автобусной остановки, затем сразу повернула налево; перешла проезжую дорогу и снова пошла по прямой, но уже между домами. Я держала ее за повод, позволив идти несколько впереди. Местность я не узнавала. Мы шли между кирпичными домами, по улице, на которой я никогда не была. Я подумала, что если б у меня не было сейчас собаки, то я, не знала бы куда вообще идти.

Дойдя до конца дороги, которая закончилась перед очередным кирпичным домом, собака пошла по пешеходной дорожке, между этим домом и забором, завернула к этому дому и подошла к подъезду. Я открыла дверь подъезда. Она зашла в него, поднялась по лестнице на второй этаж и встала у одной из дверей. Дверь была та же самая, как в моем первом видении. Постояв в нерешительности у этой двери, я нажала на кнопку звонка.

За дверью послышались шаги, и она открылась. На пороге стоял тот самый мужчина. Увидев его, я испытала невообразимый ужас, догадываясь, что все это правда. Я зашла в квартиру за собакой, которая побежала по узкому коридору за угол, и бросила на пол ее поводок, игнорируя мужчину, который, молча, отодвинулся, пропуская меня. Я только заметила, как у него вытянулось лицо, когда он меня увидел, и расширились глаза, от чего они стали такими же, как я видела в видении. Я не стала ничего спрашивать у него, да и не хотелось ни с кем общаться: мне нужно было какое-нибудь темное место, где я могла уединиться, и, сразу, обнаружив открытую темную комнату, направилась туда. В комнате, у стены стояла кушетка. Я легла на нее, повернулась лицом к стене и начала вспоминать.

И я вспомнила, что, действительно замужем, и у меня, действительно есть ребенок. Но как?! Как это произошло?! Как моя жизнь разделилась на «до» и «сейчас»?

Я начала вспоминать дальше, вытягивая из своей памяти, все, что со мной произошло. Память возвращалась постепенно, с более свежих событий. Я заставляла себя вспоминать, то, что было до этих событий, потом еще глубже…, и глубже. Я вспоминала, а из моих глаз текли слезы. Я, молча, плакала, ужасаясь тому, что я сделала. Иногда я проваливалась в черноту — наверное, спала. Потом просыпалась и снова вспоминала и вспоминала…

Иногда я просыпалась в полной темноте от невыносимого храпа рядом, и тут же уходила в свое прошлое, продолжая вспоминать дальше. Иногда я, со слезами на глазах сидела на краю кушетки, тупо уставившись перед собой, а потом снова лежала лицом к стене. В какой-то момент я услышала, как шептались свекровь и муж на кухне, но не стала прислушиваться и, снова, уходила в воспоминания.

По мере того, как я осознавала, каким образом теряла свое я, маму и подруг, я возненавидела этих людей, с которыми жила. И ребенок мне стал не нужен. Это не мой ребенок! Я его не хотела! Он нужен был им, но не мне.

Один раз, я обнаружила, что сижу на табурете — на кухне, прислонившись спиной к стене. Как там я оказалась — не поняла. Напротив меня, на корточках, сидел этот мужчина, который был мне законным мужем. Он взял своими руками мою голову, и приблизил свое лицо к моему лицу, заглядывая мне в глаза. Я отвернула голову. Он снова взял меня за голову, но я отвернулась. Тогда он, больно схватил меня за челюсть, заставляя смотреть ему в глаза. Я сконцентрировалась на его переносице. Так он держал меня долго. Я старалась не моргать, даже тогда, когда изображение его переносицы потеряло четкость, почему-то решив, что ему не надо знать, что я не в глаза ему смотрю. Через несколько минут, он вздохнул, отпустил мою голову и ушел, а я тут, же вернулась в темную комнату, где мне было спокойно и уютно, и продолжила вспоминать…

…Я вспомнила все. Только не могла понять – как? Как так получилось, что я вышла за него замуж? Я никогда не вышла бы за него в здравом уме!!! Неужели я, настолько была никчемная, что, кроме этого страшилы, никто на меня не посмотрел? Я снова начала тормошить свою память, в поисках ответа. И, вдруг, вспомнила все окончательно, а передо мной возник и пропал образ Сережи из Батуми. Это был ШОК! Мое сердце замерло, а потом бешено забилось. Из моих глаз снова потекли слезы.

«Как жестоко… Да какое он имел право, лезть в мою личную жизнь и рушить мою семью: лишать меня тех, кто меня любил, а из меня самой сделать игрушку на правах рабыни?! Да как он посмел сделать из меня вещь?! Ведь я когда-то  радовалась жизни, любила и была любима, мечтала и воплощала свои мечты, а теперь я никто!!! Я совсем одна!!! У меня нет никого, только они — эти чужие люди!».

* * *

… Лифт остановился, я выскочила из него и побежала к своей квартире, вытаскивая ключи. Пока я, лихорадочно открывала дверь, то заметила, что лифт, какое-то время, постоял с открытыми дверями, а потом только начал закрывать их. Это означало, что тот, кто со мной ехал, тоже вышел на моем этаже. Это мог быть сосед с моего этажа. Я открыла дверь, забежала в темную прихожую, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Мамы дома не было. Не было и Рэмки: мама его выпустила на улицу, когда уехала на работу — он бы меня встретил.

- Так. А дальше-то что? – Сказала я вслух.

Вдруг кто-то начал звонить в мою квартиру, нажимая на звонок. Я вздрогнула, а за дверью продолжали, настойчиво, непрерывно нажимать на кнопку звонка. Было невыносимо это слышать, и я почувствовала, что еще немного, и я сойду с ума.

«Пожар? Что-то случилось?» – мелькнула мысль, и, развернувшись к двери, я распахнула ее, и тут, же испытала новый ужас и шок.

Такого не могло быть! Передо мной стоял Юра. Он не мог знать мой адрес, и не мог быть здесь и сейчас. Он же остался в Москве!!!

- Как ты здесь оказался? – машинально прошептала я испугано, надеясь, что это глюк на почве пережитых мной событий в течение нескольких часов.

Он стоял и, улыбаясь, жалостливо смотрел на меня.

- Я пришел тебе помочь, – не отвечая на мой вопрос, проговорил он с грустью в голосе. — У тебя есть десять дней отгула. Ты можешь заявление написать, а я отвезу его.

Я подумала, что заявление на отгулы, это как вариант, чтобы за эти дни собраться мыслями, но, вдруг, заметила, что Юра, вытянув шею, поверх моей головы, что-то высматривает в прихожей моей квартиры. Не успела я, опомнится, как он набросился на меня своей грудью, и, не давая мне развернуться, заставляя быстро идти задом наперед, затолкал меня в квартиру и утащил в открытую дверь комнаты моей мамы. В какой-то момент, я споткнулась об его ноги, но он удержал меня и сразу же, кинул на кровать. Я больно ударилась затылком об стену, а он уже навалился на меня, развернув грубо за ноги, вдоль кровати. Все это он проделывал, глядя мне в глаза, как удав на кролика.

Все произошло жестко и быстро. Он спешил. Я кричала. Мне было больно противно и мерзко, а потом мне стало все равно: передо мной промелькнул и захлопнулся образ Сережи из Батуми, и я тупо уставилась в потолок. Мое счастливое прошлое рухнуло, и моя жизнь поделилась на «до» и «сейчас». Будущего я не видела. Я лишилась своей любви и счастья с любимым человеком; я чувствовала себя грязной и опозоренной; я была унижена и раздавлена, и мне казалось, что я лечу в бесконечную пропасть темноты…

… Как во сне, дрожащей рукой написала заявление под его диктовку, затем он собрался уходить, и попросил покурить с ним на лестнице. Мне хотелось курить, и я вышла с ним из квартиры, лишь бы он вышел из нее тоже. Я прикурила сигарету и курила ее, глядя на саму лестницу, а в мыслях была пустота. Слишком много произошло шокирующих событий со вчерашнего вечера, и результат этому было полное безразличие к жизни: время остановилось и мне хотелось умереть сейчас же и на этом месте.

Он курил рядом, но вдруг упал передо мной на колени, и, глядя мне в глаза, плача, как будто, это его только, что изнасиловали, произнес:

- Как порядочный человек, я теперь обязан на тебе жениться. Выходи за меня замуж.

Это предложение выглядело как милостивое одолжение к страшной внешностью и никому теперь не нужной испорченной девушке, которую замуж никто не возьмет кроме него.

«Нет, нет, нет! — кричало, мое внутреннее я».

- Да. – Прохрипел мой голос, и я возненавидела себя за это.

Он вскочил с колен, обнял меня и попытался засунуть мне в рот свой сопливый язык. Я оттолкнула его. Это его не смутило, и он, радостно побежал вниз по лестнице, обещая вернуться.

* * *

Вернувшись, домой, я позвонила Ленке. Она была дома. Я попросила ее, придти ко мне и постричь меня.

Увидев меня, Ленка ахнула, увидев то, что было на моей голове.

- Сделай что-нибудь с этим. – Попросила я ее упавшим голосом.

Пока Ленка пыталась, выровнять мои волосы, я сидела и молчала, уставившись в пол. Я хотела рассказать ей, что со мной произошло, но, из-за пережитого стыда не смогла на это решиться, и вместо этого я ей тихо произнесла:

- Ленка, я замуж выхожу. Будь моей свидетельницей.

- Хорошо буду. – Сказала она, как маленькому ребенку. Мне показалось, что она не поверила, но видя мое состояние, не стала ничего уточнять.

После ухода Ленки, мне хотелось заставить себя поспать: после сна, может, придумаю, что-нибудь, а вечером приедет мама, и я поговорю с ней — может она поймет меня и скажет, что делать. Больше всего я боялась, что могу уже быть беременна. Можно, конечно, сделать аборт, но первый аборт, это опасно. Я это знала, но ребенка рожать от него не хотела. Я с ужасом представила, что этот ребенок будет его копия.

В ванне, я долго отмокала от грязи, которую ощущала на себе. Потом легла на свою кровать, но уснуть не получалось: мрачные мысли, в которых была полная неразбериха, не давали мне успокоиться. До приезда мамы, было еще часа два.

В квартиру настойчиво позвонили. Я осталась лежать на кровати, но за дверью, кто-то начал нажимать и нажимать на звонок. Я встала, подошла к двери, глянула в глазок и увидела его. Он, не переставая давил на кнопку звонка, и мне пришлось открыть дверь.

По-хозяйски войдя в квартиру, он сообщил, что мы едем, прям сейчас, знакомиться с его семьей, а они меня уже очень ждут. Заодно надо взять паспорт, чтобы пойти в ЗАГС. Я отказалась, объяснив, что сегодня хочу отдохнуть, но он сказал, что нехорошо получается: меня ждут; ради меня стол уже накрыт, а я не приеду. Говорил он ласково, успокаивающе, как с малым ребенком, помогая мне одеть куртку.

* * *

Мы приехали в Химки. Минут двадцать шли пешком до его дома. Дверь он открыл своим ключом, а навстречу нам вышла женщина и девушка. Женщина представилась Тамарой Сергеевной, а указав на девушку, она сказала, что это сестра Юры – Галя.

Странно. Я думала, что его сестре лет двенадцать, а она была взрослая, может чуть старше меня. Они пригласили меня на кухню, в которой я не увидела накрытый стол, а Юра ушел в темную каморку, которая располагалась сразу, как заканчивался коридор. Его мать мне объяснила, что это комната ее сына, потому, что у них двухкомнатная квартира. У Гали своя комната, а большую комнату, они поделили пополам, чтобы у Юры был свой угол. Каморка освещалась единственным окном, находящимся  наверху самопальной стены, которая делила большую комнату на две части.

Я пригляделась к его матери. Она разговаривала со мной с расстановкой, тщательно взвешивая слова. Что-то мне в ней не нравилось. Наверное, потому что я чувствовала, как она меня оценивает, взвешивает и измеряет. В отличие от нее, Галя проявила ко мне живой интерес. Она улыбалась, и улыбка ее была искренняя. Галя, как и ее мать, были похожи на не русских. Как мне потом они сказали — у них примешана грузинская кровь.

Однако Юра не выходил из своей комнаты. Это заметила и его мать. Она позвала сына, посетовав, что долго ждем его. И он вышел, а я испытала очередной шок и ужас, от которого хотелось вскочить и бежать из квартиры, но меня как будто приковало к стулу.

Юра был в допотопных тренировочных синих штанах, с отвисшими коленками. На голый неприятный торс была надета, но не застегнута синяя рубашка. Окончательно меня добили очки на его лице – у них была самая дешевая оправа и большие линзы. Похожие очки, я видела у одного одноклассника, когда училась с ним в младшем классе. Через линзы на меня смотрели увеличенные глаза, как две рыбы в круглом аквариуме. Заметив мою реакцию, он на кухню не прошел, а встал в проходе, загородив собой его. Меня внутренне трясло.

Его мать предложила попробовать котлеты, которые она накрутила. Кроме меня их никто не ел. Котлеты были вкусные. Мне было, неудобно их есть одной, но те две котлеты, которые мне положили на тарелку, я съела, так как я ничего не ела почти сутки. Потом они налили чай, а Галя положила на стол шоколадку.

Юра заявил, что я останусь у них ночевать, чтобы завтра пойти в ЗАГС, потому, что ЗАГС уже давно закрылся, а утром мы спокойно сходим. Почему-то мне было все равно. Я сильно устала за этот день, и думать о чем либо, была не в состоянии.

Меня положили спать с ним. Я до рассвета не могла уснуть от его храпа, а утром он отвел меня в ЗАГС, и мы подали заявление, затем он предложил проводить меня до дома, заявив, что ни в коем случае не позволит, чтобы его невеста ездила одна и скучала в дороге.

* * *

Из моей квартиры он уходить не спешил, отвлекая признаниями в любви. Я несколько раз напоминала ему, что мне хочется побыть одной и, наконец-то выспаться. Он пропускал это мимо ушей, но все-таки засобирался домой, хотя особо не спешил выходить из моей квартиры и, как мне показалось, тянул время. И вот когда, он уже стоял в прихожей, очередной раз, прощаясь со мной до завтра, пришла с работы моя мама. Зайдя в квартиру и закрыв за собой входную дверь, мама уставилась на нас. Почти сразу раздался звонок в дверь.

К моему шокирующему удивлению это приехали его мать и отец – свататься. Его мать, сходу взяла мою маму в оборот, заверив, что за свадьбу нам вообще не надо платить — они сами все устроят. Его отец, которого представили Валерием, молчал. Мне показалось, что ему все равно. Я обратила внимание, что сын похож на отца внешностью, но его папаша, все же, не был таким страшным и неприятным.

Я чувствовала, что мою маму все это повергло в шок, а сама я сидела, опустив голову, и краснела от стыда. Родители его, побыли у нас минут пятнадцать и ушли. Мама сразу же вышла из квартиры (думаю, что уехала к Павловым, чтобы там прийти в себя), а жених остался. Я удивилась, что родители жениха, даже не позвали его с собой. Жених отвел меня в мою комнату, и о чем-то начал мне говорить. Я не слушала его и хотела, чтобы он уехал. Но он продолжал сидеть в комнате. Тогда я сама ему сказала, чтобы он ехал домой, а я хочу поспать. Но жених, проигнорировал мои слова и сказал, что раз мы все равно расписываемся, то можем жить уже вместе – у меня дома.

Ну, уж нет! На это я точно не соглашусь. Я хотела до свадьбы побыть одна! Мне хотелось обдумать все в спокойной обстановке, поговорить с мамой и может решить чего-нибудь, чтобы избежать этой свадьбы. Мои размышления, прервал жених, напомнив, что я должна сейчас же подойти к маме и поговорить с ней. В этот момент послышались шаги вернувшейся мамы, а он, быстро, выставил меня в прихожую, велев спросить ее об этом, а сам прикрыл дверь комнаты, но не совсем — оставив щелочку.

Я подошла к маме. Я была уверена, что она откажет, ссылаясь на традицию, что жених и невеста должны жить отдельно до свадьбы. Я понимала, что он стоит за дверью и слушает и хотела, чтобы он сам услышал отказ от мамы. Я спросила ее, можно ли Юре жить у нас до свадьбы, а она воскликнула:

- Когда же ты успела???

Я, вместо того чтобы шепнуть ей на ухо, чтобы она отказала, покраснела и опустила голову, а она, неожиданно, произнесла:

- Ну что же, живите.

Не веря своим ушам, я удивленно уставилась на нее, а жених уже выбежал из комнаты и, выражая ей, глубокую благодарность, буквально утащил меня в комнату. Я была в отчаянии: мама, которая, своим строгим голосом отказала мне в учебе на врача, не пустила меня в Мелеуз, так просто согласилась жить с мужчиной до свадьбы? Она даже не предложила поговорить на эту тему, на что я и рассчитывала! Я рассчитывала на этот отказ, чтобы уединиться с ней и рассказать ей все что произошло, и может вместе решить, что мне делать. Но она это не сделала!!

Я не хотела видеть их обоих. Сославшись, что хочу в душ ушла в ванную комнату, и пока наливалась вода в ванну, отдала волю слезам. Я не понимала, почему мама это сделала. Неужели ее слова «когда выйдешь замуж…» говорились специально? Неужели, она так сильно хотела от меня избавиться?

На следующий день, пока мама была на работе, а я отсыпалась после бессонных ночей, жених перевез в нашу квартиру свои вещи.

* * *

Через пару дней, он сообщил, что нашел мне свадебное платье, и повез в Химки. Он привел меня в квартиру своего друга Гены. Почему-то я не удивилась, что они продолжают дружить, после того случая. Гена вытащил из шкафа платье, а жених велел одеть его в другой комнате и выйти к ним в нем. Платье мне не понравилось, а еще я поняла, что у этого Гены, все же была тогда девушка, и он на ней женился недавно.

Я вышла к ним в комнату. Они оба рассматривали меня как товар, прицыкивая языками. Затем они попросили медленно повернуться вокруг себя, а потом велели надеть шляпу. Шляпу? Я ненавидела шляпы. Я рассчитывала на фату, но они сказали, что к этому платью только шляпа. Я спорить не стала, ведь это платье покупает жених. Потом жених, глядя мне в глаза, спросил:

- Тебе нравится?

Я смутилась, зачем он меня спрашивает, раз и так понятно, что он берет это платье.

- Нравится? – переспросил меня жених, продолжая смотреть на меня внимательно, растянув рот в улыбке полумесяц.

- Нравится. – Ответила я, лишь бы он отстал. Друзья ударили по рукам, и жених отсчитал Гене деньги. Платье стоило очень дешево.

Когда мы вышли на улицу, жених рассказал, что после того случая, Гена сказал ему, что у меня будут мужики. Не так много, но будут. И, что я самому Юре, палки в колеса еще наставляю. Когда он это говорил, я, окончательно поняла, что день рождение его друга было фальшивым, а слова Гены о других мужиках, жениху были все же неприятны.

Платье, он отнес к себе домой — до свадьбы.

* * *

И все же я хотела поговорить с мамой, но было очень стыдно признаться ей в изнасиловании. Когда она была на работе, я ждала ее, планируя наш разговор. Как только она приезжала, я передумывала, да и жених всегда находился рядом, и делал так, чтобы я и она не могли остаться наедине. К тому же обида на нее, что она так меня подставила, разрешив ему жить у нас, не отпускала мои мысли. Но все же, я рассчитывала, что до свадьбы еще не скоро, и я что-нибудь придумаю.

Это он

Шли дни, но мне так и не удавалось поговорить с мамой. Жених ходил за мной хвостом, не позволяя остаться с ней наедине, но тогда я не придавала этому значение, думая, что он просто старается ей понравиться. С ней он общался более чем доброжелательно, особенно, когда приглашал покурить на балконе. Я не курила так часто, и не всегда была с ними, не зная, о чем они беседуют, но меня это еще больше бесило: уж, не думала я, что мое замужество за первого встречного, так ее обрадует. И наконец, я окончательно поняла, что они спелись, чувствуя себя среди них в полном одиночестве.

Но, мама пару раз вылавливала меня в коридоре, когда я выходила из своей комнаты на кухню, а жених, быстренько, перемещался за дверь комнаты (я это не раз наблюдала по тени под дверью), немного приоткрыв ее. И вот в такой обстановке, она пыталась поговорить со мной:

- Дочка, подумай…

Но я, отвечала ей, одной фразой: «Я люблю его!». Я не хотела это говорить, но говорила ей назло. Почему-то, в этот момент, мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое, а ее разрешение жить с ним до свадьбы у нас дома, никак не выходило из моей головы. Обида на нее не проходила. Она все замуж меня отдавала своими высказываниями, так пусть и получает, что хотела. Но как только мама уходила к соседям, мне хотелось пойти за ней и поговорить с ней там, без присутствия жениха, но жених, тут, же отвлекал меня, каким-нибудь разговором, и я забывала, что собиралась сходить к соседям. Я была на грани депрессии.

Как-то, проходя мимо, маминой комнаты, я услышала, как она с кем-то разговаривала по телефону. О чем она говорила, я не прислушивалась, но услышала, как она грустно произнесла:

- Пропала девка…

У меня появилась привычка: по вечерам, сидеть в ванне, наполненной водой. Там я могла выплакаться и уйти в свои мысли, жалея себя и трясясь от страха, что возможно, я уже беременна.

* * *

Я решила познакомить жениха с подругами, и в первую очередь с Ленкой, как с нашей будущей свидетельницей. Он, с радостью, согласился. Я рассказала ему, что по выходным езжу к ней кататься на лошадях, и пригласила его к Ленке на конюшню, в надежде, что ему там понравится.

На конюшне, я немного расслабилась. Там я даже забыла про жениха, который, наоборот, чувствовал себя не в своей тарелке. Я сказала ему, чтобы он познакомился с моими знакомыми из конюшни, а сама общалась  Ленкой. Я приняла решение остаться там с женихом на ночь, и провести время, как я всегда проводила.

Когда стемнело, мы все ушли в деревянный дом, где была затоплена печь, и варился глинтвейн. Последний в дом зашел Юра. Он встал в дверях, немного постоял там, и, вдруг, громким возгласом, привлек к себе внимание, затем выскочил на улицу, громко хлопнув дверью. Это было так неожиданно, что никто не понял, что произошло. Вдруг, я вскочила, и сама не поняла зачем, бросилась догонять его.

- Томка! Томка! – услышала я, как звала меня Ленка. Мне дико хотелось вернуться, но я не могла. Впереди, быстрым шагом, удалялся он. Я звала его, но он не оборачивался, и не останавливался, а меня, как будто рывками тянуло за ним. Я бежала за ним по тропинке, среди деревьев. Между мной и женихом, что-то блеснуло, как нить – леска, от его поясницы к моему животу. Я притормозила, но почувствовала рывок, как будто я собака на поводке, и побежала дальше, боясь споткнуться об корни деревьев. Я глянула на луну, когда пробегала место, где росли невысокие деревья. Она была яркая и круглая. Я перевела взгляд под ноги и снова мне померещилась эта нить.

Я бежала за ним до самой платформы: жених умел ходить быстро, на своих кривых длинных ногах. Подошла электричка. Он зашел в нее, не обращая на меня внимания, а я за ним. Он сел на сиденье. Я села рядом, прося у него прощения, удивляясь, что я такого сделала, что он на меня обиделся. Но жених сидел гордо, обиженно выпячив губы, еще больше напоминая рыбу. Я недоумевала, почему я это делаю, и почему не могу просто послать его подальше. Я ненавидела себя в тот момент.

Жених соизволил милостиво обнять меня, когда мы подъезжали к Москве, а я поняла, что не смогу больше приехать к Ленке на конюшню, после своего позора там. Со Светкой я побоялась его знакомить.

* * *

Проши дни отгула за колхоз. Я вернулась на работу. Мне уже было все равно, что подумают в бригаде, увидев мою голову. Когда я подошла к конвейеру, бригада встретила меня гробовым молчанием. Они смотрели на меня, расширив глаза, а я, молча, подошла к своему месту и начала работать. Весь день я ни с кем не общалась. Ко мне тоже никто не подходил и ничего не спрашивал. Я злилась на Русакова и Валерку Конькова. Это по вине их, меня не отпустили в отпуск, и теперь я за это расплачиваюсь. Так же я злилась на маму, потому что по ее вине я работаю там, где встретила этого Юру. Как ни странно, но сам жених не приходил ко мне в течение всего рабочего дня. Он встретил меня у проходной, после работы, велел взять его под ручку, и повел меня пешком до платформы, подчеркнуто улыбаясь во все стороны. Мне было стыдно с ним идти.

* * *

Через несколько дней он принес открытки, и сказал, что надо написать приглашения на свадьбу. Затем, поинтересовался, выбрала, ли я кого из своих, кто будет на свадьбе. Я ответила, что выбрала. Он посадил меня за стол, и начал диктовать приглашения своим многочисленным родственникам, и троим своим друзьям. Когда осталось четыре открытки, я сказала ему, что не хватает открыток на моих друзей и родственников. И тогда, жених, объяснил мне, что много денег на свадьбу, его семья не может тратить, поэтому, я могу пригласить только четырех человек, включая мою маму.

Я не помню, кому дала открытки, кому нет, но решила, что на моей свадьбе будет Лена Гутылина, Света Ломтева, Андрюха Деревцов, мама, сестра Лена и Гуржуи – Толик и Наташа.

Я не помню, общалась ли, оставшиеся до свадьбы дни со Светкой и Ленкой. Жених, куда бы я, не собралась, навязывался со мной. Когда мы гуляли с Рэмой, он продолжал бубнить про свою сестру: Галя просто не сходила у него с языка. Меня это раздражало, тем более, ее давнюю историю, про собаку и икону, я слышала постоянно и каждый раз. С Рэмой, мы долго не гуляли. Он от нас убегал, а мы возвращались домой.

Его мать относилась ко мне очень дружелюбно, разве что не облизывала. Жених говорил, что любит меня, целуя в лоб губами гусеницами. Я думала, что он действительно меня любит, а я, привыкну к нему, а потом, как говорится — стерпится, слюбится.

Так проходили дни до моей свадьбы. Накануне, я позвонила Ленке, сообщив, что завтра свадьба. Жених уехал на мальчишник, а я сидела дома и, закрывшись в своей комнате, в одиночестве, оплакивала свою свободу. С мамой, я почти не общалась. Ранее, наедине, поговорить не получилось, теперь было поздно: семья жениха вложилась в подготовку к свадьбе и в кафе, где будем гулять.

* * *

Утром 7 января 1989 года, я сходила в парикмахерскую, сделать прическу. Волосы мои немного отросли и в парикмахерской их только привели в порядок. Дома я оделась в платье невесты. Жених был уже в пути ко мне, но Ленка не приходила. Я позвонила ей, и она сказала, что на свадьбу не пойдет. Я немного расстроилась, но понимала ее почему-то. Я позвонила Светке и попросила быть моей свидетельницей, рассчитывая, что и она откажется. Она согласилась.

Приехал пьяный жених, высыпал за мой выкуп какую-то мелочь на стол, который поставила моя мама и ее подруга, перевернул его и забрал меня. Я готова была провалиться сквозь землю от стыда.

Когда я выходила из подъезда, мне больше всего не хотелось видеть много народу там, но наряженные машины, привлекали внимание ко мне всего района. Я не смотрела ни на кого, кто был на улице, и подошла к машине, к которой подвел меня, счастливый жених. Он вытащил из нее шикарную шубу, и демонстративно, надел ее на мои плечи, под восхищенные возгласы и хлопанья в ладоши рядом стоящих, то ли его родственников, то ли просто прохожих. Увидев шубу, я приняла ее как свадебный подарок от жениха. Я подумала, что он заботится обо мне, значит, он любит меня.

Возле ЗАГСа мать жениха предупредила меня, чтобы я берегла шубу, и не испачкала ее, а то шубу надо будет возвращать. Меня удивило, зачем тогда было устраивать весь этот цирк с шубой возле моего подъезда?

Из ЗАГСа я, почему-то хотела убежать раньше, чем распишемся. Я думала, как бы сказать Светке об этом, но так и не решилась. Жених был еще больше пьян. Его шатало, а взгляд его был мутный. Я поняла, что выхожу за муж за пьющего человека. Я, несколько раз порывалась поговорить со Светкой о побеге, но мысль, что я теперь не девственница, а его семья вложилась в свадьбу, держали меня в ЗАГСе. К тому же, жених не отпускал меня от себя, крепко держа под руку и всегда оказываясь между мной и Светкой. Свидетелем нашей свадьбы был Игореша.

Я обратила внимание, что в ЗАГСе нет моей мамы, и спросила мать жениха об этом. Та сказала, что моя мама с сестрой приедут сразу в кафе. Я не понимала, почему мама не захотела приехать в ЗАГС.

Настал момент обмена кольцами. Я, трясущейся рукой взяла кольцо жениха, и кольцо выпало из руки, покатившись по полу. Жених быстро поднял кольцо и, улыбаясь в разные стороны, протянул его мне, уверяя всех, что все нормально, но шепоток среди присутствующих уже прошел. О чем они шептались, я не слышала.

И так, я стала Тепловой Тамарой, женой Теплова Юрия Валерьевича. Обратного пути уже не было. Я не решилась сбежать из ЗАГСа, до объявления нас мужем и женой. Моя жизнь для меня ничего не значила.

* * *

Кафе оказалось обыкновенной столовой, в которой работал кто-то из родственников новоявленного мужа. Я сидела рядом с мужем на виду у всех. Передо мной была пустая чистая тарелка. Я ничего не хотела из еды (даже сейчас не могу вспомнить, что было на свадебном столе). Шампанское тоже не хотелось пить. Когда кричали «горько», муж засовывал мне язык в рот от чего, я боролась с позывами рвоты. На третий раз меня чуть не вырвало, но я успела отвернуться, надеясь, что никто не заметит. Думаю, что это заметил муж. После этого, «горько», нам больше не кричали.

Наконец-то пьяный муж ушел из-за стола к гостям. Мне не хотелось вставать из-за стола, и я продолжала сидеть на своем месте. Мама приехала с сестрой, когда праздник был в самом разгаре. Она сказала мне, что они никак не могли найти, куда ехать, поэтому заблудились. Как потом выяснилось, им сказали неправильный адрес.

Со стороны жениха было человек тридцать. Все они веселились. Я сидела на своем месте, опустив голову. Недалеко от меня, за столом сидели Наташка и Толик Гуржуи. Ко мне подошел муж и спросил меня:

- А это кто такие?

Я сказала ему, что они мои друзья. Они молодожены, и мы можем дружить семьями, тем более, что они наши соседи по подъезду.

… Я продолжала сидеть на своем месте. Ко мне подошел мужчина. Он сказал, что он дядя Юры и спросил, почему я постоянно сижу. Я не хотела с ним разговаривать и промолчала. Заиграла медленная музыка, и он пригласил меня на танец. Я пошла с ним, танцевать, но тут пришел муж. Он увидел, что я танцую с его родственником, оттолкнул меня от него и полез с ним в драку. Взгляд его был безумен. Он начал, смешно махать руками и ногами в сторону дяди, пьяно крутясь вокруг себя. Все засуетились, а кто-то сказал, что нет свадьбы без драки. Мужа, его родственники успокоили и подвели ко мне, буквально повесив его на меня. Снова заиграла медленная музыка. Он, окончательно повис на мне, пытаясь удержаться на ногах. Танцевать он не умел вообще.

Настал момент подарков. Кто-то из его родственников ходил с подносом, а на него клали конверты. И, после этого, не дав мне попрощаться с мамой и друзьями и накинув мне на плечи все ту же шубу, муж, держа в руке полиэтиленовый пакет с деньгами, увез меня в Химки в свою квартиру.

* * *

Впрочем, я была рада, что уехала оттуда — я хотела спать. Но муж предложил посчитать, сколько денег нам дали. Мне было все равно, сколько их дали и заявила ему, что устала и хочу спать: у меня слипались глаза. Но он усадил меня перед собой, и начал вынимать конверты, вытаскивать из них деньги, считать их, и почти сразу, наткнулся на пустой конверт.

- А это, что такое? – удивился он. — Пустой конверт? Кто-то не положил деньги? Вот как им не стыдно?! Это просто неуважение к тебе.

- Ко мне? Причем тут я?

- Так это,… кто-то из твоих гостей сделал.

- Причем тут мои гости? Их было человек пять! Твоих гостей было тридцать!

- Я своим гостям доверяю полностью, а из твоих…, я никого не знаю, кроме матери твоей. Таак…, кто же это мог быть…? Ну…, мать твоя не могла. Сестра тоже. Родственники все же, да и деньги есть у них: они же не вкладывались в свадьбу. Ну да… советь бы не позволила. Света, твоя лучшая подруга? Она тоже не могла, раз лучшая. А вот эти двое…, как ты там говорила? Гуржуи? Ну да, ну да…, это они. Больше некому.

Я почти заснула, пока он размышлял, но тут, же проснулась. Что он несет? Как он мог такое подумать?! Но он уже начал читать мне лекцию, о том, что такие друзья, как эти Гуржуи, ему не нужны. После всего, того, что они сделали, у него нет доверия к ним, и он знать их не хочет. А, я поняла, что теперь, общаться не смогу не только с Ленкой, но и с Наташкой и Толиком, потому что мужу они не понравились, и задумалась о разводе.

Я не могла сразу подать на развод. Его семья меня привязала к себе, оплатив все расходы на свадьбу, хотя, судя по свадьбе, она и не была слишком затратная. Узнав о  разводе, они, конечно же, захотят вернуть свои деньги, только счет выставят намного превышающий затрат. Почему-то я была уверена, что так и будет. Мне с мамой житья не дадут, тем более он знает, где я живу. Я решила подождать полгода, но не дольше чем год. Тогда развестись будет мне проще, а я придумаю причину развода. Только бы не родился ребенок.

На следующее утро, я объяснила ему, что о ребенке подумаем через год. Сначала надо «встать на ноги», подготовиться к этому событию, тогда и о ребенке подумаем. Он, улыбаясь полумесяцем и целуя меня в лоб, сразу со мной согласился.

Второй день свадьбу не гуляли. Муж увез меня домой, а сам уехал праздновать с друзьями.

Ко мне в гости пришла Юля с одноклассницей Ольгой Фроловой. Мне нечем было их угостить. Я даже не помню, о чем мы разговаривали. Мне хотелось побыть одной.

* * *

В первую же пятницу нашей совместной жизни, муж поставил меня перед фактом, что каждую пятницу, он с друзьями много пьет, играет в преферанс, и это не обсуждается. Я была крайне удивлена, что об этом он не говорил раньше. После работы — в пятницу, он уехал в Химки, а я домой.

С подругами я совсем  не общалась. Даже не помню, звонили они мне или нет. Супружеский долг, был просто долгом. Мне это было противно, больно и стыдно. Хорошо, что эта мука быстро заканчивалась. Я так и не могла понять, что в этом такого классного. После того, как все заканчивалось, он всегда меня спрашивал:

- Тебе понравилось?

Я отвечала, что понравилось, лишь бы он не повторял как попугай, эту фразу, заставляя меня все равно ответить на этот вопрос. Потом он отворачивался от меня и засыпал. Радовало то, что он больше не лез целоваться в губы: в тот же вечер, после кафе, когда он, дома, начал меня снова целовать, я демонстративно отвернулась и сказала ему, чтобы он не лез ко мне с этими поцелуями.

Мама спросила нас, как мы будем питаться – отдельно или вместе. Муж ответил, что отдельно. Я не хотела учиться готовить еду. Мне это было не интересно. Я варила ему макароны и сосиски, потому что он их любил. По утрам жарила себе яичницу, предоставив ему самому выбирать, чем будет завтракать. До свадьбы, я научилась делать торты, печенье, пряники. Мне нравилось заниматься выпечкой, радуя маму и ее подруг. После свадьбы я ни разу не пекла ничего. Мне и это было не нужно.

После свадьбы, муж предложил, наши зарплаты класть в общий кошелек, а, если кому из нас понадобятся деньги, то возьмем из этого кошелька. Он показал мне какой-то кошелек. Я согласилась. После этого, я ни свою, ни его зарплату не видела. Он сам рассчитывался в магазине деньгами, которые доставал из-за пазухи. Я обратила внимание, что доставал он слишком большую пачку денег. У меня мелькнула мысль, зачем он всегда таскает с собой обе наши зарплаты? Деньги доставал театрально, привлекая внимание рядом стоящих — как будто он сам богач. Впрочем, это мне было тоже все равно. Про деньги, которые нам подарили на свадьбе, я забыла сразу, потому что больше их не видела, и мы ничего такого существенного не покупали. Только еду.

Моя фотография на паспорт после свадьбы. Здесь мои волосы немного отросли

Когда, после свадьбы, я впервые переступила порог своей квартиры, и сняла сапоги, он схватил их, и в присутствии моей мамы, поучительно заявил, что настоящий муж должен сам чистить сапоги жене, при этом начал тереть их с таким усердием, что я испугалась за них. Сапоги мои он чистил минут тридцать. Так он начал делать, каждый раз, как я приходила домой с улицы. Через несколько дней, я обнаружила в прихожей, разбрызганные пятна гуталина. Они были и на коврике и на стенах. Эти пятна не отмывались. Потратив в пустую, время на эти пятна, я не стала обращать на них внимание. Со временем, наша прихожая загадилась ими так, что пришлось выкинуть, хотя бы коврик.

* * *

Однажды муж захотел салат оливье. Я сказала ему, что не умею делать этот салат. Он сказал, что сам сделает. Пока он резал овощи, я была с ним на кухне, потому что он пожелал показать, как это делается. Я, теоретически, знала, как это делается, ранее, наблюдая за мамой, и заметила, что муж резал овощи крупно, не так как мама, но я не говорила ему об этом.

Когда салат был готов, муж наложил его в тарелки, не забыв про мою маму, и сам отнес тарелку ей в комнату, а мы остались на кухне. Салат был не вкусный. Тут вошла мама и начала мне говорить, что салат вкусный, но овощи надо резать мелко. Я чуть не подавилась. Как? Она думает, что это я делала? Я хотела сказать ей, что это не я, но муж первый заговорил:

- Мама, она научиться, не переживайте. – Пообещал он, улыбаясь своим полумесяцем, а я не понимала, зачем он не сказал ей, что сам рубил салат. Зачем все это? Но сделала себе заметочку, что салат оливье как был порублен, так и будет порублен, если что.

* * *

Мне приснился сон. Иду по проезжей дороге возле своего корпуса. На дороге грязный снег с водой. Вдруг вижу золотую аквариумную рыбку в луже. Я ее подобрала, и, в ладошках понесла домой, так как дома у меня есть аквариум с рыбками.

На самом деле, у меня было два аквариума. В одном плавали гуппи, а во втором цихлиды.

* * *

Муж начал выпивать с моей мамой у нее в комнате, а я все это время, просиживала в своей комнате. Мне не нравились эти попойки. Иногда он заходил ко мне, и тихо говорил, что мама моя говорит, что я ничего не умею: готовить не умею, стирать не умею, гладить белье не умею. Я не понимала, почему мама ему это говорит. Да, я не умею, и не хочу, и она это знает и не заставляла раньше это делать. Почему она сейчас это говорит ему постоянно? Через некоторое время я начала злиться на это, а муж, расспрашивал меня о маме. И, я не выдержала и пожаловалась ему, как она меня не пустила учиться на ветеринарного врача. Он слушал меня, уставившись в пол — вытянув шею и вытаращив глаза, как будто я говорю об каких-то диких издевательствах со стороны моей мамы в отношении меня. Когда я закончила рассказ, он нежно меня обнял, поцеловал в лоб губами гусеницами и сказал, что теперь у меня есть он, и все будет хорошо. Он сказал это так, что я поверила, что он отпустит меня учиться на врача, тем более мама говорила, что учиться поеду, когда замуж выйду.

Тем временем, он еще чаще, начал говорить мне, как жалуется на меня моя мама. Поговорить с ней об этом я не могла. У меня, до сих пор, не было возможности побыть с ней наедине. Когда в пятницу он уезжал к друзьям, мама тоже уезжала к своей подруге и оставалась там на ночь.

Одновременно, моей второй мамой стала свекровь, которая взяла на себя ответственность, объяснять мне все правила замужней жизни. Не общаясь со своей родной мамой и не получая у нее дельного совета, я слушала свою свекровь, которая рассказывала мне, что замужняя жизнь, это полное отречение от прошлой жизни, в пользу своего мужа. И это нормально, потому что все женщины так живут, когда выходят замуж. Слушая ее, я воспринимала это как должное, и плакала по вечерам, когда могла, наконец-то залезть в ванну и остаться одна, не подозревая, что свекровь, таким образом, лепила из меня покорную жену своего сыночка.

* * *

В начале марта у меня начались головные боли, боли в низу живота, и я, неожиданно, полюбила яичницу с жареной колбасой и, густо политой кетчупом. Свекровь заметила, что со мной что-то не так и спросила, хорошо ли я себя чувствую. Я сказал ей, что голова болит. Она посоветовала сходить к гинекологу. Я удивилась, почему не к терапевту, голова же болит?

- Ты же замужняя женщина. – Ответила она.

Гинеколог Горбунова, направила меня в больницу, с диагнозом кольпит и со словами: мужья заражают, жен, а жены страдают. Ее слова меня напугали, и я поехала в больницу. В больнице мне поставили другой диагноз – беременность три недели. Я не поверила, но анализ на «мышку» подтвердил беременность. Я была шокирована, но продолжала не верить.

В больницу приехали муж и свекровь. Я сказала им об этом. Муж обрадовался, а я спросила его, как так произошло? Его мать ответила, что я замужняя женщина, поэтому все может быть. Она вообще любила часто напоминать, что я «женщина», и меня это раздражало. Я считала, что это она женщина, а я, все же, девушка.

На восьмое марта, я выпросила у мужа шампанское в палату, тем более, что оно мне, постоянно, представлялось, в привлекающей запотевшей бутылке. Мне очень хотелось шампанского.

Я поставила бутылку на праздничный стол в своей палате. Девчонки обрадовались. Кто-то достал шоколад, кто-то фрукты. Мы разлили его в кружки. Я выпила глоток, и уже не хотела его. Я съела кусочек шоколада. Он был не вкусный.

На следующее утро, у меня начался токсикоз. Я ничего не ела и не пила. Внезапно, ко мне вернулось обоняние. Запах дыма сигарет и еды, особенно из столовой, и вареной курицы в термосе, которую приносили родственники моим соседкам по палате, заставляли выворачивать мой желудок наизнанку. Единственное место, где для меня был самый свежий воздух, это женский туалет, хотя там тоже курили. Туда я убегала, когда из столовой шел отвратительный запах от еды.

Девочек в палате, я попросила говорить мне, если кто собирается кушать курицу. Тогда я выходила из палаты и ждала, когда они наедятся, проветрят палату и позовут меня.

В нашей палате лежала взрослая женщина, после чистки. Она недолюбливала меня и, как-то не предупредила, что будет жрать курицу из термоса. Учуяв запах, я не стала вставать с кровати, надеясь, что термос открыли случайно. Какое-то время я лежала, борясь с тошнотой, и не выдержала. Бежать в туалет было поздно. Я добежала до умывальника нашей палаты, который находился напротив кровати этой женщины. Меня не рвало, так как нечем было, но были сильные позывы, напрягая мой организм. Иногда я глядела в зеркало над умывальником и видела, как эта женщина, смотрела на меня с ненавистью, но продолжала жрать курицу. И, в какой-то момент у меня потекла кровь по ногам. Много крови. Девочки побежали за медсестрой. Меня уложили в кровать, а я подумала, что может оно вышло.

Витамин Е, который мне велели капать на черный хлеб, выходил сразу, вместе с хлебом. От этого витамина я отказалась. На черный хлеб, после этих капель, тоже смотреть не могла.

Ко мне приезжали свекровь и муж. Я спрашивала про маму. Они говорили, что моя мать, пьет каждый день, и ей не до меня. Я просила у них монеты, чтобы позвонить маме, но денег мне не дали. Они сказали, что они сами привезут все, что надо.

Мне прописали уколы «но-шпа». После первого укола, я свалилась с головокружением, прям в палате, а когда меня положили на кровать, мои ноги начали дергаться. Я сообщила своему врачу, что у меня такая реакция на уколы. Уколы заменили таблетками «но-шпа».

Через неделю, меня попросили пить воду, так как будут делать УЗИ. То, что я выпивала, выливалось обратно, но меня все равно отправили на УЗИ. УЗИ делали на другом этаже. Врач, проверила меня и подтвердила беременность пять недель. И вот тут, моя надежда, что ничего нет, рухнула. Я вернулась в палату подавленная и с мыслью об инородном теле в моем организме, а из столовой уже шел тошнотворный запах обеда. Вдруг я вспомнила, что забыла полотенце в кабинете УЗИ. Борясь с позывами рвоты и головокружением, я побежала обратно. Когда я прибежала к кабинету УЗИ, у меня уже сильно кружилась голова. Я сказала врачу дать мне мое полотенце, и добавила, что сейчас упаду в обморок.

Очнулась я на кушетке в коридоре, а рядом со мной прогрохотала и остановилась каталка. Меня уложили на нее и увезли в палату, сообщив, что мой анализ на токсикоз положительный. Мне поставили капельницу.

Капельница с глюкозой помогла. Через пару дней, утром я проснулась голодная, и мне захотелось селедки. У одной из девочек была селедка. Я ее ела с превеликим удовольствием. В палату зашла врач, увидев меня, она сказала, что мне должны были взять анализ крови, но теперь нельзя его делать, раз я ела.

После этого, у меня появился аппетит, и я начала проситься домой. Меня не отпускали, заявив, что гемоглобин низкий. Я сказала врачу, что такой гемоглобин у меня всегда, и, через несколько дней меня выписали, дав рекомендации, что делать дальше, и запретили половую жизнь, чему я несказанно обрадовалась.

* * *

Дома, я сразу спросила мужа, как так получилось, что я забеременела? Растянув свои губищи, в идиотскую улыбку, он ответил, что просто обманул меня. Я не стала ему напоминать, что он обещал повременить с детьми, и лишний раз убедилась, что мой муж лжец. В этот момент, я как никогда хотела, чтобы моя беременность прервалась.

Вечером, он полез на меня. Я не противилась. Я подумала, что раз врач это запретил, то значит вредно для беременности и понадеялась, что оно все же выйдет.

После выписки у меня снова начался токсикоз. Участковый гинеколог Горбунова, выписала мне таблетки. Муж не стал их покупать. Он сказал, что это все химия и вредно для ребенка. Я ничего не могла есть. Молоко, выходило творогом из организма, через пять минут. Вареное и жареное мясо имели трупный запах. Кофе и чай были противного слащавого вкуса. Я ненавидела свою беременность.

Горбунова, взвешивая меня, качала головой:

- Кого ты собираешься рожать цыпленок жареный?

Маму я сторонилась, и не хотела с ней общаться. Мне было обидно, что она не навестила меня в больнице. Зато я верила свекрови, что моя мама все это время пила, и ей было на меня наплевать.

Я похудела так, что, даже стоя, могла пальцами нащупать ненавистный плод в моем животе. Беременность меня изматывала. Я устала от токсикоза, головной боли и частым головокружением. Сигареты я больше не курила. Во-первых, они были противны, во-вторых, я понимала, что это вредно для того, кто во мне живет. Я надеялась, что оно само выйдет, но, умышленно, травить его, я не собиралась. Все-таки живое существо.

Врач спросила у меня: знаю ли я группу крови свою и моего мужа. Я не знала и не понимала, что такое группа крови. Врач посоветовала спросить маму и мужа. Я спросила маму. Она ответила, что моя группа крови третья положительная. Я спросила у мужа про его группу крови. Он сказал, что не знает, но я могу спросить у его матери. Я спросила ее.

- Да обыкновенная. Как у всех. – Сказала она.

На следующий день, я сказала своему врачу, что у нас обоих третья положительная группа крови.

* * *

Когда я поняла, что выкидыша не будет, то смирилась со своим положением. Почему-то я уже знала, что у меня будет мальчик, и имя для него уже было. Как-то вечером, я напомнила мужу о человеке, которого любила и потеряла только потому, что вышла замуж за другого, и имя его Сережа. Рассказывая о своей потерянной любви, я не заботилась о чувствах мужа: мне было плевать, что он там думает. Я считала, что имею право ему говорить о своей любви к другому человеку, чтобы он знал: если он женился на мне, то лично для меня это ничего не значит – вот такая вот была моя маленькая месть. Я знала, что муж хотел только сына, и, разговора о дочери даже и быть не могло. Ну, что ж: хочет сына? Он его и получит. Но…

- Я не знаю, кто у нас родится, но, если родится сын, я его назову Сережей, в память о моей любви. Если родится девочка, то ее назовешь сам, как хочешь.

И муж согласился. Он так хотел сына, что готов был соглашаться во всем. Но, утром, я увидела слово «Сережа» на его самодельной груше для боксирования, которую он привез из Химок. Это был такой бурдюк из свиной кожи, набитый песком. Я спросила его, что это значит, но он ничего не ответил, только еще яростнее начал стучать по груше. Его поступок меня более чем удивил. Я не понимала, зачем так ненавидеть человека, которого даже в глаза не видел: он же должен был понимать, на что шел, когда женил меня на себе.

После этого заявления мужу, я обращалась к будущему ребенку по имени, видя, как это его бесит. В такие моменты, мне было хорошо.

Муж, по-прежнему, приезжал с работы минут на двадцать раньше мамы. У меня до сих пор не было возможности о чем-нибудь разговаривать с ней. Как только я заходила к ней в комнату, тут же в комнату заходил и он. При нем я не хотела с ней общаться. По пятницам, когда муж уезжал играть в свой преферанс, мама традиционно уезжала к подруге в Новоподрезково и уже оставалась там до конца выходных. Если не ездила туда, то уходила к Павловым. Я чувствовала, что отдаляюсь от нее и, в конце концов, поняла, что нет смысла уже, о чем либо, говорить с ней.

По ночам, я долго не могла уснуть из-за храпа мужа. Мучаясь от бессонницы, я жалела себя, что это мне придется терпеть всю жизнь. После трех часов ночи, я все же засыпала.

Мне начали сниться кошмары, что я рожаю ребенка мутанта: то с рыбьим хвостом, то с головой кошки, то без рук, то без ног. Сны меня изматывали. Я просыпалась в холодном поту.

Очень часто, я с криком просыпалась от дикой боли из-за судорог в икрах ног, после чего ходила и хромала. Свекровь говорила, что такое бывает у беременных, и чтобы я терпела.

* * *

Токсикоз закончился во второй половине беременности, и я возжелала торты. И ни какие-нибудь там, а именно «Ландыш» или «Абрикотин». Но предпочтение отдавала все же «Ландышу». Я могла съесть такой торт за десять минут, а через двадцать захотеть его снова. Я начала быстро поправляться. Каждую неделю, на весах я насчитывала прибавку в весе больше килограмма. Горбунова снова пришла в ужас:

- Что же ты так сильно поправляешься? Слона родить хочешь?

Она прописывала мне диету, но я ей пренебрегала, и съедала, каждый день по моему любимому торту. Мужу деваться было некуда, и он покупал их. После торта, я могла что-то еще съесть, потому что торт подавлял в организме токсикоз, который до конца не исчез.

Врач направила меня на консультацию в кабинет матери и ребенка. Муж сказал, что делать мне там нечего, и принес книгу Бенджамина Спока – «Ребенок и уход за ним». Он велел, чтобы я читала эту полезную книгу и не слушала врачей. Я прочла ее.

* * *

Когда я была на седьмом месяце беременности, мы приехали в Химки к его семье. Мы сидели на кухне и, как всегда за пустым столом, и разговаривали, когда я обратила внимание, что дома нет Гали. Я спросила про нее. Свекровь сказала, что Галя в больнице.

- Что случилось? – спросила я.

- Да ничего. Она полечится и выйдет. – Ответила она спокойно.

Я не понимала, что свекровь имеет в виду, и спросила ее еще раз о Гале. Она заулыбалась и ответила, что они мне говорили раньше. Я не понимала ее, и спросила, о чем они мне говорили. Выяснилось, что Галя с детства болеет вялотекущей шизофренией, и, периодически лечится в больнице.

Шизофрения?! Больница! Я ужаснулась, а ребенок в животе яростно забился. Когда они мне это говорили?! Я ни разу не слышала слова «больница» и «шизофрения»! Муж начал мне говорить, что он раньше рассказывал об этом. Но я, же помню, что он говорил, и не более. У меня в голове все перемешалось. Я начала думать, что мой ребенок несет наследство шизофрении. Видя мое состояние, свекровь начала меня успокаивать, и уверять, что это не наследственное, и объяснила, почему у Гали шизофрения.

Галя родилась запутанная в пуповине. Двадцать минут была реанимация ребенка. Видимо это сказалось на ее психике. Росла она нормальным ребенком, но в одиннадцать  лет, она, неожиданно, ушла из дома с собакой и иконой. Ее нашли утром на скамейке. Кто-то посоветовал обратиться к психиатру. Она отвела Галю к врачу, и Галю увезли в больницу и закололи лекарствами. Теперь все жалеют, что отвели ее в первый раз к психиатру: может быть, и без него обошлось бы. Теперь Галя со странностями. Она может проснуться в плохом настроении и выкинуть все свои золотые изделия в унитаз и порезать свою одежду. Ох, сколько они это золото из унитаза доставали! Один раз даже сантехника вызывать пришлось. Одежду они чинили в ателье. Но, Галя, через некоторое время, снова все выкидывала и портила. Вот в этом и состояла ее шизофрения. Галя добрая, но, почему-то ненормальная.

Я слушала это и ужасалась все больше и больше. Почему я узнаю об этом, когда у меня большой живот? Я не могла поверить, что Галя такая больная. Я же с ней общалась! Она относилась ко мне нормально. Из всей этой семьи я сблизилась с ней, и ничего такого не замечала. Галя, наедине со мной рассказывала о себе. Она рассказывала, что встречалась с парнем, и она не девственница. Но ее семья разлучила ее с этим парнем, которого она любила. Галя сказала мне имя того парня. Тогда я не понимала, почему ей не позволили встречаться с ним. Про икону и собаку я ее не спрашивала, ведь этот случай я не воспринимала серьезно. Зато Галя, как-то рассказала, что брат ее, когда она была ребенком, разбил банку варенья и пожаловался, что это сделала она. Ее тогда сильно наказали. О себе я ничего ей не рассказывала. Я слушала ее саму, потому что, мне казалось, что ей хотелось выговориться кому-то, особенно о своей единственной любви к ее знакомому парню.

А теперь я узнаю, что Галя, оказывается шизофреничка! Я поняла, что, в этой семье, теряю единственного человека, который ко мне относился искренне и доверительно. Я была уверена, если бы я знала, что в их семье, психически больной человек, то, однозначно, сделала бы аборт, даже ценой своего здоровья. Пусть бы я не смогла больше родить, но рожать ребенка с такой наследственностью, я не стала б.

С этого момента, муж, уже не стесняясь, говорил о Гале, как о больной шизофренией:

- Она же шизофреничка, что с нее взять? – говорил он, при удобном случае. Его разговоры о сестре возобновились, но он уже открыто говорил о ее болезни. Я чувствовала, что не могу, полностью доверять его сестре.

Мысль о наследственном диагнозе шизофрении для ребенка меня не покидала. Однажды, когда муж очередной раз приехал домой пьяный, я не выдержала, ударила себя по животу и крикнула ребенку, что он не нужен мне, и не хочу, чтобы он рождался и разревелась.

* * *

Как только живот мой стал большой, я заметила, что муж перестал выгуливать со мной Рэму. Я, с радостью гуляла с ним одна.

Однажды, муж ушел в комнату к моей маме, покурить с ней на балконе. Когда вернулся, вдруг захотел погулять со мной и собакой. Идти на улицу с Рэмой было рано — до вечера еще далеко, но, муж захотел погулять с ним сейчас же, и мы ушли на озеро. Но как только мы подошли к лесу, муж, неожиданно заторопился домой. Я сказала ему, что мы только вышли, но он не хотел слышать об этом, а один возвращаться тоже не захотел. Не терпя моих возражений, он повел меня домой, бережно держа за руку и рассказывая про Галю.

Мы подошли к двери квартиры. Я открыла дверь, и тут же почувствовала запах дихлофоса, а в квартире стоял туман. Возле двери была мама, которая, одновременно, открыла дверь с другой стороны, собираясь выйти. Она увидела меня, глаза ее широко раскрылись.

- Дочка, прости, я не знала, я сейчас все проветрю и вымою! – закричала она, а я, почувствовала, что начинаю задыхаться. Ребенок в животе забился. Рэма помчался к лифтам, а я за ним. Муж остался у квартиры. У лифтов я не могла продышаться. Меня тошнило. Я не слышала, голоса мамы и мужа, но муж быстро вернулся и зашептал:

- Она, что? Совсем ох…а? Дочь свою как таракана травить? Она же знает, что ты беременная!

Он, суетился возле меня, успокаивая, шепча слова утешения, потом предложил пойти на улицу. На улице, он продолжал возмущаться, неадекватным поступком моей мамы. Он говорил, что она завидует мне, что я замужем: он это давно понял, по ее разговорам с ним. На этот раз, я поверила ему. Я возненавидела ее. Слушая его, меня возмущало, как может родная мать так поступить с беременной дочерью? С этого дня, я видела в муже, единственного защитника от нее. Муж напомнил, что она ни разу не приехала ко мне в больницу, а просто пила дома, радуясь, что меня в квартире нет. Мне было больно от мысли, что самый дорогой мне человек так предал меня. Вернувшись, домой, я проигнорировала оправдания мамы. Мне они были не нужны. Муж тоже проигнорировал ее, уведя меня в нашу комнату, утешая и сочувствуя. Я была на восьмом месяце беременности.

Муж, все чаще начал уезжать в Химки к своим друзьям и приезжать оттуда пьяным. Я все чаще оставалась одна, и, наконец-то могла ходить в гости к подругам. Но, мне не о чем было с ними говорить – у них была своя жизнь, а у меня своя. Ленка рассказывала мне о лошадях, а мне было тоскливо, от потери той счастливой жизни, которую потеряла. О себе я ей тоже не могла ничего интересного рассказать, только жаловалась ей на маму. Ленка меня слушала и молчала. О маме я говорила и Светке. Светка предлагала, что она сама поговорит с моей мамой, но я отказалась, в уверенности, что это все пустое. Однако я все больше убеждалась, что у меня с моими подругами больше нет общих тем.

Когда я ездила на работу, чтобы оформить декретный отпуск, то решила поговорить со своей напарницей Ниной, но и ей мне нечего было сказать о своей замужней жизни, кроме того, что моя мама такая вот сякая. Нина посмотрела на меня и произнесла:

- Тамара, что с тобой случилось? Раньше ты ее называла «мамулечка», а теперь…

Я ничего не смогла ей ответить, и подумала, что меня вообще никто не понимает. Тем временем, мои нервы были настолько расшатаны, что я заводилась с полуоборота, когда мне что-то не нравилось, и выплескивала свою злость на маму, на саму себя, на свою беременность, на проклятую жизнь и на не рожденного ребенка, которого считала виновником всех моих бед.

* * *

3 ноября, я проснулась от странных ощущений в животе. Я сообщила об этом мужу. Он собирался на работу и сказал, что будет звонить мне с работы, и уехал. Срок беременности был 38 недель. Весь день я ощущала схватки. То, что это они, я поняла сразу. Звонил муж. Спрашивал как дела. Звонила и свекровь. Я говорила, что терпимо. Когда, вечером, приехал муж с работы, я смотрела, сериал про скорую помощь. Показывали заключительную серию. Мне хотелось досмотреть ее. Схватки были частые и болезненные, но я терпела. Муж предложил вызвать скорую, но я отказалась. Я досмотрела последнюю серию, и разрешила ему вызвать скорую.

Скорая приехала быстро. Меня повезли в Москву, так как Зеленоградский роддом был закрыт на ремонт. В ближайшей Московской больнице меня не приняли, потому что у меня был один анализ на СПИД (мой врач не стала назначать мне второй анализ, из-за моей сложной беременности). Меня увезли в роддом при больнице №36.

Я не помню, ехал со мной муж или нет, но не боялась рожать. Я думала быстрее избавиться от тяжелого живота. Мысль о том, что завтра я уже буду без него, меня радовало, поэтому было все равно, куда меня везут.

4 ноября 1989 года, рано утром, я родила мальчика. Он был красный и орал, когда мне показали его сразу после рождения. Я заметила, что волосы на его голове темные. Роды были не совсем легкие: акушеру пришлось сделать надрез, а потом зашить, применив новокаин. После родов, меня, на каталке оставили в коридоре, где я проспала часа два.

В те дни, роддом был переполнен, поэтому, когда я выспалась, меня отвезли в отделение, где лежали роженицы детской реанимации, сообщив там дежурному врачу, что мой ребенок родился ростом 51 сантиметр, а весом три килограмма и живой. Когда меня, на каталке, везли в лифте, я увидела, у другой медсестры, новорожденную девочку. Личико ее было аккуратное. Я залюбовалась ей, и позавидовала, ее маме, что она родила девочку.

В коридоре детской реанимации я пролежала еще несколько часов, пока меня не увидела, проходившая мимо врач и поинтересовалась, какой у меня родился ребенок. Узнав, что у меня родился живой и доношенный ребенок, она подняла шумиху, что делает здесь роженица с живым ребенком? Я слышала, как ей сказали, что в послеродовом отделении мест нет. Она определила меня в палату напротив, где стояло несколько кроватей, а на некоторых лежали девушки. По их разговорам, я поняла, что они родили детей меньше килограмма. Они спросили меня, какой вес моего ребенка. Я сказала им, а они удивились, что я делаю среди них.

Проснувшись на следующий день, я с ужасом обнаружила, что место шва сильно оттекло. Боль и зуд меня испугали, и я сказала об этом врачу. Но врач мне ничего не посоветовала. Мне, как и всем прописали уколы препарата «окситоцин». Как ни странно, но этого укола я не боялась. Никаких побочных явлений от него тоже не было.

Через два дня, я забеспокоилась, что мне не приносят кормить ребенка. До грудей моих больно было дотронуться. Одна из девочек в палате показала, как сцеживать молоко. Она сказала, что если я так делать не буду, то получу мастит. Я испугалась и вышла из палаты, узнать, где мой ребенок, и, случайно увидела, в палате напротив, тех рожениц, которые рожали со мной. Они тоже не понимали, почему им не приносят детей. Мы пошли искать, где лежат наши дети. Нам подсказали куда идти, и мы пришли в отделение с живыми детьми, которое находилось на другом этаже.

Вышедшая к нам медсестра, посоветовала придти на следующее утро, и тогда нам покажут наших детей. Так же, она сказала, что к нам детей кормить никто носить не будет, и мы будем сами ходить к ним. На следующее утро мы, вновь, пришли в детское отделение. Медицинский работник, вывезла на каталке наших детей, но двери нам не открыла. Нам пришлось смотреть их через стекло. Медсестра по биркам показала, где, чей ребенок лежит. Я пыталась рассмотреть своего, но толком ничего не увидела. Медсестра, назвав мою фамилию, улыбнувшись, поинтересовалась:

- У вашего ребенка группа крови интересная. В кого это он у вас?

Я не поняла, что она имела в виду. Я сказала, ей, что не понимаю, о чем она говорит. Мне она объяснять тоже ничего не стала. Я подумала, что она ошиблась, и забыла про ее слова, а нам разрешили, после обеда придти и покормить своих детей.

После обеда я одна пришла кормить ребенка. Когда мне его вынесли и дали в руки, я ужаснулась, увидев его. Лицо его было сморщенное, губы противные, как у его отца, шея как у черепахи, а зрачки глаз жили своей жизнью, каждое само по себе. Он вращал глазами, то оба в разные стороны, то один вправо, то другой влево. У меня затряслись руки. Я почувствовала, что падаю в обморок. Я начала звать медсестру. Она прибежала. Я отдала ей ребенка, заставляя себя не упасть на пол. Медсестра улыбнулась и сказала, что бывает. Ушла я в расстроенных чувствах. Мало того, что муж страшный, и ребенок тоже весь в него. Я не хотела этого ребенка.

Ближе к вечеру приехал муж со свекровью. Я спустилась к ним. Свекровь была довольна и улыбалась мне. Муж, с одутловатым от похмелья лицом, стоял рядом. Свекровь спросила меня: как ребенок. Я с твердой уверенностью заявила, что не буду забирать этого ребенка, потому что он страшный. Я готова была расплакаться, когда вновь представила его. Свекровь спросила, почему я решила, что он страшный. Я объяснила, что он сморщенный, глаза в разные стороны, шея черепашья и, еще он губошлеп. Она улыбнулась и сказала, что дети все такие страшные вначале. Я не поверила ей, и объяснила, что видела других детей, и они все аккуратные. Свекровь начала меня переубеждать, что все дети разные, а потом зачем-то спросила, на кого он хоть похож-то?

- На Юруууу! – разревелась я и бросилась ей на грудь. Свекровь растерялась и замерла от неожиданности. Я отпрянула от нее и ушла, в палату, не попрощавшись. Краем глаза я заметила, что муж стоял с отвисшей челюстью.

Вечером, я пришла кормить ребенка. На этот раз получилось, но он срыгнул фонтаном. Забирая его, медсестра успокоила, что докормит его сама.

* * *

Перед родами, мне кто-то сказал, чтобы я, сразу после родов, завязывала живот пеленкой и не снимала ее. Я так и делала. Перед выпиской, когда я переодевалась, то девчонки из моей палаты, обратили внимание, что живот мой убрался полностью.

- Ты как девочка, как будто не рожала. – Сказала одна из них с завистью. Я объяснила им, что я делала, радуясь, что у меня все получилось.

Встречать меня приехали муж, свекровь и тетка мужа. Свекровь сказала мне, что их родственница подскажет, как пеленать ребенка, да и много чего подскажет.

Дома, тетка мужа, раздела ребенка, затем завернула его плотно в пеленки, рассказывая мне, что ноги и руки надо выпрямлять, чтобы они не были потом кривые. Я выслушала ее, развернула ребенка и спеленала его, как делали в больнице, оставив свободно руки и ноги, и заявила, что пеленать его буду, как хочу, а про себя подумала, что если мужу, в свое время, не помогло теткино пеленание, то и этому не поможет.

В этот же вечер, муж полез на меня. Я сказала ему, что нельзя после родов и у меня сильные оттеки. Он не понимал. Со слезами, я отговорила его. Мне было обидно, что его не интересует мое здоровье.

На следующий день пришла медсестра. В первую очередь, она спросила, желанный ли ребенок. Я не поняла ее вопрос и переспросила, раздумывая, что ответить, а потом соврала, что желанный. Раздевая его, медсестра восхитилась, что у меня красивый мальчик. Я, украдкой, посмотрела на нее и подумала, зачем она нагло врет мне? Она же видит, что он страшный!

В этот же вечер, когда муж приехал с работы, я пришла к Горбуновой, к концу ее рабочего дня. Она посмотрела мои оттеки и посоветовала промывать их фурацилином. Через неделю, мне было гораздо легче.

Я начала кормить ребенка по книге Бенджамина Спока, по которой муж велел мне ухаживать за ним. По ночам ребенок орал, а я ждала, когда он успокоится, давая ему воду, а муж ругался, что ребенок не дает ему спать.

После еды, ребенок, каждый раз срыгивал фонтаном. Я думала, что он переедал.

В первую стирку пеленок и подгузников (подгузники раньше делали из марли), я содрала кожу на руках до крови. Муж сказал, чтобы я пеленки кидала в ванну с водой, а он, после работы их постирает. Я так делала, но он, после работы не спешил их стирать. Мне хотелось в душ, но муж говорил, что устал, а как отдохнет, то постирает. Мама тоже просила убрать пеленки, потому что надо сходить в душ. Он игнорировал и ее. К полуночи он начинал их долго стирать. Мама уже засыпала, так как ей надо было на работу. Мне было жалко ее. Я просила мужа стирать пеленки раньше, но он меня не слышал. Я пыталась класть пеленки в таз, но он отругал меня за это, говоря, что пеленки должны быть замочены в воде и, обязательно в ванне, так как их стирать ему легче.

* * *

Я собралась съездить в магазин «Детский мир». Муж напросился со мной. Ребенка решили оставить маме. Юра Павлов вызвался отвести нас на машине. У него была машина для инвалидов, так как у него были ампутированы обе ноги, из-за какой-то болезни сосудов. С нами собралась ехать и Люба Павлова.

Как назло, автомашина не заводилась. Ее толкание не помогло. Павловы решили, что надо прицепить машину, к другой машине, и разогнать ее. Другую машину нашли быстро. Павловы попросили мужа прицепить трос на крючок под бампером. Я видела, как скривил он лицо, но полез под машину. Он там долго возился, потом вылез и сказал, что все сделал. Автомашины тронулись и поехали делать круг.

Ждали Павлова Юру мы долго. Я не понимала, куда он пропал. Наконец он появился. Машина его ехала странными скачками. Когда он подъехал, я увидела, что колеса машины согнуты вовнутрь, и не удержалась от смеха, а у Любы Павловой вытянулось лицо. В результате, я с мужем поехала в магазин на автобусе.

Я думаю, что он специально так сделал. Он не надел трос на крючок, а привязал его к оси передних колес. После этого случая, мне было стыдно смотреть в глаза Любы Павловой. Ремонт машины стоит денег. Сам Павлов получал инвалидность. Работала одна Люба.

* * *

Участились ссоры с мамой. Я, муж и ребенок жили в маленькой комнате, а мама в большой. Муж начал вести разговоры, чтобы маму переселить в маленькую комнату, а мы в большую, так как у нас стало тесно. Мне было все равно: я ребенка не хотела заводить, не определившись с жильем. Маму выселять в душную маленькую комнату тоже не хотела. Я говорила ему, что пока ребенок маленький, нет надобности в этом, но муж не соглашался.

Он перетащил в ее комнату наш пылесос и что-то еще, сказав ей, что у нее места много, а у нас мало. Мама вернула нам все. Начались скандалы с вызовом милиции. Милицию вызывала мама. Милиция приезжала и уезжала. Муж не успокаивался и продолжал перетаскивать вещи в ее комнату. Между ним и мамой началась война, а мама прибегала ко мне и высказывала мне все. Муж говорил мне, что она живет как королева в большой комнате, а мы ютимся в маленькой втроем. У него появилось новое слово «гордыня», которое он приписал моей маме. Это слово он говорил, каждый раз, когда разговор заходил о ней, с особым презрением подчеркивая его. Я не понимала этого слова, и думала, что он ее обзывает так. Но и за глаза, он прикрепил к маме слово «жирная», и когда он заводил о ней разговор, то напрочь игнорируя ее имя, говорил примерно так:

- Эту жирную свинью гордыня не отпускает.

Мне было неприятно это слышать от него, но я молчала, с ужасом понимая, что выхода из этой ситуации просто нет и, к сожалению, не будет.

                                                                                 ***

Как-то муж оставил мне деньги на хлеб, который забыл купить накануне, а сам уехал на работу. Хлеб продавался только в Универсаме. Я попросила соседку, родственницу Гуржуев, посмотреть за ребенком, чтобы сходить в магазин за хлебом. У соседки было два ребенка, и она согласилась посидеть с моим. Когда я вернулась, соседка накинулась на меня, ругая, что у меня ребенок худой. Я не понимала, почему она так говорит. Соседка раздела его, и я увидела сморщенного сына с тоненькими ножками и ручками. Она спросила, сколько ему времени. Я сказала, что ему уже месяц. Соседка выставила меня за дверь, и сказала, что не отдаст мне ребенка, пока я не схожу к врачу и не выпишу детское питание.

Я поехала к врачу. Врач выслушала меня, выписала детское питание и велела завтра привезти ей ребенка.

На следующий день, я приехала с ним в поликлинику. Врач взвесила его и велела покормить. Ребенок покушал и, как обычно много срыгнул. Врач взвесила его и сказала, что мой ребенок голодает: все, что он съел, срыгивает. Она выписала дополнительное питание, и посоветовала не прекращать кормить его своим молоком. Я так и делала, но молоко пропало через неделю.

Чуть позже, у ребенка выявили судорожную готовность и повышенный тонус мышц. Нас поставили под наблюдение невропатолога.

* * *

Муж не унимался. Он, каждый день твердил, что нам надо отжать у мамы ее комнату, раздувая тему воспоминаниями, как она даже в больницу ко мне не приезжала. Но когда он напомнил про травлю тараканов, я сдалась. Возобновились мои скандалы с мамой в присутствии мужа, который поддерживал меня, и устраивал ей настоящую травлю в собственной квартире. Когда они все были на работе, я жалела маму и себя, что наша жизнь, с рождением ребенка стала невыносимой. Но как только все приезжали домой, муж начинал разговоры о маминой гордыне и недостаточности для нас квадратных метров, мои скандалы с мамой возобновлялись.

Приезжала свекровь, которая подливала масло в огонь. Она говорила, что в комнате у нас не развернуться из-за детской кроватки, а потом ребенок ползать начнет… А где он будет ползать? Я стала нервной и раздражительной. Муж начал часто приезжать пьяным. В выходные дни уезжал в Химки, а я ругалась с мамой, так как была зима и в гости к подруге она ездила редко.

* * *

Неожиданно, позвонил Алексей, который до армии общался со мной только по телефону. Он сообщил, что вернулся из армии. Я объяснила ему, что вышла замуж. Он понял и отключил связь. Я подумала, что этот Алексей позвонил мне, потому что, другие телефонные его девочки, тоже замуж повыскакивали, пока он служил.

* * *

Муж увлекся гимнастикой ушу. Он узнал, что есть читальный зал в 11-районе. В субботу, он соизволил пойти туда и сказал, что и я пойду с ним, а заодно с ребенком прогуляемся. Я не хотела с коляской идти в такую даль, но он настоял на своем, сказав мне, что жена и муж должны все делать вместе. На улице было двадцать градусов мороза.

К тому времени, когда мы дошли до 11-района, мои руки замерзли окончательно. Муж ушел в теплое помещение читального зала, а мне велел ждать его. Ожидание казалось вечностью. Мои руки и ноги окоченели, но он не выходил. Я прождала его час и пошла домой, и тут, же в дверях показался муж. Он догнал нас, и радостно начал делиться впечатлениями о прочитанной книге. Я его не слушала. Идти нужно было, минут сорок. Я боялась, что ребенок уже замерз, а сама я давно закоченела. Коляску везла я: муж никогда не возил коляску, считая, что этим должна заниматься женщина. Шагая возле меня, он увлеченно, продолжал болтать о прочитанной книге. Возле 10-района, дорога была перекопана. Там ставили бордюры и планировали делать пешеходную дорожку. Чтобы пройти в мой район, надо было идти в обход по проезжей дороге, где ездят машины и автобусы, а это значит, что еще дольше буду мерзнуть, ожидая, когда проедет весь транспорт и освободится дорога.

Но не в этот раз! Не останавливаясь, я, интенсивно толкая перед собой коляску, пошла по прямой, а именно по перекопанной земле. Затем резко толкнула коляску через траншею, занесенную снегом. Коляска подскочила, а ребенок закричал. Только я подумала, что ребенок не замерз и живой, как муж набросился на меня с упреками, что я швыряю коляску. Мне было плевать на эти упреки, и, не обращая внимания на крики ребенка, не сбавляя скорость, молча, шла домой. С кричащим ребенком в коляске, мы зашли в подъезд моего дома, и только там я сказала мужу, что если ему надо куда-то идти, то пусть сам ходит.

* * *

Скандалы с мамой не прекращались. Из нашей квартиры, каждый день раздавались ругань и крики. Однажды, муж сказал, что мне надо поделись лицевой счет с мамой, и тогда ей деваться будет некуда, и сама освободит нам комнату. Он говорил, что надо сходить к юристу. Я не понимала, что такое поделить лицевой счет, но согласилась сходить и проконсультироваться. После моего согласия, на следующий день, неожиданно, приехала свекровь, и, любезно согласилась посидеть с ребенком, пока мы поищем юриста в городе.

Странно, но юридическую контору в центре города, мы нашли быстро, как будто муж уже знал, где она находится. Он подвел меня к кабинету юриста, попросил подождать у двери, а сам зашел в кабинет, затем сразу вышел оттуда и позвал меня. Молодая женщина юрист, предложила нам присесть и принялась слушать. Говорил муж. Я молчала, потому что не знала что говорить. Муж объяснял ей, что моя мать не дает нам большую комнату, загнав нас в каморку, к тому же она не дает нам жить спокойно, а у нас маленький ребенок, поэтому хотим поделить лицевой счет. Юрист выслушала нас и сказала, что нам надо обратиться в суд, а она поможет его выиграть.

Я подала в суд на раздел лицевого счета. Юрист помогла мне правильно написать заявление, и сама отвела нас к судье. Судья выписала повестку маме, которую я вручила ей сама лично.

Я видела, что мама засуетилась. Думаю, что она тоже ездила к юристу. Муж меня поддерживал, обещая, что теперь справедливость восторжествует.

Настал день суда. Мама пришла с подругой, а я с мужем: он эти дни был в отпуске. В зале суда я увидела, что мама плачет. Муж, толкнул меня локтем и сказал, что моя мама, еще та актриса, вон как слезы льет. Я подумала, что она действительно специально льет слезы и приготовилась жестко отвечать на ее нападки, но суд отложили.

У выхода из зала суда, мой адвокат предложила подождать ее, а сама осталась у судьи. Через некоторое время она вышла и предложила мне поговорить с ней. Муж захотел присутствовать при разговоре, но адвокат попросила его подождать за дверью. Он сопротивлялся, напоминая ей, что он муж. Адвокат, сказала ему, что сужусь я, а не он и выставила его за дверь.

Мы сели друг против друга. Почему-то отсутствие рядом мужа меня успокоило. Адвокат начала говорить. Она сказала, что муж, это такое дело, что я сегодня замужем, а завтра нет. После этих ее слов, у меня, снова, появилась надежда, что могу с ним развестись, а не терпеть его всю жизнь. Она сказала, что, допустим; я разделю лицевой счет; у нас будет коммунальная квартира, и обратно ее собрать, никогда уже не получиться. А, если, я разведусь с мужем, то куда пойду? Правильно. К маме. И какими глазами я буду смотреть ей в глаза? Но и мама не вечна. Не станет ее, и в ее комнату поселят мне чужих людей. Оно мне надо?

Я слушала ее и думала, что я наделала: я чуть не лишила маму ее квартиры, которую она с таким трудом получила. Я была одна с адвокатом, с которой мне было спокойно и не хотелось от нее уходить. В какой-то момент мне захотелось все ей рассказать и попросить помощи, но передумала: у меня не было денег адвоката, чтобы выиграть суд о разводе. Вместо этого, я спросила ее, что мне делать с этим делом. Она ответила, что мне надо написать отказ, но, если я так сделаю, то уже никогда не смогу снова подать в суд по этому вопросу. Я сразу согласилась, обрадовавшись, что моим отказом, меня уже никто не заставит делить мою квартиру.

* * *

Когда я вышла к мужу, он сразу подскочил ко мне, спрашивая, о чем мы говорили. Я ответила ему, не вдаваясь в подробности, что написала отказ. Он замолчал, и молчал всю дорогу. Дома я сообщила об этом свекрови. Она заторопилась домой, а ее сынок пошел ее провожать.

Вечером позвонила свекровь и сообщила радостную новость: ее муж, на работе, договорился об отдельной квартире ей и Гале в Мытищах, а я с Юрой и ребенком буду жить в Химках, и переехать в нее мы можем уже завтра — пока вместе поживем, а потом она и Галя переедут в новую квартиру. Я сразу согласилась. Я подумала, что, наконец-то маме будет спокойно. И мне тоже. А еще я подумала, зачем тогда было судиться с мамой, если у них намечалась еще одна квартира в Мытищах, и почему ее не отдать нам, как молодой семье?

На следующий день, приехала машина, на которой мы увезли детскую кровать, ковер, грушу мужа и два мои аквариума, которые я заранее освободила от рыб. Рэмку, я тоже забрала с собой, так как мама сказала, что собака ей моя не нужна.

Я хотела взять свою одежду, но муж сказал, что не надо брать: он все мне купит. Мне было жалко оставлять свою одежду, потому что она была красивая и модная. Детские вещи мы тоже не все взяли. Он сказал, что мы потом их заберем.

* * *

За вещами, мы поехали на следующий день. Это был будний день, и мама была на работе. Мы зашли в квартиру. Я прошла в комнату, собирать детские вещи в пакеты. Вдруг я услышала, что муж шумит на кухне. Я прибежала туда и увидела, что он стучит маминой любимой бронзовой кофейной туркой об стол. Я спросила, что он делает. Он повернул ко мне искаженное ненавистью лицо, и заявил, что ломает турку, и снова начал бить ей об стол. Я крикнула ему, что не надо это делать, мы же уехали – зачем все это? Он выкрикнул, что значит так надо и посетовал, что турка не ломается. Он кинут турку на пол, и принялся, остервенело давить ее ногой. Я не знала, как остановить его и тогда я сказала ему, что собрала сумки, и нам пора уходить. Но он, держа, погнутую турку в руке, вышел к мусоропроводу и выкинул ее. Когда он возвращался, я обратила внимание на его стекляные глаза, а у их внешней стороны собрались белесые выделения. У уголков его рта я увидела такие же выделения, которые пузырились из пены, образовавшейся между губами. Таким я его видела впервые, и мне стало страшно, но виду не подала.

На следующий день, я собралась ехать сама, но муж меня не отпустил одну и поехал со мной. Когда мы ехали в электричке, он, вдруг сказал, что ему подсказали как ей отомстить: надо налить ей воды в телевизор. Я попросила не делать этого, но он посмотрел на меня, мгновенно надев на лицо улыбку полумесяц.

Если бы не нужны были вещи ребенка, я не за что не поехала бы в квартиру мамы. Зайдя в квартиру, я быстро побежала кидать последние вещи ребенка в пакеты, а муж на кухню за водой. Я бросила сумки и попыталась остановить его, но столкнулась снова с этим странным взглядом и белыми выделениями у глаз и рта. Он оттолкнул меня, и направился к телевизору. Я кричала ему, чтобы он не смел трогать мамины вещи, но это еще больше взбесило его. Я побежала за сумками и позвала его к выходу. Но он вытащил из кухни стол и, кряхтя, начал придвигать его к входной двери, приговаривая, что этой суке он не простит.

Закрыв на ключ дверь, я поняла, что больше в квартиру не могу приехать с ним или без него. Я поняла, что мама подумает, что это я все ей делаю. Неадекватность мужа меня поразила еще больше.

* * *

Поселившись в Химках, я узнала, что отец мужа с семьей не живет. Он приезжал раз в месяц и привозил деньги и продукты, в основном всякие деликатесы: оставался до утра и, сразу, уезжал надолго. Он работал прорабом на стройке. Квартиру им сделал, потому что прораб. Пока в новой квартире делали ремонт я жила с матерью мужа и Галей. Спала с мужем на маленькой кушетке, в той самой темной каморке, в которой ранее жил муж до женитьбы. Детская кроватка стояла в комнате, где спала свекровь. Она с готовностью занялась внуком. Я только готовила еду ребенку и гуляла с ним. Для всей семьи я ничего не готовила. Я вообще ничем не занималась там, да и желания не было. Мать мужа работала в доме престарелых, который находился рядом. Так же я обнаружила, что чистота в квартире только поверхностная, а в туалете грязный унитаз и ванна. Гулять с ребенком ходила одна, забрав с собой Рэмку. Свекровь предложила перевести ребенка в поликлинику в Химки. Я сходила с ней в поликлинику и оформила там ребенка.

Мне купили спортивный костюм, халат и болоневое пальто, такое же дешевое, которое носила свекровь, только цвета другого — коричневого. Мою куртку они выкинули. Нижнее белье я все же смогла привезти с собой. Спортивный костюм и халат стали моей повседневной одеждой. Я жалела, что поверила мужу и не забрала свои вещи, но за ними меня одну не отпускали, а ехать туда с ним я не хотела.

Почти сразу, муж решил купить мне новые сапоги. Мои сапоги были добротные, из натуральной кожи, но муж их так затер, что даже гуталин не мог скрыть голую кожу.

Он повез меня на Рижский рынок за сапогами. На рынке, долго мы не ходили: он потащил меня к кооперативным палаткам. В первой же палатке, выбрал черные сапоги, и, показывая всем, какой он заботливый муж, сам надел их мне на ноги. Затем он, с чувством собственного достоинства, с улыбочкой спросил:

- Нравится?

Я как обычно, соврала ему, что мне нравится, а он, как обычно, продемонстрировав всем, толстую пачку денег, купил мне эти сапоги. Домой ехать он велел в новых сапогах, а мои сапоги выкинул в ближайший мусорный контейнер. Мне было жалко их, но спорить с мужем себе дороже. Когда мы приехали домой, то на сапогах черной краски уже не было; подошва сапог почти полностью отклеилась, а сами сапоги размякли и раздулись. Муж смотрел на них, широко раскрыв глаза, а я расстроилась, что вообще осталась без зимней обуви. На следующий день, свекровь принесла мне сапоги «дутики», такие же, в которых ходила сама.

Однажды его мать сварила щавелевый суп: в большую кастрюлю кинула кусок мяса, порезала туда одну картофелину, кинула целиковую морковь и лук, и листиков пять щавеля. Перед употреблением морковь и лук выкинула. Суп готовится полчаса. Они все расхваливали этот суп, когда хлебали этот бульон, особенно муж. Я не понимала, почему воду они называют супом. Щи у них варились по тому же принципу: большая кастрюля бульона с небольшим куском мяса, а на дне плавает капуста в сантиметре от дна. Картофель туда не прилагался.

* * *

Его семья начала переезд на новую квартиру. Они вызвали машину, и увезли кое-какую мебель и некоторые вещи. Каждый день они приезжали и забирали оставшиеся вещи.

Одновременно я стала замечать, что Рэма, когда муж подходил ко мне, начинал истерить. Он с визгом и лаем бросался на мужа, закрывая меня собой, а муж смотрел на моего пса каким-то странным взглядом. Я не могла понять, почему Рэма себя так ведет. И вот настал день, когда они устроили семейный совет. Свекровь сказала, что мой пес неадекватный, и когда будет бегать по квартире ребенок, то моя собака может на него наброситься, и не дай Бог покусает его. Я не верила им. Я знала своего пса и не хотела их слушать, тем более моя мама сказала, что выгонит собаку, если его оставлю у нее. Давление на меня, из-за Рэмы, было жестким и каждодневным: Рэмка набрасывался на мужа, а после этого меня вызывали на разговор. Я понимала, что Рэмке у них очень плохо, и что его все равно уберут, но не понимала: почему Рэма ни с того ни с сего — визжа и огрызаясь, стал набрасываться на мужа?

Незадолго до этих событий, муж спросил, какая порода собак мне нравится. Я сказала, что мне нравятся кавказские овчарки, но они не для квартиры. Зачем он это спросил, я поняла потом. Через несколько дней, после разговора, он сообщил мне, что знает, где есть щенки кавказской овчарки, и мы можем взять одного, но надо избавиться от моей собаки.

Тем не менее, я поняла, что они не оставят меня в покое. Кавказскую овчарку, такой ценой, я не хотела брать, но муж сказал, что решил взять щенка, и ждет, когда я приму решение по своей собаке, и желательно быстрее: щенка надо брать срочно, а, то они закончатся. Я сопротивлялась.

Но вот однажды, свекровь пришла с каким-то мужиком и заявила, что этот мужик из Клина ее родственник. Он приехал за моим псом, и заберет себе его в частный двор, хочу я этого или нет. Я поняла, что они все равно заберут мою собаку, потому что я живу в их квартире, а не в своей. Мне дали деньги и выгнали в магазин за хлебом. Это была такая милость с их стороны, чтобы я не сильно переживала, когда его уведут. Я поняла, что Рэмку вижу в последний раз. Когда я вернулась, его уже не было.

На следующий день, муж повез меня в Подрезково за двухмесячным щенком. Он попросил меня самой выбрать щенка, но чтобы это была сука. Я выбрала первую девочку, которая к нам подбежала. Забрав щенка, мы уехали. По дороге муж сказал, что у нее есть родословная, и мы будем продавать щенят, когда она вырастит. Он попросил меня придумать ей имя. Я назвала ее Алисой. Так, я мечтала назвать своего ребенка — девочку, но приняла решение, что рожать мужу детей больше не стану.

Муж сразу предупредил, что дрессировать собаку будет сам, потому что я не умею дрессировать их. Я согласилась. Мне не хотелось заниматься новой собакой.

Через месяц, мне сообщили, что Рэма прибежал к моей матери домой с перегрызенной веревкой, и она его приняла. Мысленно я была благодарна маме, что она не выгнала его. Еще меня удивляло: каким образом, свекровь узнавала новости от мамы, ведь я ни разу не слышала, что она нам звонила. Только потом я догадалась, что свекровь общалась с моей мамой, под предлогом, что будет рассказывать, как у меня все хорошо. А мама откровенничала со свекровью, рассказывая свои новости. Тем самым легко было контролировать нас обеих.

* * *

Галя, когда она с матерью приезжала к нам в гости, неожиданно, слишком часто начала говорить мне, что я слишком полная, то есть растолстела. Я говорила, ей, что я нормальная, и что я всегда такая была. Но в следующий приезд, Галя снова заводила разговор, что я полная. Сама она была очень худая. Мне ее худоба не нравилась. Я перестала обращать внимание, на такие ее разговоры, ссылаясь на ее болезнь. Однажды, Галя с мамой привезли мне юбку и заставили померить ее. Я видела, что юбка велика мне. Но это их не смутило, а Галя сказала, что я, же полная. Мое недоумение зашкаливало: после родов я поправилась, конечно, но не до пятидесятого же, размера? Юбка, реально была на размер больше, но я не стала с ними спорить. Я убрала ее в шкаф, и никогда не надевала.

В семье мужа, все чаще стали вестись разговоры, что в магазинах все дорожает, а денег на еду мало. Они рассказывали, что продали свои ваучеры, на которые, теперь можно купить только колбасу. Настал момент, когда опять собрался семейный совет, и мне предложили продать свой ваучер, пока не поздно. Я даже не помнила, что привезла его с собой, и где он лежит, тоже не знала. Однако они сказали, что даже ребенка скоро нечем будет кормить, и я согласилась, чтобы они продали и мой ваучер.

Настал день, когда муж пришел с работы и сообщил, что он попал под сокращение. Что такое сокращение я не знала, а еще я не понимала, почему на мебельном комбинате какое-то сокращение. Я не понимала: почему его увольняют, когда у него маленький ребенок, а жена в отпуске по уходу за ребенком и денег никаких не получает, кроме разовой выплаты после родов, которую получил за меня муж, а я даже не знала сколько мне тогда заплатили. Я ничего не понимала, что вообще происходит, как будто, после замужества оказалась в каком-то вакууме от остального мира. Даже свой ваучер, который они продали, я получила только потому, что свекровь велела мне его получить: типа все его получают, а зачем он нужен никто не объяснил. Но, так или иначе, муж больше на комбинате не работал и, вскоре устроился грузчиком в продуктовый магазин.

Еще через несколько дней свекровь устроила еще один семейный совет, в лице ее и меня. Пригласив меня для разговора на кухню, она начала с того, что дела совсем плохи, и кому-то из семьи надо отказаться от еды. Она принялась рассуждать, что Юра не может не есть, потому что он работает; Галя больная, а сама свекровь пожилая, поэтому и они не могут отказаться от еды. Остаюсь я, так как я не кормящая, сижу, дома и ничего не делаю. Затем она рассказала, что во время войны делали тюрю. Как ее делать она подробно объяснила. Мое мнение по этому поводу никого не интересовало. Согласна я или нет, никого тоже не интересовало. Меня просто поставили перед фактом и посалили на жесткую голодовку.

Я пробовала делать тюрю, но не смогла ее есть. Через несколько дней, по утрам у меня начались голодные приступы. Это когда ощущается спазм желудка, создается ощущение, что сейчас упаду в обморок, и одновременно тошнит, а потом разом все проходит. Я начала худеть. Целый день хотелось прилечь и поспать, но надо было делать уборку в квартире и готовить еду ребенку или мужу, который, вдруг, начал часто просить приготовить жареное мясо, котлеты и супы, хотя до этого на кухне кроме сосисок и колбасы ничего не было. Мясо он покупал на рынке. Котлеты крутил сам, но в моем присутствии, чтобы я научилась их делать. Крутить котлеты я отказалась, сославшись, что все равно не умею: я считала, что раз меня посадили на голодовку, то и готовить их не обязана.

Вечером приходил муж и жрал котлеты, заставляя сидеть с ним на кухне, и смотреть как он их жрет. Он рукой брал котлету со сковороды, и без всякого гарнира, громко чавкая, жевал ее, рассказывая, как он отработал день, и какой дурак у него директор магазина. Я старалась не смотреть на котлеты, а от запаха их мне хотелось что-нибудь съесть, но муж, демонстративно ел их стоя у окна, улыбался мне и делал вид, что не обращает внимания, как я страдаю. Так за ужин он съедал все котлеты из большой сковороды. Мне казалось, что он издевается надо мной.

Чтобы не помереть с голоду, я, когда никто не видит, начала подъедать за ребенком, то, что оставалось в его тарелке, после кормления.

Однажды, когда приехали его мать и Галя, Галя привезла шоколад. Я обрадовалась шоколаду, как манне небесной. На кухне я и Галя пили чай с шоколадом, а муж в комнате разговаривал со свекровью. Вдруг он зашел на кухню, и увидел, что мы пьем чай. Он вызвал Галю, чтобы сообщить ей что-то важное, а свекровь села рядом со мной, и что-то начала мне рассказывать. Вдруг, из комнаты, выбежала Галя. Она была злая, и сообщила, что уезжает домой. Свекровь засуетилась и, тоже, засобиралась. Галя выскочила из квартиры и хлопнула входной дверью, свекровь побежала за ней. Я спросила мужа, что произошло. Он сказал, что Галя же сумасшедшая, мало ли, что на ум ей приходит. Я не понимала, почему она так резко изменилась, ведь я с ней разговаривала нормально, и только после разговора с братом у нее поехали мозги.

                                                                                *** 

Настал день, когда они полностью забрали свои вещи, и я начала осваивать квартиру. Я, лишний раз убедилась, что чистота у них была поверхностная. Стены на кухне и в туалете вообще никогда не мылись. Сам унитаз и ванну вычистить не получилось. Ванна была очень старая и ржавая, унитазу тоже было лет тридцать, и его — как я поняла — никогда не мыли.

На кухне, рассматривая, что внутри тумбочек, я с ужасом обнаружила в одной из них пауков. В этой тумбочке, кроме паутины, пауков и несколько десятков коконов ничего не было, как будто, это место было, исключительно, для них. Пауки были большие, около трех сантиметров в диаметре. Я, таких пауков никогда не видела. Коконы их тоже были огромные. Паутиной была оплетена вся внутренняя часть тумбочки. Создавалось впечатление, что они живут там несколько лет.

Борясь с отвращением, я набрызгала туда дихлофоса, но мне показалось, что этого мало. Не долго, думая, я зажгла спичку и спалила все семейство пауков, прямо в тумбочке.

* * *

Свекровь вспомнила, что надо крестить ребенка. Она спросила меня, крещеная я или нет. Я не знала, что такое вообще быть крещенной. Она велела позвонить матери и спросить ее. Впервые за долгое время я позвонила маме. Услышав меня, мама, недовольно, спросила, что мне надо. Я спросила крещеная я или нет. Она сказала, что я не крещеная, потому что она в Бога не верит, и положила трубку. Я передала свекрови ее слова. Свекровь, тут же, начала возмущаться, почему моя мать, такая сякая, не крестила меня.

В ближайший выходной меня крестили. Крестной матерью согласилась быть сестра свекрови Гореликова Валентина. Отца крестного у меня не было.

На следующие выходные наметили крестины ребенка. Мне сообщили, что крестной матерью его будет Галя, а крестным отцом муж назначил Игорешу. Мне не понравилось, что крестная моего сына будет больная шизофренией, но то, что крестным отцом будет Игореша, мне совсем не понравилось. Крестной моего сына я желала видеть подругу Ленку, но мне отказали. Тогда я категорически отказалась от Игореши. Я сказала, что сама найду ему крестного отца. Так как разговор был в присутствии свекрови, то муж не смог мне отказать в этом. Мне разрешили сделать выбор самой. Только я не знала, где найти крестного ребенку. Это понимал и муж. Я думаю, что он рассчитывал, что знакомых мужчин у меня нет. Но я нашла. Я предложила стать крестным отцом моего сына Андрею, тому самому с которым познакомилась на работе, и был моим хорошим знакомым. Я позвонила Андрею, и он согласился.

1 июня, мы все собрались в церкви на Речном вокзале, где неделю назад крестили меня. Андрей и Галя унесли ребенка в церковь. Я, свекровь и муж остались на улице. Вдруг из помещения, где проходили крестины, вышла, служка и позвала маму Тамару. Так как, среди присутствующих, никто не откликнулся, откликнулась я. Она позвала меня с собой. Заходя в церковь, я услышала, как орет мой сын. Он изгибался и вырывался из рук Гали. Я взяла его на руки, и он тут же уснул. Вот так получилось, что я, как бы сама крестила своего сына. Когда батюшка взял у меня ребенка, чтобы окунуть его в купель, он снова закричал, но как оказался в моих руках, опять уснул. Так происходило и при причастии.

Вернувшись, домой, муж и Андрей отмечали крестины. Я сидела с ними (по велению мужа) и ничего не ела, да и на столе, кроме сосисок  и водки, ничего не было.

На следующий день приехали свекровь и Галя. Я с Галей сидела на кухне и разговаривала. Но тут Галя начала мне рассказывать, что она верит не в Бога, а в дьявола и что дьявол сильнее Бога: он сам все делает, и его никто не защищает, а Бога защищали все, и поэтому он слаб. Я слушала ее и ужасалась, тому, что моего сына крестила верующая в дьявола. А еще я подумала, откуда она этого набралась? Что за бред?! Она не читает книги. По телевизору такое не показывают. Мне стало страшно за себя и сына.

* * *

Меня продолжали морить голодом. Я похудела так, что по краям впалого живота, из под кожи выпирали косточки. Я сильно уставала, но никто не замечал этого. Муж по вечерам залезал на меня и восхищался, какая я стала классная. Обручальное кольцо на моем пальце болталось. Я боялась его потерять, но оно, все же, потерялось.

Однажды, проснувшись утром, я его на пальце не обнаружила. Я искала его по всей квартире, но не нашла и сказала мужу об этом. Он разозлился, и целый час, орал на меня, что у меня совсем мозгов нет, раз я кольцо потеряла. Он орал, что это плохая примета, а я не понимала, чем она плохая, а потом подумала, что может это знак, что скоро с ним разведусь?

Чтобы не страдать голодными приступами, я начала по утрам, легкие пробежки с Алисой вокруг Химкинского стадиона. Дыша свежим воздухом, мне было легче переносить голодовку. К тому времени, когда я возвращалась с пробежки домой, просыпался сын. Я его кормила и доедала за ним остатки еды.

* * *

Галя со свекровью сходили посмотреть на рожденного не так давно, Толика — сына их родственницы Татьяны. Татьяна — двоюрная сестра мужа и Гали. Когда они вернулись, Галя поделилась со мной впечатлением, и сказала, что Толик Тани красивее моего Сережи. Типа у Толика смуглая кожа и карие глаза: он яркий, тем самым красивее. Я подумала, как так можно сравнивать детей, но не стала ей говорить об этом. Галя посоветовала и нам сходить и посмотреть Толика, а мне, что-то не хотелось.

Толика ходил смотреть муж. Пришел он оттуда возбужденный. Он сказал, что Слава, муж Татьяны, сходил на представление экстрасенсов в кинотеатр и у него выявили хорошую внушаемость и поэтому ему предложили курсы, чтобы стать экстрасенсом. Он окончил курсы и теперь лечит людей и зарабатывает много денег. А еще, он радостно сообщил, что купил нам билеты на представление экстрасенсов в кинотеатре.

На следующий день, приехала свекровь и осталась с ребенком, а мы пошли в кинотеатр. Я вообще не верила во все это, и не хотела идти ни на какое шоу, но пришлось. Перед самым началом представления, муж нетерпеливо ерзал на своем кресле и, до фанатизма пожирал глазами сцену зала.

Зал кинотеатра был забит зрителями. Со сцены, какой-то мужчина попросил всех сцепить пальцы в замок. Муж так сделал и велел мне сцепить пальцы. Когда человек со сцены начал что-то говорить и считать, я расцепила руки и наблюдала за мужем. Смешно выпучив губы, и закрыв глаза, он сосредоточено ждал. Когда всех попросили расцепить руки, он с ужасом уставился на расцепленные свои руки. Я чуть не засмеялась, глядя, как он рассматривал их. Потом он опомнился и посмотрел на мои руки. Я заметила, что он обрадовался, что у меня тоже не получилось.

Представление было так себе. Я подумала, что основное шоу делают подставные, а не пришедшие на представление зрители.

* * *

То, что муж не попал на курсы экстрасенсов, это его не остановило. Он начал часто ходить в гости к Славе, и в один прекрасный день, сказал, что я пойду к Славе вместе с ним, и заодно посмотрю Толика. Поход в гости к Славе, он почему-то выбрал, после того, как я на ночь уложила сына спать. В этот вечер сын долго не засыпал и уснул только в одиннадцать вечера.

Татьяна и Слава жили недалеко. Мы позвонили в их квартиру, и Таня открыла нам дверь. В руках она держала ребенка. Я поняла, что это и есть Толик: Галя говорила, что ему три месяца. Пока Татьяна приглашала нас в квартиру, я заметила, что Толик как-то странно болтает головой, как, будто до сих пор не может держать голову. Татьяна положила сына на диван и сказала, что Слава еще не пришел с работы.

У них был еще один ребенок — мальчик постарше, но тоже еще маленький. Жили они в однокомнатной квартире. Я не хотела так поздно сидеть у них, ведь маленькие дети еще не спят, но Татьяна попросила нас, обязательно подождать Славу, который вот-вот придет. Я присела к Толику. Что-то в этом мальчике мне не понравилось. Он лежал на спине, вытянув ножки, и продолжал странно двигать головой. Я спросила у Тани, когда она в последний раз была с ним у врача. Она, с гордостью ответила, что к врачу она не ходит совсем, так как ее Слава сам лечит детей. Например: у Толика он обнаружил язву желудка и вылечил.

Я была поражена. Какая язва желудка у грудничка?! Но не стала с ней спорить.

Пришел пьяный Слава. Он был очень пьян. Одет был Слава в дорогое пальто и строгий костюм. Я поразилась, что Слава так хорошо одет, а его жена и дети живут более чем скромно. Слава поздоровался с нами и, взяв какую-то палочку, подошел ко мне. Без всякого предупреждения он попросил меня расслабиться.

Я напряглась. Что он хочет со мной делать? После откровения Тани о язве желудка у ребенка, я не хотела, чтобы он начал и меня лечить. Но муж велел мне делать то, что хочет Слава. Ну, хорошо. Пусть делает.

Слава, начал водить своей палочкой, которую назвал прутиком, вдоль моего тела — начиная с моей головы, опуская ее вниз.

- Так… Сердце не в порядке… желудок… по-женски тоже. – Сделал он заключение, а я сидела и недоумевала, что он ни в чем не разбирается: у меня ничего не болело, где он говорил.

Я подумала, что шоу уже закончилось, но не тут, то было. Слава, аккуратно, взял мою голову в свои руки и заставил смотреть ему в глаза. Глаза его были темные и спокойные. Он смотрел на меня как доктор. Я подумала, что Слава уже сам верит, что может лечить людей. Я не сопротивлялась и смотрела на него. Через пару минут он отпустил мою голову и, о чем-то заговорил с Таней, потом с моим мужем, а у меня, вдруг, заболела голова. Я сказала, что надо идти домой, потому что ребенок дома один. Муж со мной согласился, и мы ушли.

Рано утром, я взяла Алису и ушла на пробежку. Я бежала вокруг стадиона, начиная круг с левой его стороны. Я так делала всегда. Обогнув стадион, побежала вдоль него, по асфальтированной дороге в сторону дома. Я пробежала половину пути по этой дороге, когда неожиданно, почувствовала, как мой лоб пронзила острая боль…

* * *

… Когда закончились мои воспоминания, закончились и мои слезы. Я все так же находилась в темной каморке. Мне было спокойно там. Я не хотела из нее выходить и продолжала лежать. Я лежала… и лежала, закрыв глаза… не желая ни кого видеть. Я думала, что мне делать? Как мне дальше жить?..

Это произошло, где-то в конце июня 1990 года.

Далее

В начало