Шлиссельбургские арестанты – враги династии Романовых и (или) России? Часть третья

 

Со школьной скамьи мы твёрдо усвоили, что правление Николая I- Палкина, это тёмный период российской истории. Царь этот — деспот и мракобес, погубитель «декабристов», светлых романтических мечтателей и патриотов, притеснитель А.С. Пушкина, душитель свобод, угроза европейским идеалам и прочая. Однако более подробное знакомство с историческими фактами выявляет, что Николай, единственный и последний российский правитель, который в одиночку, вечером, без охраны любил прогуливаться вдоль Невы у Летнего сада, выходить на Невский проспект, раскланиваясь с многочисленными обывателями, заполнявшими его. К концу его правления Шлиссельбургская тюрьма была практически пуста, все осуждённые «декабристы»  были давно помилованы или амнистированы. В 1855 году морально сломленный неудачей в Крымской войне Николай I умер, и на трон взошёл его сын Александр II.

Двадцать лет царствования Александра II переменили многое. Начался бурный рост промышленности, строительство железных дорог, блистательные военные и дипломатические победы, территориальные приобретения, но главное — крестьянская реформа, уничтожившая крепостное право. 19 февраля 1861 года государь подписал составленный святителем митрополитом Филаретом (Дроздовым) манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей, и об устройстве их быта». Хотя у крестьян и отрезали часть их прежних владений, и вообще реформа была связана с выкупом, но трудно переоценить значение этого манифеста. Обе столицы, как утверждали газеты, ликовали. За пределами газетных полос ликования было меньше. Отмена крепостного права чувствительно задела интересы помещиков. Как справедливо отметил в своем докладе за 1862 год шеф жандармов и начальник III отделения Собственной Его Величества канцелярии генерал-адьютант Василий Андреевич Долгоруков, «помещики к устройству своего хозяйства на новых основаниях не подготовились и… не имея капиталов, претерпевают чувствительные лишения».

Сразу же после обнародования Манифеста об отмене крепостного права в Петербурге стали распространять прокламации, в которых население призывалось к бунту и насилию по отношению к императору. Любопытно, что экземпляры этих воззваний были обнаружены и в Зимнем дворце.

«В городе разбрасывают новые произведения прессы «Молодая Россия», — записал в своем дневнике в мае 1862 года министр внутренних дел П.А. Валуев. — В ней прямое воззвание к цареубийству, к убиению всех членов царского дома и всех их приверженцев, провозглашение самых крайних социалистических начал и предвещание «Русской, красной, социальной республики».

Радикалы 60-х годов такие, как Н.А. и А.А. Серно-Соловьевичи, Г.Е. Благосветлов, Н.И. Утин начали создавать тайные организации. В прокламациях «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», «К молодому поколению», «Молодая Россия», «Что нужно делать войску?» они обосновывали необходимость ликвидации самодержавия и демократического преобразования России, однако угрозы не остановили царя-освободителя. Началось время «великих реформ», основные из них следующие:

  • Ликвидация военных поселений (1857).
  • Отмена крепостного права (1861).
  • Финансовая реформа (1863).
  • Реформа высшего образования (1863).
  • Земская и Судебная реформы (1864).
  • Реформа городского самоуправления (1870).
  • Реформа среднего образования (1871).
  • Военная реформа (1874)…

 И вдруг… восемь покушений подряд на жизнь императора-реформатора. Не простых покушений! Тут не пистолеты, шпаги или сабли, в ход идут пузатые пакеты-бомбы с нитроглицерином, динамитом, гремучей ртутью и поражающими предметами. Следом начинаются, бесконечно продолжаются и множатся политические процессы. Неслыханное доселе дело!

«Процесс 32-х», Дело о лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами (1862—1865) — один из крупнейших политических процессов 60-х годов XIX века в Российской империи.

«Процесс пятидесяти» («Процесс москвичей»Суд над участниками «Всероссийской социально-революционной организации», официальное название: «Дело о разных лицах, обвиняемых в государственном преступлении по составлению противозаконнаго сообщества и распространению преступных сочинений») — судебное дело народников, по обвинению в участии в «тайном сообществе, задавшемся целью ниспровержения существующего порядка», разбиравшееся в Петербурге в Особом Присутствии Правительствующего Сената с 21 февраля по 14 марта 1877 года.

Процесс ста девяноста трёх, «Большой процесс»; официальное название «Дело о пропаганде в Империи» — судебное дело народников, разбиравшееся в Петербурге в Особом  присутствии  Правительствующего сената с 18  октября 1877 по 23 января 1878 года.

Процесс  шестнадцати — судебный процесс над членами «Народной воли». Состоялся в Петербургском военно-окружном суде 25—30 октября  1880 года.

После убийства Александра II ( 1-ого марта 1881-ого года) политические процессы продолжились при императоре Александре III.

Процесс двадцати — суд над деятелями «Народной воли» в Особом Присутствии Правительствующего Сената с 9 февраля по 15 февраля 1882 года, самый значительный из народовольческих процессов.

Процесс семнадцати — судебный процесс членов «Народной воли» в Особом присутствии Правительствующего Сената (Санкт-Петербург) 28 марта — 5 апреля 1883 года.

 «Процесс 14-ти».  Процесс, на котором была осуждена В. Н. Фигнер —  член Исполнительного комитета «Народной воли» и 6 членов народовольческой военной организации. Состоялся в Петербургском военно-окружном суде с 24 по 28 сентября  1884 года. Судебный процесс по делу «14-ти» был закрытым. Стенографический отчет на нём не вёлся.

 «Процесс  двадцати одного» или Лопатинский процесс (по имени главного обвиняемого) — последний крупный процесс над революционными народниками. Проходил в Петербургском военно-окружном суде с 26 мая по 6 июня 1887 года. Основные обвиняемые: ЛопатинЯкубовичСтародворскийСаловаСухомлинАнтоновC. А. ИвановКонашевич пытались восстановить «Народную волю» после разгрома 1881—1883. Двум из них (Стародворскому и Конашевичу) было предъявлено обвинение в убийстве главы политического сыска Г. П. Судейкина.

Георгий Порфирьевич Судейкин (11  апреля 1850Смоленская губерния — 16  декабря 1883Санкт-Петербург) — подполковник Отдельного корпуса жандармов, с 1882 года инспектор Петербургского охранного отделения. Отец художника Сергея Судейкина (1882—1946). Убит 16 декабря 1883 года на конспиративной квартире в Петербурге.

Осуждённые широким бурным потоком заполнили тюрьмы, места каторжных работ, ссылки. Не осталась в стороне и Шлиссельбургская тюрьма. Было построено новое тюремное здание на 400 мест посадки. Оно было быстро заполнено.

Шлиссельбургские  арестанты  — народовольцы- террористы.

Общий список:

Николай Морозов, Михаил Фроленко, Михаил Тригони, Григорий Исаев, Михаил Грачевский, Савелий Златопольский, Александр Буцевич, Михаил Попов, Николай Щедрин, Егор Минаков, Мейер Геллис, Дмитрий Буцинский, Михаил Клименко, Федор Юрковский, Петр Поливанов, Людвиг Кобылянский, Юрий Богданович, Айзик Арончик, Ипполит Мышкин, Владимир Малавский, Александр Долгушин, Николай Рогачев, Александр Штромберг, Игнатий Иванов, Вера Фигнер, Людмила Волкенштейн, Василий Иванов, Александр Тиханович, Николай Похитонов, Дмитрий Суровцев, Иван Ювачев, Каллиник Мартынов, Михаил Шебалин, Василий Караулов, Василий Панкратов, Михаил Лаговский, Иван Манучаров, Людвиг Варынский, Людвиг Янович, Пахомий Андреющкин, Василий Генералов, Василий Осипанов, Александр Ульянов, Петр Шевырев, Михаил Новорусский, Иосиф Лукашевич, Петр Антонов, Сергей Иванов, Василий Конашевич, Герман Лопатин, Николай Стродворский, Борис Оржих, Софья Гинсбург, Павел Карнович, Сергей Балмашов, Фома Качура, Михаил Мельников, Григорий Гершуни, Егор Сазонов, Иван Каляев, Александр Васильев, Хаим Гершкович, Яков Финкельштейн, Михаил Ашенбреннер.

Итого 63 очень опасных для династии заключённых. В Шлиссельбурге производились и казни. 10 октября 1884 года, у крепостной стены, обращенной к Ладожскому озеру, повесили членов военной организации «Народная воля» офицеров А.П. Штромберга и Н.М. Рогачева, а 8 мая 1887 года — обвиняемых по делу «Второго 1 марта» А.И. Ульянова, П.Я. Шевырева, B.C. Осипанова, В.Д. Генералова и П.И. Андреюшкина.

В этой статье нет никакой возможности рассмотреть всех террористов, чтобы попытаться найти общие закономерности в их судьбе, деятельности и характерах. Приведу навскидку несколько примеров.

Иван Ювачёв.

Родился  в 1860 года в Санкт-Петербурге, в семье дворцового полотёра П. И. Ювачёва и Дарьи Харламовой. Окончил с отличием штурманское отделение Технического училища Морского ведомства в 1878 году. Из-за увлечения радикальными идеями, которое не укрылось от начальства, в 1879 году был списан на берег — помощником начальника метеорологической станции в городе Николаеве. Весной 1882 года познакомился с подполковником Михаилом Ашенбреннером, лидером подпольной организации.  Ювачёв возглавил кружок военных офицеров.  В 1882 году вернулся в Петербург, где поступил в Военную академию. Здесь он установил связь с «Народной волей» и стал готовиться совершить покушение на царя (его отец жил в Аничковом дворце, и окна его квартиры были расположены так, что из них можно было сбросить взрывное устройство на выезжавшую из ворот карету царя). Это покушение не состоялось: 2 марта 1883 года был арестован. Первые два года Ювачёв провёл в одиночных камерах Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей (камера № 23), где перенёс духовное перерождение.  В Шлиссельбурге было разрешено чтение только Библии, и оно заставило террориста, бывшего флотского офицера Ювачева  обратиться к религии. Столь поразительную метаморфозу товарищи по заключению истолковали как помешательство, но это не смутило Ювачева.

«Скажу: жил внутреннею, духовною жизнью… — писал он из Шлиссельбурга. — Дни, недели, месяцы созерцал построенный храм Божий в моем воображении».

В январе 1885 года  крепость посетил товарищ министра внутренних дел генерал П.В. Оржевский. Он застал Ювачева стоящим на коленях с Библией в руках и спросил, не желает ли он поступить в монастырь.

«Не достоин», ответил Ювачёв.

Вскоре он был переведён на Сахалин, где первые годы провел на тяжелых каторжных работах, а потом был определен исполнять обязанности заведующего Сахалинской метеорологической  станцией и принёс большую пользу в освоении этого дикого края. После освобождения в 1897 году, совершив кругосветное путешествие, вернулся в Петербург, был членом-корреспондентом Главной физической обсерватории Академии наук, издал несколько книг с описанием Шлиссельбургской крепости, Сахалина. В 1902 году он женился на Н. И. Колюбакиной. 30 декабря 1905 года у Ювачевых родился сын Даниил, ставший писателем Даниилом Хармсом.

Штромберг Александр Павлович (1854-1884). Барон. Сын землевладельца Курляндской губернии. Лейтенант флота, член центра военной организации «Народная воля». Воспитывался в Морском корпусе на казенный счет и окончил в нем курс в 1875 г.; в 1881 г. служил лейтенантом в 3-м Балтийском экипаже. Арестован в 1881 г., административным порядком выслан в Восточную Сибирь. В 1883 г. его деятельность в Военной организации была полностью раскрыта, и он вновь арестован в конце 1883 г. Повешен в Шлиссельбургской тюрьме в 1884 году.

 

Рогачев Николай Михайлович (1856-1884) — Поручик, член Военно-революционного центра «Народной воли». Родной брат народника Д. М. Рогачева (1851 — 1884), осужденного по делу «193-х» в 1878 г. на 10 лет каторги. Дворянин, сын землевладельца Орловской губернии. Воспитывался в Орловской военной гимназии, а по окончании в ней курса в 1874 г. поступил в Павловское военное училище, откуда вышел в офицеры по 1-му разряду в 1876 году подпоручиком в 28 артбригаду. Организовывал военные кружки в различных городах на западе России. Арестован весной 1883 г.; осужден, казнен в Шлиссельбургской тюрьме. 

Михаил Федорович Фроленко

Народоволец  М. Ф. Фроленко, открыто говорил своим товарищам, что хотел бы верить в такого Бога, каким тот предстает на иконостасах. Способствовал этому жизнерадостный характер самого Фроленко. По воспоминаниям Л.А. Тихомирова, это был человек очень хороший, простой, добрый.

«Фроленко был и физически довольно силен, и знал понемножку разные отрасли труда, в котором был вообще очень сообразителен. Начав работу в тюрьме, он понравился и своим тихим характером, и внимательностью к делу, а между тем как раз понадобился служитель по камерам арестантов — то, что и нужно было ему. Он, конечно, немедленно согласился поступить на это место. Остальное пошло у него как по маслу. Он подделал ключи к камерам Стефановича и Бохановского, припас для них костюмы служащих в тюрьме, высмотрел путь для побега, подготовил способы перелезть через стену, и затем оба заключенных благополучно бежали. Сам Фроленко тоже скрылся. Этот побег тогда наделал много шума и принадлежит к числу самых ловких и необыкновенных».

Прибыв в крепость, Фроленко страдал цингой, ревматизмом, последней стадией туберкулеза и «чем-то вроде остеомиелита, так что долгое время не владел рукой и был совершенно глух». В Шлиссельбурге без какой-либо медицинской помощи ему удалось избавиться от всех этих болезней.

«Всего трогательнее было то, — писала В. Н. Фигнер, вспоминая первые яблони, которые вырастил Фроленко в Шлиссельбурге, — что целью насаждений были, собственно, не яблоки, а мысль, что товарищи, которые явятся в Шлиссельбург после нас, найдут не бесплодный пустырь, песок и камень, а прекрасно обработанную землю, деревья и плоды».

М. Ф. Фроленко просидел в Шлиссельбурге 21 год, но вышел из тюрьмы здоровым и полным сил. Он пережил войну и оккупацию и умер в Геленджике в 1947 году, достигнув 90-летнего возраста.

Фигнер Вера Hиколаевна. (24.06.1852 — 15.06.1942) Из дворян. Училась в Швейцарии в университете. Там вступила в один из русских социалистических кружков. В 1875 г. уехала в Россию для работы в народе. Видя невозможность революционной работы в условиях царизма и неподготовленность крестьянства к идеям социализма и революции, Фигнер после раскола Земли и Воли вступила в Народную Волю. Принимала участие во всех террористических предприятиях партии, а также в ее пропагандистской работе. Когда в 1882 г. вожди Народной Воли были арестованы, вся тяжесть работы легла на Фигнер, избегшей ареста. 10 февраля 1883 г. арестована. По процессу 14-ти в сентябре 1884 г. была приговорена к смертной казни, замененной бессрочным заключением в Шлиссельбургской тюрьме. Амнистирована в 1904 г. Выехала за границу в 1906 году, где выполняла задачи партии эсеров в разных странах. После дела Азефа, вышла из партии эсеров. Основала в начале 1910 г. Парижский комитет помощи политическим каторжанам в России. Вернулась в Россию в феврале 1915 года без разрешения правительства, но благодаря усилиям ее брата, солиста Императорских театров Николая Фигнера, ей удалось избежать репрессий. После революции жила в Москве, занималась литературной работой.  Несомненно, самым интересным произведением останутся ее собственные воспоминания «Когда часы жизни остановились».  Она так описала своё первое впечатление о Шлиссельбургской тюрьме:

«Мы прошли в ворота. И тут я увидела нечто совсем неожиданное. То была какая-то идиллия. Дачное место? Земледельческая колония? Что-то в этом роде — тихое, простое… Налево — длинное белое двухэтажное здание, которое могло быть институтом, но было казармой… Направо — несколько отдельных домов, таких белых, славных, с садиками около каждого, а в промежутке — обширный луг с кустами и купами деревьев. Листва теперь уже опала, но как, должно быть, хорошо тут летом, когда кругом все зеленеет! А в конце — белая церковь с золотым крестом. И говорит она о чем-то мирном, тихом и напоминает родную деревню. Все дальше двигается толпа, и вот открылось здание из красного кирпича: два этажа, подслеповатые окна и две высокие трубы на крыше — ни дать ни взять какая-нибудь фабрика. Перед зданием красная кирпичная стена и железные ворота, окрашенные в красное и теперь раскрытые настежь»…

Итог двум десятилетиям пребывания В.Н. Фигнер в Шлиссельбурге подвел митрополит Антоний, который посетил крепость.

Не ожидая, что Вера Николаевна подойдет под благословение, он протянул ей руку для пожатия: «— Вы, кажется, давно в заключении? …— спросил он и после первых фраз перешел к главному.— Вы ведь не верите в личного Бога… Но неужели никогда в трудные минуты ваша мысль не обращалась к небу и вы не искали утешения в религии?

— …Меня поддерживало то самое, что двигало и на свободе. Я стремилась к общественному благу, как его понимала. В мою деятельность я вкладывала все силы и шла без страха на все последствия, которыми грозит закон, охраняющий существующий строй… Когда же наступила расплата, то искренность моих убеждений я могла доказать только твердым принятием и перенесением всей возложенной на меня кары…»

Трансформация сознания несгибаемой Фигнер всё же имела место, ибо в конце жизни Вера Николаевна занималась организацией помощи заключенным, обивала пороги советских партийных функционеров с просьбами освободить невинных или сократить им срок.

Николай Александрович Морозов.

Н. А. Морозов терроризму был обязан самим своим рождением. В «Автобиографии», написанной в 1926 году, он рассказал, что отец его, Петр Алексеевич Щепочкин, был помещиком, а мать, Анна Васильевна Морозова, — крепостной крестьянкой. Петр Алексеевич увидел Анну после окончания  кадетского корпуса, и родители наверняка бы положили разумные пределы его романтическому увлечению. Но этого не случилось, ибо дед и бабушка будущего народовольца  были «взорваны своим собственным камердинером, подкатившим под их спальную комнату бочонок пороха». Читать Николай выучился под руководством матери. Найдя в библиотеке отца два курса астрономии, юный Морозов очень заинтересовался этим предметом и прочёл обе книги.  Бессистемный и случайный характер образования во время учебы Морозова в московской классической гимназии не только не был преодолен, но оказался возведенным в принцип. Увлекаясь естественными науками, гимназист Морозов накупил  научных книг и основал «тайное общество естествоиспытателей-гимназистов». С пятого класса он начал заниматься в зоологическом и геологическом музеях Московского университета, скинув гимназическую форму, посещал и университетские лекции. В 1870–1871 году он  числился в рядах вольнослушателей естественного факультета Московского университета, но тут восемнадцатилетнего Морозова захватило революционное движение. Привлекало оно своей романтической, полной таинственности обстановкой, а главное — возможностью «борьбы с царящим в России антинаучным мракобесием». Морозов участвовал в попытке С. М. Степняка-Кравчинского освободить арестованного В.Ф. Волховского, но попытка эта не увенчалась успехом, и вместе с Кравчинским Морозов уехал в Петербург, а оттуда в Женеву участвовать в редактировании и издании революционного журнала «Работник». 12 марта 1875 года Н.А. Морозов был арестован при возвращении в Россию. Судили его на «процессе 193-х» и приговорили к 15 месяцам тюрьмы, которые оказались поглощены его трехгодичным предварительным заключением. После освобождения под надзор полиции в феврале 1878 года, Морозов тотчас же ушел в революционное подполье и поехал сначала вместе с Верой Фигнер, Александром Соловьевым и Александром Иванчиным-Писаревым в Саратовскую губернию подготавливать тамошних крестьян к революции. Однако перспектива деятельности в деревне уже не привлекала его, и после безуспешных попыток устроиться в деревне он возвратился в Петербург, чтобы вместе с Софьей Перовской, Александром Михайловым и Михаилом Фроленко ехать в Харьков освобождать Порфирия Войнаральского, которого должны были везти в центральную тюрьму. Попытка эта произошла в нескольких верстах от Харькова, но успеха не имела.

«Мы спешно возвратились в Петербург, где мой друг Кравчинский подготовлял покушение на жизнь шефа жандармов Мезенцова, которому приписывалась инициатива тогдашних гонений. Мне не пришлось участвовать в этом предприятии, так как меня послали в Нижний Новгород организовать вооружённое освобождение Брешко-Брешковской, отправляемой в Сибирь на каторгу. Я там действительно все устроил, ожидая из Петербурга условленной телеграммы о ее выезде, но вместо того получил письмо, что ее отправили в Сибирь ещё ранее моего приезда в Нижний Новгород, и в то же почти время я узнал из газет о казни в Одессе Ковальского с шестью товарищами, а через день — об убийстве в Петербурге на улице шефа жандармов Мезенцова, сразу поняв, что это сделал Кравчинский в ответ на казнь. Я тотчас возвратился в Петербург, пригласив туда и найденных мною в Нижнем Новгороде Якимову и Халтурина».

Бомба была заложена в помещении гауптвахты под парадной столовой второго этажа в то время, когда там должны были находиться Александр II и его семья. Но опять произошла счастливая для императора случайность. Обед задержался, и, когда прогремел взрыв, в столовой никого не было. Во дворце погас свет, комнаты заполнились густым едким дымом. В помещении главного караула стонали раненые солдаты. Всего пострадало 67 человек, 11 из них погибли. На следующий день государь сказал, что Господь его спас еще раз, что необходимо искоренить зло, и он надеется, что народ ему поможет сокрушить крамолу. …»

Судя по «Автобиографии» Н.А. Морозова, раскол среди народовольцев произошел в ходе подготовки покушения Соловьева на Александра II.

«Возмущённые невозможностью использовать средства нашего тайного общества для спасения Соловьёва после его покушения на жизнь императора и видя, что он твёрдо решился на это, мы только доставили ему хороший револьвер. Я нежно простился с ним у Михайлова и отказался идти смотреть, как он будет погибать вместе с императором. Я остался в квартире присяжного поверенного Корша, куда обещал прийти Михайлов, чтобы сообщить мне подробности; действительно, он прибежал часа через два и рассказал мне, что Соловьёв пять раз выстрелил в императора, но промахнулся и был тут же схвачен. В ту же осень были организованы нашей группой три покушения на жизнь Александра II: одно под руководством Фроленко в Одессе, другое под руководством Желябова на пути между Крымом и Москвой и третье в Москве под руководством Александра Михайлова, куда был временно командирован и я. Как известно, все три попытки кончились неудачей, и, чтобы закончить начатое дело, Ширяев и Кибальчич организовали динамитную мастерскую в Петербурге на Троицкой улице, приготовляя взрыв в Зимнем дворце, куда поступил слесарем приехавший из Нижнего вместе с Якимовой Халтурин. Я мало принимал в этом участия, так как находился тогда в сильно удручённом состоянии, отчасти благодаря двойственности своей натуры, одна половина которой влекла меня по-прежнему в область чистой науки, а другая требовала, как гражданского долга, пойти вместе с товарищами до конца…»

В феврале 1880 года, после разгрома типографии, Морозов скрылся за границей. На пути в Вену он узнал из немецких телеграмм о взрыве в Зимнем дворце, устроенном Степаном Халтуриным. В Швейцарии Морозов урывками слушал лекции в Женевском университете, а кроме этого ездил в Париж и Лондон, где познакомился с Карлом Марксом. Через год он надумал вернуться в Россию, но на границе был арестован.

На «процессе 20-ти», проходившем в феврале 1882 года, Н. А. Морозова приговорили к пожизненной каторге и заточили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

«….И несмотря на страшную боль в ногах и ежеминутные обмороки от слабости, даже в самые критические моменты болезни я каждый день по нескольку раз вставал с постели, пытался ходить сколько мог по камере и три раза в день аккуратно занимался гимнастикой. Цингу я инстинктивно лечил хождением, хотя целыми месяцами казалось, что ступаю не по полу, а по остриям торчащих из него гвоздей, и через несколько десятков шагов у меня темнело в глазах так, что я должен был прилечь. А начавшийся туберкулез я лечил тоже своим собственным способом: несмотря на самые нестерпимые спазмы горла, я не давал себе кашлять, чтобы не разрывать язвочек в легких, а если уж было невтерпеж, то кашлял в подушку, чтоб не дать воздуху резко вырываться…».

Говорить о научном значении работы «Откровение в грозе и буре», задуманной Н.А. Морозовым в Алексеевском равелине и созданной в Шлиссельбургской крепости, нет нужды. Справедливая оценка «Откровений» была дана сразу после публикации книги в статьях Н.П. Аксакова «Беспредельность невежества и Апокалипсис», Н.М. Никольского «Спор исторической критики с астрономией», трудах В.Н. Щепкина, В.Ф. Эрна, П. Астрова, П.А. Юнгерова. Критики единодушно отметили, что работе Н.А. Морозова «недостает самого главного: изучения предмета и научного метода».

Поражало в работе Н.А. Морозова, как справедливо заметил В.Ф. Эрн, и то «высокомерие естественника, презирающего все другие науки, кроме естественных, отрицающего всякое их значение, только потому, что он с ними не знаком». Столь же легко уязвимы для критики книги «Пророки» и многочисленные тома «Христа», сюжеты которых, по свидетельству самого Н.А. Морозова, сложились у него в Шлиссельбурге. В августе 1889 года, когда охваченному навязчивыми идеями А.Н. Морозову предложили взвеситься, в нем оказалось всего 56 килограммов. Морозова спасло возвращение к естественным наукам, которые всегда более привлекали его и к которым он имел большие способности. Это был воистину титанический труд, Морозову приходилось не только проверять и обосновывать свои гипотезы, но и восполнять зияющие пробелы в собственных познаниях. Созданные им в Шлиссельбурге книги: «Функция, наглядное изложение высшего математического анализа», «Периодические системы строения вещества», «Законы сопротивления упругой среды движущимся в ней телам», «Основы качественного физико-математического анализа», «Векториальная алгебра»— с одинаковым успехом могут быть отнесены и к научным исследованиям, и к популяризаторским работам, и к учебному конспекту. С годами, по мере смягчения режима в Шлиссельбургской тюрьме, Н.А. Морозов получил возможность пользоваться научными книгами по своему выбору и даже организовать в одной из камер небольшую химическую лабораторию, в которой, между прочим, обучал М. В. Новорусского, подельника Александра Ульянова, изготовлять динамит. Выйдя из крепости, Н.А. Морозов опубликовал созданные в тюрьме работы: «Периодические системы строения вещества» и «Д.И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего», и в конце 1906 года, после беседы с Д.И. Менделеевым, Петербургский университет присудил Н.А. Морозову степень почётного доктора наук по химии.

Во время Первой мировой войны Морозов — ему было тогда 60 лет — был командирован «Русскими ведомостями» на Западный фронт в звании «делегата Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам». Из корреспонденций его составилась потом книга «На войне». После Февральской революции Морозов участвовал в работе Московского государственного совещания, был членом Совета республики и участвовал в выборах в Учредительное собрание.

После Октябрьской революции, получив в награду от В.И. Ленина отцовское имение Борок, Н.А. Морозов с новыми силами занялся тем, что он называл научной деятельностью.  29 марта 1932 года Н.А. Морозова избрали почетным членом АН СССР, как «химика, астронома, историка культуры, писателя, деятеля русского революционного движения». Скончался Николай Александрович Морозов  30 июля 1946 года в своём имении.

Герман Александрович Лопатин.

Этот выпускник Петербургского университета блестяще защитил диссертацию на звание кандидата естественных наук и уехал за границу, где начал переводить «Капитал» Карла Маркса. Одновременно с этим, будучи членом Генерального совета Интернационала, Герман Лопатин вел борьбу с идеологическим противником Карла Маркса, бывшим шлиссельбургским узником Михаилом Бакуниным. В 1884 году Лопатин вернулся в Россию, чтобы убить досаждавшего революционерам жандармского подполковника Г. П. Судейкина и воссоздать разгромленную «Народную волю». Как и следовало переводчику «Капитала», Лопатин отличался основательностью. Совершив успешный теракт, он принялся составлять — с полными фамилиями и адресами — список членов новой «Народной воли», который потом при аресте изъяли у него. Никто в Шлиссельбурской тюрьме не упрекал Лопатина, что он  сдал полиции всю восстановленную «Народную волю», но Лопатин держался обособленно. В голодовках и отказах от прогулок, как и других протестах не участвовал. С годами заключения в Лопатине выработалась холодная, пугающая даже и атеистов-народовольцев своей беспощадностью ненависть к православию. Когда престарелая княгиня Мария Александровна Дондукова-Корсакова, печалившаяся, что арестанты в Шлиссельбурге совершенно лишены духовного призрения, упросила коменданта повесить в камерах иконы, Лопатин потребовал у караульного жандарма, чтобы образ немедленно убрали. Жандарм просто не понял существа  просьбы, тогда Лопатин  сам снял икону, расколол ее на щепки и выбросил в унитаз. Произошло это в июле 1904 года.  После 18 лет заключения в октябре 1905 года был освобождён по амнистии без восстановления в правах состояния. После освобождения Лопатин проживал в Вильне. Будучи тяжелобольным, отошёл от революционной деятельности, занимался литературной работой.9 декабря 1909 года на Капри Лопатин посетил Максима Горького, пробыл там пять дней и рассказывал ученикам  о своих встречах с Марксом. В 1913 году переехал в Санкт-Петербург, где скончался от онкологического заболевания 26 декабря 1918 года.

Иван Платонович Каляев.

Одно из самых бессмысленных и жестоких преступлений в 1905 году совершил эсер Иван Платонович Каляев. Сын полячки и околоточного надзирателя, внук крепостного мужика, он уже к 25 годам сумел уверовать в террор сильнее, чем во все парламенты мира. Иван Каляев бросил в Кремле бомбу, которая на части разорвала генерал-губернатора Москвы, великого князя Сергея Александровича. Он написал потом, что «дело 4-го февраля» он исполнил «с истинно религиозной преданностью». Религией его был социализм. Существует трогательная история о посещении убийцы великой княгиней Елизаветой Федоровной, вдовой Сергея Александровича. Совсем иначе описывал эту историю сам Каляев.

«Мы смотрели друг на друга, не скрою, с некоторым мистическим чувством, как двое смертных, которые остались в живых. Я — случайно, она — по воле организации, по моей воле, так как организация и я обдуманно стремились избежать лишнего кровопролития. И я, глядя на великую княгиню, не мог не видеть на ее лице благодарности, если не мне, то, во всяком случае, судьбе за то, что она не погибла.

— Я прошу вас, возьмите от меня на память иконку. Я буду молиться за вас. И я взял иконку. Это было для меня символом признания с ее стороны моей победы, символом ее благодарности судьбе за сохранение ее жизни и покаяния ее совести за преступления великого князя.

— Моя совесть чиста, — повторил я, — мне очень больно, что я причинил вам горе, но я действовал сознательно, и если бы у меня была тысяча жизней, я отдал бы всю тысячу, а не только одну».

Более всего поражает тут, что Каляев даже не понял, что не отблагодарить пытались, а пробудить от летаргического сна его душу убийцы. Каляев говорил перед смертью о своей восторженной любви к народу… 10 мая в два часа утра Ивана Каляева повесили на крепостном дворе, за зданием манежа, недалеко от крепостной стены, обращенной к левому берегу Невы. Личность Каляева и обстоятельства убийства великого князя Сергея Александровича легли в основу повести Конь бледный», написанной одним из организаторов« убийства — Б. В. Савинковым. К этому сюжету обращались также такие писатели, как Л. Н. Андреев («Губернатор»), М. П. Арцыбашев («Так слагается жизнь»), А. А. Блок («Возмездие»), Зинаида Гиппиус («Был и такой»), Максим Горький («Жизнь Клима Самгина»), Александр Грин («Марат»), философ А. Камю («Праведники»), А. И. Куприн («Мой паспорт»), М. М. Пришвин («Дом имени Каляева»), А. М. Ремизов («Иван Купал» и «Трагедия об Иуде»), Б. Л. Пастернак («1905 год»), Юлиан Семёнов («Горение. Роман-хроника о Ф. Э. Дзержинском»), Ю. М. Нагибин («Безлюбый»), Б. Васильев («Утоли моя печали»).

Личностью И. П. Каляева очень интересовался Л. Н. Толстой, который обсуждал со своими гостями публикации о его казни и советовал художнику И. Е. Репину написать картину на тему встречи великой княгини и Каляева в тюрьме.

Николай II очистил Шлиссельбургскую тюрьму в 1905 году, когда вышли на волю заключенные, проведшие в Шлиссельбургской крепости более двух десятилетий. Перерыв, когда  можно было попасть в крепость на экскурсию, был недолгим, уже в 1907 году в Шлиссельбурге началось создание новой  тюрьмы. Перестроили старую солдатскую казарму 1728 года. В надстроенном третьем этаже разместили тюремную больницу, а на первом и втором этажах — восемь общих тюремных камер с железной решеткой от пола до потолка. В башне разместились изолятор для психически больных и церковь. В 1907–1908 годах перестроили Старую тюрьму — второй тюремный корпус, прозванный заключенными «Сахалином».  В 1911 году закончилось строительство нового самого большого четвертого корпуса, и теперь в Шлиссельбурге могло одновременно содержаться около тысячи заключенных.

Шлиссельбургские арестанты — большевики.

Г.К. Орджоникидзе вернулся в Россию после VI (Пражской) Всероссийской партийной конференции и  5 ноября 1912 года в ножных кандалах был доставлен в Шлиссельбургскую крепость и помещён в четвертый тюремный корпус.  Он, будущий директор института «Советская энциклопедия» Ф. Н. Петров, будущий организатор советской власти в Карелии П. Ф. Анохин, и другие большевики, в том числе  В.О. Лихтенштадт, участвовавший в убийстве на даче П.А. Столыпина 27 человек (еще 33 человека были тогда тяжело ранены), прекрасно понимали, как нанести страшный удар по России.

Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов на первом же своем заседании 27 февраля 1917 года  принял решение немедленно освободить политических заключенных Шлиссельбургской тюрьмы. Рабочие Шлиссельбургского порохового завода отправились в крепость и выпустили на свободу семьдесят  заключённых, в их числе были: В.О. Лихтенштадт, И.Е. Пьяных, И.И. Пьяных, В.А. Симонович, В.Д. Малашкин, И.П. Жук.

Владимир Осипович Лихтенштадт (16 декабря 1882 — 15 октября 1919) — русский революционер (эсер-максималистменьшевик, затем член РКП (б)), переводчик.

Иустин Петрович Жук (18871919) — российский анархист, революционер, активный участник Гражданской войны в России.

В. О. Лихтенштадт вместе с анархистом Иустином Жуком взяли на себя управление городом. Все заключённые, которым  Лихтенштадт выписывал особые удостоверения, в которых говорилось, что они освобождены из Шлиссельбургской крепости «волею восставшего народа», получали в Шлиссельбурге права, которые давали обыкновенно солдатам при взятии у противника города. Была организована боевая дружина, которую возглавили И.П. Жук и Ф.А. Шавишвили. Однако сил дружины показалось мало, и на следующий день Лихтенштадт предъявил коменданту новые требования.  После кратких переговоров  под честное слово не грабить и не воровать было освобождено еще более 900 уголовников. Они тут же начали избивать охранников тюрьмы и грабить крепость. Вакханалия убийств и грабежей продолжалась несколько дней, и, чтобы скрыть следы зверств, В.О. Лихтенштадт и его подручные И.П. Жук и Ф.А. Шавишвили приняли решение сжечь крепость. В ночь с 4 на 5 марта 1917 года по сигналу вспыхнули одновременно все тюремные корпуса.

На конференции фабзавкомов Петрограда в июне 1917 года  Жук впервые увидел  Ленина и выступил с трибуны Таврического дворца о том, как в Шлиссельбурге рабочие взяли пороховой завод в свои руки и выгнали из поместья помещика барона Медема, а также выразил свою поддержку большевикам. В августе 1917 года VI съезд РСДРП (б) выработал курс на вооружённое восстание и создал «инициативную» пятёрку — руководящий центр Красной гвардии Петрограда, в эту пятерку вошёл и И. П. Жук. Затем на Шлиссельбургском пороховом заводе изготовляли взрывчатку, которая передавалась большевикам Выборгской стороны. В августе 1917 года Жук пригнал по Неве в центр города  баржу с взрывчаткой во время наступления войск Л. Г. Корнилова. Планировали взорвать Зимний дворец в случае удачи акции Корнилова. В октябре 1917 года рабочий батальон под его командованием принимал участие в штурме Зимнего дворца. Г. Е. Зиновьев писал о Жуке:

«Он принадлежал к числу тех немногих анархистов-синдикалистов, которые шли рука об руку с коммунистами. Жук не был членом нашей партии формально, но он был горячим работником коммунизма…»

Осенью 1919 года на северо-западном направлении активизировались военизированные подразделения самопровозглашённого государства Северная Ингрия, которое пыталось расширить свою территорию за счёт Кавголова и Токсова. 25 октября 1919 года Жук погиб в районе деревни Грузино, где состоялся решающий бой между отрядами Красной армии и отрядом Северо-Ингерманландского полка под командованием финского майора Ю. Эльфенгрена.

С тех пор и поныне главная улица Шлиссельбурга носит имя этого анархиста, отсидевшего в шлиссельбургской тюрьме почти восемь лет, с 1909 по 1917 годы. Его же именем названа улица в посёлке Морозова на правом берегу Невы. Это наглядно демонстрирует степень преодоления нашим сегодняшним обществом богатого советского наследства.

Автор: Груздев Александр Васильевич | слов 5222


Добавить комментарий