КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПЛАТ «К-42»

Крейсерская атомная торпедная подводная лодка «К-42» проекта 627А была одиннадцатою из серии построенных подводных лодок этого проекта, прошла долгий, трудный и славный путь на Северном и Тихоокеанском флотах. Подводная лодка «К-42», заводской номер 290, была заложена 28 ноября 1962 года в цеху №-42 ПО «Севмашспецпредприятие», г. Северодвинск. Ответственный сдатчик – Алексей Иванович Устинов.

17 августа 1963 года спущена на воду с технической готовностью 90% и вошла в состав 339 обрсрк Беломорской ВМБ. В период с 23 августа по 26 октября этого же года прошла заводские швартовные и ходовые испытания и была предъявлена Государственной приемной комиссии (председатель – капитан 1-го ранга Дущенок Адам Степанович).

22 октября 1963 года на подводной лодке поднят Военно-морской флаг.

30 ноября 1963 года состоялось подписание акта Государственной приемки корабля. При подписании присутствовали министр судостроительной промышленности страны Б.Е. Бутома и заместитель Главкома ВМФ по кораблестроению адмирал Н.В. Исаченков. Общее время постройки корабля составило 1 год и 1 месяц.

После выполнения отделочных работ подводная лодка прибыла в Западную Лицу и 14 декабря 1963 года вошла в состав 3 дивизии 1 флотилии подводных лодок Северного флота.

4 апреля 1964 года, отработав все задачи Курса боевой подготовки, подводная лодка вошла в первую линию.

В период с 7 сентября по 2 октября в ходе итоговых маневров объединенных ВМС НАТО «Фоллекс-64» в Северной Атлантике осуществляла длительное слежение за авианосно-ударной группой ВМС США (авианосец «Индепенденс») с выдачей данных целеуказания на командный пункт флота.

1965-1966 гг. – выполнение задач боевой подготовки, участие практически во всех учениях флота.

С декабря 1966 года по февраль 1968 года проходила текущий ремонт на СРЗ-10 (г. Полярный) с заменой парогенератора.

1968 год – отработка задач боевой подготовки, восстановление линейности. В период с 20 августа по 5 сентября 1968 года совершила трансарктический переход с Северного флота на Тихоокеанский. Вошла в состав 45 дивизии 15 эскадры подводных лодок ТОФ.

21 марта 1969 года в ходе отработки задач боевой подготовки на глубине 70 м произошло затопление трюма турбинного отсека, подводная лодка всплыла в надводное положение с дифферентом 5° на корму. В результате перемещения воды в корму произошло засоление питательной воды II контура и циркуляционного масла ГТЗА через неплотности в конденсатно-питательной системе.

13 декабря 1970 года в ходе выполнения задач боевой службы в Тихом океане на глубине 150 метров произошла заклинка больших кормовых горизонтальных рулей на погружение. Грамотные действия экипажа позволили избежать катастрофы. Этот день экипаж отмечает как второй День рождения. Участник того похода Александр Асафович Шмелев так воспоминает те события:

«Что касается похода «К-42» в ноябре-декабре 1970-го года, то из разговора с А.Ф. Мокиенко узнал, что это было … патрулирование в Филиппинском море. Ничего особенно примечательного во внешней обстановке не было. Ну а внутри было два приключения. Одно из них – это заклинивание БКГР на погружение, случившееся примерно около часа ночи (точнее не помню) 13 декабря во время просмотра кинофильма во втором отсеке (это была ночь с субботы на воскресенье). Шли со скоростью 12 узлов на глубине 160 метров. И хотя отработали по этой аварийной ситуации в основном правильно, но успели нырнуть с дифферентом около 25 градусов до рабочей глубины, и даже чуть ниже. Неоднозначно сработали маневристы: если на левом борту вахтенный матрос Лейнвебер (весь экипаж запомнил эту фамилию) быстро и правильно выполнил команду по даче реверса, то на правом борту маневрист растерялся, и тот же Лейнвебер дал реверс и на правом борту. Естественно, что это произошло с некоторой задержкой, поэтому и нырнули достаточно глубоко.

А аварийную ситуацию сами себе создали – накануне командир группы КИП и А проявил инициативу и занялся регулировкой прибора управления рулями, во время которой нарушил шлицевое соединение, что и привело через некоторое время к самопроизвольной перекладке рулей на полный угол. В общем-то все обошлось, отделались, как говорится, легким испугом. Но разбор происшествия и выводы были серьезными.

Второе приключение было не столь серьезным, но тоже поучительным. Примерно на десятый день похода (точной даты не помню) вышел из строя вентилятор в турбинном отсеке – отвернувшимся болтом крепления напрочь срезало все лопатки с барабана крылатки. Это, конечно, не выход из строя двух холодильных машин, тем более что таких вентиляторов в отсеке два и работы одного вполне достаточно для поддержания нормальной температуры. Но поскольку впереди был еще весь поход и надеяться на один вентилятор рискованно (а вдруг он тоже выйдет из строя), то было принято решение изготовить новую крылатку.

Нашлись два умельца, которые выполнили эту работу примерно за двое суток. Материалом для лопаток, длина которых около 20 сантиметров, послужили банки из-под В-64. Диски же крылатки были целы. Диаметр барабана около 60 сантиметров, так что лопаток потребовалось несколько десятков, придав им определенную конфигурацию. Вентилятор восстановили, проверили в работе и спокойно ходили дальше весь поход. Долгое время я помнил фамилии этих умельцев, а теперь, к сожалению, не могу вспомнить.

Мы в походе не придали этому делу особого значения, но по прибытию в базу и при разборе похода эта работа была отмечена как пример выхода из трудных положений в походных условиях. Эту нашу самоделку неоднократно демонстрировали на разных сборах. И даже Э. Спиридонов, уже будучи командующим флотом (а нас он встречал из похода как командующий эскадрой), в одной из своих статей («Последние мили», 1973 г.) привел этот случай в качестве положительного примера. Поэтому я так подробно и остановился на этом. Хотя, повторяю, ничего особенного в этом ни тогда, ни сейчас не вижу. Просто повезло, что на лодке нашлись умельцы с хорошими головами и руками…»

1971-1972 года – выполнение задач боевой подготовки, участие в различных учениях флота.

С ноября 1972 года по октябрь 1975 года проходила средний ремонт с переоборудованием (ГАК МГК-400 «Рубикон», навигационный комплекс «Сигма») на ДВЗ «Звезда» в п. Большой Камень (Приморье). В процессе ремонта была произведена перезарядка активных зон реакторов.

1975-1980 годы – отработка задач боевой подготовки, опытовая эксплуатация подводной лодки в составе 72 отдельной бригады строящихся и ремонтирующихся подводных лодок (п. Большой Камень) и испытания 5-й подсистемы ГАК «Рубикон» (буксируемая антенна) и аппаратуры обнаружения подводных лодок по кильватерному следу.

28 июня 1978 года при совершении маневра в условиях плохой видимости столкнулась с танкером «Силуэт». В результате столкновения подводная лодка получила незначительные повреждения обшивки легкого корпуса и обтекателя гидроакустического комплекса.

1980 год – текущий ремонт на ДВЗ «Звезда». После окончания ремонта вошла в состав 26 дивизии 4 флотилии подводных лодок с базированием на бухту Павловского.

1981 год – боевая служба в Охотском море продолжительностью 40 суток с задачей дальнего противолодочного охранения ЗРБД РПК СН (защищенного района боевых действий советских стратегических подлодок).

17 апреля 1981 года «К-42» было присвоено почетное наименование «Ростовский комсомолец».

В 1982 году осуществляла длительное слежение за авианосно-ударным соединением ВМС США (авианосцы «Энтерпрайз» и «Мидуэй») в Японском море во время учения «Флитекс-82».

В период с 23 марта по 6 декабря 1983 года – боевая служба в зоне ответственности 17-й и 8-й оперативных эскадр соответственно в Тихом и Индийском океанах общей продолжительностью 270 суток. Начало БС совпало с учениями вероятного противника «Флитекс-83» в составе авианосцев «Энтерпрайз», «Корал Си» и «Мидуэй». Всего за время боевого похода подводная лодка прошла 21131 милю в подводном положении и 4096 миль в надводном.

Сентябрь 1984 г. – участие в учениях ВМФ (выход подводной лодки в море из положения ремонта с вводом главной энергетической установки).

В 1985 году подводная лодка была поставлена в средний ремонт на СРЗ-30 в бухте Чажма со сроком окончания во втором квартале 1988 года.

10 августа 1985 года на подводной лодке «К-431» проекта 675, проходящей перезарядку активных зон реакторов в непосредственной близости от «К-42», произошёл тепловой взрыв реактора. В результате этой аварии «К-42» подверглась сильному радиоактивному загрязнению. В 1988 году правительственной комиссией было принято решение о нецелесообразности дальнейшего ремонта лодки.

14 марта 1989 года «К-42» исключена из боевого состава ВМФ. Всего с момента спуска на воду она прошла 144481 миль за 17486 ходовых часов.

В разное время командирами «К-42» были:
И.И. Панов (04.1962-11.1967),
М.М. Чубич (11.1967-03.1968),
В.И. Заморев (03.1968-08.1969),
А.Ф.Мокиенко (10.1969-08.1971),
Л.М. Алексанян (08.1971-04.1973),
В.М. Перепеч (04.1973-08.1975),
В.В. Бажев (08.1975–08.1978),
В.Г. Лукьянцев (08.1978-08.1982),
Е.И. Травин (08.1982-12.1983),
А.Л. Рыжук (12.1983-03.1989).

ТРИЖДЫ МЕЧЕННЫЙ

У кораблей, как и у людей, своя судьба. Одни – помпезные и многообещающие, уходили, унося на дно жизни людей вместе со своей, подчас очень короткой историей. Другие тихо влачили свои дни без ярких вспышек, не докучая ни людям, ни морям. Третьи десятилетиями несли вахту в морях и океанах, напоминая своей жизнью-службой человеческую судьбу, где не все бывает гладко, где труд облагораживает, где честь превыше амбиций. Такие корабли воспитывали людей, передавая им запас своей прочности, но, бывало, и сами страдали от людей слабых духом, умеющих лишь мелко плавать…

«Ростовский комсомолец» – так называлась большая атомная торпедная подводная лодка «К-42» – в начале сентября 1982 года вышел по тревоге на рубеж перехвата к Сангарскому проливу (Японское море). Лодка была «нафарширована» новой техникой, для испытания которой ее и использовали на заводах «Звезда» и «Восток» в Большом Камне (Приморский край). Однако после потерь, которые понесла 26-я дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота в мирное время (в частности, «подпаленной» активной зоны на «К-66» после ее автономки к вьетнамским берегам для защиты Вьетнама от китайской агрессии в 1979-м, объемного пожара на «К-122» в 1980-м и столкновения «К-45» с рыбацким судном в 1981-м), «К-42» вместе с однотипными лодками проекта 627А («К-14», «К-115» и «К-133») влилась в состав дивизии.

«Автономка» в Охотском море (1981 г. – вторая в жизни этой субмарины), где лодка обеспечивала противолодочное охранение РПКСН, окончилась неудачно и для НШ дивизии В.В. Колесникова, и командира подлодки В. Лукьянцева, и для В. Савенкова, переведенного на эту подлодку с «К-122» и даже, как это ни странно, – для замполита. Это были «андроповские» времена, и «особист» Сережа Дергунов, споткнувшись на моей истории с ядерной торпедой, решил отыграться на «К-42». Как-то после прочтения книги «Водители фрегатов» в кают-компании возник разговор о судьбе капитана Кука. Кто-то возьми, да и скажи: «Если бы вместо Кука было Политбюро ЦК, то аборигены остались бы без зубов: слишком жестковато мясо старцев». «Особист» посчитал шутку крамольной, и рапорт-донос полетел в соответствующие инстанции.

КД-3 Д.А. Лифинский, КД-1 Е.А. Захаревич (со злополучной книгой), командир БЧ-3 В. Савенков в «автономке» 1981 года

Результат: сломана судьба В.В. Колесникова – офицера штаба, который в свое время был самым молодым в ВМФ командиром ПЛА и делегатом какого- то партсъезда; ас швартовки, кавалер ордена Октябрьской революции капитан 2 ранга В. Лукьянцев лишился командирского мостика. А «руководящая и направляющая» вынуждена была снять с должности и своего представителя – лодочного замполита, но, в свойственной ей манере заботы о своей «номенклатуре», послала его в Совгавань – начПО бригады ПЛ консервации.

Получив свою первую отметину, «Ростовский комсомолец» с новым командиром – Евгением Ивановичем Травиным – ринулся навстречу 77-му авианосному ударному соединению ВМС США, чтобы искупить делом вину перед КПСС.

А спешить заставляла обстановка. «Вероятный противник» появился внезапно для командования ТОФ. В заводе в бухте Сельдевой (Камчатка) командир ракетной боевой части подлодки 675МКпр. решил проверить согласование космической системы целеуказания «Касатка» с ракетным комплексом «Базальт». И тут на экране высветилась быстроходная групповая цель, которая шла от Алеутских островов в направлении Камчатки. Его доклад пошел «по команде» и был поднят на смех: мол, этого не может быть! Но, на всякий случай, в заданный район полетел самолет-разведчик ТУ-95рц. Когда же с разведчика пришло подтверждение, что атомный авианосец «Enterprise» и авианосец «Midway» в охранении двух десятков боевых кораблей уже подходят к рубежу подъема штурмовой авиации, в штабе ТОФ испытали шок.

«Enterprise» (CVN-65) — атомный ударный авианосец ВМС США

Через сорок лет американцы повторили маневр японского флота, скрытно направившего свои авианосцы к Перл-Харбору. В войну это закончилось потерей боевого ядра американского флота на Тихом океане. В Приморье непрошенных гостей, лихо прогарцевавших через операционные зоны Камчатской и Сахалинской военных флотилий, встречали уже подготовленными. Группировка носителей крылатых ракет «Базальт» в составе тяжелого авианесущего крейсера «Минск» и двух атомных субмарин 29-й дивизии заняла свои позиции в Японском море. Авиадивизия морских ракетоносцев Ту-16 находилась в готовности к немедленному подъему в воздух. Непосредственное же слежение за противником поручили одному из надводных кораблей 10-й оперативной эскадры ТОФ и нашей лодке…

Вот как события сентября 1982 года описывает контр-адмирал В.А. Карев, в то время служивший в разведывательном управлении Тихоокеанского флота:

«9 сентября в четверг – авианосец «Мидуэй» в составе авианосной группы вышел из базы в Йокосука (Япония), был обнаружен нашим разведывательным кораблём «Курсограф», но оторвался от слежения и по последнему докладу «Курсографа» убыл в юго-западном направлении в сторону Малаккского пролива.

11 сентября 1982 года, суббота – Последние данные разведки ТОФ. Авианосная ударная группа во главе с атомным авианосцем «Энтерпрайз», совершив переход из Сан-Диего в Пёрл-Харбор и проведя дозаправку кораблей охранения, стала развёртываться в северо-западном направлении в сторону Камчатки (что вообще необычно, но на это не обратили особого внимания). Данные по АУГ подтверждаются космической, береговой радиоразведкой и нашим разведывательным кораблём, ведущим разведку в районе Гавай. Вторые сутки авианосец «Мидуэй» в радиосвязи не отмечается. Космическая разведка его также не наблюдает.

Звонок домой от оперативного дежурного разведки ТОФ: «Вас срочно вместе с начальником 1-й группы информационного центра разведки ТОФ Чудиным вызывает начальник разведки ТОФ контр-адмирал Максименко Юрий Спиридонович. Немедленно прибыть в штаб ТОФ». Прибыли в кабинет начальника разведки. «Где «Мидуэй»? Вторые сутки мы не знаем где он? Немедленно проанализируйте все сведения и доложите мне через час».

Засели в кабинете 1-й группы анализа текущей обстановки информационного центра разведки ТОФ. В то время я исполнял обязанности заместителя начальника информцентра разведки ТОФ, а Чудин – начальника 1-й группы. Пересмотрели все донесения от частей и кораблей, данные космической разведки. Ничего другого не могли предположить: авианосец «Мидуэй» убыл или в Индийский океан, или в Филиппинское море на учения. На том успокоились.

12 сентября, воскресенье – Утром по приказанию Главного штаба ВМФ с аэродрома Елизово (Камчатка) на разведку АУГ «Энтерпрайз» вылетает пара самолётов-разведчиков ТУ-16Р 169-го смешанного авиаполка ВВС ТОФ. По их докладу они были перехвачены истребителями палубной авианосной авиации. И ещё один прокол. В докладе они не указывают типы истребителей, которые их сопровождали. Как потом выяснилось по снимкам, они были перехвачены истребителями F-4 «Фантом», которые оставались только на авианосце «Мидуэй». Остальные авианосцы были переоснащены новыми истребителями F-14 «Томкэт».

Таким образом, мы оставались в неведении, где находится АУГ «Мидуэй». И только во второй половине дня воскресенья поступил доклад от нашего берегового радиоотряда на Камчатке, что наши посты отмечают работу кораблей на частотах внутриэскадренной связи АУГ «Мидуэй». Это был шок. Результаты радиопеленгования показали, что вновь сформированное авианосное ударное соединение («Энтерпрайз» и «Мидуэй»), в составе более 30 кораблей маневрирует в 300 милях юго-восточнее Петропавловска-Камчатского и проводит полёты палубной авиации на удалении 150 км от нашего побережья.

Срочный доклад в Главный штаб ВМФ. Главнокомандующий ВМФ адмирал флота Советского Союза Горшков С.Г. незамедлительно принимает решение. Срочно выслать на слежение за АУС сторожевой корабль «Сторожевой», три многоцелевые атомные подводные лодки проекта 671 РТМ, организовать непрерывную воздушную разведку, привести в полную готовность всю морскую ракетоносную авиацию ТОФ, установить тесное взаимодействие с системой ПВО на Дальнем Востоке, привести в полную боевую готовность все части и корабли разведки ТОФ. В ответ на такие агрессивные действия американцев подготовить к вылету авиадивизию морской ракетоносной авиации в готовности, в понедельник обозначить авиационно-ракетный удар по авианосному соединению. Параллельно готовились к удару и многоцелевые атомные подводные лодки с крылатыми ракетами.

13 сентября, понедельник – Разведке ТОФ предстоит обнаружить местонахождение АУС и навести авиадивизию морской ракетоносной авиации. Но в это время на кораблях авианосного соединения США введён режим радиомолчания. Выключены все радиолокационные станции. Мы внимательно изучаем данные оптико-электронной космической разведки.

Нет достоверных данных о местонахождении авианосцев. Тем не менее вылет авиации МРА с Камчатки состоялся. В пустое место.

Только через сутки, во вторник 14 сентября, мы узнаём по данным постов ПВО на Курильских островах, что авианосное ударное соединение маневрирует восточнее острова Парамушир (Курильские острова), проводя полёты палубной авиации. Затем удалось навести сторожевой корабль «Сторожевой» на авианосцы…. В конечном итоге авианосное ударное соединение США прошло восточнее Курильских островов, выявляя возможности советской ПВО по охране своих границ. Апофеозом этого перехода стало нарушение воздушного пространства СССР в районе Малой Курильской гряды (острова Танфильева, Анчучина, Юрий, Полонского, Зелёный, Шикотан) самолётами палубной авиации с авианосцев. Выяснилось, что наша «всепогодная» истребительная авиация, представленная устаревшими истребителями МИГ-19 и МИГ- 21, не способна противостоять американским палубным «Фантомам» и штурмовикам «Интрудерам». Погода не позволяла их использовать.

После этого очередного плевка в нашу сторону, авианосное соединение («Энтерпрайз», «Мидуэй») через Сангарский пролив вошло в Японское море. Здесь их, конечно, ждал целый ком противодействующий сил: отдельная авиадивизия морской ракетоносной авиации, дивизия многоцелевых атомных подводных лодок, авианосцы «Минск» и «Новороссийск», тяжёлый атомный ракетный крейсер «Фрунзе». Отработав удары палубной авианосной авиации по побережью Приморья, авианосное соединение благополучно вышло через Корейский пролив в Жёлтое море. На этом закончились военно-морские учения ТОФ США «Флитекс-82».

Оставим на совести адмирала пассажи с типами советской авиации и наличием на ТОФ в то время атомного крейсера «Фрунзе» и вернемся вновь на «Ростовский комсомолец».

…На рубеже перехвата мы находились уже третьи сутки, когда на поисковой станции «Накат-М» появились сигналы американских корабельных радиолокационных станций. Пеленг менялся на N. Доложив на флотский командный пункт, лодка начала преследование. Вскоре на тракте шумопеленгования гидроакустического комплекса МГК-400 появились характерные отметки трех целей, но командир группы гидроакустиков старший лейтенант Яранцев авианосца среди них не обнаружил.

По отсекам прозвучал сигнал «Боевая тревога! Торпедная атака!», и командир начал маневрирование на сближение. После окончания условной торпедной атаки приступили к фотосъемке «супостата» через перископ. Ими оказались два эсминца – типов «Spruance» и «Charles F.Adams», а также фрегат типа «Knox». Длительное «висение» под перископом не прошло даром – нас обнаружили. Противник поднял в воздух корабельные вертолеты системы LAMPS, и роли поменялись.

Эскадренный миноносец США типа «Charles F.Adams»

Фрегат типа «Knox»

В фильме «Командир счастливой «Щуки»» главный герой сказал верную фразу: «Главное для подводников – вовремя смыться». Так вот, «смывались» мы в течение 16 часов – до тех пор, когда наконец-то не прекратились поющие удары корабельных гидролокаторов о прочный корпус, а в эфире уже не наблюдалась работа ни корабельных, ни вертолетных станций.

.

В сумерках снова вышли на гидроакустический контакт. Казалось, море грохотало. Это уже был крупный «гусь». Им оказался авианосец «Midway». Донесение пошло на командный пункт флота. Произвели учебную торпедную атаку, а фотографировать не позволили быстро сгущающиеся сумерки. Но вот получено приказание: «Бросить «Midway», следовать на S с задачей поиска и перехвата атомного авианосца «Enterprise». Вот тут-то здорово помогла флотская смекалка командира боевой части связи Сергея Кривомазова. Перед выходом в море он «совершенно случайно» узнал у корабельных летчиков «Минска», на каких частотах они будут работать. Подвсплыв на перископную глубину и ведя радиоразведку, мы, таким образом, перехватывали донесения палубных самолетов Як-38 и, не ожидая наведения с командного пункта ТОФ, корректировали свой курс перехвата. (В 1979 г. ПЛА «К-122», находясь на боевой службе в Южно-Китайском море, упустила авианосец «Constallation» только потому, что интервал наведения достигал шести часов).

«Enterprise» в сопровождении пяти кораблей ближнего охранения мы встретили на рассвете следующих суток. В 1964 году пути-дороги К-42 и 1-й оперативной группы ВМС США (атомные корабли «Энтерпрайз», «Лонг-Бич», «Бейнбридж») разминулись. Но сейчас встреча состоялась! Произведя учебную торпедную атаку, заняли позицию слежения. Оно осложнялось тем, что каждые два часа подлодка должна была всплывать под перископ на сеанс радиосвязи (программу связи командный пункт флота изменил уже на двухчасовую). А это, в свою очередь, означало, что экипаж практически все время находился на боевых постах по боевой тревоге. Долго так продолжаться не могло, и, чтобы как-то сохранить работоспособность, разрешили посменно отдыхать, не отходя от боевых постов.

У нашего командира ПЛ капитана 2 ранга Е.И. Травина смены не было. Стараясь сберечь Евгения Ивановича, на своей вахте я и вахтенный механик Николай Трушков готовили лодку к всплытию самостоятельно, приглашая командира только к моменту всплытия под перископ. Также на своей вахте поступал и Сергей Кривомазов вместе с командиром дивизиона живучести Дмитрием Лифинским.

Вскоре подошли к границе района, который был отведен нам штабом флота, и вынуждены были прекратить преследование авианосца. Для непосвященных поясняю, что пересечение границы назначенного района моментально ставило подлодку как бы «вне закона».

Другие наши лодки, которые могли находиться здесь, имели соответствующее оповещение об операционных районах своих подводных лодок и появление подводной цели в своем районе рассматривали как вероятного противника.

Однако расставание с «Enterprise» оказалось недолгим. «Восстановить контакт, продолжить слежение в готовности к немедленному уничтожению с получением боевого приказа», – такая радиограмма пришла на «Ростовский комсомолец». Соответственно была изменена и «нарезка» нашего района действий. Возобновили преследование и поиск. К тому времени уже порядочно удалились на S-E, изменилась гидрология моря. Станция МГ-23 «Береста» показывала гидрологический разрез четвертого типа, где первый слой скачка залегал на глубине 25 м. И снова помог радиоперехват донесений наших корабельных штурмовиков Як-38 – ведь противник соблюдал режим полной радио- и радиотехнической маскировки.

Восстановив контакт, мы быстро убедились, что слежение с помощью ГАК в создавшихся условиях невозможно. Нужно было придумать что-то другое, и мы придумали: идти «внаглую». Подводная лодка поднырнула под корабли охранения и всплыла под перископ внутри ордера, ближе к авианосцу. Мы предполагали, что все внимание противолодочных кораблей сосредоточено на внешней стороне кольца охранения. К тому же, шумы авианосца маскировали нас, а наш перископ в непосредственной близости от него был малозаметен. Это было рискованно, и выполнить такой маневр мог только сплаванный, сплоченный экипаж, который понимал друг друга с полуслова и безошибочно производил необходимые действия. Именно такими были подчиненные командира электромеханической боевой части капитана 2 ранга Анатолия Марченко, командира турбинной группы капитан-лейтенанта Петра Исайченко, старшины команды электриков мичмана Передерия; акустики, метристы, радисты и планшетисты БИП (боевой информационный пост) Сергея Кривомазова, обеспечившие этот маневр. К слову, когда Е.И. Травин, будучи уже заместителем командира 26-й дивизии, попытался повторить этот маневр на «К-314» проекта 671, это закончилось столкновением с авианосцем «Kitty Hawk» и стало концом его карьеры.

Теперь мы находились внутри ордера. Уже давно было сфотографировано все представляющее хоть какой-нибудь интерес. Гидролокаторы противника работали в обычном поисковом режиме. Авианосец готовился к подъему самолетов и пока маневрировал на малых скоростях, поэтому бурун от нашего перископа был малозаметен, да и ночь была на нашей стороне. На главном командном пункте подводной лодки уже привыкли к этому необычному состоянию, и командир электронавигационной группы лейтенант Кустов через перископ «Орион» начал «брать звезды» для определения места, так как навигационный комплекс «Сигма» нуждался в коррекции счисления. Недостатком подводных лодок проекта 627А являлось то обстоятельство, что не было двух отдельных перископов, а также отдельной астронавигационной системы. Все эти функции совмещал единственный перископ «Орион».

Самоуспокоение сменилось тревогой, когда я, заступив на вахту, решил прервать штурманские наблюдения и осмотрел горизонт: слева 150°, не уменьшаясь в окуляре перископа, угрожающе надвигался темный силуэт громадины. Я тронул командира за плечо, предоставляя ему место у перископа, а Николаю Трушкову сделал соответствующий знак. Еще не закончила звучать команда «Срочное погружение», когда на БП-3 (боевой пост) в цистерну быстрого погружения уже ворвалась вода, загоняя лодку на безопасную глубину. Произведя превентивный отрыв от возможного слежения, заняли позицию с другого борта «Enterprise» – ведь корабли эскорта тоже были связаны в маневре. Расстались мы с американцами утром, когда они подняли свои противолодочные вертолеты…

Надо сказать, что подводные силы ТОФ сумели в конце сентября 1982 года взять убедительный реванш над вероятным противником. Это выпало на долю К-492 671РТМ проекта под командованием В.Я. Дудко, которая 27 сентября сорвала выход головного ракетоносца 17-й эскадры ПЛАРБ «Огайо» на ее первое боевое патрулирование.

…Наш экипаж также выполнил свою задачу и подтвердил высокий уровень профессионализма, после чего командование решило, что «Ростовский комсомолец» можно посылать в дальний поход в зону ответственности 17-й оперативной эскадры ТОФ, штаб которой находился во Вьетнаме, в бухте Камрань…

Март 1983 года. На одном из пирсов бухты Павловского (Приморье) выстроился экипаж К-42. Командир 26-й дивизии контр-адмирал А.А. Белоусов (кстати, за период его командования дивизия восстановила боеготовность, обновила корабельный состав за счет камчатских лодок первого и второго поколения 45-й дивизии, вновь став мощным соединением, с которым вынужден был считаться вероятный противник) представлял подводников 1-му зам. командующего 4-й флотилией подводных лодок ТОФ контр-адмиралу Э.Н. Парамонову… Опрошен экипаж: все готовы – как говорилось в боевом распоряжении, «выступить на защиту морских рубежей нашей Родины»…

С целью соблюдения скрытности развертывания и введения американцев в заблуждение в море по тревоге вышли почти все боеготовые лодки 4-й флотилии – ведь в непосредственной близости от наших мест базирования в Приморье постоянно несли службу две американские атомарины типа «Los-Angeles», при выходе из залива Петра Великого крейсировал фрегат типа «Knox», а чуть южнее патрулировал крейсер УРО «Sterret». В создавшейся кутерьме силам ПЛВ (противолодочной войны) ВМС США было трудно разобраться, которая из лодок занимает стартовую позицию в Охотском море, а какая следует на боевую службу в южном направлении*. Маскировка удалась, но подкачала техника. Забортная вода, вырвав пальчиковый протектор в 4-м контуре ядерной энергетической установки, затопила помещение преобразователей частоты, с помощью которых изменялись обороты главных циркуляционных насосов 1-го контура обоих реакторов.

*Вероятно, я все же ошибался, оценивая первоначальную обстановку в Японском море «со своей кочки». Все оказалось значительно серьезнее. В Японское море вошли три авианосца ВМС США и наша флотилия вышла в море не только для противодействия, но и для выхода из-под возможного удара по пунктам базирования.

Так 23 марта 1983 года для нас начался дальний поход. Нужно было возвращаться в базу, но экипаж знал, какими будут последствия, так как уже имел место прецедент с «К-259». Новый командир «К-259» капитан 2 ранга Хаперский из-за сложной неисправности прекратил выполнение поставленной задачи, вернулся для заводского ремонта, затем снова вышел в море и удачно завершил «автономку». Но боевая лодка после этого случая занимала самое последнее место в таблице, пропустив вперед даже стоявших на вечном приколе.

«Ростовский комсомолец» не мог прервать боевой поход. Выручили моряки электротехнического дивизиона Николая Трушкова, которые поочередно разобрали и промыли преобразователи «мацепурой» (смесь 50/50 спирта и ацетона), восстановили сопротивление изоляции и ввели в строй главные циркуляционные насосы. Лодка снова получила свободу маневра.

Но беда не приходит одна. Снова в реакторном отсеке – на этот раз разбита 20-литровая стеклянная бутыль с аммиаком (он используется для удаления кислорода из воды 1-го контура). Ядовитые испарения мгновенно сделали необитаемыми 4-й, 5-й и 6-й отсеки. Всплытие для вентиляции грозило потерей скрытности, что свело бы на нет все усилия 4-й флотилии по маскировке нашего выхода на боевую службу. Весьма кстати оказался опыт «К-122» по вентиляции загазованных отсеков. Компрессоры начали забирать отравленный воздух в баллоны ВВД (воздуха высокого давления), а через ВУ РКП (выдвижное устройство для работы компрессоров под водой) с перископного положения в отсеки врывался свежий атмосферный воздух. И эта напасть была преодолена.

Кстати, на одной из камчатских лодок пытались загрузить аммиак со штатной стеклянной в металлическую емкость. На береговой базе перепутали жидкость, и когда в Индийском океане на лодке стали проводить соответствующие регламентные работы с 1-м контуром, случилась беда: «К-175» проекта 675МК потеряла ход, часть экипажа получила избыточные дозы облучения.

Тем временем мы форсировали противолодочный рубеж в Корейском проливе, провели разведку пролива Баши, и вскоре «К-42» заняла назначенный район на подходах к американской ВМБ Субик-Бей…

По окончании первой боевой службы, в аккурат к майским праздникам, мы взяли курс на Вьетнам. И вот уже эскортный морской тральщик, лидируя впереди по курсу, осуществляет нашу проводку в бухту Камрань, которая помнила и вымпелы эскадры адмирала З.П. Рожественского, погибшей в Цусимском бою. Приветливо нас встречали вьетнамцы, да и моряки других кораблей оперативной эскадры, но совсем иную встречу организовал командир 17-й ОПЭСК контр-адмирал Рональд Анохин. Первым его вопросом к командиру ПЛ было: «Захватили с собой ломы и лопаты?»

Оказалось, что воспитанник СФ Р.А. Анохин оригинально понимал защиту морских рубежей Родины. Поэтому вскоре, в ущерб послепоходовому отдыху и планово-предупредительному ремонту, экипаж, разбившись на офицерскую, мичманскую и матросскую бригады, в 35-градусную жару начал строить забор советской ВМБ – видимо, обозначая, таким образом, рубежи Родины на вьетнамской земле.

У плавбазы «Иван Кучеренко». Слева мичман Туманов – старшина команды трюмных, справа – матрос Мухин, рулевой-сигнальщик

На период выполнения поставленных задач во Вьетнаме мы влились в боевой состав 38-й оперативной дивизии подводных лодок 17-й ОПЭСК и вторую боевую службу под Субик-Бей восприняли, как отдых. Подтверждались слова адмирала С.О. Макарова: «В море – дома, на берегу – в гостях». Да и один из американских адмиралов, побывав в советском Заполярье в период Второй мировой войны, в своих мемуарах написал: «Служба подводников тяжела и трудна, но советские делают ее невыносимой».

В конце июля, ориентировочно к Дню ВМФ, возвратясь со второй боевой службы в уже знакомую нам Камрань, мы пришвартовались к плавбазе, носящей имя героя-подводника Ивана Кучеренко – командира «С-51», первым приведшего свою субмарину через два океана во время группового перехода тихоокеанских подлодок 1942-1943 гг. на Северный флот. Экипаж разместился в кубриках и каютах. Относительная прохлада коснулась разгоряченных тел. Постели были мокрыми от высокой влажности. И это называлось послепоходовым отдыхом, который перемежался со строительством уже знакомого нам забора «имени советско-вьетнамской дружбы».

Купание на американском пляже, что было редкостью, скрашивало наши впечатления, а концерт, когда вьетнамская девушка в морской форме спела знакомую нам «Малиновку» и «Катюшу», вернул нас мыслями к родным. В моей каюте на плавбазе висела фотография одной из беломраморных скульптур Огюста Родена: юноша бережно обнимает обнаженную девушку, изогнувшуюся в порыве страсти. «Весна» – так называется эта композиция. В 1984 г. мне довелось побывать в Эрмитаже, и я долго глядел на запечатленную в мраморе Ее величество Любовь.

Вскоре к нам подошло подкрепление – ракетная атомная подлодка проекта 675МК «К-204» (капитан 2-го ранга Пищальников Ю.Г.) из состава 10-й дивизии 2-й флотилии с Рыбачьего. Были встречи и за столом, и в спортивном городке на футбольных, волейбольных и баскетбольных площадках. К спортивным соревнованиям подключились и надводники, и морские летчики с Ту-142 и Ту-95, дислоцировавшихся неподалеку. Соревновались мы и с вьетнамскими моряками 4-го военно-морского района.

В конце августа наконец-то закончилось наше боевое дежурство. Подлодка находилась в отрыве от своей штатной базы шесть месяцев, и мы ожидали приказа на возвращение домой. Приказ не заставил себя долго ждать, но вместо курса на север, к дому, нам предписывалось следовать в Индийский океан, в распоряжение 8-й ОПЭСК. Камчатская подлодка, планировавшаяся туда, «скисла», а «К-42» оказалась «палочкой-выручалочкой». В сопровождении морского тральщика МТ-238 в надводном положении мы начали следование к проливной зоне при противодействии эсминца “Hewitt” (США). За кормой осталась Камрань, а впереди открывались красоты Сингапура, чей народ, не обладая ни громадной военной мощью, ни природными ресурсами, достиг экономического расцвета, хотя также пережил вражескую оккупацию в 1941 году.

Проходя Сингапурским проливом, встретили авианесущий крейсер «Invincible» и фрегат «Aurora» королевских ВМС Великобритании.

Весьма пригодилось мое рацпредложение, когда флотские умельцы плавмастерской в Камрани изготовили съемный тент и сиденье – теперь на мостике в тени свободно расположились командир, вахтенный офицер и группа визуальной разведки. Зато австралийским противолодочным «Орионам» и разведывательным катерам очень трудно было определить, что происходит у нас на мостике.

Комсостав «К-42». Cлева направо: командир ПЛ Е.И. Травин, к-р БЧ-5 А. Марченко, ПК А.А. Калиниченко, ЗКПЧ Плахотников

После Никобарских островов пришла пора погружаться, но нужно было оторваться от противолодочных самолетов. Дождавшись пересменки австралийских летчиков, с нашего тральщика в вечерних сумерках спустили плот с радиолокационными отражателями. Мы же погрузились на перископную глубину и легли на обратный курс, маскируясь собственной кильватерной струей. А плот с радиолокационными отражателями всю ночь болтался на буксире у тральщика, дезориентируя австралийских пилотов. Оторвавшись от слежения самолетов, мы всплыли на сеанс связи и получили приказание следовать на перехват американского атомного ударного авианосца «Carl Vinson».

И тут снова начались испытания. «Аварийная тревога! Пожар в 8-м отсеке – горит каюта правого борта», – прозвучало в ночи. Пожар ликвидировали молниеносно подчиненные командира 8-го отсека старшего лейтенанта Батищева. Оказалось, что секретарь парторганизации начхим Сидоров решил модернизировать свой прикроватный светильник и поставил лампочку большей мощности – наверное, для того, чтобы, на ночь глядя, еще раз прочесть партийные директивы. Лампочка по размерам оказалась большой, поэтому он снял предохранительный плафон. Во сне парторг неаккуратно повернул голову, лампочка разбилась, и оголенные электроды коснулись перьевой подушки. Хорошо то, что хорошо кончается.

Гораздо большая угроза нависла над экипажем, когда одновременно вышли из строя холодильные машины Э-250 и Э-320 в 4-м и 8-х отсеках. На глубине температура забортной воды колебалась у отметки +20°С, наверху бушевал шторм, а в отсеках разгоряченные реакторы разогревали корабль. Показания термометра поползли вверх. Уже пройдена отметка 50°С, ртутный столбик подбирается к +60°. Вместо пяти человек, расписанных по боевой готовности №-2 в турбинном отсеке, вахту стоит только один. В течение пяти минут, изнывая от жары, подставляя свою голову под струйку воды, стекающей с неработающего воздухоохладителя, моряк управляет турбинами. Немногим больше, в течение 15 минут, на пульте управления реакторами (ПУ ГЭУ) может стоять вахту один офицер-управленец (вместо трех человек в штатном режиме). Затем их подменяют другими подводниками. Несколько человек уже получили тепловой удар и охлаждались в трюме 3-го отсека и в «провизионке» 2-го.

Весь экипаж сосредоточили в носовых отсеках – в 1-м, торпедном, и во 2-м, аккумуляторном. В центральный пост я принес вентилятор, захваченный из дому. Обдувая «боцманят» на боевых постах БП-31 (управление вертикальным рулем) и БП-36 (управление горизонтальными рулями), «ушастик» хоть как-то обеспечивал терпимые условия морякам, удерживающим заданные глубину и курс. Изредка желанная струя воздуха достигала и БП-35, где у станции погружения и всплытия, изготовившись, стоял старшина команды трюмных. Но и в центральном посту температура неумолимо росла, и все тяжелее было нести даже укороченную до двух часов вахту. Старшина команды рефрижераторщиков коммунист мичман Смирнов сбежал со своего боевого поста. Вместо него в самое пекло бросились беспартийный мичман Татаринов вместе с командиром дивизиона живучести капитан-лейтенантом Дмитрием Лифинским.

Прошло долгих одиннадцать часов, пока запустили носовую «холодилку». Весь контур она обеспечить не могла, поэтому ее перевели на носовое кольцо. Наступил перелом. Оправдалась и наша с Николаем Трушковым рекомендация, высказанная на совещании офицеров: всплытие в надводное положение, как предлагали старпом и замполит, только усложнит ситуацию, добавив фактор сильной качки и липкую влажность забортного воздуха. Вместо этого, учитывая опыт охлаждения прочного корпуса забортной водой при пожаре на «К- 122», мы предложили развить максимально возможный в нашем положении подводный ход, чтобы усилить теплосъем прочного корпуса забортной водой. Мы продержались!

На экваторе. Слева – направо: Нептун – мичман Передерий, КЭНГ лейтенант Кустов, СПК капитан 3 ранга А. Рыжук, командир БЧ-4, РТС старший лейтенант С. Кривомазов, ПК капитан-лейтенант А. Калиниченко

Лифинский и Татаринов запустили носовую «холодилку», а спустя еще четыре часа вошла в строй и кормовая холодильная машина. Подлодка вовремя заняла рубеж перехвата, и вот уже на поисковой станции «Накат-М» запеленгованы характерные сигналы американских корабельных радиолокационных станций. Вскоре авианосец отвернул на S, в сторону ВМБ Диего-Гарсия. «Ростовский комсомолец», пройдя Андаманские острова, пересек экватор. По флотской традиции морской царь Нептун со своей свитой посетил подводный челн, окунул в морской купели тех молодых моряков, кто впервые пересек экватор, и вручил им свои грамоты. Независимо от званий и рангов, согласно традиции подводников, моряки выпили по целому плафону соленой забортной океанской водички на рабочей глубине погружения.

Через несколько дней мы уже ошвартовались у борта плавбазы «Волга» на северном рейде острова Сокотра, где «прописалась» 8-я ОПЭСК под командованием контр-адмирала Ф.Н. Громова. Пока командиры кораблей вместе со штурманами и связистами получали инструктаж у командира эскадры, экипаж «К-42» пополнил запасы пресной воды, регенерации и провизии, помылся, посмотрел кинофильмы на плавбазе, где нас приняли с искренним радушием. Я же с боцманом Авдеевым попытался разобраться с якорем, который заклинил щит-обтекатель клюза, лишив лодку возможности постановки на якорь. Не первый раз я работал с боцманом в одной связке.

Как-то зимой, в яростный шторм, лодка следовала для укрытия в залив Владимира (Приморский край). Вышел из строя привод отдачи якоря с 1-го отсека, и мне пришлось по скользкой обледеневшей надстройке пойти (вернее, поползти) к лючку носового шпиля. Мичман Авдеев страховал меня на 20-метровом шкерте. Среди штормовых волн, что перекатывались по надстройке, появилась одна большая мощная волна, которая оторвала меня от корпуса ПЛ и бросила за борт. Страховочный шкерт стал той единственной и такой тоненькой ниточкой, что связывала меня с идущей сквозь шторм лодкой, с друзьями по прочному корпусу, с жизнью… Потом мне рассказывали очевидцы (старший на борту В.А. Кожевников и командир ПЛ Е.И. Травин), что, не успев еще как следует отреагировать, они увидели, как второй волной меня швырнуло назад на надстройку. Закрепившись на ней, я сумел отдраить лючок и спуститься в пространство между легким и прочным корпусом. Боцман Авдеев был рядом.

Теперь под палящим солнцем стояла другая задача. Гидрокостюмы и изолирующие аппараты не годились, так как сковывали движения и не позволяли протиснуться в якорную выгородку. Пришлось нырять практически по форме «ноль». Острые ракушки, которыми обросла лодка, писали свои кровавые автографы на голом теле. Ни кувалда, ни малый раздвижной упор не помогли освободить якорь. Не помогло и использование швартовного шпиля с заведенным за лапы якоря швартовным концом – выбивало электропривод. Вскоре и эти попытки были прекращены. Царапины и ссадины на теле, в отличие от вьетнамских, зажили быстро.

На рейде о.Сокотра/ На переднем плане слева направо: помощник командира ПЛ Калиниченко, командир гидроакустической группы Яранцев, командир дивизиона живучести Лифинский)

Мы снова вышли в море. За этот небольшой выход благодаря четко спланированной штабом 8-й ОПЭСК схеме отработки боевых упражнений и задач, мы закрыли практически весь курс боевой подготовки торпедных атомных подводных лодок за 1983 год. Подводная дуэль с дизель-электрической подводной лодкой окончилась нашей победой. Был также торпедирован и надводный условный противник – эсминец 56-А проекта «Находчивый». На разборе экипажу поставили отличную оценку.

Но основное учение было впереди. Эскадра проводила учение одновременно с Северным, Балтийским, Тихоокеанским, Черноморским флотами и Средиземноморской флотилией. «Ростовскому комсомольцу» была поставлена задача: на первом этапе осуществить противолодочное охранение океанского конвоя, а на втором – совместно с ракетной атомной подводной лодкой «К-144» (капитан 2 ранга А.А. Исай) уничтожить отряд боевых кораблей условного противника. Погрузившись южнее о. Сокотра, мы двинулись на S-E – навстречу конвою. Каково же было наше удивление, когда, всплывая на очередной сеанс связи, наша радиолокационная станция «Альбатрос» в режиме «однообзор» захватил землю. По штурманским расчетам Сокотра давно уже была за кормой. Оказалось, что в это время года на глубине существовало течение, прямо противоположенное поверхностному, что для штурманов стало досадной неожиданностью.

Выполнение задачи оказалось под угрозой. Скорректировав курс, мы пошли на перехват конвоя с учетом опоздания. Вскоре в окуляре перископа появились силуэты четырех больших рыболовных траулеров в охранении сторожевого корабля «Волк» и эсминца «Находчивый». Далее произошло то, что перечеркнуло все усилия экипажа. Выпускник Военно-морской академии капитан 2 ранга Е. Травин посчитал конвой отрядом боевых кораблей и, несмотря на предостережения своих помощников, принял решение атаковать то, что, согласно плану учения, мы должны были защищать.

Фронтовик-балтиец контр-адмирал Ф.Е. Пахальчук позднее рассказал мне, как во время войны на его соединение катерных тральщиков напали немецкие и финские катера-охотники. Он вызвал на подмогу авиацию. Авиаполк, недавно переброшенный с Черного моря на Балтику, потерял ориентиры и отбомбился по своим. Потом командир авиадивизии перед строем моряков попросил прощения. Оставшихся в живых наградили. Но 82 погибших моряка не давали спокойно спать боевому адмиралу.

При разборе учений командирская ошибка была выявлена. Положение усугубило еще и то, что, сработав радиолокационной станцией «Альбатрос», мы засветились перед подлодкой 641 проекта – командир «дизелюхи» получил шанс на реванш и воспользовался им отменно. Единственным плюсом было то, что Нептун своими штормами вновь вернул наш якорь на штатное место, и мы смогли без помех использовать его на рейде у острова Сокотра.

На планово-предупредительный ремонт нам предложили идти в Красное море на архипелаг Дахлак. Однако командир электромеханической боевой части Анатолий Марченко, взвесив все «за» и «против», решил провести его своими силами у плавбазы «Волга», и на то имелись веские причины. Дело в том, что подлодки этого проекта являлись первенцами советского подводного атомного флота и не предназначались для использования в тропических широтах. Даже наша аккумуляторная батарея (типа 28СМ) не имела системы водяного охлаждения. При повышении температуры «закипал» электролит, а на Дахлаке температурные условия были еще более суровы – ощущалось дыхание Сахары.

Восстановив техническую готовность, экипаж был готов к новым вводным. Шутили: «С Тихого пришли, Индийский освоен – пора в Атлантику на Кубу». Рыболовецкий траулер с Берберы доставил свежую пресную воду, морской буксир под «джинсовым» флагом привез с Сингапура импортные дрожжи (наши не выдерживали температуры и влажности, и мы остались без свежего хлеба).

Два сторожевых корабля проекта 1135 продолжали патрулирование у восточного побережья Африки, пресекая попытки «контры» переправить наших заложников-«геологов» в какую-нибудь из НАТОвских стран. Вскоре поступил приказ оставить операционную зону 8-й ОПЭСК и следовать в бухту Камрань. Обратный переход прошел без эксцессов. Правда, у командира штурманской боевой части Байкова окончательно вышел из строя гирогоризонт перископа «Орион», и мы вынуждены были для определения места по звездам всплывать в позиционное положение, измеряя высоты светил навигационными секстанами.

Через проливную зону нас провел советский танкер. После Сингапурского пролива до Камрани шли в надводном положении. Вокруг, куда ни глянь, море кишело дельфинами и морскими змеями. Казалось, что морской мир переживал великое переселение. Впечатления о морских обитателях надолго врезались в память, как и впечатления о полчищах плавающих крабов, прыжках манты, кауриях, кораллах, морских шлемах, что мы видели на рейде Сокотры.

В начале ноября, когда в родном и таком далеком Тихасе возле ДОФа семьи моряков кружились в танцах ежегодного «Осеннего бала», наша «К-42» в третий раз встретилась с уютной вьетнамской бухтой.

Заслуженная награда лучшей боевой смене. Слева направо: вахтенный инженер-механик командир электротехнического дивизиона Н. Трушков, вахтенный офицер помощник командира ПЛ А. Калиниченко, старший помощник командира ПЛ А. Рыжук

Здесь меня и застал приказ командира ТОФ от 11 октября 1983 года №-0627 о допуске к самостоятельному управлению подводной лодкой 627А проекта. Допуск к несению вахты в качестве вахтенного офицера с моей легкой руки получил и наш командир группы ОСНАЗ лейтенант Игорь Логунков (впоследствии станет старпомом «К-264» 671РТМ проекта). За наше отсутствие стали заметными строительные успехи контр-адмирала Рональда Анохина: полностью построен «забор дружбы», заасфальтированы спортплощадки, напоминая теперь парадный строевой плац. Даже трибуна для приема парадов построена. Кто знает – не отвлекайся экипажи на строительство таких «потемкинских деревень», может, в море они показывали бы лучшие результаты. Очень сильно переживал наши неудачи замполит Плахотников: улетучивалась его мечта за один поход стать кавалером боевого ордена…

…Большая атомная торпедная подводная лодка К-42 «Ростовский комсомолец», возвращалась с девятимесячной боевой службы. Позади был Индийский океан и четыре моря Тихого океана (Южно-Китайское, Филиппинское, Восточно-Китайское и Японское). 6 декабря 1983 года на знакомом пирсе бухты Павловского выстроилась 26-я дивизия.

Команда «Смирно!» и по лодочной сходне на пирс легко сбежал наш командир – капитан 1 ранга Евгений Иванович Травин. Доклад принял комдив контр-адмирал Алексей Арсеньевич Белоусов. Потом, как завелось еще в войну, экипажу был преподнесен жаренный поросенок в награду за тяжелый поход. Потом были и другие награды: наш механик Анатолий Марченко получил заслуженную «Звезду шерифа» (такое название подводники дали ордену «За службу Родине»), командир дивизиона движения и два управленца – медали «За боевые заслуги», форменки трех матросов электромеханической боевой части украсили медали Ушакова. Правда, обидно было за командира второго дивизиона Николая Трушкова, командира третьего дивизиона Дмитрия Лифинского и химика-санинструктора мичмана Татаринова. Благодаря Лифинскому и Татаринову лодка, издыхавшая от жары из-за отказа носовой и кормовой холодильных машин в тропиках, сумела восстановиться и даже вовремя выйти на перехват авианосца «Carl Vinson». Николай Трушков и его подчиненные отличились дважды – первый раз при восстановлении затопленных морской водой преобразователей, которые регулировали обороты главных циркуляционных насосов первого контура; второй раз – на командирском совете, когда решался вопрос о всплытии лодки в надводное положение для вентиляции горячих отсеков с неизбежной потерей скрытности и срывом боевой задачи по перехвату.

Несколько позже тайна наград раскрылась – прошло лишь то, что впопыхах на клочке бумаги записал наш механик московскому проверяющему, а представления на награды, поданные по команде, затерялись где-то в инстанциях. Так экипаж за трудный поход получил свою вторую метку. Нашими же наградами были долгожданные объятия наших любимых, по которым мы так истосковались…

Сдав подводную лодку 120-му экипажу, подводники устремились в отпуска. У меня с отпуском были связаны и непростые служебные обстоятельства. Дело в том, что старшина команды снабжения мичман Коркман, отец троих детей, тяжело переносил дальний поход в тропических морях. Свою усталость он частенько гасил известным издревле способом – чрезмерным употреблением «огненной воды», благо в его заведовании ее было вдосталь. Это сказывалось на всех, т.к. девиз «война войной, а обед по расписанию» на флоте еще никто не отменял.

В «автономке» меня выручал старший торпедист мичман Чимров, подменяя «выпавшего в осадок» старшину команды снабжения. Но все же ситуация требовала кардинального решения. Вот я и присматривался в отпуске к береговым кулинарам. Видно, Бог все-таки есть на белом свете, если в один из отпускных дней мой отец вернулся домой не один. Гостя звали Петр Музыка, работавший шеф-поваром в уманском ресторане «Дружба». Прослышав от отца о приезде сына-подводника, Петр решился озвучить мне свою мечту – стать подводником. Как говорится – «Спрос и предложение совпали». Соответствующие документы были направлены в уманский военный комиссариат, и вскоре новоиспеченный мичман П. Музыка уже появился в далеком тихоокеанском военном городке.

Вернувшись в конце зимы уже нового, 1984 года из отпусков, мы не узнали свою красавицу. Она стояла в заводе в бухте Чажма на СРЗ-30 (судоремонтный завод) с сожженным главным циркуляционным насосом первого контура и закрашенными линиями валов, укоризненно глядя на нас с немым вопросом:
«На кого же вы меня бросили?».

В нашем экипаже произошли перестановки: командир ушел заместителем командира 26-й дивизии, благо академическое образование позволяло; наш старпом Александр Рыжук стал командиром «Ростовского комсомольца» и, как оказалось впоследствии, последним. Меня же, сдавшего в автономке штабу 17-й ОПЭСК зачеты на самостоятельное управление подводной лодкой проекта 627А, приказом Главкома ВМФ назначили старшим помощником командира, т.к. заветная для всех офицеров-подводников лодочка уже «прописалась» на моем кителе.

Также на лодку пришел новый замполит. Зачастую замполит считает себя представителем Коммунистической партии (оком Генерального секретаря) и во главу угла ставит конспекты по марксизму-ленинизму, боевые листки, постоянные партактивы и собрания. Старпом же (по Корабельному Уставу – первый заместитель командира корабля) отвечает за все виды подготовки, пополнение запасов, содержание корабля и конечно же 24 часов в сутках не хватает, чтобы состыковать интересы и того и другого. Зная это, новый зам Николай Драпалюк первым пришел в мою каюту и произнес: «Олександр, ти українець і я українець, що нам з тобою ділити?» Надо сказать, что такой неожиданный подход дал свои результаты, и путь к взаимопониманию был найден. Три украинца – старпом, замполит и механик составили слаженное трио, которое позволило в кратчайшие сроки восстановить боевую готовность экипажа. Дело оставалось за заводом.

Вскоре наши усилия подверглись суровой и беспристрастной проверке. На Северный и Тихоокеанский флоты Главком ВМФ и Министр Обороны прислали проверяющих, чтобы установить фактическое состояние дел, т.к. прошлогодние главкомовские учения выявили существенные прорехи в управлении силами. На ТОФе под проверку попали штабы 4-й флотилии подводных лодок и Приморской флотилии разнородных сил, а из соединений – 26-я дивизия подводных лодок и 174-я бригада надводных кораблей.

Боевой состав 26-й дивизии на тот момент насчитывал 9 подводных лодок, из которых «К-66» проекта 659Т находилась в отстое. «К-178» проекта 658Т (капитан 2 ранга Меркулов) и «К-14» проекта 627А (капитан 1 ранга В.И. Саранчин) – в среднем ремонте. 6 лодок числилось в составе сил постоянной готовности, в т.ч. «К-314» проекта 671В (капитан 2 ранга Н.М. Бондарь) – после восстановления технической готовности проходила заводские ходовые испытания, и наша – с готовностью 120 часов из-за ремонта главного циркуляционного насоса первого контура.

С целью сохранения установленных нормативов боевой готовности для соединений, в оперативное подчинение дивизии на период учений была передана и «К-264» проекта 671РТМ. (капитан 1-го ранга В.И. Царев), которая впоследствии «прописалась» в нашей дивизии на постоянной основе.

Вскоре посредники заняли свои места, были вскрыты пакеты и начался обратный отсчет времени. Нашей лодке была открыта «зеленая улица». Экипаж днем обеспечивал работы по сворачиванию заводского ремонта, а ночами грузил регенерацию и изолирующие средства защиты, которые доставлял торпедолов из Павловска; продукты и разовое белье, поданное автотранспортом из флотских складов Владивостока. Через двое суток ввели на мощность реактор правого борта. Вот тут нас и поджидала опасность. Оказалось, что через сожженный ГЦН левого «холодного» борта фильтруется радиоактивная вода первого контура. В посещаемой выгородке второго этажа реакторного отсека уровень радиации составлял 500 миллирентген в час, а таких часов было 120! Но если надо воевать, то воевать будем! Китайско-вьетнамский вооруженный конфликт в марте 1979-го уже проверял Павловск на прочность.

Наша лодка снялась со швартовов, вышла из бухты Чажма и стала в заливе Стрелок на 4 бочки для размагничивания корпуса. Пока мерялись физполя, экипаж предъявился по первой курсовой задаче Л-1. Управившись с СБР, мы проследовали в бухту Павловского и ошвартовались у пирса под погрузку обычного торпедного боезапаса. Когда последняя торпеда скрылась в чреве первого отсека, лодка вышла на предъявление посредникам морских элементов курсовой задачи Л-2…

Штатный командир по-прежнему находился в госпитале и в его отсутствие на мостике поочередно исполняли командирские обязанности «наездники»: начальник штаба 26-й дивизии В. Рязанцев (недавно оставивший командирский мостик «К-151»), заместители командира дивизии В. Кожевников (ушедший с командирского мостика «К-59») и Е. Травин (наш бывший командир). Если учесть еще то обстоятельство, что в течение семи месяцев на ПЛ не было штатного помощника командира, то флотский читатель поймет, какая нагрузка пришлась на старпома, вашего покорного слуги.

Пройдены боновые заграждения. По правому борту в багряном багульнике проплыли берега острова Путятин. У острова Аскольд отдифферентовались и затем, следуя в полигон боевой подготовки, приступили к предъявлению посредникам морских элементов второй курсовой задачи.

И опять «железо» испытывало людей на прочность. Сорвана со штатного места буй-вьюшка АСБ (аварийно-сигнального буя). Ее крепление должно проверяться трижды: перед выходом в море личным составом дивизиона живучести; после отхода от пирса – кормовой швартовной партией и помощником командира – перед убытием последнего с настройки после ее приготовления к погружению. Помощник отсутствовал уже семь месяцев, Командира кормовой швартовной партии (командира БЧ-4, РТС) задействовали в передаче серии радиодонесений по учению, и буй-вьюшка, как то «дитя», осталась «у семи нянек без глаза». Нужно было затратить немало времени и усилий, чтобы водворить ее на место. А секундомер проверяющего неумолимо отсчитывал наши 120 часов.

…Сдав вторую курсовую задачу, лодка была допущена к приемке ядерного боезапаса. Вернувшись в базу, приступили к его погрузке. Минеры во главе со старшим лейтенантом Сухих проверили на пирсе ядерные боеголовки с помощью пульта ТПК-114. Стрела автокрана бережно подняла грозную торпеду и уложила на лоток ТПУ (торпедо-погрузочного устройства). Вот и последняя из торпед с ЯБП (ядерный боеприпас) скрывается в торпедопогрузочном люке.

На секундомере посредника оставалось еще 20 минут из 120-часового лимита, когда с первого отсека поступил доклад минера: «Торпеды с ЯБП загружены в торпедные аппараты! Установлено кодоблокирующее устройство!» Наши товарищи по первому поколению проекта 627А: «К-115» (капитан 2 ранга В.И. Игнатенков), гвардейская «К-133» (капитан 2 ранга В.Г. Дружинин) и по второму поколению проекта 671В: «К-454» (капитан 1 ранга В.А. Качанов), «К-469» (капитан 1 ранга В.А. Василишин), будучи в «завесе», успешно перехватили отряд боевых кораблей в море. Особенно отличилась «К-115». Впрочем, слово предоставляется воспитаннику «К-42», который на К-115 был в должности командира БЧ-5, капитану 2-го ранга Абрамову Николаю Александровичу:

«На министерских учениях мы в завесе из многих подводных лодок должны были перехватить ОБК (отряд боевых кораблей), идущий противо- лодочным зигзагом и по неизвестному маршруту. Шансов, у нашего громыхающего, в отличие от новых, железа – было мало. Я, конечно, не знаю, как там были расставлены силы в этой завесе и какое положение занимала наша лодка. Моё дело было в этой очередной безотбойной тревоге удерживать нулевой дифферент для торпедного залпа и обеспечивать работу всех своих технических средств. В центральном присутствовали два полковника из министерства обороны. Почему-то, в РБ они облачаться не захотели – так и сидели в своих зеленых мундирах. Видимо, это были какие-то посредники или просто, из любопытных клерков, которые после, будут в домашней московской обстановке с усталой гордостью рассказывать – … мы на атомной лодке…

Виктор Иванович (Игнатенков – А.К.) ходил туда-сюда – то на БИП (боевой информационный пост), то в штурманскую рубку, то о чем-то спрашивал акустиков. И вдруг дал команду рулевому – вертикальщику лечь на новый курс. Ручку машинного телеграфа перевел на средний ход.

Наше дело – выполнить и обеспечить. Глубина где-то за 40 метров. Лодка задрожала и начала набирать ход. На горизонтальных рулях – боцман Ваня. Кулаки у боцмана с голову пионера, так, что манипуляторов носовых и кормовых рулей в них не видно. Перед ним – глубиномер, указатели положения рулей и дифферента. Моё место у него за спиной и чуть сбоку, так что, я вижу и Ивана и все, те же, приборы. Обратил внимание, что глубина под нами стала несколько меньше. А средний ход в подводном положении – для нашего проекта – это уже серьёзно. Предупредил пульт ГЭУ о внимательном несении вахты. Между тем, командир переводит рукоять телеграфа на полный ход. И глубина, как-то стала уменьшаться. Не хочу называть конкретных цифр, дабы не вызвать нареканий на Виктора Ивановича со стороны сведущих людей. Но, к нарушению параметров, устанавливаемых инструкцией по управлению ПЛА 627А проекта на такой скорости, мы уже приблизились вплотную.

Командир дает команду держать глубину 30 метров. И под нами глубина, вызывающая щекотку, где-то в глубине живота. Боцман Ванька держит манипуляторы рулей, а глаза у него прикрыты. Знаю эту его привычку на безотбойных тревогах в подводном положении. Но, сейчас, мне как-то, несколько не по себе. Луплю его пластиковой линейкой по башке: «Ванька! Открой глаза! – Не приведи господь – дрыгнешь рукой с манипулятором! Встанем колом, как Пизанская башня с пропеллерами». – Иван в ответ: «Я так, дескать, лучше лодку чувствую». – «Я тебе почувствую, гад такой! Смотри перед собой!!!»

Кричу командиру – Товарищ командир! «Скорость 27 узлов, а глубина никакая!!!» – В ответ: «Молчи, мех, сам вижу!» – «Пульт! – Быть готовыми к немедленному реверсу! – Держать запас по пару! – Предупредить на маневровом!» – Это уже я. Пульт, в его счастливом неведении, спокойно отвечает, что и так, питательные клапана открыты на полную.

Водоскову: «Лёха! – Прилипни к ВВД на среднюю и дай пузыря в нос!» – На что, мой незаменимый старшина трюмных, у колонки продувания воздухом высокого давления цистерн главного балласта, отвечает: «Да, только средний ход дали – я уже готов!» Конечно, случись что с перекладкой рулей – на таком ходу, никакой пузырь в носовые ЦГБ не поможет, ни продувание средней. Но, всё-таки, на какой-то микрон – так спокойнее.

Меж всех этих переживаний, командир дает команду в первый отсек торпедистам о приготовлении к стрельбе торпедных аппаратов. И минут через двадцать этого рывка над непонятной мне мелью, наконец-то, дает самый малый. Другой борт переводим в ТГ-режим.

На мне РБ (одежда радиационной безопасности) – хоть выжимай. Боцман Ваня – не лучше. Тоже, на рулях сидел не дыша. Не иначе, как моей линейки боялся. (Шутка. Конечно, весь был в напряжении). Доклад акустика – Шум винтов по пеленгу…Обороты винтов… Цель надводная, предполагаю – ОБК! Главная цель по пеленгу…
Командир: «БИП – доложить элементы движения цели! – Боцман всплывать под перископ!» – Аккуратно всплываем. Виктор Иванович осматривает горизонт и диктует на БИП и штурману Юре Колмакову: «Пеленги на цели». Надо учитывать, что на улице глубокая ночь и что он там видит, только ему известно. Погружаемся на 40 метров. Акустики непрерывно дают пеленги на цели. БИП на своем планшете наносит их положение, старпом докладывает командиру. «Контрольный замер – товсь!» – Это командир. Понятно, что дело идет к залпу торпедами. Лишь бы цель не начала поворот в противолодочном зигзаге. Уточняются последний раз элементы движения цели. Быстро вводятся поправки в автомат торпедной стрельбы. И наконец-то, командир дает команду в первый: «Третий и четвертый аппараты – товсь! Пли!»

Одновременно дается команда внутри центрального: «ВИПС пли!» – Это уже относится к командиру 3-го дивизиона – моему Шурику Малышеву. На нашем проекте есть два устройства, типа микроторпедных аппаратов. Это ВИПС – для выстрела на поверхность светосигнальных устройств, обозначающих положение ПЛ в аварийных случаях или, как сейчас, для обозначения точки залпа торпедами. И ДУК – устройство удаления камбузных отходов. Раз в сутки все отходы с камбуза и прочий мусор, подлежащий удалению, передаются в 8-й отсек, где всё загружается в специальный прочный пластиковый мешок. Точно также, как и торпедный аппарат, он заполняется водой, после чего выжимается за борт специальным поршнем. Но может выстреливаться и сжатым воздухом. Чтобы пузыря не было видно, эта операция всегда выполняется в темное время суток и обязательно по боевой тревоге. Так как, это отверстие в прочном корпусе довольно большое и мало ли, что там может не сработать. Снаружи не осмотришь и изнутри не подберешься. Руководит этим процессом командир дивизиона живучести, конечно, мой незабвенный Александр Михайлович (который, Шурик – но это, только я, себе позволяю, в счет старинной нашей дружбы – так называть героя-подводника, у которого одних боевых орденов больше, чем у иного пуговиц на причинном месте). По этой команде он выстреливает из ВИПСа светосигнальным устройством для того, чтобы с корабля-цели визуально была видна точка залпа торпедами. А там, наверху, сигнальщики с надводных кораблей непрерывно обшаривают море своими биноклями. Представляю их радость и гордость, когда они обнаружат эту внезапную вспышку в чернильной мгле.

И с двухсекундным интервалом одна за другой уходят торпеды.

Доклад из первого: «Третий аппарат – торпеда вышла, боевой на месте! Четвертый – торпеда вышла, боевой на месте!» Т.е. торпедисты не подвели – всё сработало в их технике. Остается только ждать. Акустик постоянно докладывает о пеленгах на уходящие к цели торпеды. Зеленые мундиры, что-то строчат в своих планшетах.

Всё! Время хода торпед закончилось. – По местам стоять к всплытию! Выполняем все положенные маневры по прослушиванию горизонта впереди себя и кормовых курсовых углов. Еще раз выстреливаем световой ракетой из ВИПС для обозначения своего места. По моей команде Водосков открывает клапана вентиляции средней группы ЦГБ и несколько секунд подает в них воздух высокого давления. Воздушный пузырь наверху также укажет место нашего всплытия. На надводных кораблях об этом предупреждены и внимательно наблюдают за поверхностью моря. Можно всплывать.

Вначале ходом под перископ и только, когда командир осмотрел ближний и дальний горизонты, и получен доклад от радиометристов и акустиков – продуваем среднюю (клапана вентиляции с аварийными захлопками, конечно, сразу после пузыря, уже закрыты). И готовим дизеля на продувание концевых групп ЦГБ по системе низкого давления, т.е. выхлопом дизелей. Рубочные люки в позиционном положении уже открыты, командир на мосту, начали вентилировать батарею. Командира с мостика просят спуститься в радиорубку. Через некоторое время Виктор Иванович объявляет по циркуляру, что стрельба торпедами прошла успешно. Обе торпеды навелись по главной цели по кильватерному следу. При этом из них вылетали специальные ракеты, по которым отслеживалась траектория движения торпед и наведения их на цель.

На главной цели находился командир дивизии Алексей Арсентьевич Белоусов, который комментировал происходящее наблюдающим из МО. Он сообщил нашему командиру, как те были поражены увиденным. (Еще бы! В Москве такого не увидишь!). Больше ни одна лодка в завесе этот отряд боевых кораблей не обнаружила. Виктор Иванович заслуженно принимал поздравления от присутствующих у нас полковников».

Кроме того, наша дивизия передала в хорошем техническом состоянии (предварительно отремонтировав) три первенца ТОФ подлодки проекта 659Т (К-45, К-59 (259), К-151) в состав 28-й дивизии (б. Постовая зал. Сов. Гавань), одна из которых – «К-45» (капитан 1 ранга В.Д. Хаперский) в 1984 году уже вышла на боевую службу в операционную зону 17-й оперативной эскадры. Поэтому у проверяющих были все основания поставить 26-й дивизии и ее командиру – контр-адмиралу А.А. Белоусову оценку «хорошо». Отличился и командующий 4-й флотилией В.М. Храмцов, успешно использовавший ЭВМ при выработке решения на боевое применение подводных сил. Несколько подкачали надводники – один из ремонтирующихся надводных кораблей не смог выйти из завода, за что флоту оценка была снижена до «трояка». У северян на этих учениях дело обстояло несколько хуже, что и позволило тихоокеанцам вырваться вперед… После окончания учений весь экипаж испытывал чувство удовлетворения от неплохо сделанной работы, хотя в каждом из нас накапливались невидимые БЭРы (биологический эквивалент рентгена)… Возможно, кто-то «хмыкнет» прочтя эти строки и задаст вопрос: «Зачем экипаж рисковал своим здоровьем, подвергаясь избыточному облучению?» Отвечу: «Мы ясно осознавали, что если не сработаем как надо, то подведем многие сотни подводников, которые отлично выполняли свою нормальную, ратную мужскую работу в море!»

…Вскоре из госпиталя вернулся штатный командир капитан 2 ранга Александр Рыжук. С собой он привел выпускника 6-х ВСООЛК ВМФ (высшие офицерские классы), для которого семь месяцев держали вакантную должность помощника командира. Впоследствии этот офицер, от которого удачно избавилась 45-я камчатская дивизия, принесет «Ростовскому комсомольцу» много неприятностей. И тайна столь длительной вакансии также всплывет: близким родственником офицера Х. был член Центрального Комитета КПСС, занимавший высокий пост в Ленинградской области.

Я же, наконец, получил возможность съездить в Ленинград и пополнить свой багаж знаний в элитной 120-й группе 6 ВСООЛК ВМФ, которая готовила «командиров подводных лодок первого ранга». В этой группе я был самым молодым, капитан-лейтенантом, с заветной лодочкой на груди (для сравнения со мной проходили обучение капитан 1-го ранга В.И. Саранчин – командир «К-14» и капитан 2-го ранга Н.М. Бондарь, принявший впоследствии экипаж «К-314»).

После учебы я вернулся на «Ростовский комсомолец», который стоял в ремонте в 52-м отдельном дивизионе ремонтирующихся подлодок. Силами личного состава были оборудованы кубрики и камбуз на ПКЗ (плавказарме), что дало возможность экипажу переселиться из прочного корпуса и, как оказалось, весьма вовремя! Весьма вовремя были отработаны и учения по борьбе за живучесть и даже по «Радиационной опасности», которые описал заезжий корреспондент «Красной Звезды».

Весна 1985-го сулила много надежд. В марте мне было присвоено очередное воинское звание «капитан 3-го ранга». Между командиром и старпомом новейшей атомной подлодки 671РТМ проекта «К-264», как говорится, пробежала «черная кошка» и В.И. Царев, знавший меня с 1979 года по совместной боевой службе на «К-122», предложил мне перейти к нему старпомом. Я же не привык «шагать по трупам», отказался от заманчивого предложения и не стал на пути старшего помощника «Черного принца», как называли эту субмарину, Ивана Русанова.

Тем временем на «Ростовский комсомолец» приехали шефы с «Атоммаша». Встретили достойно. Несмотря на ремонт, лодка была выкрашена, обновлен линолеум в отсеках, а экипаж подготовлен к предстоящей автономке. Дело оставалось только за новым ГЦН, который ожидался от промышленности. Правда, досталось все дорогой ценой.

Однажды, при стоянке в доке дивизионное начальство сыграло контрольное учение по борьбе за живучесть. Мне было сделано замечание, что главный командный пункт развернут в центральном посту подлодки, а не на стапель- палубе дока и на выходные было назначено повторное учение. И тут случилось ЧП (чрезвычайное происшествие)! Молодой матрос, стоявший на стапель-палубе вахтенным по охране ПЛ, выглянул из-под лесов с любопытством взирая на моряков, раскатывающих пожарные рукава по надстройке. В это время один из матросов сбросил с надстройки пожарный рукав со стволом на стапель-палубу и угодил прямо в голову любопытному матросику.

– Стоп учения. Все в исходное. Вызвать машину. Доложить по команде!

Эти команды слетели с моих уст. Я доставил матросика с проломленным черепом в гарнизонный госпиталь, а уж тихасские врачи сделали все возможное, чтобы спасти ему жизнь. В течение трех месяцев моя жена Зинаида Александровна ходила в госпиталь, подкармливая пострадавшего матроса домашней едой и фруктами. Это не замедлило сказаться на его здоровье. Моряк быстро пошел на поправку и остался, как говорится, в здравом уме и твердой памяти с металлической пластиной в черепе, хотя и был комиссован с флота.

Грамоту автору этих строк вручает командир ПЛ «К-122» ПЛА «К-42» в доке

Выйдя из дока, мы ошвартовались к пирсу № 2 и вскоре к нашему правому борту ошвартовалась ракетная ПЛ «К-431» 29-й дивизии с которой мы «пересекались» во время боевой службы во Вьетнаме. На подлодке сменили активную зону, но из-за небрежности, после сборки появилась течь первого контура. Необходимо было демонтировать крышку ядерного реактора для устранения течи.

10 августа 1985 года был чудесный субботний день. Природа умоляла отложить все дела и наслаждаться запахами таежных кедров, плеском моря, дымком костра… Но если Господь призывал оторваться от рабочих будней, то дьявол нашептывал совсем иное. На ПЛ «К-431» краном «ПМ-133» (плавмастерской) поднимали многотонную крышку ядерного реактора… Вообще-то, руководящие документы для этой цели требуют использовать береговые краны, а крышку перед подъемом подрывать с помощью специального устройства, где должно быть не менее 4-х домкратов-подрывников во избежание перекоса. Желательно, чтобы и сама лодка была зафиксирована по отношению к берегу, в идеале – на стапеле. Но в бухте Чажма всего этого не было!

Легкой волной прошедшего торпедолова качнуло корабли. Шедшая вверх крышка перекосилась. Дальше с крышкой реактора пошли уже и стержни АЗ (аварийной защиты) и стержни АР (автоматической регулировки), а заклиненная КР (компенсирующая решетка) тоже пошла вверх, высвобождая «дремавшего ядерного джина». Реактор начал разгон… Взрыв не заставил себя долго ждать. Из развороченного прочного корпуса ударило пламя. «Ростовский комсомолец» засыпало осколками ТВЭЛов (тепловыделяющих элементов). В воздухе запахло озоном…

В тот день на ПЛ «К-42» дежурило три офицера: дежурный по ПЛ лейтенант Олег Носелев, дежурный по ГЭУ ст. лейтенант Виктор Батищев и дежурный по живучести соединения капитан 3-го ранга Дмитрий Лифинский, благо основная часть экипажа в субботний день находилась на ПКЗ. Сыграна «Аварийная тревога!» В действие автоматически вступило отработанное расписание ВР-6 РОЖ-РК-86 (Руководство по обеспечению живучести ремонтирующихся кораблей). Пошли первые дозы облучения…

Слово непосредственному очевидцу и ликвидатору ядерной аварии в ее первые часы Дмитрию Анатольевичу Лифинскому: «С 9 на 10 августа 1985 года заступил дежурным по живучести. Все, как всегда. Осмотр, замечания, ПЛА «К-431» в дежурство не принята: на борту экипаж, старший – СПК. Что испытания провалены – знал, но что будут проводиться работы, в известность поставлен не был. Лукич (Александр Лукич Рыжук, командир ПЛА К-42 – А.К.) после подъема флага убыл домой. Меня оставил старшим на борту. С 8.00 до 12.00 отдыхал на корабле.

По моим часам взрыв произошел где-то без 5 минут 12. Ничего не понятно. Объявили тревогу, поднялся наверх уточнить обстановку – объявили конкретно «Пожар на соседней ПЛ». Все делали на автомате. Твоя муштра здесь сыграла хорошую роль (говорю без лести – лучшего СПК на 42-й не было за все мою службу). Аварийная партия с мичманом Черняком (старшина команды рефрижераторщиков) «тушила» реакторный отсек огнетушителями. На К-42 развернули один противопожарный пост в средней части ПЛ. Он доставал до очага пожара. На этом мои действия в качестве дежурного по живучести и заканчиваются.

Не берусь судить о действиях по БЗЖ соседей, так как побежали они. Страшно было. Трупы кругом – я видел, как минимум три. Мы тушили пожар, когда прибыл ЗКД по ЭМЧ Воронко, который приказал мне спуститься вниз и попытаться собрать нештатную схему работы ГОН на пожарную магистраль. Но из-за ремонта трюмной и осушительной систем, ограниченности времени, отсутствии иных средств борьбы с пожаром и, главное, усилением пламени, вновь поступил приказ: «Помпу 1-го на пожарную магистраль». Пожар тушили часа три.

Сигнал «Радиационная опасность» застал меня в центральном посту. ПЛ загерметизировали с теми, кто был на борту – дежурный по ГЭУ Батищев, спецтрюмный, электрик (вахт.7 отс), трюмный (вахт. ЦП) и я. Дежурный по ПЛ лейтенант Носелев по тревоге вниз не спустился. Я разрешил ему покинуть мостик и вместе с личным составом лодочной вахты, которая была наверху (аварийная партия Черняка и противопожарный пост на надстройке), убыть на ПКЗ для дезактивации.

Что думают на берегу я не знал. Не тебе говорить, что такое средний ремонт. Приросли корнями. Входы в нос и корму – через входные люки, в реакторный отсек через ПКДС, на надстройке ограждение над реакторным отсеком. Глупые приказы о вызове экипажа на ПЛ не понятно для чего. Можно было и не препираться, как потом узнал – все экипажи были отправлены в Дунай. В этот момент и появился Храмцов (Виктор Михайлович Храмцов, вице-адмирал, командующий 4-й флотилией подводных лодок – А.К.). Доложил обстановку, состояние ПЛ – хода нет, дизелей нет, вахта – что есть, способны отойти от пирса с помощью буксиров. Храмцов принял решение посадить К-431 на мель… Потом дал приказ готовить нашу ПЛ к отходу от пирса. Кто был на ПЛ, с теми мы и провернули это гиблое дело – ибо больше всех были заинтересованы как можно в скорейшем отходе.

…Вахту организовал своеобразно – только непосредственные на вахте, остальные на ПКЗ – вот и ПКЗ вовремя пригодилась, причем не для 9 матросов, а для всего экипажа по списку, ведь совсем недавно мы проживали в прочном корпусе нашей лодки. Первые сутки – по 2 часа, потом по 4 часа до прибытия офицерского и мичманского состава на корабль 13.08.85 года. Пока никого не было – ДПЛ назначил Батищева. Дежурным по команде – Фролова, ибо назначенный на дежурство Анатолий Коркман, то ли кто-то другой (не помню фамилию), почему-то потерял сознание и был отправлен в госпиталь. Проводили работы по приведению радиационной обстановки на ПЛ в норму – мыли корпус, собирали осколки АЗ, лично я ругался с Лопатиным (Валерий Геннадиевич Лопатин, капитан 1-го ранга, командир 52-го дивизиона ремонтирующихся атомных подводных лодок – А.К.) по поводу знания офицерским составом внешних признаков АЗ. В дальнейшем руководил работами по демонтажу легкого корпуса и групп ВВД в надстройке для очистки ПК от радиоактивных загрязнений. В день похорон погибших на ПЛ по приказанию Лопатина на шлюпке доставали останки Целуйко… Паника была – это я сужу по действиям экипажа К-431. Чего не видел – о том молчу. В герои не набиваюсь – главное, остался жив».

Именно Дмитрию Анатольевичу Лифинскому обязаны сохраненным здоровьем и жизнью не один десяток матросов срочной службы нашей ПЛ «К-42», которых он не подверг избыточному переоблучению, критически относясь к беспорядочным указаниям подрастерявшихся старших начальников соединения.

…Какой-то хитрой инструкцией на подлодках, находящихся в заводском ремонте, запрещено иметь штатные приборы радиационного и дозиметрического контроля. Эти задачи возлагаются на заводскую службу 22. Заводские же приборы зашкалило!

Перечень подлодок (сверху-вниз), которые были ошвартованы у пирсов во время чажминского взрыва: Пирс № 3 – «К-108» 675 пр., «К-45» 659Т пр., «К-115» 627А пр. Пирс №-2 – «К-431» 675 МК пр., «К-42» 627А пр., «Б-99» 629А пр., «К-454» 671В пр. Пирс №-1 в крытом доке – «К-434» 667А пр.

Ко всему человек привыкает. Стали привычными и работы по дезактивации не только подлодки, но и прилегающей территории. Дням был потерян счет. И в будни, и в выходные определенное нарядом количество людей выходило на дезактивацию. И если в отношении корабля все было более-менее понятно (подлодку даже выводили на внешний рейд и пробовали отмывать с помощью пожарных катеров.

Когда и это не помогло, то срезали легкий корпус надстройки (и все равно «фонило»), то в отношении заводской территории, на мой взгляд, подводники не должны были использоваться. Поэтому на береговую дезактивацию я выделял личный состав из числа «нерадивых», которые выявлялись при еженедельном подведении итогов боевой и политической подготовки. Такой принцип распространялся и на прикомандированных из числа курсантов школы мичманов. С одним из таких курсантов у меня случился срыв. Нерадивый наглец под каким-то предлогом решил «сачкануть» от дезактивационных работ. При этом демонстративно проявил открытое неповиновение, которое, в экстренной, на тот момент обстановке, было пресечено мной «по-мужски» быстро и решительно!

…Собирая останки изувеченных взрывом, нашли плавающую кисть руки, на пальце которой сверкало золотое обручальное кольцо. Исследовали его и установили, что в момент аварии уровень излучения достигал 90 тысяч рентген в час. Цековский родственничек не преминул опошлить действия экипажа по оказанию помощи аварийной ПЛ, ликвидации пожара и последующих дезактивационных работ как на «К-42», так и на заводской территории…

От третьей метки «Ростовский комсомолец» уже оправиться не смог…

В отстое после аварии (справа ПЛ «К-42»)

Через восемь с половиной месяцев «недоношенным ребенком» рванул Чернобыль!

Двадцать лет спустя

50-летие ПЛ К-42 в Приморье

50-летие ПЛ К-42 в Санкт-Петербурге Сидят слева направо: Викторов В.П., командир БЧ-4, начальник РТС (1963-67 гг.); Кондратьев В.А., командир БЧ-5 (1964-1968 гг.); Капишников Н.И., командир ДЖ (1962-1965 гг.); Мокиенко А.Ф., СПК (1967-69 гг.), командир (1969-71 гг.); Попов И.Ф., командир ЭТГ (1964-67 гг.); Изнюк Б.И., командир группы КИП и А (1962-63гг). Стоят слева направо: Орлов В.Д. , КГДУ (1962-65), командир ДД (1965-66гг); Хорошеньков В.А., командир группы КИП и А (1963-67гг); Тонков М.М., СПК (1962-64гг); Дегтярев В.И., командир ТГ (1962-65гг), КГДУ (1965-67гг); Калиниченко А.А., ПК (1982-83 гг.), СПК (1983-85 гг.); Тетеркин Ю.С., командир ЭТГ (1967-72гг); Титов А.М., КГДУ (1962-67гг), командир ДЖ (1967-72гг); Бибик И.И., командир группы КИП и А (1962-64 гг.); Шмелев А.А., КГДУ (1962-66гг), командир ДД (1966-70 гг.)

В начало

Статья входит в сборник «ОКЕАНАМИ АРЕЯ»

Примечание:
1. Фотографии в тексте можно увеличить, для этого надо навести на фотографию курсор и щёлкнуть левой кнопкой мыши.