Таким образом, стоянка наша была не более 4-х часов. А я всем в звонках и сообщениях – что встали на день, завтра переход в Йокогаму, вечером будет время созвониться и т.д. Ага! Уже выбрали свой гигантский якорь, взяли его на пертулинь и рустов. Наконец-то, мои действия в этой операции, приобрели почти осмысленный характер, хотя чёткого расписания, где должен быть – нет. Участвует в этом деле практически вся палубная команда, но тон задают несколько человек: старший боцман, боцман второго грота, наши матросы с фока Азиз и Анатолий Анатольевич. Остальные, включая и меня – массовка: для выбирания завал-талей стрелы, переноса дополнительных оттяжек, работы на шпиле и т.п. Но, по крайней мере, понимаю, что происходит и свои действия.

Почти сразу обрасопились и подняли паруса. Ночь шли под косыми (и двигателем). Утром, как всегда на фоке поставили марселя и фок. Но и на первом гроте в дополнение к стень-стакселю, также, поставили марселя и грот. И только на втором гроте – стаксель и марселя. Ветер – крутой бейдевинд левого галса. Ход весьма приличный, но какой – информации с мостика нет. На «Палладе», иногда объявляют после постановки парусов. Здесь, на «Седове», я никак не уловлю информации в обед – где мы находимся. То ли не принято, то ли я глухой.

Последнее – почти реально. Правое ухо заложило после утреннего, в воскресенье, макания в бассейн. Не знаю, почему. Разогрелся в сауне (в пять утра), влез в воду и почувствовал, что, вроде как, вода попала в ухо. Попрыгал, но так и осталось. Пришлось обратиться к фельдшеру Елене Викторовне. Вместе с судовым врачом Александром Георгиевичем, они меня внимательно расспросили об ощущениях и т.п. и назначили капанье в ухо перекиси водорода. Иногда, раз в год-два, у меня подобное бывало, поэтому то что пройдёт – сомнений нет. Но пока ещё ощущение заложенности не исчезло, хотя стало и меньше чувствоваться. Наверное, привык. Но, стерео восприятие – не то. Приходится, к какому-либо собеседнику разворачиваться левым ухом.

Конечно, в плане всех своих, возможных проблем с физическим здоровьем, приходится быть бдительным. Как бы не сглазить, но их реально нет. Каждое утро, вращаю свой резиновый бинт, разминаю колени, спину и т.п., не только с целью, что-то там развить (увы, уже, всё это в прошлом…), но главное – тест: убедиться, что механизм работает, и ничего в нём не скрипит и не отсвечивает.

Прошло уже (или всего?) три недели, как я на «Седове». Вроде бы привык, но иногда что-то не по мне. Очень здесь, педантично относятся к действиям по авралу. Безусловно, это верно – с таким нагруженным такелажем никакие отклонения от регламента недопустимы. Но некая палладовская вольница в подобных действиях, в частности, на фок-мачте – не отпускает. Там мы и косые и прямые на фоке поднимаем и ставим по два сразу (мировское наследие), хотя мостик и упирается иной раз, но знает, что старшего боцмана не переубедить. Укатывание косых – меня достало. На «Палладе» в море, мы их прихватываем сезнёвками к бушприту или сетке, не особо заботясь о красоте и ровности их укатки. Главное, чтобы не раздуло при усилении ветра. Парадная ровная укатка – только при возвращении. Здесь, в этой тесноте у бушприта, да ещё и с требованием выравнивания и т.п. – уходит тьма времени, учитывая назначенный народец.

Это, я ещё не работал с косыми на самом ноке бушприта – там, пока выручает Азиз, который каким-то образом умудряется укатать бом-кливер в весьма непростых условиях. Достала в этом плане, с косыми, и верёвочная бухта, которой надо обматывать парус. На «Палладе» длинной сезнёвкой обносится только «голова» косого паруса, причём достаточно двух-трёх оборотов. Всё остальное – сезнёвками на бушприте. Здесь же, бесконечная передача бухты, которая постоянно разваливается над и под парусом с её обтягиванием. Уж лучше бы применяли английскую шнуровку (или шворку, по-рыбацкому). Но, как известно, на каждом паруснике – свои правила, и уж никакому временщику не дано их менять.

В бытовом плане, никаких проблем нет. С моим соседом по каюте – полный консенсус – обитаем, не мешая друг другу, и по ситуации что-то, делая сообща. Я своими ранними подъёмами стараюсь ему не мешать и, вроде как, удаётся. Наша с ним каюта, в отличие от других по коридору, весьма просторная, хотя и вытянутая, в длину. Поперёк, у борта диванчик, который в обеденный перерыв занимает сосед Коля, т.к. спит на верхней койке. Точно также когда-то было и на «Надежде» в бытность мою там обитателем верхней койки. Диванчик в обед – был за мной.

Питание на «Седове» более разнообразное, чем на «Палладе» – вполне всё съедобное, хотя я мало обращаю на это внимания. Нравится, что первое блюдо всегда горячее. У нас накрывают задолго до обеда, всё в кастрюльке на столе остывает. Кому не лень – могут подогреть в микроволновке, но я от этого далёк. На вечерний чай (который здесь называют совершенно справедливо полдником) всегда какие-то печёности необыкновенных размеров или нечто изобретённое поварами и фрукты. Впрочем, и на «Палладе» шеф-повар не уступает, хватает и яблок с апельсинами. Некое самообслуживание имеет место: тарелки и чашки самостоятельно уносят в мойку, которая довольно далеко, по тому самому многометровому коридору под палубой юта.

Столовая команды по левому борту, кают-компания комсостава – по правому, напротив. Оттуда также самостоятельно, некоторые из них, приносят в мойку тарелки. Иногда образуется некая пробка из-за пересечения встречных сдающих. На «Палладе» – мойка, она же и раздаточная. Поэтому экипажу не разрешается в неё заходить (кроме плотника, имеющего допуск). Здесь, я не знал об этой традиции и оставлял свои приборы на столе. Но через пару дней обратил внимание. Попытался отнести тарелку куда-то наобум, но ничего поблизости от столовой не нашёл (оказывается, всё весьма дальше) – вернулся обратно. Чуть позже, наша буфетчица Даша, провела до этого закоулка.

На утренней планёрке старший боцман объявляет планы, кому-то выговаривает за упущения. Развод курсантов на приборку и затем, на разные палубные работы. Мне досталось помещение под нашей палубой и трап, ведущий туда. В помощь назначают четырёх курсантов, почти всегда – разных. Только я добьюсь от них правильного распределения действий, как на следующий день – новые. И суть у них одна – в пять минут что-то изобразить и слинять. А приборка длится 50 минут. На всякие разъяснения кивают своими тыковками, но делают по-своему.

Удивляют некоторые из них: не только не умеют мыть пол, но и активно сопротивляются. Затем, просто стоят и ничего не делают. Добро бы ещё были какими-то там годками или в этом духе. Такие дохленькие птенчики, а туда же. Воспитывать их – совершенно не моя обязанность. Апеллировать к боцману – вообще, расписаться непонятно в чём. Никаких механизмов воздействия – нет. Если бы я эту приборку делал один – за отведённое время, тут всё сверкало бы. Но этому народцу только того и надо – чтобы кто-то за них…

На палубных работах мне досталось обновление аварийного инструмента с самого начала моей деятельности. Уже новые подставки под него, ящики с клиньями, инструмент и пр. – загружены в отремонтированную кладовую. Сейчас – работа с инструментами по околке льда. Весьма актуально в свете предстоящего перехода по Арктике. Для этой цели извлечены пешни – довольно мощные, такие ударные копья с деревянными рукоятками. Из одной из них я уже выжигал обломок. Теперь, в зачищенное остриё надо подогнать новую рукоятку. Боцман нашёл метровый кусок бруска из твёрдого палубного дерева – дескать, вот из этого. А, чем и как – догадайся по голосу…

На «Палладе» бы – всё без проблем. Весь инструмент – в моём ведении. Здесь – отправился на поиски, хотя бы топора. Говорят – где-то на одном из гротов. В ходе поисков, случайно, обратил внимание на мощный электрорубанок у первого грота. Возражений не последовало. Очень успешно, брусок трансформировался в рукоятку – осталось сделать только конус, чтобы вбить в это копьё. Вспомнил, что видел в фоковской кладовке большой напильник-рашпиль. Отшлифовал шлифмашинкой (нашлась такая в плотницкой), и рано или поздно, новая рукоятка надёжно заняла своё место.

Погода установилась – лёгкий ветер, волны нет. Аврал – подняли почти все паруса на всех мачтах. На фоке – всё, кроме бом-брамселя. На остальных приготовили гроты, но также пока без бом-брамселей. После вечерней приборки – аврал: паруса добавлять. У нас ставить бом-брамсель, у других – грот и бом-брамселя. Выбрали шкоты бом-брамселя, приготовили бом-брам-фал для подъёма подвижного бом-брам-рея с поставленным парусом. И тут я допустил ляп – потравил при подъёме бом-брам-рея правый шкот бом-брамселя, хотя требовалось только травить гитов. Не знаю, что мне в голову взбрело, но показалось, что шкот надраивается. Оно – так и есть. Конечно, закреплённый шкот через свой накладной блок нока верхнего брам-рея начал набиваться по мере натягивания боковой шкаторины. Когда шкаторина полностью выпрямляется, боцман даёт команду на остановку подъёма рея. Но я об этом нюансе как-то не вспомнил – думал, что бом-брам-рей поднимаем до упора, а после уже набиваем шкоты.

В общем-то, ошибка новичка ни к чему страшному не приводящая. Но неожиданного визгу от матроса Влада было более чем. То ли он хотел показать боцману, какой он уже грамотный, или пожалел своих трудов (я видел, что он на нагеле крепил шкот, который я растравил). Но демонстрация растопыренных пальцев – полная. (Ну, надо же! Из всех нормальных мужиков на фоке, попадётся же какой-то, вдруг, дирижабль!). Но боцман, Николай Митрофанович, отнёсся к этому очень спокойно. Шкот без проблем подобрали усилиями трёх человек (всех-то дел!) – подошёл ко мне и буквально показал на пальцах про крепление шкота и боковую шкаторину. Шкот паруса на подвижном рее заранее набивается и в ходе подъёма рея травится только гитов с горденями до набивания боковой шкаторины – на каждом борту. Всё равно, неприятно, что не сообразил в таком простом вопросе.

Но, никаких методических пособий, как на «Палладе» с собратьями – здесь я не видел. Боцман иногда проводит с курсантами занятия после рабочего дня. Предлагал и мне, как только дойдут до брасопки, постановки и выравнивания реёв, также прослушать это дело. Но так и не состоялось, хотя я интересовался – будут ли. Так что – методом тыка и ошибок.

Достаточно много нюансов, которые даже с моим опытом пока понять не в состоянии. Например, при убирании прямого паруса на подвижном рее в его, ещё верхнем положении: гитов выбирают, шкот травят, а с горденями, только стоят наготове. Почему нижнюю шкаторину сразу не подтягивают к рею – непонятно. В какой-то момент, по команде боцмана, выбирают горденя. В чём фишка – не разумею. Либо снасти мешают чему-то, или ещё как. Спрашивать я перестал кого бы то ни было после того самого визга. Сам боцман, Николай Митрофанович, безусловный авторитет, на котором держится весь фок. Он иногда объясняет мне какие-то детали. Чаще всего, это начинается так: «Посмотрите вверх, вы же видите, что к ноку верхнего брам-рея…» Он-то, сам, конечно видит, но я, кроме переплетения тьмы концов – ничего. Впрочем, это бывает, когда случается какой-либо мелкий ляп, и я где-то при этом рядом.

Весь рабочий день я был в стружках и опилках – подгонял новую рукоятку из валька старого весла в тяжёлый гарпун. Форма на конус, пришлось много оттачивать, в основном, вручную. Весь в поту и в этой древесной пыли – кое-как отряхнулся и сунулся было в душевую перед обедом, а там приборка. Тоже непонятно – неужели, мне одному надо. Времени перед обедом, всего-то десять минут, от объявления перерыва. В каюте можно разве что умыться.

С окончанием второй половины рабочего времени – эпоха авралов с перерывом на приборку. На первом – добавление косых парусов на первом и втором гротах. Заранее были спущены две шлюпки с фотокорреспондентами, которые снимали во всяких ракурсах пирамиды всех парусов «Седова». Сразу – поворот фордевинд. В этом действе, фок мало участвует. В основном работает первый и второй грот. Паруса первого грота уваливают судно, паруса второго и бизани травят или ставят реи в линию ветра. На фоке остается только перебрасопить реи. Парус-фок взят на гитовы и горденя заранее. Перебросили косые с отходом ветра и поставили фок по новой. До конца чайного перерыва к концу аврала осталось 10 минут, но малая приборка объявлена, как обычно.

Через полчаса, по окончании работ, аврал на убирание парусов. Все прямые на гитовы и горденя, косые вниз. Часть – укатывать. На обоих гротах бом-брам-реи перевели в нижнее положение, на фоке – почему-то оставили. Но команда на укатывание бом-брамселя и верхнего с нижним брамселей – последовала.

Я уже приготовился идти на верхний брамсель (а рей – в верхнем поднятом положении) или, деваться некуда – на бом-брам (дойду с передышкой на салинге). Но тут Николай Митрофанович подозвал дирижабля и спросил, знает ли тот, как укладывать излишки паруса, выбранные на рей внахлёст с двух сторон. Тот не понял, о чем речь. Боцман взглянул на Азиза: – придётся тебе… Мне, с одной стороны, как бы, ну и хорошо, что не я. Но противно как-то. И понимаю, что уже я не мачтовый виртуоз – пока, туда доберусь… Но, и чувство какой-то ущербности не отпускает.

По поводу излишков паруса на бом-брам-рее внахлёст на его центре, я понял: рей достаточно короткий, а парус имеет относительно большую ширину. При укатывании и перемещении на рее, складок паруса к мачте, образуются на середине по полтора-два метра пузыря с каждой стороны, которые как бы некуда деть. Вот эти излишки и надо положить друг на друга, чтобы всё компактно вошло в чехол. На «Палладе» за счет несколько другой геометрии бом-брамселя и длины рея такой необходимости нет – там эти излишки приходятся почти встык.

Так или иначе, Азиз с группой курсантов пошел наверх, дирижабль на верхний брамсель, а меня и Анатолия боцман отправил на бушприт. Укатали мидель-кливер, чтобы не мешал заниматься следующим, к ноку бушприта. В принципе – довольно быстро. Но с бом-кливером пришлось повозиться. Места и для сброшенного по штагу паруса, и для команды, практически нет – до того всё очень тесно, сжато и т.д. Поэтому Толя, стоя на самом ноке, занялся «головой», а я с курсантами – упаковкой шкаторин к центральному шву. Для этого вытащили бом-кливер насколько смогли, прямо на укатанный на бушприте мидель. Рано или поздно веревка, которой крепят, дошла до нас. Увязали, прикрепили к бом-утлегарь-бакштагу (тросы по бокам от нока бушприта). Закончили одновременно с работающими на реях.

Убедился лишний раз в неэффективности подобной укатки косых. Много времени и сил уходит на протаскивание бухты верёвки для обноса паруса и её обтягивание – при этом, она постоянно путается в курсантских ручонках. На «Палладе» наши сезнёвки с кольцами – много эффективнее. (Подумал, что мы тоже, вначале обтягиваем голову несколькими шлагами. Надо от этого отказаться и также сделать по высоте складок паруса на штаге две таких же затяжки).

Последний день июля прошёл всё под теми же знамёнами. Утренняя планёрка, речь старшего боцмана Владимира Алексеевича: «кислотим-красим», некая информация старпома, что в никакую Йокогаму не идём, но идём в Пусан на рейд, где будем бункероваться примерно 6-го числа. Далее поздравления нашему матросу Азизу с днём рождения. Аплодисменты. Чуть позже, перед своим построением, курсанты подарили ему красивый вязаный шарф и всякой мелочи. Видно, что они его любят – он к ним, всегда внимательный и добрый, хотя и не спускает разгильдяйства.

Аврал – подняли и поставили на фоке все косые, марселя и фок. Как и положено – больше всех других мачт. Рабочее время, в течение которого, я продолжал заниматься черенками гарпуна, пешней, сачка и отпорника. Подгонял, сажал на краску эти копья и прикручивал саморезами. Всё также – весь в опилках. Но на сей раз с душевой повезло – приборки на это время не было.

К концу малой приборки – учебная тревога по пожару и оставлению судна. Согласно личного расписания, ринулся искать спасательный пост №7, где должен вооружить пожарный рукав, ствол и тушить всё, что в корму и по левому борту от очага возгорания. Примерно я знал, что этот пост находится где-то в корме, но где именно – как-то не удосужился. На мои вопросы, была некая отмашка руками – где-то там, в корме!

А пожарная тревога уже набрала свои обороты: разведчики облачаются в свои костюмы, кто-то бегает с огнетушителями, и только один я блуждаю по корме в поисках загадочного СП-7. Помог боцману второго грота растянуть пожарный рукав по команде мостика и продолжил свои поиски. Минуту спустя, вдруг в пожарном рукаве зашелестела подаваемая вода. Брандспойт ранее мы положили на кофель-нагельную планку – обозначили готовность. Никто к нему не подходит – все заняты чем-то другим. Хорошо, я догадался прыгнуть к этому стволу, почти в тот момент, когда напор уже поднял его в воздух. Прижал к верху фальшборта и направил струю в море. Давление такое, что еле удерживал. Рядом крыло мостика. Оттуда капитан Виктор Юрьевич спросил про завесу. Я подёргал рукоять переключения, но ничего не произошло. Завеса – это круговое распыление воды от брандспойта, защищающее пожарного. Значит – некий трамбл.

Рано или поздно, отбой пожарной тревоги, но тут же объявление новой: по оставлению судна. На сей раз я всё знал – где мой плот и т.п. Увидел, кто командир плота и с кем его делить (помимо экипажа – ещё десяток курсантов). Отбой тревоги, продолжение приборки и т.д.

Через час – аврал на уборку парусов. Прямые оставили на гитовых и горденях. Косые – убираем мы с Анатолием Анатольевичем. Чуть живее стало всё получаться, укатали побыстрее, чем в прошлые разы. Но всё равно – это не «Паллада».

Наступил последний месяц лета. Суббота – банный день. Наверное, потому что включают на прогрев сауну. Но когда ею пользоваться – вопрос открытый. Идём под стакселями и апселем. Несмотря на тяжеловесность «Седова» для этих косых парусов – именно, идём ходом около 2-х узлов. Погода солнечная, ветер – слабый галфвинд в правый борт. Поэтому, «кислотим» оба борта и покрываем бом-брам-фордуны битумно-резиновой смесью. Наверное, это покрытие способствует защите стоячего такелажа от коррозии. А возможно, наоборот, усиливает, т.к. трос под этой плёнкой не проветривается, и одному Богу известно, что там с ним происходит.

На «Мире» мы покрывали фордуны и штаги смесью из черни и солярки. Там так принято испокон веков. Тоже считается, что есть некая защита. Но, по-моему, кроме безжалостного отпечатка на парусах – больше ничего. На «Палладе» обходятся без этой мазни. Такелаж сухой и совершенно не видно, чтобы этот трос-проволока, который применяется для вант, фордунов и штагов, как-то поржавел. Наоборот – весь трос на виду – по состоянию внешних проволок, можно делать определённые выводы. А то что эта проволока по формуле 1×19 или 1×37 внутри напитывается водой, несмотря на натяжение и поверхностную обмазку – дело однозначное. Всегда в этом убеждаемся при подтягивании палубных талрепов. 1×19 и т.д. – означает, что относительно одной центральной навито 19 проволок или 37 в зависимости от диаметра снасти. Т.е. для штагов и фордунов применяется только проволока, но никакой, к примеру, шестипрядный трос. Обусловлено повышенной нагрузкой на растяжение. Так что, на мой взгляд, от воды, проникающей в трос-проволоку (образование конденсата и влажность), никакая обмазка не спасает. А вид парусов, особенно новых, всё это конечно портит.

На одиночной беседке по фордуну подняли «космонавта» с банкой смеси и по мере покрытия троса, перетравливали вниз. Нам с дирижаблем выдали по два курсанта. Я с кормовой части шкафута, тот от носа навстречу. Вывесили за борт подвески, застраховали бойцов и те, макая малярную кисть в кислоту, покрывали ею ржавые пятна на борту и иллюминаторах. До обеда сделали правый борт – после левый. Эффект хороший – буквально через минуту от ржавчины не остается и следа.

Дирижабль опять отличился своим визгом, когда у меня одна сторона подвески при развороте ушла с перекосом. Из-за высокого фальшборта, когда крепишь фалинь беседки, не видно курсанта. Он должен стоять на одной её стороне, держась за фалинь и свою страховку. Второй конец беседки разворачивается отдаваемым фалинем. Отдаю его только сам, чтобы развернуть беседку. Другой мой курсант смотрит, где находится человек на ней. Спрашиваю: «Занял место?» – Ответ, что, да, занял. Да только, не на том краю. Конечно, беседка накренилась при отдаче фалиня. Ничего не случилось и не должно – курсант привязан отдельной страховкой, и я сразу задержал фалинь. Но и поднять теперь конец наклонённой беседки с его весом не так легко. Вот тут и заверещал бдительный матрос с соседней работы. Проявил заботу и внимание боцмана. Павлик Морозов.

Спросил наблюдающего своего курсанта – зачем доложил, что тот, на беседке занял место для разворота. В ответ, конечно: – дык, мык и т.д. При работе с курсантами, всегда, только самому надо убеждаться в нечто, подобном.

Вообще-то, с каждым днём, настроение моё, в отношении себя на «Седове», становится всё менее оптимистичным. Достаёт какой-то постоянный дискомфорт и непреходящее ощущение, что я тупею день ото дня. Всё-таки матросские обязанности – не мой профиль, хотя и умею, практически, всё. А тут ещё ухо не проходит. Чтобы с кем-то общаться, приходится поворачиваться левым боком. (Не хватало, чтобы ещё с какого-либо испугу и это ухо заклинило…). Никаких болевых ощущений нет, но заложенность в нём не проходит. Каждый день в медчасти капают перекисью, она шипит и шкворчит, но толку как-то мало. Даже боцман, видя, что я напрягаюсь, чтобы расслышать что он мне говорит – повышает голос, как для глухого. Только этого мне не хватало. Консультацию специалиста можно получить только по прибытии. Объясняю, что-то курсантам, а у самого голос как из бочки. Вот же, ещё напасть!

Воскресенье – день большой вечной приборки. На «Палладе» это мероприятие для меня пролетало незаметно. Постоянно, что-то делал в парусной. Палубой занимались боцмана мачт с матросами. Но вот теперь сам в этой шкуре. У курсантов песня одна: – а, можно, мы быстро сделаем и в кубрик? Пытаюсь объяснить, что дело не в скорости, а в качестве – и, вообще, во времени, потому как от забора – до заката… В принципе, на сей раз попалась понятливая команда. Тем не менее, стоят – трут сухими тряпками стенки, переборки и т.д. Увидел, в углу блок поролона, оторвал кусок, макнул в мыльную пену и покрыл всю стенку с изобилием. Ещё раз пояснил, что вначале – отмываем с мылом и пеной, а после протираем, отжимаем и досуха – снова. И время ваше пролетит незаметно. Как ни странно – убедил.

Самому, конечно, жаль на это времени – мог бы сплести красивую сеть на большой сачок с пятиметровой рукояткой (положено иметь его у вахты на трапе, и я его изготовил). Кто-то из старых матросов, хотел просто привязать к обручу обрывок сетки, но боцман Николай Митрофанович посетовал, что это будет некрасиво.

Впрочем, на это ещё будет рабочее время. Но там ожидают своей очереди восемь заготовок под большие мушкели (деревянные круглые молотки), к которым надо приделать рукоятки, покрасить, и т.п. Проблема, опять-таки, в инструменте. Отверстия надо делать под конус, для чего вначале его высверлить крупным сверлом, а после раззенковать. Но, где этот зенкер, вопрос ещё тот.

Некоторая информация от старпома: на предстоящий переход на «Седов» высаживается большая группа из тренизов, путешественников, корреспондентов, географов и, как он выразился, разных скоморохов… Всех их надо разместить, а поэтому уплотнят кого возможно в каютах экипажа.

Мы с соседом по каюте ничего хорошего от этого не ждём. У нас есть третья верхняя койка, которую используем под склад мелких вещей, сушилку с веревкой над ней и т.п. Так что могут подселить, хотя по файер-плану наша каюта обозначена, как двухместная. Я уже упоминал, что она довольно, несуразной планировки: вытянута поперёк судна и сжата. Этакий мини – плацкартный вагон. Один шкафчик на двоих (мы его поделили – дверцами), тумбовый небольшой стол (по выдвижному ящику каждому) и один диванчик под иллюминаторами. Я им пользуюсь по утрам для компа, а сосед Коля – в обед и вечером. Всё весьма компактно, так что подселение третьего лица, будет для нас большой проблемой. А с учетом моих подъёмов в полпятого утра – ещё более. И так стараюсь лишний раз не громыхнуть чем-либо – сосед спит. Уже я отработал после зарядки – пользоваться душевой (а заодно и сауной, когда ещё не остыла) – зубы и всё такое. Но, утренний кофе – почти ритуал. И лишиться его, как-то не хочется (если, это третье тело, вдруг, будет спать на диване).

По мере освоения такелажа и всяко-разного в проводке снастей, продумываю, что же, внедрить полезного на «Палладе» из седовского опыта. Пока из основного подмеченного – наверное, следующее:

– на шкотах стакселей небольшие медведки на мантылях перед оковкой шкотового угла и перед подвижным блоком веревочной части. Безусловно, они смягчают динамический удар по штагу при переносе шкотов. На кливерах – медведка только перед подвижным блоком.
– Для перехода с основных вант на марсовую площадку применяется дополнительный вертикальный трап из двух вантин с выбленками. Позволяет избежать отрицательного угла при подъёме на марс по путенс-вантам. Имеет смысл продумать подобное и для салинга и, может быть, для брам-салинга на «Палладе». Хотя у нас, на них и предусмотрены страховочные вертикальные леера – возможно, лишним не будет;
– в качестве выбленок на стень-вантах применены стальные оклетнёванные тросы с огонами, которыми они к ним принайтованы. Довольно надёжно, долговременно и более устойчиво для ноги;
– на выбросках (не на всех) применяются две лёгости. Что-то мне объяснял матрос Толя в первый день, но не удержалось в голове, в чём тут фишка. Надо узнать;
– на некоторых флаг-фалах сделаны лёгости на конце, идущем к верху. Мелочь, но ценная;
– система фалов и оттяжек для подъёма флагов расцвечивания с палубы (ещё не вник, но важно!).
– рабочий шкентель от топа фок-мачты с креплением ходового конца на фальшборте, а грузового в районе полубака. Постоянно готов к применению.

Понедельник запомнился работой в форпике по расхаживанию запоров для его люковых закрытий. Их – четыре: вход на самый нижний этаж и ещё три, начиная от тамбучины верхней палубы под полубаком. Все крышки этих люков открыты. К запорам давно никто не прикасался – всё потребовало усилий и изобретательности, чтобы это дело расходить. Нижний лаз находится далеко внизу (не менее 10-ти метров). Двое курсантов, приданных в подмогу, с немалым трудом сняли барашки с крепёжных пальцев. Каким-то подручным инструментом, ломами, фомками и т.п. стронули эти детали и заставили их легко крутиться в своих петлях.

На втором этаже на эти закрывашки навалена якорная цепь, вернее, её какая-то запасная смычка. Еле растащили эти неподъёмные звенья. Собрал все барашки и болгаркой с закреплённой на ней корщёткой, отчистил, не менее чем столетнюю окалину. Половина из них оказались медными.

Как только до перерыва на обед осталось 10 минут, объявили аврал: перенос косых и брасопка. Всё, в отличие от «Паллады» – долго, нудно – с бесконечным равнением ноков реёв топенантами, подтягиванием до посинения гитовов и горденей. Снова мне боцман: «Смотрите вверх на горденя! Видите слабину!» – Откровенно говоря, из-под мачты не очень-то видно – надо отходить в сторону. Наверное, опытный боцман и прав – надо следить за слабиной. Но, не моё это, матросское дело. Должна быть команда на выполнение. Минут через сорок ушли на обед (ну, и брасопка!), а после обеда увидели, что один гордень на бом-браме оторвался. Не вынес всех этих подтягиваний.

Утром в стиральную машину бросил полукомбинезон вместе с футболками, носками и т.п. На быструю стирку, эта единственная машина на всю нашу деревню, настраиваться не захотела, как я не вертел какие-то ручки и кнопки. Оставил как есть. Открутил свой физкультурный тест, пару раз зашел в сауну, чередуя с бассейном, затем в душ, но машина и после этого работала ещё час. С учётом населения деревни, одна стиральная машина на всех – это нечто! Население: помимо палубной команды, здесь же обитают на другом борту мотористы и команда обслуживания (повара, дневальные и ещё какие-то люди, до сих пор не разобрался), т.е., плотность весьма высокая. Поэтому, днём ранее, мои попытки встрять в непонятную очередь к этой машине не увенчались ничем. Работает без перерывов. Только утром и есть возможность.

Некоторые странности в бытовом устройстве судна меня несколько удивляют (чтобы не сказать – ошарашивают). Та же стиральная машина, вместе с ещё двумя – неисправными, размещена в туалете, общая дверь в который, постоянно открыта. В полуметре от строя этих трёх машин – четыре кабинки, причем крайняя – с объявлением на ней, что она – для дам. (Вообще-то, надеюсь, что она, вроде как, запасная). С учётом крайней хилости каких-то прикрываемых дверок, да ещё открытой нижней частью этих сооружений – пользование, как-то скажем, не комильфо… Местный народ, наверное, привык, но мне как-то диковато. И, время от времени, достаёт пересечение с уборщицей, которая начинает свой день с пяти утра.

Так или иначе, жизнь продолжается. Вместо завершения работы с креплениями крышек люков в форпике, боцман направил меня с двумя курсантами на покраску бортов. Для этого мы с ним поднялись на мостик в ходовую рубку, где на экране старпом нам показал фото с пятнами от буксиров на отдельных частях. Дел в этом плане немного, но прокопались весь день. Пока подвеску вывесили, да пока высадили курсанта на неё. Первый раз человек держит малярный валик. Объясняю, что надо его прокатать по дощечке в банке с краской. Он начинает раскатывать валик по подвеске, на которой сидит – хорошо, что успел это увидеть почти вовремя.

Наконец-то, объявили аврал на укатку парусов – видимо, пора двигаться в Пусан на рейд, на бункеровку топливом. Видимо, никогда я не привыкну к местным правилам укатки прямого паруса на рей. Обязательное растравливание горденей – дело, наверное, нужное, но на мой взгляд – не обязательное. Здесь это применяется для того, чтобы сместить складки паруса в сторону мачты, во избежание такого комка в районе гордень-боута. Но проблем возникает много. Горденя можно травить, если нижнюю шкаторину, уже придерживают руками. Добиться этого придерживания достаточно непросто. Надо по всей длине руки рея. Но бестолковцам на рее, это как-то по барабану. Кто-то держит, кто-то изображает. Теперь надо доораться на палубу, чтобы горденя потравили. Как я уже не раз убедился – никого там нет. После раздёрнуть горденя от мачты к рею, чтобы появилась та самая слабина, которая позволит переместить складку паруса. И в завершение – общими усилиями, по мере выбирания паруса на рей, рывками смещать складки в сторону мачты.

Наконец, появился шов чехла, в который надо забить всё, что набрано на рей. Делается это аккуратно, мелкими щипками изнутри чехла. Но, народец — по-бульдозерному, сгребает в чехол сразу всё. Конечно, вырастает снежный ком. А надо ещё и нижней шкаториной, выбранной на рей в самом начале, накрыть всё набранное в чехол-мешок. И, наконец, надо двумя руками взяться за чехол, как можно ниже, и по команде, одним рывком забросить его на рей.

На «Палладе» всё на порядок проще. Так же выбирается парус на рей. Без всякого потравливания горденей, складки смещаются в сторону мачты. В чехол забивается всё с рея, но если на рее остаётся нижняя шкаторина, а в чехле уже места как бы не хватает, то и ладно. Всё равно она накроется чехлом сверху. Накатывается чехол с парусом внутри, накрывает то, что не удалось в него забить. И самое главное, за счет накатывания чехла, подворачивается часть паруса в районе нок-бензельного угла. Сразу ноковым задача легче.

В самом начале аврала, потравили марса-фал и отправили верхний марса-рей, в нижнее положение. Моя команда на правой руке нижнего марса-рея. Верхний рей всего в полутора метрах над нижним. Поэтому, над нами ноги на перте, укатывающих верхний марсель. Сверху сыпятся какие-то рекомендации (от дирижабля), который вдруг увидел, что ноковые на нижнем, по его мнению, не справляются. (Вот же, делать нечего! Занимайся своим реем). Моя основная задача – добиться от курсантов упаковки паруса в чехол и накатить его на рей. Победил. Уложили и привязали. Посмотрел на боковую шкаторину – нормально завернулась.

Переместились на фока-рей. Там на правой руке уже прибыл народ с бом-брамселя. На ноке руководит Азиз. Но ему достаётся ещё хлещё – парус очень тяжелый в 360 кв. метров (на «Палладе» 208). Курсанты тянут изо всех сил нижнюю, Азиз требует сместить складки паруса к мачте. Что-то выполняем. Бесконечная выборка паруса на рей и смещение его к центру. Наконец появился чехол. Забиваем в него парус с рея. При этом надо держать одной рукой чехол за шов. Конечно, одному не удержать – только всем. Но, Азиз всё не даёт команды на накатывание – что-то, там, на ноке не ладится. Необходимо ещё накрыть нижней шкаториной, всё набранное, в чехол под верхнюю. Наконец, вытянули его на рей, ещё надёрнули и всё улеглось. Привязываем сезневками и вниз.

Но, мне ещё достался фор-стень-стаксель. При спуске он падает на палубу бака так, что работать с ним удобно. Но для кадетов – это всё равно непосильная задача. Показываю, как укатывать заднюю и нижнюю шкаторины, складывать такими лепестками, заворачивать к центральному шву и т.д. Народу много, но что-то пытаются делать единицы – остальные смотрят в толкучке. Призывы что-то потянуть, переместить – в никуда. Кадетский принцип един – лишь бы кто-то, но не я. Пока сам что-то делаю – вроде изображают помощь. В общем, кое-как упаковали. От меня – выжатый лимон.

Вторые сутки под двигателем. Никаких признаков Пусана не видно. Или туман или открытое море. Здесь, на «Седове», в отличие от «Паллады» с систершипами, море и океан, где-то сами по себе. Там леерное ограждение, через которое – ничего не мешает глазам видеть, что творится на море. Здесь, особенно на шкафуте (в нашей деревне) фальшборт настолько высокий (мне, со своими 185, в самом низком месте – только по горло). Чтобы посмотреть за борт – надо встать на кофель-нагельную планку. Так что в своей деревенской жизни, мы что-то видим только с мачты, а там не до красот, или с палубы бака, если занесёт туда по делам. Наверное, чуть проще на палубе юта – это во владениях первого и второго грота. Но, и у них есть стена из фальшборта, хотя и меньших размеров.

В нашем фальшборте имеются по три шторм-порта. Это такие закрылки, выпускающие воду с палубы за борт, но препятствующие её поступлению при крене. В книге «Последняя пшеничная гонка» автор Эрик Ньюби, на то время ученик матроса, описывает своё плавание на одном из парусников компании Густава Эриксона. Эти парусники, которых было всего 17, и, имевших традиционное название на «П» (Поммерн, Пассат, Падуя, Памир и т.д.) ходили за зерном в Австралию, только под парусами. Команда всего 28 человек. Две вахты по 9 человек управлялись со всеми парусами и брасопкой. Причём, при подходе к Южному океану, меняли паруса на более тяжелые.

Путь до Австралии совершали в балласте. Иногда был попутный фрахт, преимущественно в Кейптауне. В Австралии на свалках грунта высыпали из мешков песок и выгружали из трюмов слежавшийся балласт из камней, глины и всяко-разного. Работа – чудовищная по своей нагрузке. После этого, те же мешки, более пяти тысяч штук, но уже с зерном, портовые грузчики, размещали в трюмах. И груженое судно, с весом зерна в 5200 тонн отправлялось в обратный путь через мыс Горн в Атлантику и домой в Европу.

Конечно, за время рейса было всё: и штили, и шторма. Причём, такие чудовищные, что вся корма уходила под воду (волны более 10-ти метров, как правило, с кормы). Вот тут и вступали в дело шторм-порты. Вода до прихода следующей волны успевала частью, уйти через них. Автор описывает, как его вбило волной в опорные леера для этих захлопок, и только чудом, на обратном крене вынесло на палубу.

Сама гонка с зерном начиналась непосредственно от Австралии, где собиралась часть всех парусников (в том числе, и барк «Магдалина Виннен», c 1936 года переименованный в «Командор Джонсон» (Commodore Johnson), а ныне – «Седов», на котором имею честь писать эти строчки). Путь от Австралии до Европы занимал от 83-х до 90 с лишним суток. Очень препятствовали рекордам штилевые зоны, порой более 2-х недель, не дающие ходу.

Работа с парусами, силами всего лишь одной вахты, была непрерывной. Использовались любые возможности для применения всей парусности. Если рвались, тут же меняли, или при первом же, затишье. Несмотря на сложности кругосветного перехода только под парусами, непрерывная эксплуатация 17-ти парусников, давала хорошую прибыль компании Густава Эриксона со штаб-квартирой в Мариехамне (Аландские острова, Финляндия). Конечно, за счет топлива, малочисленной команды и т.п. Но рисков было много, начиная от предпосылок к смещению груза и потери управления в ураган, когда парусник могло бросить в брочинг и поставить лагом к волне. В таких случаях капитан сам вращал штурвал со своими помощниками, пока команда выправляла положение с парусностью.

Очень тщательно закрывали люки трюмов. Автор тех воспоминаний удивлялся, каким количеством брёвен укрепляли все закрытия и даже поверх нагружали тяжелые станины, уже не нужных пока лебёдок. И во время сильнейших штормов, убеждался в правильности этих действий. К сожалению, останется неизвестным, почему погиб учебный барк «Копенгаген», помимо курсантов, использовавшийся для грузовых перевозок. Возможно – смещение сыпучего груза. Такая же участь постигла и барк «Памир». Спаслось несколько человек на полуразрушенной шлюпке, которая по сей день хранится в церкви Святого Якоба в Любеке отдельном приходе (по-моему, так называются эти отдельные ниши-помещения).

Моряки всего мира оставляют там венки и прочие памятные сувениры. В бытность на «Надежде», под командованием капитана Василенко Владимира Николаевича, мы там тоже оставили памятный венок. В бытность мою на «Мире», также, несколько раз довелось быть в этом соборе. Оставили с плотником Александром Васильевичем Самойленко (Красный Плотник! – всегда носил комбинезон этого цвета) – свои слова в книге посетителей этого мемориала. Встретились тогда же, в Любеке с капитаном «Седова», на тот период времени – Николаем Кузьмичом Зорченко.

Не менее интересная книга о первом своём плавании на «Магдалене Виннен» («Седов») в воспоминаниях Вильгельма Лефлера, ходившего юнгой. Сложности и тяготы подобных рейсов, сейчас трудно себе представить. Но, как могли всего с десяток человек (парусная вахта), управляться с таким такелажем, в т.ч. на реях (про страховку ни у кого не упоминается) – я и сейчас не представляю.

Кстати, обе книги, самостоятельно переплетённые, мне для чтения дал парусный мастер «Седова» (уже много лет) Евдокимов Игорь Григорьевич (почётное прозвище среди друзей – «Леший», почему уж так, судить не могу – возможно, из-за своей работы в парусной мастерской, напоминающей некое подземелье).

Парусный мастер «Седова» Игорь Григорьевич Евдокимов

Но самое интересное, что обе книги Игорь Григорьевич перевёл сам – о плавании на «Магдалене Виннен» – с английского, а про пшеничную гонку – с немецкого. Причём, только со словарём, не пользуясь никакими компьютерными переводчиками. Вот, с какими людьми из парусного мира имею честь дружить!

Во время какой-то паузы в рабочем времени, спустился в форпик, проверил и расходил все барашки на запорных штоках крышек люков. Конечно курсанты, приданные мне на это дело, обошлись минимумом действующей резьбы, но густо смазали всё. Довёл до логического завершения. Боцман поручил проверить, смазать и расходить, при необходимости, запорные устройства люков аварийных выходов. Первый люк, с весьма сложной системой выдвижных штанг, был из кубриков курсантов, размещенных под нашим шкафутом.

Вот тут, проверяя, как работают эти задвижки, от штурвалов на крышке с обеих сторон (устройство, ещё сложнее кремальерного затвора рубочного люка на подводной лодке!) – увидел, что представляют собой курсантские кубрики на «Седове». Это просторные 4-х местные отсеки с красивой лакированной мебелью, со столиком между койками. Наша каютка, по сравнению с этим гостиничным раем – просто жалкое, тесное убежище. Да, ещё к нам скоро подселят третьего матроса – сливай воду, туши свет! Как мы разместимся – сейчас у нас с соседом начинает болеть голова… Так что, жилые помещения для курсантов на «Седове» – это не просто лучшее из всего, что мне довелось видеть, а весьма комфортная обитель. С палубной командой – и близко не сравнить. На мой взгляд – все условия для учёбы, занятий и отдыха. Но, видимо, если не с чем сравнить – то не дано почувствовать.

Неожиданно, Николай Митрофанович (боцман фока) поручил мне изготовить из мощной трёхпрядной веревки сплесень на серьгу для канифас-блока бом-брам-фала. Я, конечно, проникся ответственностью и начал очень тщательно. Марки на кончики прядей и на сам трос, в месте начала их роспуска. Измерил длину, отрезал своим стропорезом. Соединил по науке и начал пробивку прядей, пока в одну сторону. Подошедший боцман без слов отрезал мои марки на тросе и показал, как пробивать пряди без этой, как бы страховки, что они расползутся. В самом деле, если оставлять эти марки, то после нескольких пробивок в обе стороны и их удаления, образуется некоторая слабина в затяжке прядей.

Я об этом знал и собирался, сразу же, обтянуть. Но Николай Митрофанович показал, что надёжнее, обтягивать без этих моих предосторожностей, чтобы начало сплесня никак нельзя отличить от любого места пробивок. Но, самое главное – показал выполнение т.н. разгона прядей по окончании пробивок. Утолщение короткого сплесня плавно сходит на нет, благодаря чему, изгиб не переламывается в этом месте. Разгон прядей: одну делим на две части и отрезаем половину. Пробиваем все три. Ещё раз, полную прядь делим и отрезаем половину. Другую пробиваем. Оставшуюся полную прядь пробиваем так, чтобы образовалась с ранее пробитыми, некая лесенка. Обрезаем всё с запасом в два см. Вот так – век учись…

На «Палладе» нет особой необходимости в подобных коротких сплеснях. Почти все наши снасти меньше по толщине, и проходят через шкивы нержавеющих блоков. Поэтому, чаще всего, нам приходится делать т.н. разгонный плесень, чтобы он помещался в кипе шкива. Но иногда, убедившись, что на пути снасти не будет блока, тоже сращиваем её коротким сплеснем, не особо уделяя внимания разгонному участку. Но показанный метод очень пригодится для изготовления огонов на наших толстых снастях: шкотов и галсов фока и грота, и дирик-фала гафеля. Там применяются веревки диаметром в 30 мм. На «Седове» подобные снасти – сплошь и рядом. Одни марса-фалы и прочие, чего стоят!

Сегодня 7-го августа после двух или более дней штормовой погоды подошли к Пусану. Появилась связь – домой, как всегда не дозвониться. Где-то на якорной стоянке будет бункеровка топливом. Погода – туман, морось, удушливая влажность. Но внутри кондиционеры работают неплохо. На палубных работах приходится перед каждым перерывом менять футболки – всё в поту. И нырять в душевую, пока уборщицу Ксюшу где-то носит в другом месте. Наш странный санузел вместе с баней – её вотчина, и в расписание приборок иногда я никак не вписываюсь. То уже в пять утра через открытую дверь видны вёдра и щётки, то перед обедом – в душевой, когда ты весь в опилках и какой-то саже. (Как я скучаю по «Палладе»! Кто бы, знал…).

Встали на якорь в сплошном тумане. Когда он немного развеялся – рассмотрел, где мы. Прямо на стыке двух заливов: слева виден вход в бухту Пусан-хан, справа – залив Суёнман-хан с большим низководным мостом. Эти познания ещё из яхтенного прошлого – довелось здесь быть и на «Караане», и на «Отраде». Это яхты: Фёдора Конюхова от первой его одиночной кругосветки, и Конрад-46 – Леонида Константиновича Лысенко – выдающегося приморского яхтсмена и учёного. И достаточно часто были здесь на «Надежде» и «Палладе».

К левому борту пришвартовался бункеровщик – небольшой танкер и механики занялись приёмкой топлива. Ещё с утра удалось переговорить по телефону – на суше всё ещё продолжается вирусная компания. Хорошего, конечно, мало.

Нас топливные дела мало касаются (только швартовка). Поэтому – обычные палубные работы. Я изготовил восемь мушкелей – нарезал на циркулярной пиле из старой мачты, отрезки-калабашки. Нашлась в плотницкой перка – просверлил отверстия в них. Подгонка рукояток заняла большую часть времени – рашпилем вручную и наждачной бумагой – подогнать ручки под размер отверстия! С их окончательным креплением – некий трамбл – то нечем просверлить, то нет саморезов и т.д. Тычешься, как слепой – понятно, что не у себя.

Только заправщик ушел – с якоря сниматься. Участвует вся палубная команда. Поймать гаком крана серьгу на веретене, развернуть стрелу с якорем, накинуть цепи пертулиня и рустова, и т.д. Адмиралтейский якорь требует весьма специфичных действий при его креплении к борту. И, конечно же, сразу аврал для подъёма косых парусов и брасопки реёв.

Я уже перестал переживать за свои какие-то действия при этих делах. Насколько всё просто и понятно на «Палладе», настолько же здесь возведено, в какую-то мантру. Что бы не сделал – всё не так. Причём, добро бы только боцман на что-то указывал. Сто советов – потравить то, подобрать это. Зачем отдали шкот такой-то? (А, как прикажите гитов выбрать?). Ведь суть операций – одна и та же. Закончили брасопку – обтягиваем снасти. Здесь: – почему не обтягиваем? Отвечаю, что ещё идет выравнивание реёв. (И не просто – брасами, а ещё и топенантами фока и нижнего марса-рея – слышу команды боцмана на этот счет – всё взаимосвязано и со шкотами и с гитовыми). Так что, кого слушать, куда наступать – война и немцы!

Утро субботы. Проливной дождь. На зарядке были отдельные капли – обошлось, но сейчас льёт, как из ведра. Здесь, в отличие от «Паллады», нет каких-либо навесов – укрыться на палубе можно только на полубаке у брашпиля. Полностью обложное небо – какой-то конкретной тучи нет – льёт отовсюду. Из-за этого, вроде бы объявили большую приборку во внутренних помещениях.

Мне поручили целых 6 человек на тамбур и площадку перед классами. Дал совет, как начать – кто и где. Но – как в племя бабуинов. Никакой реакции. Один трёт сухой тряпкой стену перед собой, другой – чуть влажной начинает тереть палубу в тамбуре. Мои попытки, как-то урезонить – что в вакуум. Остановил этот приборочный беспредел, собрал всех – начал повторять что, как и чем, в какой последовательности делать. Да со своим глухим ухом (а тут ещё и другое вдруг присоединилось) – видимо, было весьма громко. Неожиданно появилась в нашей компании приборщица Ксения – стала деток защищать. Что-то мне поясняет, я головой киваю, но почти ничего не понимаю.

Со слухом – реальная катастрофа. Правое ухо только-только начало слышать более-менее нормально, как с левым повторилась такая же история. Без всяких причин, вдруг заложило, и слух убавился раза в три. Лезут в голову мысли – не списаться ли, по возвращении. Но первое, что надо сделать – сразу же обратиться к узкому специалисту. Может быть промоют под давлением, как было не раз – и все дела.

Несмотря на очень хмурую погоду – аврал: ставить прямые. Дождь на какое-то время перестал лить потоком, ветер попутный. Обрасопились на фордевинд. Шесть мальчишечек поднялись на реи и отдали три паруса: оба марселя и фок. Поставили все. Конечно, марса-фалом подняли верхний марса-рей с поставленным парусом. Очень тяжелая работа. Если бы не 30 с лишним курсантов, пришлось бы задействовать бортовой ручной шпиль. А так, они бегом тянут бесконечный ходовой конец тали в шесть лопарей. Верхний блок постепенно приходит на палубу и стопорится.

Пока выравнивали ноки, реи и т.п. снова полил дождь. Все – насквозь. Где сушиться – не представляю. Повесил в каюте на тот же крючок. Другие – уже приспособились и, как-то развесили, в раздевалке с рундучками. Очень похоже на обстановку в помещении палубной команды пятимачтового «Роял Клиппера» – вся рабочая одежда в одной куче. А я к тому же не взял ни одного непромоканца – понадеялся, что здесь найду. Но то что висит на стенке возле библиотеки, даже при избытке фантазии назвать непромокаемым костюмом, невозможно. Но, у каждого из штатной команды есть что-то своё. Как и у меня на «Палладе» – по-моему, пять комплектов – на любую непогоду. И сушить всё это – есть где. В общем – попал…

Собрал все свои новые мушкели в плотницкой. Карпентер Александр Васильевич (ну, надо же, всех моих знакомых плотников зовут, как Суворова) разрешил пользоваться всяким инструментом. Надо рукоятки закрепить чем-то, или сделать как-то чтобы не выскочили при работе. Хотел применить клин, но как бы не расколоть. Да и рукоятки насажены уже так, что вытащить весьма проблематично. По совету боцмана – саморезом, под углом, через ручку в мушкеле. Длинного сверла нет, пришлось изобретать. Заточил кончик у тонкого электрода и всё получилось. Саморез длиной в сто мм надёжно зафиксировал рукоять мушкеля. Подвесил все изделия на веревочке под палубой бака, чтобы в хорошую погоду покрасить.

В районе трюма №1 – там, где плотницкая – находится и парусная мастерская. Зашёл в гости к парусному мастеру Игорю Григорьевичу, который на старой машине сшивал, какую-то сложную конструкцию. Ещё раз обзавидовался, стоящей рядом новой швейной машине с большим вылетом, компьютером, компрессором и т.п. Вроде бы наши корабли в одной фирме, но почему снабжение такое разное – не понять. «Паллада» – просто, изгой в этом деле, со своей дохлячьей штатовской машинкой.

Швейная машина «Адлер-366» для тяжелых материалов. В парусной мастерской «Седова» – уже две таких!

Игорь показал мне самодельные такелажные тиски для заделки коуша в лик-тросе. Небольшого размера, очень просто и оригинально скомпонованы. Я когда-то на «Палладе» тоже сделал, нечто подобное, но эти – гораздо удобнее. Что и говорить – мастер есть мастер. Обязательно скопирую.

Такелажные тиски парусного мастера для изготовления огонов на стальном тросе

Помещение парусной мастерской достаточно просторное для ремонта парусов. Запасные паруса хранятся в другом помещении. Но нет такого стола-плаза, как у меня. Т.е. парус к швейной машине подаётся с палубы. Но, думаю – это дело привычки. Тем более, на таких классных специализированных машинах. На обоих впереди иглы (70 мм!) находится прижимной ролик, удерживающий при сшивании полотнища от взаимного скольжения. Очень грамотная конструкция. Мне же, приходится постоянно применять двухстороннюю клеящую ленту.

Чем ближе к окончанию этого рейса, продолжительностью ровно в один месяц, тем больше меня одолевают сомнения – надо ли, оно мне дальше. Конечно, Арктика и Северный Морской Путь – очень заманчиво. Но учитывая, что никакой местной информации – где мы, и куда мы – впереди ожидает то же самое. Но, в общем-то, проблема не так уж велика – место легко определяется по телефону. Хуже, некое одиночество – нет контакта с местным народом, кроме, утреннего здорования.

Безусловно, специалисты они все – очень хорошие. Но, учиться мне у них – нечему. Я сам, постоянно обучаю и новых матросов на «Палладе», да и старых тоже, буквально всему, что здесь умеют. Разница в некоторых нюансах, никакого практического значения не имеет. Изображать роль матроса, с учётом, что из меня то и дело выпирает старший боцман – в общем-то, надоело. Одно дело, самому, что-то делать, и совсем другое, когда к тебе приставляют деток, не очень-то горящих желанием участвовать в той или иной работе.

На «Палладе», я бы такого отношения курсантов, не потерпел и близко. Да ещё бесконечного курения в любое время. А тут, ходишь, заткнувшись, и понимаешь, что повлиять ни на что не способен. Так что по приходу надо срочно определяться со своим слухом (что-то дело вообще – табак!) – как сквозь вату слышу корабельные объявления, от которых в первые дни подскакивал. Выбросить из головы про чувство ответственности перед людьми, которые мне содействовали в поступлении сюда. Думаю, что не сложилось.

В воскресенье закончилась бесконечная большая приборка. Началась она во время дождя ещё днём ранее, но там вмешались какие-то занятия, и было непонятно кто чем занят. Погода, наконец-то, взыграла – во второй половине дня – солнце, и даже припекает. (Дождь, по-моему, лил три дня – от тропического ливня до нескончаемой мороси).

На подволоке под палубой бака подвязан шест с обручем, на который надо навязать сеть, чтобы получился сачок. Подумал, что может быть боцман Николай Митрофанович его не видит и забыл (маловероятно, конечно). Из ошмётков тонкой веревки сплёл начало первого ряда и чуть – второго, чтобы было слегка на виду. Увидит, и начну плести каким-либо шнуром. Но, оказывается – не дают двойки (линь диаметром 2 мм) на это дело, и всё зависло.

Боцман меня спросил – всё ли мне понятно из взаимодействия снастей? Вспомнил о горденях, которые при подъёме одного из реёв, просто держали в руках, но ничего с ними не делали: и не травили, и не выбирали. В то время как гитовы, активно подтягивали. Оказывается, гитовыми помогали подъёму рея, а горденя – сами займут своё положение. С моей проблемой со слухом, как-то неловко переспрашивать о деталях этого действа. Покивал головой – вроде как, понял. На самом деле – не очень. Каким боком, гитов может помогать в подъёме рея? По-моему, единственное – это выбирать его слабину. Конечно, какое-то усилие на гитове способствует подъёму рея. Но, думаю, что оно не сильно эффективное.

А, горденя при подъёме рея с поставленным парусом должны давать слабину. Т.е. их надо бы, не сильно подбирать. Но, этого не делают, т.к. эта слабина ни на что не влияет до окончания подъёма рея. Поэтому, горденя просто держат в руках до команды крепить на нагелях. Конечно, до подъёма рея, при взятии шкотов, при постановке паруса – всё наоборот: горденя высвобождаются на ширину паруса – вот тут-то их и надо потравливать.

Не представляю, дочитал ли кто эту заумь, не говоря о том, что понял. Но сам-то я, пока набирал буковки – всё-таки понял, в чем тут дело. Именно, как и написано.

Непросто продираться через взаимодействие снастей – все они друг на друга как-то влияют. Только боцман всю картину видит полностью. Те, кто под мачтой – почти тупо выполняют его команды. Снизу можно оценить только как набиты снасти. Отоплены реи или нет – только со стороны. Также, и положение ноков относительно друг друга. Для выравнивания всего, боцман – то на шкафуте, то едва ли не у второго грота на палубе юта. Да, ещё есть нюанс: вид с мостика на фок-мачту – самый выигрышный: всё на виду. Поэтому, иногда следуют замечания. И фок, помимо охапки самого большого числа поставленных парусов, на каждой брасопке возится с этими выравниваниями. В то же время, второй грот остаётся для мостика, как бы за кадром (первому, тоже достаётся – он, прямо перед ним). Но, тем уже отбой по авралу, а на фоке работа только начинается… Вот так и живём. Однако, что же делать с ушами? Ну, надо же – старый пень, да, к тому же – глухой. Вот уж неожиданно… А, я всё думаю, что мне нет ещё и сорока… Необходима грамотная консультация лор-специалиста. Что происходит, почему, и как с этим бороться.

Вторник. Осталось три дня. Вышел в пять утра на палубу шкафута – дождь. Единственное место для укрытия – под палубой бака. Больше никаких навесов на всех палубах – нет. Куда физкультурнику податься? Размялся чуть, но с каким-то отвращением. А о кручении резины – и думать нечего. Две пятиметровых ленты этого бинта Мартенса – только для «Паллады». Здесь я с этими лентами примащиваюсь напротив нашего входа-выхода в деревню. И постоянно пугаю в потёмках, выходящих на работу в это время – дневальную Ксюшу, шеф-повара, его помощницу Аню и, каких-то заблудших курсантов. Об обливании из-за борта и речи нет. Только в душевой – в бассейне. Но почему так уши отреагировали на него – непонятно. Ведь постоянно обливаюсь на «Палладе», и, по возможности – ледяной водой. Никаких проблем, никогда. Либо, общий комплекс дискомфорта, таким образом, себя проявил.

Теперь, ещё добавляется и дождь, т.е. – всё вымокшее, с проблемой сушки. Как-то, я купился перед рейсом на хорошую погоду, и, кто-то навешал лапши, что непромоканец найдётся – нечего тащить свой. Так что, ко всем прочим мелочам ещё и эта. Откровенно – достало всё.

Вечером вчера убирали паруса. Прямые оставили на гитовых и горденях. А, также стакселя. На бушприте укатывали кливера. Азиз, совершенно замечательный специалист, взял на себя мидель-кливер и бом. Мне остался первый кливер. Укатали его относительно быстро и сообща стали укатывать бом-кливер. Условия на седовском бушприте для этого занятия – никакие. Настолько на нём тесно. К бом-кливеру не подступишься – он так и висит, пока не освободится место рядом с миделем. К тому же – в темноте свет от палубы бьёт в глаза – не самые лучшие условия.

Уже не в первый раз участвую в этом деле и вижу, как хотя бы немного сделать некоторые приспособления для упрощения и относительного удобства работы в этих условиях. Но разве кому, что скажешь! А я бы сделал две простые вещи: натянул страховочные леера из нержавеющего троса прямо над бом-утлегарь-бакштагом. Накидывать на них карабины страховок удобнее, чем цепляться за ниралы, и много меньше помехи перемещению. Вторая, более сложная вещь – это над подбушпритной сетью натянуть перты, хотя бы от половины бушприта к ноку (от бокового металл-леера к крайнему бакштагу). Ведь проваливаешься, став на сеть, которая к тому же имеет очень крупную ячею (нога проваливается). И, последнее, о чём уже упоминал – вместо, постоянно, путающейся верёвки, которой обматывают укатанный парус – применить несколько постоянных сезнёвок с верёвочными серьгами. Как на «Палладе». Оправдало себя – совершенно. И, ещё: для удобства выхода на бушприт, приварил бы на носовом волнорезе, ближе к борту со стороны палубы, скобу-ступеньку. Да, и со стороны бушприта – не мешало бы. Очень высоко даже для меня – ведь, выходишь не на сам бушприт, а чуть сбоку, на его ватер-бакштаг или сеть, которая ещё много ниже. Но, это уже высший пилотаж.

Но, как известно – бодливой корове Бог рогов не даёт, и со своим уставом в чужом монастыре делать нечего. Не до бушпритного комфорта местным специалистам. Хватает дел и на мачте. А то, что на фоке боцман Николай Митрофанович и два его старших матроса (Азиз и Толя) – действительно, специалисты высочайшего уровня – я убедился не один раз. Вот уж, за кого надо судовладельцам держаться (да, и на других мачтах – тоже). Без этих кадров, в общем-то, уже, не молодых – не представляю, кто будет способен управляться с этим непростым хозяйством.

Поступила информация на утренней планёрке – приходим, всё также, 14-го августа. Уходим – 18-го. Т.е. вся стоянка три дня. Из них два выходных, которые, конечно, будут рабочими – погрузки продуктов, снабжение и т.п. При этом курсантов сдаём в день прихода, а новых (калининградских) принимаем в день отхода. Все погрузочные дела – на палубную команду.

Мои проблемы: консультация у лора, взять свой непромоканец с «Паллады», купить рабочий комбинезон (или два). Но, будет ли, на это время?

Между всех дел, у курсантов – время экзаменов. Вот уж, отольются мышкам кошкины слёзы. Не знаю, что у них с подготовкой по устройству и разным морским наукам, но по самому простому – вязанию узлов – полный трамбл. Был некий предварительный зачёт, на котором, большинство ничего не сумело. Вот и вчера, боцман фока свои предупреждения о том, как он будет принимать – претворил в жизнь.

Закончилось всё тем, что в конце рабочего дня натянули местный тренажер для вязания узлов (ни много ни мало – кусок швартова длиной метров тридцать, с пропущенными через него веревками и набитый талью вдоль борта). Николай Митрофанович взял перечень требуемых узлов (12 штук) и объявил, что сегодня тренировка по их вязанию. До ужина под наблюдением матросов фока, а после, до отбоя – он сам. Из матросов, вызвался я, и хотя боцман планировал задействовать каждого из нас по полчаса – так до ужина и бегал вдоль этого каната, показывая и растолковывая, как правильно вязать. Народ уже понял, что не до шуток с нашим боцманом и пыхтел изо всех сил. Но, не всем дано. Хотя все узлы наипростейшие.

Далее

В начало