Глава 16. Морис Бежар. Прыжок в будущее


Семь заповедей Мориса Бежара

Морис Бежар — сверкающее имя,
Ты миру дал «Балет XX век»,
Работаешь и создаешь во имя бессмертной красоты,
Где счастлив человек!
Движенье превратил в высокое искусство,
И философия — служанка у тебя.
Быть может, неучам придется не по вкусу,
То, что творишь ты, Истину любя.
Жизнь требует от творчества пророков,
И мир спасет, конечно, Красота!
К несчастью, много есть еще у нас пороков,
Их уничтожит Духа высота!
Мы преклоняем перед ним колени
И молимся за всех и за него.
Да будет бесконечно жить Балета гений
И вечная энергия его!!!

Вот мы и докатились до главы, в которой я хочу рассказать о Морисе Бежаре — человеке, поэте, писателе, философе, музыканте и, конечно, балетмейстере, который осуществил прыжок в будущее. Вместо моих бессвязных слов мне бы хотелось переписать для вас целиком всю книгу Мориса Бежара «Мгновенье в жизни другого». Первый том в переводе Л. Зониной, замечательной переводчицы с французского языка, которая, к сожалению, ушла от нас раньше времени. Второй том в переводе ее дочери мне тяжело было читать, слишком много смерти, которая сопутствует жизни и любви. Я не думаю, что причина в старости автора, а просто жизнь усложняется и слишком много выпало на долю счастливого человека тяжелых переживаний. По-прежнему он выходит на сцену, держа за руки своих воспитанников, и борется против смерти молодых, за Жизнь и Радость. Но что-то сломалось, и я жду нового возрождения и верю, что космическая энергия не покинет гениального человека.

Прежде всего хочется сказать, что я вынесла из этой замечательной книги «Мгновенье в жизни другого». Семь заповедей, которым я буду следовать до конца жизни.

Первая: надо работать, работать всегда с одержимостью, с интересом и с творчеством, тогда израсходованная энергия будет возвращаться от удовлетворения сделанным.

Вторая: надо стараться расширять свой кругозор, всем интересоваться, все пытаться узнать и понять, накапливать в душе материал для размышления.

Третья: ничего не бояться. Ни Жизни, ни Смерти, ни людей, ни природы, ни риска, ни поражения, ни двуногих, ни четвероногих, ни катастроф, ни бедствий, ни болезней, ни Света, ни Тьмы. Страх сжимает, сужает твои возможности, ограничивает способности и впивается когтями, держащими тебя за шиворот.

Четвертая: это — кульминация! Любовь дает радость жизни. Надо учиться любить с раннего детства до старости. Это — дар, который дается не всем, но можно хотя бы прикоснуться к нему. Надо любить все: и маленькую травинку, и громадного гиппопотама, и солнце, и луну, согревающих и вдохновляющих нас на творчество. Надо любить людей и, прежде всего, самих себя. Вы должны понять, что вы — индивидуальность, одна на свете, и вы должны состояться как человек, как творец, как индивидуальность. Пусть вас не смущает эгоистическая, ницшеанская подоплека. Если вы будете себя ценить, то действительно станете настоящим человеком, а не «двуножкой», как моя бабушка называла всех никчемных людей. И, конечно, Любовь обязывает вас помогать всем.

Пятая: любовь приводит к общению, не избегайте людей. Сохраняйте дружбу с самого детства, не теряйте подруг, друзей, знакомых. Общение связывает вас со всем миром. Вы никогда не почувствуете себя одиноким, если будете писать и получать письма.

Шестая: путешествуйте! Пешком, верхом, на корабле, на самолете, на всех поездах во все стороны и не сваливайте на отсутствие возможностей. Можно автостопом проехать полмира. Можно отказать себе во всем, но только не в путешествиях. Близкие и дальние дороги расширяют ваш кругозор, впечатления от путешествий и встреч с чудесами света и интересными людьми останутся с вами до старости, вас никогда не охватит скука и безнадежность. Глаза ваши должны запоминать все происходящее перед вами, уши должны сохранять звуки всего мира, сердце должно наполняться восторгом перед огромностью мироздания, а в голове все увиденное должно запечатлеваться на всю жизнь.

И, наконец, седьмая: никогда ничего не поздно. Надо верить, что вечность у вас впереди и научиться можно всему.

Вот и все. И как это просто. Все вы это знаете. Но мы в своей жизни не пользуемся и малой долей наших возможностей.

И еще последнее напутствие: не обижайтесь, не завидуйте, не жалуйтесь.

Эти слова были начертаны на балетной школе, открытой Баланчиным в Ньо-Йорке. Я об этом уже говорила и повторяю, что обида портит отношения между друзьями, зависть изъязвляет вашу душу, а жалобы ни к чему не приводят.

Радуйтесь, как радовался всегда Бежар, будьте счастливы, как счастлив всегда Бежар и творите свою жизнь сами по своему усмотрению.

Ну, так мне хочется рассказать об этой замечательной книге Мориса Бежара, которая вышла в Париже в 1979 году, у нас издана с послесловием В. Гаевского в 1989-ом году, только через 10 лет.

Конечно, она начинается со слов Ницше. «Да пропади пропадом день, когда мы не танцевали хоть раз!». И сразу фотографии «Весны священной», музыка И. Стравинского. Это любимый балет, как мне кажется, над которым дважды работал Морис Бежар. Фотографии сразу привлекают огромной экспрессией, буйством движений, необыкновенной оригинальностью массовых сцен и выразительностью каждого персонажа. Смотрю, смотрю и не насмотрюсь. К счастью, видела этот спектакль собственными глазами во время гастролей балета Мориса Бежара в Москве.

И следом за «Весной священной» фотографии с Хорхе Донна из балета «Ромео и Юлия» музыка Г. Берлиоза. Я смотрела этот балет два раза — один раз во время гастролей и второй раз с Максимовой и Васильевым. Конечно, удивительна и первая пара и вторая, и не надо их сравнивать.

А дальше — «Девятая симфония» Бетховена и, к своему сожалению, я не успела на нее приехать из Душанбе, четыре дня езды, слишком далеко, и довольствуюсь только фотографиями и рассказами, а очень обидно. Такое грандиозное воплощение в балете несравненной по масштабу симфонии.

«Триумф Петрарки» музыка Л. Берио я тоже не видела, но ведь это было мое первое знакомство с творчеством Мориса Бежара, и после этого я уже ничего не пропускала, что только можно было увидеть.

А начинаются фото с родителями; в детстве, в юности, с друзьями, с Майей Плисецкой и, наконец, крупная фотография Мориса Бежара. Да, это Человек с большой буквы, и не просто с большой, а с космической. «Если у танца есть будущее, а я знаю, что оно есть — и великое, то именно в постоянном контакте людей всех стран, континентов и рас кроются его жизненные силы!» (из первой вступительной странички). «Я хореограф, потому что ничего другого не умею». Тут хотелось бы поспорить, потому что Бежар все умеет. Но это как раз и сделало его великолепным балетмейстером, потому что в хореографию входит все, и музыка, и живопись, и архитектура, и скульптура, и движение, и статика, и драматическое искусство, и поэзия, и все на свете, включая и организационные, и административные, и педагогические, и режиссерские способности. Нет другого такого искусства, для которого нужен синтез всех искусств.

А дальше надо читать все подряд и после каждой главы долго думать и переживать. Для меня эта книга не только драгоценна, она просто необходима для всей жизни. И дальше мне с грустью приходится перелистывать страницы, хотя я бы с громадным удовольствием перечитывала и переписывала замечательную книгу вместо того, чтобы писать свою, но коль я начала, надо продолжать. Каждое дело надо доводить до конца и мне поможет в этом рис Бежар, который сделал из своей жизни образец для всех людей, ищущих в искусстве счастья.

Послушайте, как он говорит о занятиях на уроке классического танца. «Главное здесь: станок, зеркало, дисциплина, мышцы хотят они или не хотят, но их надо заставить, приручить». Слова его учительницы «Мадам» он приводит в своей книге очень часто: «Работай, ленивец!». И потом он перенес «станок» и эти слова в свой балет, кажется, в «Парижское веселье», надо проверить.

От первого выступления зависит вся дальнейшая жизнь и как это хорошо выразил автор: «Отступать некуда. Я смиренно жду начала Вакханалии. Я не один. Робость со мной. Машинист подталкивает меня: «Смелее, малый! Не волнуйся, на сцене важен взгляд» На сцене хорошо. Тепло. На свету я виден и слеп. Большая черная дыра то дружелюбна, то враждебна, но неизменно притягательна. Опасно. Влюбленно.

Я знаю, в этой черной дыре Мадам. Она в зале. Завтра она скажет мне: «Работай!» и добавит: «Ленивец!».

Почему я выписала эти строчки, потому что всегда понимала как важно для всей будущности первое выступление. Если артист радости не получит от соприкосновения с этой черной дырой (как замечательно назвал он зрителя), то из него никогда ничего не выйдет. Вот этот переход из-за кулис на сцену — это «проба пера».

Морис едет в Монте-Карло. «Я хотел соединить море и труд». Первая роль в балете «Пиршество паука». Ему досталась роль червяка. «Радости мало, но я танцую. Червяк — это я. Меня связали, спеленали, надели намордник, завернули в костюм из белого атласа в форме трубки, засунув голову в черный бархатный мешок с двумя усиками. Мне остается только ползти и извиваться. Нужно пересечь всю сцену по диагонали, сохраняя «элегантность». А остальные все это время прыгают вокруг меня!»

Вот в этом весь Морис Бежар. Другой бы ушел, но он остался и труппе. Балет — жестокая вещь. Не жаловаться, не жалеть себя, Никому не завидовать, радоваться каждому выходу на сцену. Кто знал тогда, смотрев на этого извивающегося червяка, что он присутствует при рождении великого танцовщика, хореографа, человека. Это знал только один Морис Бежар.

Я пишу, и меня бросает в дрожь, слезы катятся из глаз. Я счастлива, что мне довелось видеть этого человека и понять его. Дальше все интереснее и интереснее, но нельзя же без разрешения автора переписывать всю его книгу. Умоляю вас, читатели мои дорогие, достаньте «Мгновение в жизни другого» Мориса Бежара и вы получите неизъяснимое наслаждение, если только вам дано чувствовать красоту и талант. Но надо читать не залпом, а останавливаясь на каждой строчке. Я не могу больше писать, потому что все читаю и читаю Мориса Бежара и не двигаюсь с места. Нет, наоборот, я живу полной жизнью, я так счастлива, что мне хочется умереть. Нет, не то. Мне хочется распластаться в море и «не быть».

Но море далеко, а у меня сил никаких нет. Я хожу по всему дому, чтобы найти место, где можно спрятаться от жары, раздеваюсь догола и ложусь на свой широкий диван, раскрыв руки и ноги. А в небе стрекочет вертолет. Откуда он и для чего залетел в такую глухомань?

Я не люблю самолеты, не люблю никакого движения, кроме человеческого. Причем, люблю больше сама двигаться, чем смотреть. А двигаюсь я всегда, перед своим внутренним взором. То ли это «третий глаз», то ли, другое какое место в человеке, но я могу «сделать» любое движение «про себя», не двинув ни одним пальцем. Также, наверное, замечательно про себя и петь, и сочинять стихи, но это мне недоступно. Когда я пишу стихи, то обязательно у меня должна быть ручка и бумага, а то, что я придумываю «про себя», сразу забываю. Удивительно, как рядом с любовью помещается ненависть. Я все люблю, все на свете, весь свет, только свою черную кошку ненавижу, она вызывает у меня судороги ненависти, но она меня преследует всегда и везде неотступно.

Почему же я не люблю свою черную кошку? За то, что у нее нет чувства собственного достоинства, которое, кстати, мы все потеряли. Ее гонишь, а она тут же возвращается и мурлычет, ужасно! Я ее выбрасываю из окошка, и она тут же возвращается ко мне и тычет мордой в шею.

А что это за стеклянный звон? О, Боже, это мой маленький щенок Таврик играет со стеклянной кастрюлей, неужели ему нравится звон стекла или он просто облизывает остатки молока?

У меня много кошек и еще больше собак. Семь и девять, — оба хорошие числа! И это — моя семья. Они создают балеты более прекрасные, чем я ставлю, и их не надо учить актерскому мастерству. Но я сказала себе, что не буду писать о животных, поэтому замолкаю. Но Морис Бежар, так же, как и я не любит телефона и любит все живое.

Снова какой-то звук, это вскочил на диван мой патриарх Филька и начал жаловаться на блоху, которая забралась к нему за ухо. После вторичной чумки он оглох, но так же как все глухие стал «разговаривать», хотя никогда не лает.

Ну, а на этот раз, — противное жужжание шершня, от укуса которого я дважды умирала. Это было очень неприятно. Теряла сознание, но все таки ползла по земле, в поисках спасения.

А где же Морис Бежар? В последний раз я видела его на сцене Кремлевского Дворца Съездов в Москве. Он шел из глубины до самой авансцены своей несокрушимой походкой и к нему подбегали влюбленные в него артисты. Образовав единое целое, они улыбались, но Морис Бежар не поднял руку кверху, как мне хотелось, но это хорошо, а то было бы банально. Морис не может повторяться, потому что и сам не повторим.

Как я советовала нашей Малике Собировой поехать к нему вместе с Музаффаром Бурхановым. Она отвечала: «Он нас не возьмет». Глупости, он взял бы их к себе на один год, и она не умерла бы так рано, в 39 лет. В ней есть что-то, что заинтересовало бы хореографа — беспредельная музыкальность и страсть к работе, а у Бурханова, — энергия неиссякаемая, когда он танцевал, что бы ни было, казалось, что танцует он последний раз в жизни, на пределе своих сил и возможностей. Это, редкое качество!

Как я попала на балет «Дом священника», сама не знаю, Собралась такая толпа и началась давка. Некоторые и с билетами не попали, но желание преодолевает все. У меня уже есть кассета этого балета, купленная в метро. Но там, где я живу сейчас — в Абхазии — нет ничего, никакой аппаратуры. Но я вспоминаю огромную сцену Кремлевского Дворца и несмолкаемые аплодисменты после конца. Значит, это мне не приснилось, это была правда, это было счастье, и слезы восторга душили меня.

При всех самых тяжелых обстоятельствах у Мориса Бежара всегда остается чувство, свидетельствующее о значимости человека. А в искусстве оно просто необходимо, иначе ничего не сделаешь. Морис Бежар не согнется.

Так что же такое балет? В который раз я задаю себе этот вопрос. Это рожденное музыкой, композиционно организованное движение, подчиняющееся закону драматургии. А что ж такое этот закон? Ростислав Захаров на каждом уроке говорил нам об этом: экспозиция, завязка, развитие, кульминация и развязка. Если я уже об этом говорила, то повторю еще двадцать раз, потому что этот закон применим не только к искусству, но и ко всей Жизни и к Рождению и Смерти Человека. А что же делает балетмейстер? Придумывает, сочиняет и организует балетное действо, доводя его до зрителя. «Мгновенье в жизни другого», — все, что делает Бежар — это мгновенье, которое остается с нами на всю жизнь.

Каждое мгновение у меня самое счастливое за день, и каждый день — самый счастливый в жизни. Сейчас пойду полоть кукурузу, вырос огромный сорняк, а если его во время не уничтожить, то кукуруза не даст початка и останется бесплодной.

А как это связать с балетом? Если зависть, самохвальство, желание понравиться западет в душу девочки или мальчика, желающего удивить мир, то все психо-физические данные и талант останутся бесплодными и не дадут миру ничего нового.

Поскольку мы затронули этот вопрос, то я вспомнила, что Малика Сабирова мне рассказывала о самом своем большом горе. Её мать не хотела девочку и не кормила ее несколько дней, о чем соседка по роддому потом поведала маленькой Малике. По осетино-узбекскому обычаю (мать была осетинкой, отец узбек) первенец должен быть мальчик, и Малика всегда чувствовала себя неполноценной, несмотря на все награды и любовь зрителей.

Я заканчиваю эту главу, но мне надо затронуть еще очень серьезный вопрос, связанный и с балетом, и с Бежаром.

Нельзя не сказать о гомосексуализме, хотя говорить об этом очень трудно. Это не русское слово и эта болезнь, как я ее называю, пришла к нам скорее с Востока, хотя и в Италии кастрировали мальчиков, чтобы у них были прекрасные женские голоса в операх, а кроме того, использовали их и как женщин.

Я не врач и не психолог и никогда не занималась этим вопросом, хотя сталкиваться с ним приходилось, особенно тогда, когда стала уже балетмейстером. Когда приглашаешь артистов балета из других городов, так ведь не спрашиваешь, какие у него склонности. Однажды я пригласила к себе в Душанбе из Свердловска молодого танцовщика Володю Ермакова, я могу назвать его фамилию так как он давно умер. Мы с ним дружили и даже переписывались несколько лет после его ухода из театра.

Как-то он не явился на репетицию и мне сказали, что его посадили в тюрьму. В те времена за мужскую любовь давали 15 лет. Но на этот раз следователь оказался поумнее, и он заинтересовался этим вопросом, и вызвал меня к себе. Мы проговорили с ним часа три. Ему хотелось выяснить, чем можно объяснить такую аномалию, которая считалась преступлением, распространенную в балете? Тут много всяких обстоятельств. Судите сами, пойдет ли мальчик с ярко выраженными мужскими качествами в балетное училище? Да ни за что на свете! Мне рассказывала одна мать, что когда она привела своего сына в балетную студию и стала надевать на него трико, да еще голубое, и в таком непотребном виде ему надо было предстать перед девочками, он вырвался и убежал из училища, чтобы больше к нему никогда не приближаться. Есть, конечно, другие мальчики, которые любят прыгать, преодолевать трудности, и тогда из них вырастают прекрасные танцовщики. Но беда в том, что есть в хореографических училищах знаменитые педагоги, которых нельзя трогать, но они очень большой вред приносят своим ученикам. Выбирают обычно бедненьких, из других городов, и приглашают к себе, угощают конфетами, да и подкармливают иногда, а затрата энергии на уроках классического танца такая огромная, что ребятам всегда хочется есть. А потом, постепенно совращают этих мальчиков.

Артисты балета в нашей театральной столовой съедали обычно по два обеда: мало того, что им приходится прыгать, надо еще и поднимать девушек.

А еще в старших классах у мальчиков создается привычка держать девушек за талию, за бедра, за плечи, отчего они теряют интерес первого прикосновения к женскому телу. В результате иногда получаются балетные пары, которые становятся мужем и женой, но настоящей трепетной любви у них нет. Привычка заменяет любовь. Чаще всего балетные девушки выходят замуж за певцов, за режиссеров, за дирижеров, и редко за своих балетных партнеров. Конечно, всякое случается, но лично меня балетные юноши совершенно не интересовали. Я смотрела на более солидных людей.

Морис Бежар посвятил теме СПИДа, от которого гибнут молодые люди, последний свой балет. И надо, конечно, не сажать их, как делали наши советские руководители, а бороться с этим всеми силами, всеми способами, и прежде всего, воспитанием с раннего детства, которым должны заниматься и родители, и педагоги, и хореографы, и администрация.

О лесбиянстве я совсем не буду говорить — это просто противно. Я побывала как-то на фестивале «свободной любви» и послушала с удовольствием только индейский оркестр, очень профессиональный и интересный. А от вида обнимающихся женщин или обнаженных мужчин становится просто гадко.

Следователь, с которым я говорила, постарался понять сложность этого вопроса, Володю освободили, и он уехал из города. Но мне еще хочется сказать, что он был необыкновенно добросовестным и беззаветно любил хореографическое искусство. Его последняя роль была в балете де Фалья, который я ставила, «Любовь — волшебница». Володя должен был изображать привидение. Он из и того трехразового краткого появления на сцене сделал шедевр, и все обращали внимание на этот персонаж.

Высокий, с выразительным лицом, загримированный под на­блюдением художника-гримера, это был очень яркий персонаж в балете. Он за мной ходил по пятам и просил — позанимайтесь со мной. А я была занята другими участниками балета, народной артисткой Неллей Исаевой, прекрасным Курбаном Холовым и всеми остальными, но Володя не отставал, и мы с ним придумали и походку, и мимику, и выразительные жесты. И мне всегда от души жаль таких, как он — трудоспособных, талантливых и добросовестных.

Так что не надо огульно чернить всех и обвинять высокое балетное искусство во всех прегрешениях. Надо быть справедливым и помнить, что в жизни бывает много непонятного и необъяснимого. Морис Бежар об этом очень хорошо пишет в своей книге. И мы не должны бросать камни ни в Дягилева, ни в Нижинского только потому, что они не такие, как мы.

Мне хочется остановиться на рождении «Балета XX века», который был организован Бежаром в 1961-ом году, когда ему было всего 35 лет. Открою его книгу и поделюсь с вами.

Сколько бы раз я не перечитывала эту книгу Бежара, «Мгновение в жизни другого», столько раз меня поражают совпадения с моими собственными мыслями, ну взять хотя бы его веру в книгу «Ицзин», о которой я знала задолго до того, как я узнала о Бежаре. Это классическое китайское произведение написанное, как считается, императором Вень в XXII веке до Рождества Христова. Как-то я случайно напала на эту «Книгу перемен» в библиотеке у сына, и она меня не просто заинтересовала, я сразу уверовала и правильность ответов на все вопросы, которые я хочу ей задать. Я, ни в коем случае, не суеверная, не верю никаким гаданиям и свободна от всяких предрассудков, а тут вдруг решила, что это то, чти мне нужно, когда я не могу решить свою дальнейшую судьбу.

В начало

К предыдущей главе

Далее

 

Автор: Серебровская-Грюнталь Любовь Александровна | слов 3270


Добавить комментарий