Картина 1, яркая, радостная. Масленица

Масленица. Художник Борис Кустодиев Музей-квартира И.И. Бродского, Санкт-Петербург

Маленький Миша любил Масленицу больше других праздников. Конечно, на Рождество были ёлки, украшенные блестящими игрушками, Дед Мороз приносил подарки и конфеты, все пели и танцевали. Да и Пасха – это тоже славно: колокола звонят по всему Нижнему Новгороду, можно есть крашеные яйца и невероятно нежный и вкусный кулич. Но всё же – ничто не может сравниться с Масленицей. Мама и папа берут Мишу на ярмарку. Там, на рыночной площади, среди шумной, раскрасневшейся от мороза толпы, царят радость и веселье и трепетное ожидание чуда. Люди согреваются чаем и блинами, которые пекутся здесь же, на глазах, и подаются с вареньем, сметаной, мясом, грибами и ещё Бог знает с чем. Скоморохи играют на дудках и гармошках, разыгрывают смешные представления с кукольным Петрушкой. Цыган водит живого медведя на цепи, а тот кувыркается и пляшет Камаринского! Пускают потешные огни, свищут свистульки. И расписные тульские пряники – так и просятся в рот!
Но больше всего нравилась Мише поездка с папой на тройке вдоль Волги. Никогда не забудется скрип искрящегося снега под полозьями саней и мягкие снежные хлопья, сыплющиеся сверху. Лошади несут тебя быстро, ещё быстрее, до невозможности быстро, так что ледяные иголочки колют щёки и плотный поток воздуха не даёт дышать. Потом они поворачивают в лес, где покрытые снегом еловые ветви, подобно гигантским лапам, стараются ухватить тебя, и ветер гудит в вершинах деревьев: «Уходи! Уходи!» Ты прижимаешься крепче к отцу, и его рыжая борода щекочет нос. А отец запевает старинную казацкую:

Ой, то не вечер, да не вечер,
Ой, мне малым-мало спалось,
Мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось.

И никого на свете, кроме тебя, отца и лошадей.
Да-а, известное дело, Масленица – это конец Зимы и встреча Весны.

Картина 2, страшная, скорбная. Смерть отца

Купеческий дом на улице Ильинской в Нижнем Новгороде

Миша гордился тем, что его отец, Егор Никонов, – купец первой гильдии в Нижнем Новгороде. Он покупает текстиль в соседнем Иванове, гончарные и скобяные товары в кустарных мастерских вдоль Волги и всё это отправляет в Москву. У него свои лавки в Охотном ряду и в Китай-городе.

Известно, что дождливой осенью все дороги на Руси превращаются в грязное месиво, не пройти – не проехать. И лишь с приходом зимы реки замерзают и превращаются в идеальные ледяные дороги. Отец собирает вместе весь груз и тщательно продумывает предстоящий путь. Грузчики, весело бранясь, целый день укладывают товары на сани. Следующим утром лошадей запрягают и с кличем “С Богом!” отправляются вдоль по Оке и затем по Москва-реке наезженным путём, в первопрестольную. Но непременно к Масленице отец уже дома.

***

Когда Мише исполнилось 6 лет, Масленица оказалась печальной. Получилось так, что отец вдруг вернулся спустя всего пять дней после отбытия. Митрофан придерживал его под руки, когда он ступал на крыльцо. Лицо его было красным то ли от мороза, то ли от внутреннего жара. Он даже не кивнул Мише, даже не заметил его. Отец не вставал с постели и лишь громко кашлял, его борода торчала над одеялом. Слуги носились по комнатам, все говорили шёпотом. Малиновый чай и горчичники не помогали. Знахарки бормотали заклинания и варили для отца зелья и снадобья. «Хуже, хуже, хуже», – шептали все стены в доме. Послали за доктором Цеттельбаумом. Осмотрев пациента, доктор вздохнул, протёр пенсне и произнёс слово, которое навсегда запомнилось, застряло в памяти: “пневмония”.

Отец умер незадолго до Пасхи. В голове у Миши неотвязно вертелась одна и та же мысль: «О Боже, почему? Ты даёшь жизнь. Ты прощаешь. Папа был хороший. Почему же его?»

После похорон дом наполнился людьми, знакомыми, а больше – незнакомыми. Вот эти странного вида старушки, отчаянно голосившие на похоронной процессии, кто они, почему они здесь? Или масса малознакомых, невесть откуда взявшихся родственников, которые ходят туда-сюда, оценивают собственность и уже готовы делить её. Один из них, по имени Фома, пристающий к маме с уговорами и убеждающий её, как трудно женщине вести торговое дело, а ради семьи было бы лучше разрешить опытному и надёжному мужчине… При этих словах мать внезапно побледнела и задрожала от гнева. Звенящим, срывающимся голосом она позвала Митрофана и Филимона, двух дюжих слуг, которые прибыли с ней ещё из её отцовского дома в Самаре, и приказала им – всех гостей вытолкать вон, под зад коленкой. Затем она вызвала ключника, который, как случилось несчастье с отцом, бывал трезв только когда нужно было что-то украсть. Ключник лишился всех ключей и был немедленно изгнан со двора. Мать самолично проверила и заперла все амбары, склады и сейфы. Управляющие и слуги скоро почувствовали сильную руку новой хозяйки Авдотьи. Домашняя прислуга стала называть её за глаза Никонихой. Однако при встрече все обращались к ней уважительно “матушка”.

Картина 3, щемящая. Дубинушка

Бурлаки на Волге. Художник Илья Репин. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Наступило лето. Тоска по рано ушедшему отцу не проходила.
Как-то утром Миша бесцельно слонялся по двору, и никто не обращал на него внимания, все были заняты по хозяйству. Солнышко не грело, птички не радовали, невыносимая тяжесть легла на маленькое сердечко. Вот и Митрофана напрасно обидел, надо будет попросить прощения. По улице застучали колёса. Миша зажмурился и резко открыл глаза – нет, и в этот раз отец не появился. Непонятное состояние (слова “тоска” он ещё не знал) не покидало его.
Он вышел на улицу – тоже ничего интересного.

Миша направился к Волге, но никто не заметил его ухода. И действительно, что могло случиться с ребёнком в городе?!
«Матушка Волга, она, как и его мама. Она даёт жизнь, кормит и поит бесчисленные народы, живущие по её берегам. Она соединяет их и перевозит их товары. Люди говорят, что вода в Волге серебряная – если у тебя заболел живот, выпей кружку волжской воды, и всё пройдёт. Вода такая холодная, что челюсти сводит. Всё устроено так чудесно. И возможно ли представить себе жизнь без воды?» С такими примерно мыслями Миша вышел на берег Волги. Птички чирикали без устали, солнечные лучи играли и переливались на поверхности воды.
Вдали Миша заметил лодку, шедшую вверх по течению, и побежал в ту сторону, чтобы рассмотреть её поближе. И тут он увидел группу бедняков, идущих по берегу и тянувших верёвку, закреплённую на мачте баржи. Как, как они могли двигать такую невероятно тяжёлую махину? Их тела были вписаны в единое слаженное движение: отталкивая землю ногами, наваливаться грудью каждый на свою лямку на верёвке – бечеве. Передний запевал: «Эй, дубинушка, ухнем!» Вся группа на слове “ухнем!” дружно дёргала верёвку. Действие повторялось вновь и вновь. В этой песне было что-то, что полностью захватывало и поднимало всё внутри Миши. Люди шли не видели, не замечали ничего вокруг. Мише показалось, что на следующем шаге они обязательно разорвутся пополам.

Потом Миша увидел в стороне, поодаль, ещё одного человека, который сидел на корточках у места, где у них был ночной привал. Он был долговяз и бледен, борода торчала во все стороны длинными клочьями. И вдруг он прохрипел своим ужасным, скрипучим голосом: «Эй, паря, я тоже мог бы тянуть, если бы не моё плечо. Но сейчас мне лучше бы сдохнуть». И хотя не было никакого сходства, но Мише почудилось, что это – призрак его отца. Истошный крик вырвался из его маленькой груди, в то время как ноги уже несли его домой что есть мочи.
Дома он подбежал к маме и минут пять, задыхаясь от рыданий, не мог сказать ничего внятного. Мама гладила его по голове, кое-что сумела понять и успокоила его: «Да это бурлаки. Ничего страшного. Они не похожи на нас, они крестьяне, крепостные. Я уверена, что у них всё будет хорошо. С нами такого никогда не случится, мы свободные люди». Принесли чаю, и после нескольких глотков живительной жидкости рыдания прекратились, душевное равновесие его восстановилось.
Но с того дня он редко выходил со двора и не играл с соседскими мальчишками.

Картина 4, чёрная, пронзительная. Вера

Карта Нижнего Новгорода в XIX веке

Мать продолжала ходить в чёрном, хотя прошло уже значительное время после окончания положенного срока траура. Она ходила по всем церквям в своей округе, подавала милостыню всем нищим на паперти – и усердно молилась. Шагая рядом, Миша придумал для себя невинную игру: как будто бы они в этих церквях ищут его отца. Что вот он взглянет в лицо встречному, а это – папа. Не привидение, ну их, куда подальше, а настоящий живой папа. И он обнимет Мишу и скажет: «Я был так долго и далеко. Пойдём домой». Но почему-то ни один из мужчин не превращался в папу. Однажды, когда они возвращались усталые домой, как всегда ни с чем, и Миша хныкал и точил слёзки, мама вдруг порывисто обняла, поцеловала его и взволнованно прошептала:
– Миша, сыночек мой, кровиночка моя! Помни, я и ты, мы одни на этом свете. И кроме нас никого. Никто больше не будет любить тебя так, как твоя мама! Мама всегда защитит тебя и никуда не отпустит.
– О чём ты говоришь, мама? – удивился Миша. – У нас ведь ещё есть тётя Анфиса и дядя Фёдор в Самаре и ещё у нас есть папина сестра Татьяна и её муж Филипп в Костроме. (Совсем как в песне Бориса Гребенщикова: «Ох, Самара, сестра моя; Кострома, мон амур…»).
– Ты совершенно прав, – улыбнулась мама. – Мы всегда в беде можем опереться на них. И раз ты у меня такой умница, пообещай мне никогда ничего не бояться.
– Обещаю, – ответил Миша несколько неуверенно, прямо глядя в грустные мамины глаза. Он чувствовал, что чего-то не хватает в её словах.

***

После посещения многих церквей мать остановилась на Церкви Трёх Святителей, где священником служил отец Василий, недавно прибывший сюда после окончания духовной семинарии в Сергиевом посаде.
Новый духовник стал часто заглядывать в дом, чтобы засвидетельствовать своё почтение матери. Девушка немедленно ставила самовар и накрывала на стол к чаю. Отец Василий засиживался довольно долго, без умолку рассуждая, как нам прекрасно живётся на Земле Обетованной, подобной которой более нет на свете, в нашей стране золочёных куполов и малинового звона колоколов. При упоминании малинового звона Миша представлял себе толстую красную патоку, обволакивающую их всех.
– Заметьте, как мы благословенны и счастливы в сравнении со всякими недостойными язычниками и нехристями. Мы живём в мире и благополучии и в божьей благодати, нисходящей на нас от самого Господа и витающей везде и всюду. Господь Бог возблагодарит Вас за Вашу покорность и смирение, матушка Авдотья. А мы будем денно и нощно молить его, чтобы он простил наши прегрешения, – отец Василий вновь и вновь повторял свои проповеди.
Миша сидел с выражением смертельной скуки на лице.
– Почему такой грустный, отроче, – заметил отец Василий.
– Я думаю, Бог безрассудный и несправедливый. Зачем он взял моего папу? И почему этот страшный дядя Фома бьёт свою жену и всё ещё живёт?
– Как ты смеешь?! Прости нас, батюшка, – ахнула мать.
– Ничего страшного. Для этого и нужен служитель божий, наставник неокрепших душ, – отец Василий отвёл Мишу в сторону и говорил долго и страстно о бесконечной мудрости Божией, которую невозможно постигнуть, о Божьем промысле для всех нас, смертных, о грехе гордыни и кощунстве осуждения Бога. Такие проповеди повторялись много-много раз и в дальнейшем, когда отец Василий посещал их дом. Миша не чувствовал себя виноватым, но позволил себе опуститься в малиновую патоку речей проповедника.
Отец Василий теперь всегда исповедовал и причащал Мишу, постоянно интересовался, как у него идут дела в церковно-приходской школе. По крайней мере, здесь не было проблем: учёба легко давалась Мише. Они проходили чтение, чистописание, арифметику и Закон Божий – всё, что требовалось знать уважающему себя купцу.

***

Раз мама взяла Мишу в церковь после обеда, когда там было почти совсем пусто. Она молилась, забыв про всё на свете, кланялась в пол и вставала на колени, нервно держала свечу и беспрестанно бормотала: «Спаси меня и сохрани меня, грешницу», – как будто старалась получить прощение за что-то в высшей степени безнадёжное или вырваться из какого-то плена. «В чём она чувствует себя настолько виновной?» – подумалось Мише, но тут вдруг у него прервалась последовательность мыслей. – Он как раз в это время увидел икону Спаса Христа и рядом икону Святой Троицы. Увиденные лица поразили его. Они были печальны и обращены вовнутрь. Они знали всё наперёд. Они видели добро и зло и всё принимали как должное и неминуемое. Они не подавали надежду и лишали радости. Они обещали: счастья, благополучия не ждите, но будет понимание и разумение. Говори, и ты будешь услышан. Имеющий уши да слышит. Имеющий глаза да видит.

Картина 5, серебристая. Родина

Над вечным покоем. Художник Исаак Левитан. Государственная Третьяковская галерея, Москва (волжский пейзаж)

Часто Миша с мамой гуляли по их Ильинской улице, по городу, по Ильинскому спуску выходили к Волге. Вблизи этого места Волга принимает свой самый большой приток – Оку. Золочёные купола белокаменных церквей в Кремле ярко горели даже под лучами тусклого осеннего солнца. Минуточку, подождите!.. Вы, наверно, думали, что Кремль только в Москве. Это простительная ошибка для тех, кто не очень любит путешествовать. Да, кремли, то есть крепости или городские стены, окружают центры многих древних городов России. И наш, нижегородский Кремль ничуть не хуже, чем у москвичей.
А вдали, за зеленовато-серебристой лентой Волги видны зелёные луга, поля и, насколько хватает глаз, леса в золотисто-багряном убранстве. Кажется, что все звуки в этом прозрачном воздухе разносятся на многие километры. Как в эпической поэме XII века “Слове о полку Игореве”: мысль вещего Бояна, словно белка по древу, несётся по всей Русской земле. И перед внутренним взором сразу возникает огромная страна, с россыпью точек-городов, окутанная прозрачным утренним покрывалом хрупкой тишины накануне страшного монгольского нашествия. И лишь Ярославна, жена пленённого князя Игоря, плачет на городской стене, призывая его вернуться домой.
Посмотри, ты можешь подняться и полететь к дальнему лесу, и это безграничное пространство увлечёт тебя. Ты можешь раствориться в нём, стать одним целым с ним. Ты отразишься в нём. И будет тебе хорошо и покойно.

***

При очередном посещении магазина игрушек Миша запротестовал против любой покупки, кроме красок, кистей и толстой пачки бумаги для рисования. Хотя мама посчитала это блажью и прихотью, она решила не разочаровывать сына. Часто после того дня Миша брал акварель, уголь для рисования, альбом и уединялся на заднем дворе или уходил на берег Волги и рисовал, рисовал всё, что видел в доступном пространстве.

***

В эти годы неурожаев, эпидемий, революций в Европе и усиления политического гнёта в России. Напряжение в обществе, в стране нарастало. Народ искал выхода в религии.

Картина 6, небесно-голубая. Встреча с Богородицей

Икона Казанской Божьей матери

Мише исполнилось двенадцать лет, когда город оказался взбудораженным чрезвычайной новостью о прибытии иконы Казанской Божьей Матери. В это время по городам и весям России проходил большой крестный ход,  и вот Икона  осчастливила  Нижний  своим присутствием.  Говорили,  что икона  не написана каким-либо человеком-иконописцем, а чудесным образом найдена, целой и сохранной, на пожарище в Казани в XVI веке, поэтому её называют Явленной. Говорили также, что иногда богородица на иконе плачет кровавыми слезами сострадания к мукам Сына на кресте и милосердия ко всем страждущим. Икона также называлась Чудотворной, потому что были случаи чудесного исцеления кающихся больных и избавления от бед и несчастий отдельных верующих и страны России в целом. Невиданные ранее толпы верующих собирались в церквях к месту явления иконы.

Мише не нравились скопища нищих и бродяг. Он пытался отговориться от похода в церковь, но мама даже слышать не хотела. Собор трещал от наплыва верующих, но важные граждане могли пройти вперёд, к алтарю. Самолюбию Миши льстило, что мама и он считались важными личностями. Его взгляд блуждал по сторонам, пока он не увидел икону.

Богородица смотрела прямо на него. Он оглянулся: может быть, кто-то ещё стоит рядом. Но все вокруг крестились и кланялись. Нет, это не могло быть ошибкой, богородица смотрела точно на него. Её глаза были цвета спелой вишни. Она была довольно молода, её рот и губы были немного похожи на Мишины. Она чувствовала себя закованной в тяжёлые золотые украшения и от этого казалась слегка испуганной. Миша прошептал:
– Здравствуй, Мария.
– Тебе меня слышно? – спросила она в ответ.
– Да, я тебя хорошо слышу. Как ты?
– Я чуточку растеряна.  Эти толпы,  все чего-то  просят.  Но они всегда  смотрят  куда-то  мимо меня.  Мне так одиноко.
– Я понимаю. Но я с тобой.
Мать посмотрела на него с подозрением:
– Что это ты шепчешь?
– Я молюсь.
– Ну, хорошо. Пора идти.

На пути из церкви Миша ощущал бесконечный поток мыслей в голове. Прежде всего, ему было непонятно, что же случилось с ним только что. Насколько глубоко он пал. Не наговорил ли он чего лишнего. И вообще, как смогла душа богородицы говорить с ним через оболочку реликвий. И почему Она выбрала именно его. Когда он пришёл домой, он понял, какую огромную ошибку он совершил, покинув Её. А если он никогда не увидит Икону и не поговорит вновь с богородицей! Он попытался убедить маму вернуться назад, но она и слышать не хотела об этом. Вечером он уже не находил себе места. Потребность видеть Её стала непреодолимой. Её лёгкая улыбка, её всепонимающие глаза стояли постоянно перед его мысленным взором. Миша слышал, что Икону должны были нести крестным ходом в соседний Муром, и решил следовать за ней.

Он вытряхнул горсть серебряных рублей из своей копилки и положил их в карман вещевого мешка. С наступлением темноты он выскользнул из дома, спустился по Ильинской и встретил ночного извозчика. Договорившись с ним о поездке в Муром, Миша залез в кибитку и, утомлённый внутренними переживаниями, забылся тревожным сном. Но вскоре он проснулся от того, что кибитка остановилась. Уверенный, что это ещё не Муром, он выглянул и понял, что извозчик привёз его к зданию полицейского участка. Он попытался протестовать, но извозчик, схватив его за руки и повторяя: «Нельзя, ваше благородие», втащил его в участок. Толстый полицейский с пышными усами пытался разобраться, кто он и где живёт, но Миша стоически молчал. Тогда полицейский снял с Мишиной головы его кожаный картуз и прочитал его имя. Какая глупость было отпираться – мама пометила все его вещи. Его фамилия была известна в городе, и полицейский немедленно доставил Мишу домой. Мама была в ярости, что сын хотел куда-то уехать без спроса, и впервые в жизни накричала на него. Она никак не могла взять в толк, зачем он это сделал, и всё закончилось наказанием.

Миша проснулся среди ночи с чувством невыносимой жары и жажды. В полусне он метался и дрожал. Утром мама увидела, что он не мог встать, и послала девушку за знахаркой. Когда снадобья не помогли, мама послала за доктором Цеттельбаумом. Доктор объявил, что у мальчика жар, прописал обложить тело пузырями со льдом и важно сообщил, что кризис в течение суток определит, будет ли пациент жив или умрёт. Следующей ночью жар усилился. Когда уже нельзя было больше терпеть, Миша попросил: «Мария, я хочу только одного – увидеть тебя ещё разочек». В этот момент свершилось чудо: он увидел светлый лик Божьей матери. Она парила в воздухе, невесомая и прекрасная.
– Как, как это можно? – спросил Миша.
– А ты думал, что я только икона? – улыбнулась Мария. – Я везде и нигде.
– Я счастлив видеть тебя. Я не мог без тебя.
– А я тоже одинока. Очень приятно поговорить с тобой. Миша почувствовал, что жар прошёл. К утру он был полностью здоров. А богородица постоянно находилась рядом. Но ни мама, ни слуги не видели её.

Мама выглядела утомлённой, но счастливой. Она обнимала Мишу и приговаривала: «Слава Господу Богу. Я думала, что я тебя потеряю, как потеряла твоего отца. Впредь никогда не пугай меня так, слышишь?» Она никогда больше не наказывала сына, а в этот раз освободила его от школы на два дня.
В конце дня Миша сказал богоматери:
– Ты какая-то сегодня грустная, Мария.
– Я переживаю за своего Сына. Ему тяжело, потому что его Отец не может помочь ему.
– А мой отец на небе.
– О, в этом смысле, отец моего мальчика тоже на небе, – грустно улыбнулась Мария.
– Не беспокойся, Мария. Я буду защищать тебя. Я всё сделаю для тебя.
– Спасибо, Миша. Но мы оба понимаем, что ты ничего не можешь изменить. Мой сын умер и будет умирать снова и снова каждый год.

Слёзы растерянности и бессилия наполнили в этот момент Мишины глаза. Чтобы дать выход чувствам, он начал рисовать. Быстрые рисунки начали выходить из-под его карандаша. Вот Мария на небе среди ангелов. Вот Мария говорит Иисусу “прощай” перед его долгим путешествием. Теперь Миша и Мария в церкви. Мария и Миша стоят на высокой горе и осматривают весь мир – города, реки, пастбища, корабли в море. Миша и Мария летят над городом, над всей Землёй…

Миша не заметил, что мама стоит у него за спиной, наблюдая, что он делает. Он вздрогнул, когда она спросила:
– Что ты рисуешь?
– Богородицу и себя, – ответил Миша ласково.
– Это хорошо, но почему?
– Потому что мы с ней любим друг друга.
– Мой милый мальчик, конечно, ты любишь Матерь Божью, нашу защитницу…
– Нет, я говорю, что она любит меня. По крайней мере, я так думаю.
– Миша, дорогой, ты меня удивляешь! Зачем ты так говоришь?! Ты пугаешь меня.
Но мамин голос вовсе не был испуганным, скорее твёрдым. И когда Миша попытался дать обратный ход, мама не поддалась. Она послала за отцом Василием.

Когда отец Василий прибыл, Миша решил полностью ему раскрыться и рассказал всю суть истории. Василий, похоже, был потрясён услышанным и лишь качал головой в знак недоверия:
– Я полагаю, что никогда не слышал ни о чём подобном. Так всё-таки как ты думаешь, с кем ты разговаривал?
– С богородицей, конечно.
– Так это что, чудо? А ты святой, так что ли?
– Я не знаю…
– А ты  не подумал  о более простом  объяснении?  Что это  нечистый  искушает  тебя,  стараясь погубить твою бессмертную душу.
– Мне не показалось, что это был нечистый…
– А как ты мог говорить с богородицей, не имея ни навыка, ни опыта?
– Тогда с кем же я разговаривал?
– Конечно, с тамошним священником.
– А если Вы ошибаетесь?
Отец Василий закричал что-то во гневе и помчался посоветоваться с мамой. Из-за закрытой двери доносились громкие, возбуждённые голоса:
– …Тогда очистите его, батюшка!
– А Вы слышали, как очищение глубоко ранит незрелый ум двенадцатилетнего?!
– Так Вы боритесь не с мальчиком, а с нечистым!
Помедлив, отец Василий принёс домашнюю икону, зажёг свечу, воскурил фимиам и начал читать места из Библии, время от времени помахивая крестом над Мишей. Миша спокойно сидел, ожидая конца ритуала. Никаких демонов не вылетело из него, и спустя час отец Василий воздел руки вверх, сел рядом с Мишей и сказал: «Мой мальчик, своим проступком ты глубоко огорчил свою мать. Ты также огорчил и меня. Ты должен понять, что жизнь не может продолжаться, если ты будешь настаивать на том, что ты разговаривал с Матерью Божией, и если ты снова будешь Её рисовать. Так что, вне зависимости от того, что ты думаешь, готов ли ты пожертвовать всей своей прежней жизнью и своей семьёй ради того, чтобы ты мог говорить всё, что тебе хочется?»
Миша в ответ разразился слезами и обещал маме и отцу Василию прекратить всякие упоминания о богородице.

В тот вечер отец Василий и Миша, с рисунками богородицы в руках, стояли перед камином. Отец Василий кивнул, и Миша начал бросать в огонь рисунки один за другим. Весёлые языки пламени охватывали изображения богородицы.
– Прости меня, Мария, – шептал Миша.
– О чём ты говоришь? Это же горит только бумага, – улыбнулась Богородица.

Картина 7, тёмная. Крымская война

Император Николай I. Художник Франц Крюгер

После всего происшедшего Михаил счёл за благо затаиться и выждать время. С мамой он больше не обсуждал эту тему. На вопросы одноклассников в гимназии отвечал коротко: «Да, малость приболел. Нет, это всё выдумки. Нет, с головой всё в порядке». Он целиком сосредоточился на пейзажах. Однако Богородица постоянно пребывала в поле его бокового зрения. Он научился разговаривать с ней время от времени, когда они оставались одни.

Эта относительно спокойная жизнь была резко прервана событиями, потрясшими всю страну.

После победы над Наполеоном Российская империя превратилась в самую мощную державу мира, а после подавления в 1848 году русскими войсками революций в Венгрии и Франции за царской Россией закрепилось прозвище “жандарма Европы”. В 1853 году Британская и Французская империи, бывшие союзники России, почувствовали, что Россия становится слишком сильной, объединились в коалицию с Османской империей (Турцией) и объявили войну России. Страну охватил патриотический подъём, проходили многочисленные патриотические шествия и манифестации. Все только и говорили о войне, о скорой блистательной победе. «Покажем этим бриттам и французишкам! Дадим им хороший урок! Наш царь самый сильный во всём мире! Императору Николаю Александровичу – ур-ра!» – демонстрировали свой энтузиазм Миша, и все его одноклассники. Взбудораженным, “наэлектризованным” (как начали тогда говорить) оказался, наверное, весь русский народ. Многие передовые, прогрессивные люди отправлялись на Крымскую кампанию, среди них писатель Лев Толстой, хирург Николай Пирогов. В 1853 году знаменитый адмирал Павел Нахимов истребил турецкую флотилию в Синопском сражении. Графиня Евдокия Ростопчина написала в те дни молитву заступнице Руси – чудотворной иконе, “раненной татарскою стрелой”:

Услышь, услышь, Владычица,
Молитву всей Руси!
Заступница усердная,
Помилуй и спаси!

В 1854-1855 годах из Крыма, нашей твердыни на Чёрном море, начали приходить горькие известия. Тяжёлые, тёмные мысли стали посещать всех: «Почему же мы несём такие потери?» Всё больше женщин стали получать повестки о гибели мужей и сыновей. По всему городу можно было видеть инвалидов в солдатской форме, просящих милостыню “ради Христа”. В сентябре 1854 года русские затопили свой флот на входе в Севастопольскую бухту. В октябре при обороне Севастополя, на Малаховом кургане погиб вице-адмирал Владимир Корнилов. В июне следующего года также на Малаховом кургане погиб адмирал Нахимов; оказалось, что в знак уважения к его доблести и высоким достоинствам на позициях противника в день его похорон тоже были приспущены флаги.

Когда из Костромы приехал дядя Филипп, Миша услышал его приглушённый разговор с мамой. Дядя говорил о превосходстве британско-французских железных военных пароходов перед русскими парусными деревянными кораблями, о преимуществах вражеских нарезных ружей и пушек перед нашими гладкоствольными, о бездарности самого высшего руководства. Дядя был умным, образованным человеком. До предела понизив голос, он продолжал высказывать совсем уж противозаконные мысли, что при крепостном праве крестьяне находятся на положении рабов и это ведёт к отсталости российской экономики, и ещё много такого же страшного, крамольного. У Миши от этих непонятных речей словно что-то переворачивалось в голове…

В феврале 1855 года пришла чудовищная новость: умер Николай I. Потекли кощунственные слухи, что он покончил самоубийством, не выдержав позорного провала своей политики гегемонии в Европе и возникшей полной международной изоляции России. Канцлер Карл Нессельроде, проводивший последние годы внешнюю политику России в интересах, в основном, Австро-Венгерской империи, был уволен в отставку и фактически исчез с политической арены. На российский престол вступил Александр II. В апреле 1856 года министром иностранных дел России был назначен Александр Горчаков, друг Пушкина по Царскосельскому Лицею.

К этому времени обе воюющие стороны были сильно истощены продолжительной войной. Почти год продолжалась осада Севастополя. Наши солдаты и матросы проявляли чудеса героизма и мастерства. Ценой тяжёлых потерь противник занял часть города, но “падения Севастополя” так и не произошло, русские войска лишь переместились с южной в северную часть города и приготовились к дальнейшей обороне. Кроме того, России удалось сконцентрировать свыше 600 тысяч человек на своих западных и южных границах, создать многочисленные резервы и собрать ополчения.
В свою очередь в коалиции начались разногласия – Франция решила “выйти из игры”, но неожиданно Австрия и Пруссия пригрозили России вступлением в войну. Начались мирные переговоры, закончившиеся Парижским мирным договором. По договору Крым оставался русским, Чёрное море объявлялось нейтральным, Россия лишалась права иметь свой военный флот, исключалось русское влияние на государства Балканского полуострова. Однако поражение не было позорным, странам коалиции не удалось добиться всех своих целей: молниеносно захватить Севастополь, затем Крым и Кавказ отдать Турции, Финляндию – Швеции, Прибалтику – Пруссии, восстановить Польское государство, в общем, «заставить Россию вернуться в Азию».

На то была воля Божья…

Далее

В начало