Картина 25, зелёная, цвета надежды. На новое место

Мужской монастырь в Новом Афоне (фотография сделана в начале 30-х годов ХХ века)

Почувствовав прилив сил и бодрости, Михаил решился – они с Елизаветой быстро собрались и без лишних промедлений поехали пароходом к дяде Филиппу в Кострому. Там они получили самый радушный приём. Все желали видеть новую родственницу-свойственницу. Мнение было единодушным: красива, мила, умна. Через несколько дней местная шумиха поутихла, новость поблекла – но тревога осталась.

Во время обычного вечернего чая Михаил был неразговорчив, будучи полностью поглощённым решением первой реальной задачи в своей жизни. Дядя Филипп попытался вовлечь его в разговор:
– Известно ли тебе, племянник, что я рукоположен в архиереи?
– Нет, я не знал. Поздравляю.
– Одно преимущество этого состоит в том, что я узнаю много новых, интересных вещей в епархиальном совете. Например, о Ново-Афонском монастыре.
– А-a, я слышал о святых отшельниках. Это на горе Афон в Греции, правильно?
– Да. Так вот  русские монахи  с Афона,  движимые  святыми чувствами,  совсем недавно  основали  новый монастырь  на Кавказе,  на побережье  Чёрного моря.
– Хм-м, почему там?
– Это святая гора, где сохранился древний храм апостола Симона Кананита и где находится пещера, в которой, по преданию, уединялся и молился апостол. Это место близко к Сухуму, и там проходит дорога, соединяющая наши грузинские и армянские провинции с остальной частью Российской империи.
– Но там же должно быть постоянная угроза черкесов…
– О да, нападают часто. Они живут на горах, нависающих над дорогой. Но зато Сухумская область населена абхазами, они тоже мусульмане, но очень приятный, мирный народ. Русское присутствие там недостаточно, поэтому Император хочет склонить абхазов на свою сторону и в этом деле очень рассчитывает на монашество.
– Это напоминает мне испанские миссии в Калифорнии, – проявил свою осведомлённость Михаил. – Когда испанцы, двигаясь из Мексики на север, встретились с Русской Америкой, они обеспокоились, что русские сами захватят всю Калифорнию,  и немедленно снарядили монахов строить миссии по всему тихоокеанскому побережью.
– Точно, – подтвердил дядя Филипп. – Но только  мы не убиваем  и  не порабощаем  коренных жителей, как испанцы – индейцев. Это факт, что за всю нашу историю не исчез ни один из малочисленных народов Российской империи.
– Да-а, хотелось бы посмотреть хоть десятую часть земель нашей великой страны…
– А вот тебе и шанс. Мы можем выправить все нужные бумаги и пошлём тебя в Новый Афон. Уверен, тебя там смогут взять иконописцем.
– Меня? Иконописцем? – Михаил недоверчиво улыбнулся и покачал головой.
– Что, ты слишком хорош для икон?
– Нет, не так. Напротив. Уж очень мои взгляды либеральные, что ли. Не скрою, я не так твёрд в вере. Мне отвратительно всякое лицемерие, ханжество в церкви. Я, конечно, не имею в виду Вас, дядя. Вы совершенно отличаетесь от них.
– А что если я скажу, что Иисус здесь согласился бы с тобой?
– Иисус? Не представляю, что Вы имеете в виду?
– Только то, что наш Господь не был фарисеем. Более того, в сущности, он бунтовщик. Помнишь, что он изгнал торговцев из храма? И он же – повёл народ от старой, затхлой религии к новой, живой Вере. Если бы он пришёл сейчас, он бы сказал: «Нам нужно начать всё заново».
– Так Вы хотите, чтобы я примкнул к реформации Церкви?
– Экая гордыня!  Оставь  в покое  ханжей  и  лицемеров.  Помни,  что есть  и  другая сторона  христианства. Христианство несёт свет, мир, милосердие иному, противоположному, враждебному и хаотичному миру. Если ты сможешь показать это абхазам через свои иконы, твой долг исполнен.

***

Хотя на первый взгляд подобное предложение о новом месте звучало странно, и даже крайне неожиданно, но после дня обсуждений с Елизаветой, тётей и дядей – Михаил пришёл к убеждению, что оно было единственно приемлемым выходом из сложившейся обстановки полной безысходности. Во-первых, появилась оплачиваемая работа. Но главное – переполняли душу радость и восторг от того, что представилась возможность начать новую жизнь в новой стране.

Решение было принято – и новобрачные без промедления отправились сквозь стену холодного осеннего дождя месить грязь бездорожья. Железной дороги в южном направлении ещё не было, можно было ехать только, как говорили, на ямских лошадях, от станции до станции, от города до города, и иногда – пешком. Так что путешествие предстояло долгим.

***

И вот уже Михаил и Елизавета тряслись в повозке по землям Юга России. Но всю дорогу мысли в голове Михаила были только о любви к Елизавете. Из массы прочитанных книг и просмотренных итальянских опер он воображал себе любовь как всепоглощающую страсть близкую к безумству: влюблённый человек должен совершать всякие глупости, ломать вещи, отказываться есть и влезать по верёвочной лестнице через окно в комнату возлюбленной. Но ничего из этих симптомов он не испытывал. Всё, что он чувствовал, это был постоянно горящий внутренний огонь, который не наносил вреда, а постоянно грел и тело, и душу. Совершая каждое действие, каждый поступок, он всегда думал об Елизавете. Михаил уже не мог представить, как он жил бы без Елизаветы, и даже более того, он не был уверен, хотел ли бы он жить без неё. Тогда как с ней – он ощущал покой и умиротворение. Была ли это романтическая любовь? Возможно. Но он решил, что в данном случае ему не важны строгие философские определения.

***

Михаил и Елизавета проезжали по Кубанской области, населённой казаками. Предки этих людей бежали от помещиков-крепостников сюда, на свободные окраинные земли, подверженные частым набегам то соседних кочевых племён, то татар, подвластных Османскому султану. Но бесстрашным и сильным духом беглецам свобода была дороже жизни. После нескольких столетий жестокой борьбы с ними царские власти признали их самостоятельным казачьим сословием, лояльным царю и Отечеству и обязанным нести пограничную и военную службу. Из них были созданы многочисленные казачьи войска в составе Российской армии. Взамен они получили значительную социальную автономию, широкие плодородные земли, освобождение от налогов и многое другое. Такова была, например, Кубанская область – территория Кубанского казачьего войска.

***

Во время своего путешествия Михаил и Елизавета на ночь часто останавливались в деревнях и просились на ночлег. Так они сделали и в тот вечер, южный, по-осеннему тихий и тёплый. Люди – и мужчины, и большинство женщин – были заняты в поле на уборке пшеницы, и на стук в дверь откликнулся старушечий голос:
– Кто вы? Только бы не разбойники!
– Нет, матушка, мы честные православные люди. Пустите нас переночевать.

Путников приютили, накормили. Куча ребятни, возможно, и от соседей, собралась, чтобы подивиться на такое чудо, как странники. Хозяева, дед и бабка, расспрашивали гостей, куда те путь держат. Услышав, что в Абхазию, они выразили неподдельное беспокойство. Михаил удивился и спросил:
– А что, черкесы на дорогах не балуют?
– Нет, нет! По крайности, не так, как раньше. Могут, иной раз, встретиться одинокие разбойнички… И всё.

На утро мать-казачка дала нашим путешественникам по большому ломтю хлеба, тёмному и тяжёлому, как сама земля. На прощанье она перекрестила их и прошептала:
– Матерь Божия Избавительница, спаси и сохрани их в пути…

И они двинулись дальше.

Картина 26, строгая, духовная. Архитектор и иконописец

Внутренний вид собора Ново-Афонского монастыря (современный)

Через несколько дней Михаил и Елизавета прибыли в Сухум. Этот город-порт представлял собой несколько домов вдоль дороги между горами и морем. Ново-Афонский монастырь в виде огромного орлиного гнезда расположился на склоне Анакопийской горы, возле городка Новый Афон, в нескольких километрах к северу от Сухума. Рядом протекала река Псырцха, впадающая в Чёрное море. На вершине горы виднелись руины предположительно древнегреческого города Никопсии и генуэзской военно-морской крепости.

Строительство монастыря требовало колоссального труда монахов. Местные жители в помощь почти совсем не привлекались. Монахи перемещали груды земли и камней, копали ямы для фундамента и закладывали в них огромные валуны. Жили строители в глиняных мазанках. Семью Никоновых ожидали те же условия, но они не возражали, приняли это как должное.

Михаил и Елизавета предстали пред настоятелем монастыря отцом Андреем, невысоким, коренастым стариком с седой бородой и добрыми глазами. Он внимательно прочитал письмо от отца Филиппа, одобрительно покачал головой и обратился к Михаилу с назиданием:
– Как видишь, мы обращаем в свою веру местных жителей, не дожидаясь, пока будут возведены стены Храма. Скажу так: Священное Писание и вообще христианство довольно сложно для понимания новичкам, простым людям. Поэтому важная роль здесь отводится иконам. Они дают человеку что-то осязаемое для общения с Богом, помогают молиться. Не зря их в народе называют по-русски – образа. Известно, что в мусульманских традициях запрещены изображения Бога и людей. Вот я и напоминаю, что некоторые из местных жителей могут увидеть изображения людей вообще в первый раз в жизни. Не причини им духовного страдания.
– Я  постараюсь,  –  ответил  Михаил  задумчиво,  с внутренней  тревогой  –  и  готовностью  выполнить пастырское напутствие.
– А ты, милая, иди пока отдохни, – сказал игумен Елизавете.
– Нет-нет, батюшка! Я не могу сидеть сложа руки. Я сестра милосердия и буду всячески помогать строителям, ежели кто поранился или занемог. Я привезла с собой кое-какие лекарства, перевязочные материалы и надеюсь на Вашу помощь в приобретении нужных медикаментов и инструментов.
– Благослови тебя Господь, моя дорогая! Это воистину будет богоугодное дело.

***

Абхазия показалась Никоновым настоящим раем на Земле. Несмотря на позднюю осень, солнце припекало, и вода в море была достаточно тёплой, чтобы можно было накупаться вдоволь. Елизавета раньше никогда не видела моря, да и Михаилу ни разу не удавалось поплавать в холодном Финском заливе. А какие фрукты – абрикосы, персики, инжир, виноград! Они никогда не пробовали такого чуда!

Наши влюблённые любили гулять по городу вдвоём, держась за руки, могли остановиться у дешёвой харчевни, чтобы попробовать тающий во рту шашлык или молодое местное вино, лёгкое и ароматное. Местные жители, спокойные и приветливые, пели за столами свои красивые протяжные и мелодичные песни. Михаил всё время думал: «Или я сплю, или осуществилась моя мечта побывать в Италии?» Всё это – солнце, море, фрукты, вино – вызывало приятное внутреннее волнение и душевный подъём. Михаил всегда считал Елизавету необычайно красивой. Но теперь, с её бронзовой кожей и блестящими глазами, она стала неотразимо соблазнительной и вспыхивала только от одного его прикосновения. Так постепенно и незаметно они погрузились в неведомый ранее мир нежности, любви, страсти.

***

Через несколько месяцев пребывания в этой святой обители Михаил снискал себе непререкаемый авторитет мастера с академическим образованием и всеобщее уважение монастырской братии. При этом он сумел воспитать группу достойных учеников, а сам почувствовал, что иконопись у него ладится и рабочая нагрузка становится для него слишком лёгкой. Он уже отделал каноническими образами все иконостасы для временных храмовых построек монастыря, оделил личными иконами каждого монаха, написал много образов и даже нательных иконок для монастырской лавки, которая снабжала местное население Нового Афона и округи, в том числе и здешних армянских верующих. И каждая его работа выполнялась с великим тщанием и большой любовью. И каждый раз он приступал к работе, предварительно помолясь, а нередко, и получив благословение настоятеля.

Елизавета в это время занялась лечением местных жителей. Сначала те опасались неизвестной русской женщины. Но когда она наложила гипс на переломы у двух упавших с горы молодых людей и чудесным образом поставила их на ноги, слава о новом докторе разнеслась по всем окрестностям, и народ стал отовсюду стекаться к ней.

Михаил также не остался в стороне и начал учить детишек арифметике и русскому языку в маленькой школе, устроенной при монастыре. Но учеников было немного, так как местные абхазы не горели желанием отдавать своих детей в христианскую школу.

***

Михаил считал своим долгом всегда присутствовать на строительном совете при отце настоятеле. Архитектор, Роберт Пфундт, представлял проекты зданий и планы этажей. Члены совета просматривали и обсуждали чертежи, настоятель одобрял их, и потом монахи-строители воплощали их в жизнь.

В то мартовское утро предстояло рассматривать второй этаж и крышу главного собора. Пфундт предложил делать купол в невообразимом готическом стиле. При этом балки казались слишком тяжёлыми и крышу не поддерживали, а скорее тянули вниз. Уж не говоря о том, что не предусматривалось росписи купола.
Михаил взял слово:
– Герр Пфундт,  меня  очень беспокоит  структурная устойчивость  кровли  собора.  Могу  я  посмотреть Ваши расчёты?
– Я не понимаю! Вы мне выражаете недоверие? Дорогой аббат! – лицо Пфундта начало наливаться краской гнева.
– Господин архитектор, у нас не должно быть никаких обид или обвинений. Мы все озабочены только успехом нашей работы на благо Господа Бога. Это была просто просьба, и Вы нас очень обяжете, если согласитесь ответить, – голос настоятеля был холоден и бесстрастен.
– Русская свинья! – прошептал Пфундт чуть слышно и бросил свою тетрадь перед Михаилом.
– Сам свинья.  Думаешь,  я  не знаю  немецкий,  –  ответил  Михаил  не совсем  правильно  грамматически, но  вполне  доступно.
И немедля приступил к просмотру рукописи: «А-ха, аха. Та-ак, так».

Проверив все расчёты, Михаил поднялся с места:
– Должен заявить, что вычисления неверны. Герр Пфундт не учёл коэффициент Пуассона. В результате возможно обрушение кровли предложенной конструкции. Я предлагаю применить здесь купольное перекрытие крыши храма – без балок!
– Будет оно держать? – попросил уточнить отец настоятель.
– Да, оно  прекрасно  держит  гораздо  больший  купол кафедрального  собора  Дуомо  во Флоренции,  –  уверенно ответил Михаил.
– Дорогой аббат, я не могу работать в таких условиях! Или художник уходит, или я!
– Да-а, я питал надежду,  что  вы  могли бы  работать вместе,  вдвоём.  Жаль,  что Вы,  господин Пфундт,  считаете иначе. В таком случае мы не можем удерживать Вас противу Вашей воли. Прошу получить причитающееся Вам жалованье за месяц вперёд у отца казначея. И Бог в помощь!

Пфундт так и остался стоять, нелепо открывая и закрывая рот, но не произнося при этом ни звука.

– Вы не можете оставить нас без архитектора, – возразил брат Энколпий, старшина строительной артели.
– Я так разумею, что брат Михаил только что вызвался блюсти эти обязанности. А я всегда питал высочайшее доверие к выпускникам Императорской Академии! – настоятель Андрей остался вполне доволен своим соломоновым решением.

***

Михаил тут же, не сходя с места, принялся за ревизию архитектурных чертежей. Пфундт, действительно, проделал большую работу по привязке зданий к местности. Главный храм монастыря, посвящённый Первоапостолу Андрею Первозванному, был правильно расположен в центре. Но ансамблю явно чего-то недоставало. Поразмыслив, оценив имеющиеся запасы материалов и возможности строительной артели, наш новый архитектор предложил построить ещё два храма – небольшую надвратную церковь, посвящённую Вознесению Господню, и церковь среднего размера в честь Пресветлого образа Божией матери Избавительницы. В результате квадрат из четырёх храмовых построек в обрамлении квадрата мощной монастырской стены с главным собором в центре и надвратной церковью при входе в монастырь образовали бы идеальную равновесную структуру, напоминающую святой крест. А первым делом он немедленно принялся переделывать купола всех церковных построек в традиционном русском стиле “луковок”.

Картина 27, бирюзовая, детская. Николай

Внутреннее убранство собора Ново-Афонского монастыря (современный вид)

Когда Михаил торжествующий вернулся домой, Елизавета ошеломила его новостью – она беременна на втором месяце, ребёнка следует ждать в конце ноября.
Лето пролетело в бешеном ритме ежеминутного его пребывания на стройке и её – в больнице. Но за несколько недель до рождения ребёнка Михаил уже не мог ни о чём другом думать, кроме этого важнейшего момента в жизни. Он метался по их избушке, с трясущимися руками и белым, как полотно, лицом:
– Ты не боишься рожать? – наконец он решился спросить напрямую.
– Да ничуть,  –  уверенно  ответила  Елизавета.  –  Я хорошо  научила  акушерок,  Хафизу и Зульфию. И я видела их в деле.
И вот пришёл этот день – у Елизаветы начались родовые схватки. Поскольку мужчинам не разрешалось присутствовать при родах, Михаил занялся ревизией конструкций арочных перекрытий в главном соборе. Когда день стал клониться к закату, его беспокойство достигло предела, и он помчался к больничному крылу, где размещалось родильное отделение.
Только он добежал до входа, как радостный шум сообщил ему, что всё закончилось благополучно. Одна из акушерок (он никак не мог их различать) прокричала ему: «У тебя мальчик!» Елизавета лежала на кровати, держа ребёнка на руках. Вид у неё был растрёпанный, но лицо её было сияющим. Эта картина запечатлелась в памяти Михаила на всю оставшуюся жизнь. Для него никогда ни одной женщины не было прекрасней.

Они решили назвать их сына Николаем. Разумеется, не в честь императора, а из уважения к двум их любимым писателям – Чернышевскому и Некрасову.

Доподлинно известна дата рождения Николая Михайловича Никонова – 24 ноября 1865 года.

Он прожил свою долгую жизнь. Вслед за русской армией, направившейся на завоевание Средней Азии, прибыл в Красноводск, где и обосновался, стал богатым служащим пароходного общества “Кавказ-Меркурий”, дожил до революции 1917 года и гражданской войны.
В первом браке, с Марией, у него родился сын Николай, во втором браке, с Анастасией, у него родились Антонина, Константин и Леонид. Николай Николаевич закончил Бакинское морское училище, служил капитаном на Каспийском море, жил в Баку, создал большую семью.
С женой Анастасией у Николая Михайловича, скажем так, произошли недоразумения, и она увезла детей в Ашхабад, где те выросли и создали свои семьи.
Но всё это может составить содержание отдельной книги.

***

В 1866 году в Новый Афон донеслась страшная новость: студент Дмитрий Каракозов покушался на жизнь Императора Александра. Он выстрелил в царя, промахнулся и был немедленно арестован. Это было особенно поразительным, так как личность царя считалась священной и неприкосновенной. Что бы там ни говорили, но он – наместник Бога на Земле! Помазанник божий! Может быть, кто-то из царей, когда-то, в каком-то столетии, и был убит во время некоего дворцового переворота, но официальная история этого никогда не подтверждала. Во всяком случае, обычный человек, вот так открыто, никогда даже не пытался поднять руку на самодержца. Как бы то ни было, монахи отслужили большой благодарственный молебен по случаю чудесного спасения Императора и во избавление его от всяких новых напастей.
Но мысли семьи Никоновых были, в общем-то, довольно далеки от столичных событий. Елизавета была полностью поглощена задачами расширения монастырской больницы. Добрая молва о русском докторе разнеслась по ближайшим селениям, местные жители уверовали в чудо современной медицины, поток пациентов всё нарастал и нарастал.
Михаил тоже не сидел без дела. Строительство храмовых сооружений, с Божьей помощью, близилось к завершению, и Михаил особое внимание уделял качеству исполнения сложных конструкций – купольных перекрытий, сводчатых потолков, арочных переходов. Уже можно было начинать расписывать внутренние фрески. Не зря он всё лето заготавливал краски, в дополнение к покупным материалам искал подходящие минералы по всем окрестностям, на горах, в пещерах, размалывал, смешивал, добавлял, пробовал.

Картина 28, малиновая, лучезарная. Катерина

Ново-Афонский монастырь. Вид сверху

То был обычный декабрьский день 1867 года. Михаил с набором ведёрок и кистей стоял на строительных лесах под куполом главного собора. В это время его сущность пребывала в разделённом состоянии: его душа парила в небесах, его разум точно и аккуратно оценивал пространство и размеры каждой фрески, а руки писали Богородицу – краска капала ему на бороду.
– Остановись! Богохульник! – крик явно донёсся снизу.
«Что такое?!» – вопросила душа Михаила, возвращаясь в тело. Оказывается, то был монах Энколпий, одна кожа да кости, с трудом поддерживающий своё скрюченное тело ещё более скрюченной палкой. Его всегда видели на строительной площадке. Глаза его горели безумным огнём. И никто не видел, чтобы он спал или ел.
– Не понимаю, брат Энколпий. Объясни, – попросил Михаил самым спокойным голосом.
– Да ты посмотри на святой лик Богородицы! Это же чистый образ твоей Елизаветы! Я уж не говорю о сыне Божьем Иисусе, во избежание греха!
«Ой, чтоб мне провалиться, – испугался Михаил. – Он прав – вылитые Елизавета и Николаша. Это всё фокусы моего воображения…»
– Сейчас же закрась это кощунство! И соверши сто раз “Отче наш” с земными поклонами! – Энколпий пытался влезть на лестницу.
– Не беспокойся, всё исправлю. Но давай всё-таки решим, – ответил Михаил с хитрецой, – что будем делать, закрашивать или молиться? Ты же слышал, что Его Преосвященство Митрополит прибывает к нам в следующем месяце, правильно? Что будем показывать?
Энколпий проглотил свой гнев вместе с проклятиями и удалился хромая.

«Не обижайся, брат Энколпий, – мысленно проговорил ему вслед Михаил, – но тебе, несчастный цензор, по жестокости да-ле-ко до Великой княгини Марии Николаевны».

С  тех пор каждая Богородица на стенах храма или на отдельной иконе была Елизавета, а каждый Сын Божий – его Николай. Это не выражалось во внешнем сходстве, это был их дух. Это было до боли, до крика, до слёз очевидно ему, но никто этого не замечал, к полному удовольствию и удовлетворению Михаила.

Купол собора Ново-Афонского монастыря

***

Прошло два с небольшим месяца – и внутреннее оформление всех храмов было завершено. Главной святыней монастыря стала огромная икона Божией матери Избавительницы, помещённая в одноимённом храме. Михаил был вполне удовлетворён своим творением. Излишне было бы повторять, что церковные каноны не позволяют художнику в полной мере воспользоваться своей творческой свободой. Но Михаил сумел найти лучшее решение при заданных ограничениях. «Даже если я не могу во всём соперничать с Микеланджело, то, по крайней мере, хоть это будет моей Сикстинской капеллой, – думал он. – В конце концов, может быть, даже и хорошо, что я не поехал в Италию. Не вышло бы там из меня такой влиятельной и успешной персоны».

***

Михаил стал больше времени уделять обучению местных детей в церковной школе. У окрестных жителей появилась и всемерно поддерживалась мысль, что полученное образование будет способствовать успеху в торговле или ремёслах. Теперь в каждом классе количество учеников уже перевалило за двадцать человек; в основном – мальчики, но были и девочки. Так как кавказские народности находились на периферии мусульманского мира, отношение к женщинам здесь было не таким строгим и жестоким, как в арабских странах, и поэтому родители, по возможности, достаточно свободно отпускали девочек в школу. Михаил обучал школьников арифметике и – факультативно, желающих – рисованию, а учёные монахи Даниил и Лука преподавали чтение, письмо и историю. В монастыре было принято за правило не заниматься обращением в христианство учащихся в стенах школы, поэтому абхазские дети не ощущали на себе какого-либо давления, а родители не испытывали беспокойства в этом плане.

***

Елизавета была опять беременна. Теперь это у них уже не вызывало особого беспокойства – они считали себя опытными родителями. И в один прекрасный летний день у них родился второй ребёнок, девочка.

В тот день Михаил заканчивал внешние росписи храмов и давал последние уроки перед роспуском школьников на каникулы. После полудня он всё-таки не выдержал и пошёл к больнице, чтобы увидеться с женой. Они решили дать ребёнку имя Катерина – им обоим очень нравилось это имя. В радостной суматохе они только вечером заметили, что нигде не видно Коленьки, которому ещё не было четырёх, но был он шустрым и любопытным. Михаил накричал на няньку, которая должна была следить за мальчиком, и начал поиски: обшарил все углы больницы, побежал в школу, осмотрел все храмы, огород, скотный двор – мальчика нигде не было… Михаил обратился за помощью к отцу Андрею. Тот немедленно направил на поиски нескольких крепких монахов. Начали обыскивать всё вокруг. Темнело, но ребёнка нигде не находилось. С факелами в руках люди бегали по окрестностям и кричали наперебой. И вдруг монах Энколпий воскликнул:
– Стойте! Я, кажется, знаю, где он – в пещере.
– В какой пещере, святого Симона? – засомневался Михаил.
– Да, Симона, но не в парадном входе, а в норе с другой стороны Анакопийской горы!
С этими словами он послал туда двоих монахов-строителей и сам заковылял за ними. А остальные люди из поисковой партии вошли в пещеру через монастырский вход и начали пробираться по лабиринту карстовых ходов. Вскоре они обнаружили Николая – холодного и дрожащего. Чувство страха немного отпустило Михаила, но в нахлынувшем гневе он тряс мальчика и кричал:
– Как ты посмел убежать сюда, как ты посмел?!
Сквозь рыданья мальчик прошептал:
– Но теперь у вас есть ребёночек, и я решил сделать здесь своё царство, на острове, как у князя Гвидона.

Михаил больше не мог сердиться на сына. «Все беды от книг», – улыбнулся он, вспомнив комедию “Горе от ума” Александра Грибоедова.

***

В солнечные осенние дни 1869 года Михаил сидел на крыше собора и прибивал листы золота. Самое подходящее занятие для купца!..
«Брат Михаил», – донеслось снизу. Старик Энколпий с трудом карабкался по лестнице к Михаилу. На лице у него была написана тревога. Задыхаясь, сдавленным голосом он произнёс:
– Только что прибыл курьер. Вот-вот ожидается вторжение турок. И черкесы ударят нам в спину, как пить дать. Завтра рано утром мимо нас в Россию пройдёт наш обоз, охраняемый казаками. Отец настоятель велел тебе собираться всей семьёй, с провизией и скарбом. Вас возьмут.
– Господь с тобой,  Энколпий.  Может быть,  всё образуется,  как  в прошлый раз,  –  попытался успокоить его  Михаил.
– Боюсь, в этот раз хуже чем некуда. Верно, говорю, беды не миновать. Мы уже чистим ружья.
– И ты туда же, старый? Будешь драться?! Разве Христос не говорил, что если ударили тебя по правой щеке, подставь левую?
– Но Христос ничего не упомянул про третью щёку, – с деланым учёным видом произнёс Энколпий. Михаил не удержался, усмехнулся, оценив богословскую глубину шутки.
Монах посерьёзнел:
– Стены прочные. А если доведётся погибнуть в бою, так сначала мы отправим в ад каждый по несколько нехристей-супостатов, – последние слова он произнёс с мрачной решимостью готового на всё человека.

***

И вот уже Никоновы Михаил, Елизавета и дети – трясутся в телеге по разбитой дороге, и Михаил предаётся тягостным размышлениям: «Опять судьба влечёт меня в неизвестность, и ничего нельзя изменить».
Елизавета держит на коленях Катерину и напевает ей песенку:

Катя-Катерина, ты мой свет,
Никого на свете лучше нет.
Ягода малина, Катя-Катерина,
Катя-Катерина, ты мой свет.

«Да, пять лет мы жили на свободе, в отпуске, или может быть, даже в чудесной сказке. Пора возвращаться к реальной жизни».

Далее

В начало