Содержание

За «Бугром». В цикле первом. Часть первая

За «Бугром». В цикле первом. Часть вторая

За «Бугром». В цикле первом. Часть третья

За «Бугром». В цикле первом. Часть первая

Первый год за «бугром». Бездомные и безработные

Уважаемый читатель. Ты открыл первую страницу второй книги моих воспоминаний (первая книга «В России»). Закончилась моя научно-техническая карьера, разработки, встречи с заказчиками, соисполнителями, военпредами. Тот, кого интересуют высокие материи, история научных направлений и тому подобное, может здесь расстаться со мной и далее не терять время понапрасну. После пересечения границы началась наша сугубо частная жизнь.

Мы выехали в Германию в первых числах ноября. Последняя неделя перед отъездом было просто сумасшедше тяжёлая. Не только из-за обилия дел, которые надо было успеть переделать, но и, конечно, в моральном плане. Временами на меня накатывали тяжёлые сомнения в правильности принятого решения, которые изматывали нервы, травмировали и без того неустойчивую психику.

Я не помню терзаний Тамары, во всяком случае, она не показывала своих сомнений в правильности избранного нами пути. Ребята (Саша и Кирилл), которые уже пять лет благополучно жили в браке под нашей сенью, также были спокойны и даже веселы. Это наглядно видно на фотографии, которая запечатлела нашу большую семью за неделю до нашего отъезда. Саша сидит рядом со свекровью, держась за мужа, отделённая от нас сватьей и сватом. Как утешительный приз нам отдан маленький Тёма, играйте, пока ещё можно.

Если бы Саша тогда занервничала, засомневалась в принятом нами решении, обратилась к маме, пустила слезу, то всё могло бы пойти по-другому. Если бы её просьба сложилась с нашими сомнениями, то эффект «домино» был бы обеспечен, и мы бы остались. Но этого и не произошло, на всех предстартовых и последующих снимках она выглядит уверенно и даже безмятежно. Нас это очень поддержало в то время, своих сомнений было через край. Но сейчас, через много лет, стала ясна (лучше поздно, чем никогда) другая сторона этой медали. Ребята, видимо, всё обсудили между собой и единогласно приняли решение, что наш отъезд есть благо для них.

Лёня Кравцов, его жена Мила

Зять Кирилл сразу понял, что это его шанс стать главой семьи, устроить всё по своему разумению и хотению. Саша с ним согласилась, доверилась ему, и, тоже веря (или собираясь попробовать) в свои силы, позволила разорвать «пуповину», связывавшую её с нами.

Володя Р., Кирилл, Сергей Ш.

Для утешения они ещё говорили какие-то слова о том, что будут подавать прошения о переезде в Германию. Они действительно подали. Было получено положительное решение немецкой стороны, но, конечно, Кирилл и его мама не дали согласия на сборы и отъезд.

Другим фантомом, терзавшим меня, была ответственность за доставку нас на ПМЖ, ведь перемещаться мы решили на своей машине, заполнив её под завязку вещами первой необходимости. Маршрут проходил через Финляндию, Балтийское море и Германию. Билет на паром Хельсинки-Травемюнде был заказан заранее, а дата его отправления (3-е ноября) определила дату нашего выезда из Петербурга.

Мой менталитет был таков, что я не догадался заполучить хорошие карты, не имел европейского атласа автомобильных дорог. Я полагался на наш опыт поездок по Финляндии на туравтобусах, на нашу поездку в Германию в 1996 году, на свою зрительную память. Смешно, но для поездки через всю Германию у меня была только туристическая карта, скопированная из туристической книжки, где я черпал все свои познания.

Мы достаточно много ездили по Европе, а в Испании (под Барселоной) я даже водил машину, взятую в аренду, поэтому страха перед европейскими дорогами у меня не было. Я считал, что в Германии всё очень близко и понятно, кругом чёткие указатели и предупреждения. Я не понимал ещё фатальной непроходимости языкового барьера. Однако, в конце концов, вдруг занервничал по поводу проезда в порт Хельсинки. Это была паника, почти психоз. Тамара сразу поняла, не стала спорить, а обратилась к племяннику Володе Р. (на общем фото он первый слева) за помощью. Володя еженедельно перегонял грузовики из порта Хельсинки в Петербург. Кому лучше был знаком этот путь? Дозвонились до него, задали вопрос и получили ответ: «Ребята, это очень просто, надо ехать по трассе, недалеко от Хельсинки, будет большая веерная развилка, там возьмёте чуть влево и далее прямо до пирса по табличкам».

Ответ меня не устроил, я стал уточнять, на каком километре перед Хельсинки эта развилка, что написано на табличке той дороги, куда мы должны свернуть?? Володя помолчал, потом с напором сказал: «Саша, ты не сс…ы, делай, как я говорю, и мимо порта не проедешь». Больше мы не смогли ничего из него вытянуть, пришлось смириться с такими рекомендациями. Кстати впоследствии я по наитию приехал прямо к пирсу в нужное время.

Другой «заморочкой», отнявшей много времени, была подготовка документов для таможни для провоза книг, кассет, картин (мы взяли с собой несколько небольших картин маслом). Кстати с деньгами я решил вопрос заранее и надёжно, оформив платёжные карты VISA, эмитентом которых была британская финансовая компания, а также билеты Америкэн Экспресс. Эти финансовые инструменты не контролировались тогда российской таможней, т.к. в 1998 году о них подавляющее большинство даже образованных людей в России не имело представления. А время неумолимо шло к нашему дню отъезда. 31.10.1998 года мы собрали «отвальную».

Отъезд

Ночь перед отъездом 3-его ноября была очень тяжёлой, я наглотался валидола и смог на некоторое время впасть в забытье. Встали рано, отъезд был намечен на шесть часов утра. В предрассветной тьме я дошёл до гаража и пригнал машину, заранее загруженную вещами, к подъезду. Проезд по городу, выезд на трассу и трасса ничем не запомнились. Я, конечно, даже не подозревал, что еду на машине, чей двигатель имеет лишь три работоспособных цилиндра и требовал замены на новый или исправный подержанный, а это было невозможно в России в те годы.

Новый двигатель обошёлся бы дороже подержанной машины, а подержанного мотора не было в наличии, ибо фольксвагены ещё только-только пришли в страну и на разборках не успели появиться. На решение подобных вопросов требовалось много времени и денег, а этого у нас не было, мы не могли уже менять планы отъезда. Понимание ситуации привело бы к отмене всей экспедиции, поэтому все наши планы последние два-три месяца перед отъездом держались на пофигизме механика, который собрал двигатель после недавней аварии на Мурманском шоссе, не проверил компрессию в цилиндрах и не предупредил меня об этом. Так или иначе, но наше путешествие началось.

Недалеко от границы, после Выборга, я заправил полный бак дешёвым, хотя и сомнительного качества российским бензином и встал в небольшую очередь легковых машин на таможенный контроль. Быстро подошла наша очередь, и старший таможенник дал нам отмашку на прохождение полного контроля. Он производился в специальном ангаре, где было много места, и мы были одни. Под наблюдением таможенников мы стали выгружать вещи из машины для досмотра. Ранее оформленные бумаги-разрешения я сдал в специальное окно, тряся ими перед всеми, кого встретил на пути.

Через некоторое время старший таможенник куда-то вышел, а оставшимся наше имущество было не интересно. Видимо, доход они имели с фур, многокилометровая очередь которых томилось перед пропускным пунктом. Мы вынесли из машины все крупные коробки и сумки и стали ждать дальнейших указаний. Ценные вещи были на мне, багаж был чист. Однако присутствовавший при сём таможенник даже не подошёл к нашим вещам. Вскоре пришёл другой с отштампованными нашими бумагами и приказал заносить вещи в машину, мы поняли, что прошли таможенный контроль. Действительно дорога из ангара вела прямо к пограничным сооружениям, которые преодолели за пять секунд, и вот мы уже на финской территории, где никаких досмотров не могло быть по определению.

Посовещавшись, решили ехать в Хельсинки без остановок, т.к. была уже середина дня, похолодало, на финской стороне лежал снег, хотя трасса была чистой. Перегон до Хельсинки ничем не запомнился за исключением того, что я тщательно следил за соблюдением правил дорожного движения и не гнал груженую машину (эта тактика здесь и в Германии позволила нам доехать до места без поломки двигателя). В Хельсинки я быстро разобрался с направлением на порт и благополучно довёл машину до причала. Наш огромный паром уже был пришвартован и принимал автомобили на свои грузовые палубы. Отстояв общую очередь, мы погрузились, забрали необходимые вещи из машины и забросили их в свою каюту.

Я был доволен первой частью проделанного пути, Тамара тоже, мы с удовольствием вышли в центр города, чтобы скоротать оставшиеся два с половиной часа до отплытия. Теперь мы должны были провести две ночи на пароме и утром прибыть в Травемюнде. Так было запланировано при выборе парома и времени отплытия и оказалось правильным решением.

Наша каюта была хорошего качества, и я на радостях, что первая волнительная и неприятная части пути пройдена, приложился к бутылке коньяка, которую припас заранее. Время прошло незаметно, на палубе было очень холодно, ноябрьский ветер рвал пену с довольно больших волн цвета полированной стали, но наш большой паром почти не чувствовал шторма. Утром через полтора суток после отплытия мы вошли в немецкий порт Травемюде, бывшую базу немецких подводных лодок. Разгрузка не заняла много времени.

Я знал номер автобана, на который должен был выехать по своей туристической карте. Это мне удалось с первого раза, я решил, что поймал полосу везения и всё будет хорошо. Так оно и оказалось на самом деле. Дорога не была сложной, температура воздуха была сначала 8-10 градусов тепла, а затем ещё выше. Я не превышал скорость 110-115 км в час, внимательно следил за дорогой и понимал, что веду перегруженную машину. Где-то в середине нашего 700-километрового маршрута мы хорошо пообедали в придорожном ресторане и взяли курс уже непосредственно на Франкфурт, т.к. этот город появился на дорожных табличках.

В это время меня очень мучил вопрос, как я обнаружу съезд в наш «крайз» в сложной дорожной структуре, опутывавшей Франкфурт. О сложности дорожного движения под Франкфуртом я получил представление ещё во время нашего посещения родственников в 1996 году. Поиск адреса двоюродной сестры меня не страшил, я хорошо помнил зрительно центр городка и подъезды к улице, где жили родственники. На завершающем отрезке нашего пути мы оказались на автобане 5, что спасло экспедицию, ибо пятый автобан плавно огибает Франкфурт, а точкой стыковки этих населённых пунктов является круговая развязка, над которой проходит протяжённый путепровод этого автобана. Добравшись до этого места, я осматривал таблички съездов с автобана с удвоенным вниманием и успел в последний момент заметить нужный съезд.

Дальше всё пошло, как по маслу. Легко нашлась дорога в центр городка. Пользуясь своей зрительной памятью, я разобрался с улицами и поворотами и быстро доехал до адреса. Там даже оказалось свободное парковочное место. Это случилось около шести часов вечера шестого ноября (пятница). Нас никто не ждал и не встречал, так как мы ехали совершенно автономно (мобильных телефонов у нас не было) и не могли сообщить о времени своего прибытия. За день до выезда Тамара звонила своей двоюродной сестре (Гите), сообщила наши планы и ориентировочное время прибытия. Никакой помощи в ориентировании в районе Франкфурта нам предложено не было, что уже тогда насторожило Тамару. Сейчас даже трудно себе представить в какие ситуации мы могли бы попасть в Германии, если бы сбились с маршрута или подвела машина. Но дуракам и лунатикам обычно везёт, главное не прозреть или не проснуться раньше времени.

Первые шаги

Вскоре мы увидели своего дядюшку, с которым расстались в хороших отношениях в начале девяностых после покупки в Минске ВАЗа девятой модели. Дядюшка был бодр и вполне здоров, состояние тётушки Эммы тоже в начале не вызвало у нас подозрений, ибо она и раньше была немногословной и больше улыбалась, глядя в сторону. Эти люди приехали на ПМЖ в 1996 году и были в наших глазах опытными старожилами. История о том, как в возрасте значительно старше семидесяти лет наш дядюшка пробивал разрешение на выезд в Германию, это отдельная новелла, которую мы выслушали в первый же вечер нашего пребывания.

На следующий день мы были приглашены к Гите, которая жила с мужем Эдуардом и двумя сыновьями Леонидом (старший) и Дмитрием на соседней улице Кайзерштрассе. Квартира сестры была большой, просторной и небрежно обставленной. В понедельник Гита отвела нас в социальный отдел городского магистрата, где мы заполнили соответствующие заявления на регистрацию и получение временного места жительства. После этого родственная опека с нас была снята, и дальше все вопросы пришлось решать самостоятельно. В этот же день я нашёл гельдавтомат и, наконец, попытался получить деньги по кредитной карте, однако это сделать не удалось, т.к. именно с 9-ого ноября были прекращены все операции с кредитными картами Инкомбанка за границей.

Главной нашей проблемой стало получение временного жилья. Проблема возникла потому, что сестра не забронировала нам место в т.н. «хайме» ещё до нашего приезда, как все это делали. Почему так получилось? Видимо родственники до последнего не верили, что мы приедем, хотя это мало вероятно, ибо мы сообщили им дату своего прибытия (шестое ноября), или это был пофигизм и небрежность, свойственные этим людям. Я думаю, что скорее второе, в чём мы имели возможность убедиться потом неоднократно. Сестра же как-то объяснила всё тем, что приехавшие на полтора года раньше нас дядюшка с тёткой вытянули из них все силы и время, и они, думая, что мы такие же бестолковые, решили занять более удалённую позицию.

К сожалению, сестра была не одинока, от нас дистанцировались все здешние родственники. Мы это не сразу поняли, в том числе сложность нашего положения, а когда поняли, у Тамары начались нервные срывы. Первый случился уже в конце ноября, и для этого были очень серьёзные причины. Положение ещё осложнилось, когда с 15 декабря Тамара пошла на интеграционные языковые курсы, которые приравнивались к устройству на работу. Мне, как русскому по национальности, в этих курсах было официально отказано. В дальнейшем выяснилось, что это для нас оказалось благом.

Однако вернёмся немного назад в ноябрь 1998 года. Первая неделя нашего пребывания прошла в заботе о крыше над головой. От магистрата мы получили направление в «хайм» на улице Густава Адольфа. Улица была удачно расположена в одной остановке от центра, дом выходил фасадом на оживлённую улицу. Однако долго анализировать достоинства и недостатки нам не пришлось, быстро выяснилось, что квартира занята выходцами с африканского континента. По всему дому сновали какие-то смуглолицые личности, короче он произвёл на нас просто тягостное впечатление.

Мы сообщили об этом и получили новое направление в дом на другой улице. Комнату на Мариенштрассе мы смотрели тоже вместе с Тамарой. Она оказалась на пятом этаже под самой крышей в квартире, где жила многочисленная семья боснийских сербов-мусульман. Комната была маленькая с одним небольшим окном, со скошенным потолком, где стояли две одинарные кровати, между ними стол, у стенки небольшой шкаф и пара стульев. Все места общего пользования и кухня были заставлены вещами сербов. Тамара была в ужасе, но больше ничего нам до Нового года социальные службы не могли предоставить, т.к. здесь сворачивалась программа приёма эмигрантов.

10-ого ноября мы, наконец, разгрузили нашу машину, родственники (сестра и дядя) поняли, что мы не сможем жить в предоставленном временном жилье. Вещи ежедневного использования мы занесли к дяде, а более крупные вещи и коробки, в том числе телевизор, поместили у сестры, где было значительно больше места. Дядя согласился с нашим проживанием у него до Нового года. Спасибо ему за это! В этом районе рядом с центром и синагогой практически не было места для парковки автомобиля, хотя в доме был подземный гараж с платформой, приписанной к квартире дяди. За это парковочное место из пособия дяди вычиталось 75 марок, но воспользоваться им мы не могли, там уже бесплатно стояла машина родственников.

Пришлось снимать  место у соседей, платя им наличными те же 75 марок. Ситуация была неправильная, но молчал дядя, и мы вынуждены были молчать. Параллельно я хлопотал об открытии счёта в банке, искали переводчиков наших документов и отправляли бумаги, регистрировали место жительства в полиции. Отныне наша почта стала доставляться на первый официальный адрес в Германии, хотя фактически мы жили у дяди.

С первых дней пребывания в Германии я понял, как не хватает знания немецкого языка и то, что я ничего не знаю о немецкой жизни. Поэтому я сразу заказал несколько пособий для эмигрантов на русском языке по кредитам и вкладам, страхованию, социальным выплатам, банковской системе. Мы написали и отправили письма в Россию Саше и Марине, в Израиль Сене, в Австрию и Кипр, сообщив свои адреса. До конца ноября мы встали на учёт в жилищном отделе магистрата и городских жилищных кооперативах и даже у маклера по поиску квартир.

22-ого ноября Гита собрала всех родственников у себя по поводу празднования 25-тилетия семейной жизни (наш приезд никакого сбора не удостоился). Фрагменты этого первого для нас большого сбора приведены на фотографиях. На фото тётя Эмма закрыла лицо руками.

Отдельный стол был накрыт для сыновей Гиты, на фото слева направо от Тамары младший сын Дима, дальше старший Лёня. И так, мы были представлены «обществу», осталось ждать дальнейших событий. Они не заставили себя долго ждать.

К последней неделе ноября чётко определились странности поведения тёти Эммы. Началось с того, что однажды проснувшись Тамара не нашла своих часов и украшений, которые она раскладывала перед сном на тумбочке у дивана в гостиной. Она спросила Эмму, та проигнорировала вопрос, стали спрашивать Абрама, он шёпотом признался, что это Эмма, за ней это водится, пошёл в спальню и нашёл вещи под матрацем и в платяном шкафу. Объяснить что-либо Эмма не могла. После этого Тамара практически не спала по ночам и видела, как Эмма бродила по квартире, подходила к нашему дивану, ходила по кухне. Кухня в квартире Абрама была встроена в гостиную в виде небольшого отсека между ней и спальней с выходом в гостиную.

Эмма, как выяснилось, не понимала, что она в Германии и существовала по инерции рядом с Абрамом, наш приезд нарушил хрупкое равновесие, и состояние её психики стало очень быстро деградировать. Изменения происходили каждый день. К концу ноября она уже днями сидела у входных дверей, а первых числах декабря она впервые сбежала из квартиры в домашних тапочках и халате. Погода стояла тёплая для данного времени года, но всё же температура была ниже десяти градусов тепла. Мы нашли её поздним вечером у стации S-бана. В это время у Тамары произошёл первый нервный срыв. Ситуация была очень напряжённая, часть родственников сочувствовала нам и Абраму, другие, те, кто редко общался, не видели в поведении Эммы ничего особенно необычного. Помощь родственников была обязательно нужна для обеспечения контактов с немецкими медицинскими службами. В такой обстановке пришёл Томин 53-й день рождения. Я не знаю, что она реально чувствовала в этот день, но цветов я подарил много.

К концу первой недели декабря пришли заказанные книги, мы побывали во Франкфурте, погуляли по центру, чтобы отвлечься от суеты и домашних неприятностей Ситуация начала меняться к лучшему после 15-ого декабря: во-первых Тамара начала учиться на интеграционных курсах и не была дома с утра до четырёх часов вечера, общаясь с новыми людьми, постигая язык и делая домашние задания (фото), во-вторых на квартире дяди побывала медкомиссия и, конечно, признала тётку невменяемой и требующей срочной госпитализации. Затем приехал санитарный транспорт, и тётку они увезли в клинику. Напряжение, которое тёмным облаком висело над нами, несколько спало.

16 декабря мы даже побывали на концерте Успенской во Франкфурте. Звонили по турецкой телефонной карте в Питер, получили ответное письмо от Марины из Питера, из которого узнали, что они тоже собрались переехать в Германию и состоится это в конце 1999 года.

Остаток декабря (до католического Рождества) прошёл более спокойно. Я определялся с больничной кассой, стали поступать первые предложения по квартирам, которые не подошли, начали искать другую комнату в «хайме», понимая, что дядя в любой момент может поставить вопрос о нашем пребывании. К концу декабря он уже всё громче начал бурчать об этом, прикидывая, видимо, как ему будет свободно и спокойно без нас. Его можно было понять, ибо любой гость хорош только первые три дня.

Тамара снова начала нервничать, теперь уже по поводу комнаты в «хайме». В этот период и обозначился Борис Ч., мой бывший сослуживец, проживающий в Бремене с 1992 года. Мы начали созваниваться. В наших разговорах быстро возникла идея встречи Нового года у Ч. в Бремене, т.к. никто из родственников не торопился пригласить нас к себе. Я подал заявление на оплату мне трёхмесячных курсов немецкого языка при академии госслужащих, располагавшихся в центре города, которые я самостоятельно нашёл. Жить здесь без языка было тяжело и унизительно, по любому поводу надо было просить чью-то помощь, которая давалась нам очень дозировано и с разными ужимками.

Мы получили ответное письмо от Саши с несколькими фотографиями. В гостиной всё было уже переставлено по-новому, самое удобное место было выделено для акустической системы зятя, для которой он изготовил (по своим чертежам) специальную этажерку со стеклянными полками и заострёнными опорами, была заманена наша люстра на линейный набор мелких поворотных светильников. Мебель была ещё наша, но надолго или? Таким образом преобразования начались сразу же после нашего отъезда и, как показало будущее, уже не останавливались, пока от нашей обстановки не осталось следов.

После Рождества Тамара свалилась в тяжёлом гриппе с температурой, был поставлен под вопрос выезд в Бремен, но она справилась. Перед Новым годом я, прихватив бутылку шнапса, отправился знакомиться с хоузмастером дома на Мариенштрассе. Было много сомнений, а возьмёт ли? Встреча прошла успешно, мужик бутылку взял и обещал предоставить приличную комнату после Нового года.

Далее