Тонко пропела электричка и, набирая скорость, пошла выстукивать дорожную песню. Лёшка постоял, смотря ей вслед, пока за поворотом не исчезли последние вагоны. Взвалил на плечи рюкзак. В одну руку чехол с подводным ружьём, в другую гитару. Сойдя с путей, пошёл по знакомой просеке. Ремни привычно сдавили плечи. Тело под тяжестью рюкзака наклонилось вперёд. Знакомое чувство дороги. Обходя небольшие лужи, словно бусы, нанизанные на колею дороги, Лёшка прикидывал, сколько времени идти до озера. Получалось, часа два хода.

Ели тянули лапы над дорогой, роняя крупные редкие капли прошедшего дождя. Лёшка бормотал в такт размеренным шагам:

Падают капли с веток
В тёплом луче света.
Дробясь в опрокинутом мире,
Делаю его шире…

Перешагивая через очередной опрокинутый мир, хмыкнул: «Вот загнул!». Но уже в такт шагам слова становились тягучими, плавными. Пелись. Приходила мелодия.

Над опрокинутым миром
Я прохожу мимо…

Первая остановка. Снял рюкзак, присел на обочину. Звук падающих в воду капель перекликался с птичьим пением. Тоненько звучал голос пеночки. Звучно падали капли. Где-то далеко настойчиво ворожила кукушка. Лакированные веточки черничника упруго вздрагивали, роняя капли влаги. На годовалой сосенке паук натянул свой невод. Лёшка тронул ветку. Хрустальная сеть дрогнула в луче света и уронила хрусталики в траву. Даже звон почудился.

Я прохожу мимо,
А в опрокинутом мире
Машут лапами ели,
Роняя слёзы-капели.

Пошёл дальше. По причудливо изогнутой сосне среди валунов на одном из поворотов вспомнил: до озера ещё минут пятнадцать. Дорога петлёй шла вдоль пологой высоты, в конце которой и было озеро. Последний раз он там был три года назад. Запомнилась прозрачная вода и какая-то уютность места на берегу, где стояла его палатка. Место нашёл сразу. Снял рюкзак, спустился к воде. Мелкая галька берега с пробивающейся кое-где осокой полого уходила в прозрачную воду.

Присел, опустил в воду ладони. «Привет, ну, как ты тут?» Зажурчало в ответ, вытекая из пригоршни мелкими каплями-словами. Разбежались морщинки-круги по воде.

Ну, вот и поговорили!

Стал над зовущей водой,
Смотрю в тот мир иной,
А опрокинутый я
Созерцает меня.

Вернулся к стоянке, по пути прихватив несколько валежин. Костёр долго не разгорался, и дым лениво полз по воде, застревая в метёлках камыша. Лёшка сидел, обхватив колени руками, смотрел на другой берег озера. Солнце стояло ещё довольно высоко, и до вечернего заплыва времени хватало. Выпив кружку кофе, приготовил снаряжение. Осмотрел ружьё, стал одеваться. Осторожно, боясь порвать самодельный костюм, спустился к воде. Надел ласты, маску и спиной вошёл в озеро. Привычно обжав костюм от излишков воздуха, медленно поплыл вдоль берега.

Строю из слов мостик:
«Нынче к тебе в гости!»
Сунул во влагу ногу
И стал исчезать понемногу…

В зеленоватых сумерках желтели стебли камыша, и причудливые резные листья растений невесомо висели в толще воды. Полную неподвижность мира усиливала тишина. Стайка окуней неторопливо проявилась на фоне затопленной коряги и, растопырив плавники, стала разглядывать Лёшку.

Как фотография, подумал Лёшка и буркнул в загубник: «Привет, привет!» Повисели друг против друга. Первым не выдержал он. Плавно подведя гарпун под самого большого окуня, легонько коснулся его хвоста. Тот, сделав какой-то немыслимый скачок, отлетел метра на три, за ним пошли остальные. Лёшка нырнул и поплыл над самым дном, полого уходящим в глубь озера.

Чёрно-серая громада затопленной сосны лежала, растопырив ветви. Между ними прогуливались всё те же окуни. Он всплыл и завис над деревом, стараясь разглядеть вершину его. Где-то там, в переплетении ветвей, в этом лабиринте теней и тишины затаилась царица озера. Стараясь не шуметь ластами, нырнул опять. Он тотчас заметил щуку – по тому сизоватому блеску, который отличает её от коряг и веток. Не сразу приходит навык отличать в путанице водорослей рыбину от коряги. Не один гарпун Лёшка вогнал в дерево в твёрдой уверенности, что это рыбина. И наоборот, сколько раз, небрежно толкнув ружьём корягу, проглядывающую средь зарослей, видел упругий взрыв и стремительно уходящую красавицу-щуку. Эта стояла в тени ствола дерева, и только хвост, попавший в луч света, выдавал её. Тёмно-зелёный веер с жёлтыми крапинками был неподвижен.

Не заметила, подумал Лёшка, осторожно подплывая к ней между ветвей. Показалась голова с косящим глазом. Хвост дрогнул, и Лёшка в то же мгновение нажал на спуск.

Он сидел на берегу, свесив ноги в ластах в воду, задрав маску на лоб. Солнце уже зашло. Вечерний птичий гомон после подводной тишины был непривычно отчетлив. Неторопливо снял ласты и стал подниматься на косогор, где стояла палатка. Кукан нёс в руке, поднимая его так, чтобы хвост рыбины не волочился по земле.

«Мир тишины, красок…», – бормотал Лёшка озябшими губами. Темнело. Он развёл потухший костёр, пляшущий огонь ещё больше усилил темноту. Лежал на спальном мешке, подперев скулы кулаками. Смотрел в костёр.

Мир тишины, красок…
Как этот мир краток!
Очнулся – стою на поляне
С рыбиной на кукане.

Конец 1960-х

Далее

В начало

Из книги: Вихорев В. И. В океане времени: Песни, стихи, проза, рисунки. – СПб.: «Бояныч», 2005 г.