Евгений Клячкин и Валентин Вихорев. 1960-е годы (Фото Геннадия Приходько)

В такой день нужно лить елей:
Полсотни лет – ведь это юбилей!
И я, мой друг, сочту за счастье
Принять в нем скромное участье.

На Петропавловском валу
В двенадцать грохнули из пушки.
Воздал Евгению хвалу
Когда-то незабвенный Пушкин.
Мой друг Евгений,
Я не предвижу возражений –
И буду звать Вас просто Женей.
Я нашей многолетней дружбе рад.
Нас пестовал блокадный Ленинград,
И нашим детством той поры
Владели ленинградские дворы.
Послевоенные года –
Забудешь разве их когда…
Нам, ленинградским пацанам,
Пришлось взрослеть не по годам.
А наши песни той поры –
Неудержим был их порыв.
Шальной задор! Как я был рад,
Когда ты запрещал глядеть назад.
И мы летели к горизонту,
А пели как – почти экспромтом.
За горизонт летели дальше,
Боялись только в песнях фальши.
Наша жизнь в двадцатый век,
Что говорить, барьерный бег.
Нестись с гитарою под мышкой,
Задрав штаны, – уж это слишком!
Но ты бежишь и, видит Бог,
Ты на дистанции неплох.
И с каждым днём от песни к песне
Твой бег, мой друг, всё интересней.
К полсотне лет ты стал маститым,
Но, милый друг, меня прости ты:
В этом седовласом отраженье
Ты для меня всё тот же прежний Женя.
Пусть тебя годы не сутулят.
На гриф ладонь, нога на стуле.
Живи, твори напропалую!
Дай тебя, Женя, поцелую!

Начало 1984 г.

Казалось бы, что может быть общего у человека, окончившего инженерно-строительный институт, архитектора в Ленпроекте, уже в ту пору хорошо владеющего гитарой, пишущего песни на стихи Бродского, Кузьминского, сугубо городского интеллигента – с выпускником ремесленного училища, слесарем на заводе, всё свободное время отдающим походам и экспедициям, считающим написание песен делом несерьёзным и владеющим гитарой в объеме пяти аккордов?

Не думаю, что поводом для нашей дружбы с Женей был признанный им факт, что у меня руки растут из того места (его выражение), и что все его переезды, начиная с подвала на канале Грибоедова и кончая въездом в собственную квартиру на Васильевском острове, нуждались, как правило, в каких-то доделках.

Я склонен всё-таки думать, что нас связывали песни. Когда мы впервые услышали друг друга, я, к сожалению, не помню. Может быть, это было у Валерия Сачковского, где мы собирались по четвергам на жареные пельмени с сухим вином, может, у Сталины Мишталь на Литейном проспекте. В начале шестидесятых «кухонное» общение процветало и было почти единственным источником для знакомства с песнями. Это потом уже появились молодёжные клубы самодеятельной песни. Такие, как «Восток» и «Меридиан».

При первом знакомстве с песнями Евгения запомнилось, как он пел и играл на гитаре, удивило его отношение к написанию и исполнению песен. Его ни с кем нельзя было спутать. У него уже тогда появилось своё творческое лицо. Его песни позднее получили определение городского романса. Более близко мы познакомились на Всесоюзном слёте по местам боевой славы в городе Бресте, куда ездили в составе ленинградской делегации. Нас было четверо: Александр Городницкий, Борис Полоскин, Женя и я.

Слева направо: Борис Полоскин, Александр Городницкий, Валентин Вихорев, Евгений Клячкин Всесоюзный слёт по местам боевой славы в Бресте. 1965 г.

Удивительно, как быстро и непринуждённо Женя вписался в нашу команду людей бродячего толка, за плечами которых экспедиции, походы, поездки. Городницкий – участник геологических экспедиций, Полоскин – мастер спорта по туризму, да и у меня к тому времени был уже изрядный опыт походов и экспедиций. В те годы я серьезно занимался подводным спортом, уже немало было изъезжено и исхожено в поисках водоёмов с чистой водой для погружений и подводной охоты.

Такой образ жизни в какой-то мере был стимулом творчества. Нередко поводом для написания песни служило знакомство с песнями друг друга, подспудно пробуждался интерес к той или иной теме.

На одном из первых ленинградских конкурсов я спел «На фронт трамвай уходил». Мы с Женей оба блокадники, тема блокады была ему близка. Он даже несколько раз исполнял мою песню на концертах, но потом, говорят, сказал: «Нет, пусть её Валентин сам поёт» – и написал пронзительную песню о матери, умершей во время блокады. Мне кажется, именно с того времени он поверил в себя как в поэта и стал уделять больше внимания песням на свои стихи.

Его песни многогранны. Женя был сугубо «городским» лириком, но слушая песни тех лет о природе, он не остался равнодушным. Поехал на Псковщину; живя в палатке, написал удивительную песню «Мелодия в ритме лодки».

Мне всегда импонировала Женина манера общения. Его искренность и детская доверчивость поражали. Конец 1960-х. Наш с Женей концерт в Риге. Дворец спорта переполнен. За 15 минут до начала местное руководство предлагает написать тексты песен, которые мы будем исполнять. Реакция Жени: «Валя, мы же не успеем!». Сошлись на написании названий песен. До сих пор храню фотографию тех лет: пишем названия песен.

Лидия и Валентин Вихоревы и Евгений Клячкин. Рига. Зима 1967–1968 гг.

К разговору об искренности и правдивости. У нас как-то повелось, что при встречах мы делились новыми песнями. Помню, я спел ему «Выру» из пушкинского цикла. Он послушал, помолчал. Потом: «Валь, длинно, по музыке однообразно». Надо признать, я всегда прислушивался к его мнению. Расстроился. Через два месяца поздний звонок: «Валя, я тут слушал Копосовых на концерте. Исполняли твою «Выру». Это класс!». Молчу, слушаю. Потом говорю: «Женя, я же тебе её пел!».

Изумляется: «Когда?» – «Два месяца назад». Он замолчал, потом: «Извини. Я был неправ».

Он как-то шутил: «Мне лучше спится, если я в глаза скажу то, что думаю».

Вспоминаются совместные поездки: Украина, Урал, Сибирь, Поволжье. С юмором у нас всегда было всё в порядке. Поезд «Ленинград – Брест», купе. Нас четверо. Молоденькая проводница приносит чай. Мы трое решили подшутить над Женей. Дружно вывалились в тамбур, оставив их одних. Стоим, посмеиваемся. Час, два. Не выдерживаем, стучим в купе. Выглядывает: «Ребята, ну ещё часок-другой погуляйте!». Зауважали.

Питерская «команда» бардов летит в Сибирь на концерты. Мы с Женей в их числе. В Новосибирске дозаправка самолета, нас высаживают на лётное поле. Зима, холодно. С ноги на ногу топчемся. Он мне: «Валя, слабо ногой ухо почесать на бутылку?» Улыбается, в глазах чёртики. Смотрит, как нас окружает «команда», предвкушая удовольствие.

«Подержи», – говорю. Отдаю гитару и стоя, не садясь на снег, чешу ногой ухо. Его разочарование – чисто детское.

Упорства ему было не занимать. При всей нашей тогдашней безалаберности он единственный, кто в то время начал серьезно осваивать музыкальную грамоту и ходил на занятия при Союзе композиторов.

Вспоминается одна из историй тех лет. Нас пригласили на радио записать песни. По тем временам – событие. Записали по несколько песен, ждем назначенного дня с передачей. Я даже магнитофон приготовил для записи. Действо состоялось. Исполнили по одной нашей песне. После этого некий композитор Зарицкий вкупе с ведущим передачи долго сетовали, обвиняя меня в цыганском надрыве (я исполнял песню «Памяти Абалакова» – «А ты всё идёшь, другу плечи подставив…»), а Женю – в упадничестве. «Как это так, молодой советский человек прячется в норку?» (звучала песня «Сигаретой опиши колечко…»). После этого, не мудрствуя лукаво, грохнули под оркестр песню Зарицкого «Что у вас, ребята, в рюкзаках…». Кажется, «мыло, полотенце и рубашка и яблоко, хрустящее в зубах».

Я всё воспринял более-менее спокойно, потому как другого и не ожидал, а Женя искренне недоумевал: «Валя, неужели они ничего не понимают? Или притворяются?».

Видимо, эта искренность восприятия сослужила ему недобрую службу в Ленконцерте, куда он перешёл работать позже. Необходимость быть всё время на слуху, постоянные разъезды, гастроли, озабоченность количеством слушателей – всё это заставляло его подстраиваться, что, конечно, было не в его натуре. И, слава Богу, что он перешагнул через это и остался самим собой.

У меня на столе лежит книга. Евгений Клячкин. «Не гляди назад…» Автограф: «Всем Вихоревым с любовью» и дата: 22.03.94 – это день празднования юбилея, который состоялся в Питере. Меня, к сожалению, в городе не было, я был в горах Кавказа, но, зная о юбилее, заранее написал поздравление и попросил жену передать его Жене в «Востоке». По сути, это последнее общение Евгения с нашей семьей, в которую он был вхож многие годы.

На 60 лет Евгению Клячкину

То ли Женькой назвать с Антоненко,
С переулка, где виден Исаакий,
То ли гостем заморским, почтенно:
Мистер Клячкин, Евгений Исакыч.
Поздравляю тебя с юбилеем.
Слава Богу, приехал хоть в гости.
Об одном лишь я только жалею:
Не обнять мне заморского гостя…
Ты ведь нынче живешь за морями,
Я – в горах, где грохочут лавины.
Мы до старости всё покоряем
Я – Кавказ, ну, а ты – Палестину.
Грех из песни выкидывать слово.
Ты прости уж меня, Христа ради…
Это всё ведь без умысла злого,
Но мы родились с тобой в Ленинграде.
Этот крест нам судьбою завещан,
Не убавить у времени бег.
Не убавить морщин (или трещин),
В наше время, чем жив человек?
Уповай на счастливый билет,
Как и прежде, мы будем друзьями.
Если сможешь, на старости лет
Прорасти на чужбине корнями.

18–19 марта 1994 г.

С малых лет помнит дядю Женю наша дочь Лада. В одной из совместных поездок в Карелию (на турбазу Косалму под Петрозаводском) Ладушку покорила красота «тети Фиолеты». Так она называла жену Евгения Виолетту.

Валентин Вихорев с дочерью Ладой и Евгений Клячкин с женой Виолеттой. Турбаза Косалма под Петрозаводском. Начало 1970-х гг. (Фото Лидии Вихоревой)

Спустя годы, уже окончив Академию художеств, Лада проиллюстрировала Женину книгу «Оглянусь на всё, чем жил…», выпущенную, как и первая его книга, в питерском издательстве «Бояныч».

Женин отъезд я не хочу комментировать, хотя у нас и был разговор на эту тему. Весть о его отъезде застала меня в горах, и я по горячим следам написал стихотворение.

Ещё одна в ряду прореха,
Ну, чем её нам залатать?
Ещё один наш друг уехал
Искать земную благодать.
Ещё один наш друг уехал,
Как говорят у нас, отсель –
Благополучия, успеха
Искать за тридевять земель.
Ну, разве ждешь удара в спину –
Исподтишка удар под вздох?
Ещё один из нас покинул
Любовно свитое гнездо.
Дверь закрывая за собою,
Не положив в карман ключей,
Обременять себя виною…
Здесь ты был свой, а там – ничей.
Не знаю, как друзья другие,
А я могу лишь пожелать
Вдали от нас про ностальгию
Свежо и честно написать.
Я улыбаюсь, вот потеха!
Смех со слезами пополам.
Ты в мир иной от нас уехал,
А помирать вернешься к нам?

Апрель 1990

В то сумбурное время Женя, видимо, потерял нить, связывающую его с его слушателями. И надо было пройти определённому времени, чтобы он понял: его помнили и любили все годы в России. Яркий пример тому – Женин приезд в Питер на свой юбилей. Несказанно рад, что он успел при жизни осознать и прочувствовать это у себя на Родине.

Уход из жизни Евгения был неожиданным. Пересуды и толки о его гибели до сих пор не утихают. Творческий человек, общаясь с аудиторией, не только тратит себя, но и пополняет свой энергетический потенциал за счет обратной связи. Эта связь с благодарными, понимающими и сопереживающими слушателями дает колоссальный энергетический заряд. И не только психологический, но и физический. Издревле считается, что человек, живя там, где родился, чувствует себя лучше и комфортнее. Пить воду тех мест, откуда ты родом, – вот одна из заповедей наших предков.

Эти размышления и послужили написанию песни о кончине Евгения Клячкина, поэта, композитора, исполнителя, а прежде всего – человека, которого мы помним и любим.
___________________________________________________________________________________________________

Памяти Евгения Клячкина

Ну, в чём же здесь его вина?
В годах купил костюм на вырост.
У сердца Родина одна:
Там, где родился ты и вырос.
Оно, рассудку вопреки,
Не верит в эти перемены.
Два берега одной реки.
Лишь сердце, сердце неизменно.
И небо вроде бы одно,
И так же терпко пахнут травы.
Так отчего щемит оно,
Не по нутру ему забавы?
Ему бы спорить – не молчать.
Окстись, ведь ты не малолетка.
Бывает, правда, по ночам
Забьётся перепелом в клетке.
Душа до донышка пуста.
И сердце точит паутиной.
Любые райские места
Ему останутся чужбиной.
Разрыв-травой родник зарос,
Водой живою не напиться.
Ну, сколько можно на износ?!
И перестало сердце биться.

6 сентября 1994

Далее

В начало

Из книги: Вихорев В. И. В океане времени: Песни, стихи, проза, рисунки. – СПб.: «Бояныч», 2005 г.