Слова
Фразы
Смыслы
Стихи
Музыкальные картинки
Имена
Тексты Интернета (Проза)
Тексты Интернета (Стихи)

Советская цензура 
Всегда поражала тонкость советской цензуры. Не помню уже, почему это знакомо, но мне приходилось читать отвергнутое. И очень не сразу понимал антисоветский смысл сказанного, только развитие безобидной мысли-реплики или погружение к ее истокам приводили к отрицанию советских идеологем. Советские цензоры — высокие интеллектуалы. На литературных полях возникла игра — писатель пишет благопристойно, — так, что «комар носа не подточит», но суть — по-советски сомнительная. Критик-комар все видит, но не всегда убедительно формулирует возражение, а (возможно) иногда преднамеренно пропускает. Советский читатель с интересом наблюдает за этими играми, кто-кого одолеет. Обычно одолевали цензоры, Аксенов, Солженицин, Тарковский и многие другие покинули страну, но иногда читал книги небольшого тиража, не очень известных авторов, и удивлялся — как такое можно публиковать! (05.10.2013)

Жизнь задает сюжеты 
Писатели ничего не выдумывают, они лишь фиксируют, что видят, размышляют о том, что видят, и это тоже фиксируют. Выдумывать, изобретать ничего не надо, надо видеть и уметь сказать так, чтобы другие тоже увидели и поняли. Считаю, что писать так, чтобы было непонятно (шифровать мысль) — дурной тон. Мысль и без того непросто донести, встречаюсь с этим часто.
20.10.2013

Другое прочтение

Нет у меня привычки перечитывать прочитанное. Это неправильно, второй раз роман может быть прочитан по-другому. Но если мне понравилось, я не хочу другого, пусть будет как есть, даже если нет там ничего кроме собственных фантазий. Фантазии могут меняться, изменяя роман. А новое прочтение — это новый роман. Мой сын, наоборот, перечитывает до тех пор, пока не извлекает из книги все до последнего нюанса. Можно предположить, что у него приоритет истины, а у меня фантазии. По некоторым другим признакам, это действительно так. Но даже при таких обстоятельствах, я не очень верю в завершенный роман, предлагаю Сергею перечитать через двадцать лет. За такое время содержание может измениться. (11.11.2014)

Второе чтение
Полезно перечитать написанное, когда уже забыто содержание. Второй раз можно менять слова там, где споткнется глаз. Я всегда говорил, что в эпистолярном жанре главный — читатель. Вот и превращаю себя в читателя. (23.09.2014)

Аналогии
Можно говорить на отвлеченные темы, а думать совершенно о другом, об очень конкретном, усматривая аналогии. Я не могу уверенно сказать, существует ли связь между отвлеченным и конкретным, но предполагаю, что есть. И, как можно роман переложить на музыку, так можно говорить о человеческих отношениях, используя космические сюжеты и соответствующую лексику. (19.10.2014)

Автоперевод
Абрамсон из Америки иногда присылает статьи с переводом автоматического переводчика. Качество перевода очень разное. Было бы интересно провести анализ, от чего оно зависит. — От содержания, глубины, абстракции, языка изложения? Когда машинный перевод не будет отличаться от человеческого, можно будет признать наличие машинного интеллекта. (08.11.2014)

Возраст писателя
Писатель это тот, кто преодолел стыдливость и смущение, это некоторая форма наглости. Я пишу, обнажаю душу, выхожу с обнаженной душой на подиум, слышу аплодисменты или свист. Продолжаю утверждать, что писатель — любой, кто пишет публично. С одной стороны, пишут из понимание того, что есть мысль или сюжет, который может быть кому-то интересен, с другой стороны — действительно, у каждого сюжета, мысли или слова есть свой адресат. Мне кажется, не пишут из опасения, что человек со временем меняется, и сказанное сегодня будет звучать дико в другое время или в другом месте. Слово, говорят, не воробей, — «вылетит, не поймаешь». А если слово еще и перенести на бумагу, оно начинает жить своей собственной жизнью, претендуя на вечность. Непишущие — скромники, я же давно потерял невинность и готов говорить во «весь голос», как Маяковский… — Нет я не готов говорить, только писать, наверно, буду краснеть, если придется читать. Есть у меня знакомый писатель по фамилии Лапкин. Он говорит, как пишет и пишет, как говорит, на ходу придумывая сюжеты. Пишет-говорит грамотно, складно красиво. К сожалению, у него слишком много слов, кажется, он ими любуется, в них купается, мысль тоже есть, но ее меньше чем слов она тонет в словах. Он хорошо рисует, на даче все стены в его акварелях, графике. Видимо, рождаются голове образы, которые он «на ходу» переводит в слова. Говорил он всю жизнь, а писать начал лет в 60. Я не говорил, всю жизнь думал, а писать начал тоже лет в 60. — Благословенный возраст для «писателей»! (02.12.2014)

Ф.Рабле
Нам приходится заниматься многими ненужными вещами, — ходить по врачам и магазинам, добывать и готовить пищу, зарабатывать деньги. А все оттого, что мы в большой степени материальные, вот и приходится удовлетворять материальные потребности, материя требует к себе большого внимания и начинает напоминать и мстить, если что-то не делается или делается не так. Мы пребываем в материальной зависимости. Приходится жить с этим, принимать и учитывать. Сопротивление бесполезно и бессмысленно, как в Северной Корее или в СССР. Приходится отдавать дань, соблюдать ритуалы, просвечиваться рентгенами и УЗИ, обедать и ужинать, и на все это тратить свое драгоценное время. Вообще-то такая позиция неверная. Мы, плоть от плоти ее, должны лелеять и ублажать, радоваться всем материальным проявлениям жизни, поскольку об иной, нематериальной, никто еще не предоставил никаких убедительных свидетельств, она остается только в мечтах и фантазиях. И лучшее состояние, это как в сюжете с преподавателем и учениками, только все наоборот, — жить в отстраненном духовном, при ясным пониманием собственной материальности и неизбежности свойств материального мира. Европейская цивилизация (культура) колеблется от отстранения материи к полному с ней слиянию. Меня в свое время поразил Франсуа Рабле, бросивший духовное в грязь материального, я смог прочитать только часть его «Пантагрюэля». А в нынешней Европе, похоже, это теперь настольная книга.
18.04.2015

Человек человеку — учитель, это его свойство, основной видовой признак. Цивилизация возникла после отработки первых способов обмена и сохранения информации. От каменных флэшек — к электронным! На нынешней флэшке можно записать столько, что если перенести на каменные таблички, можно построить пирамиду Хеопса. Но если прочитать написанное, как и в древние времена, преобладает бытовое, мимолетное. Однажды это огорчило археологов, расшифровавших незнакомые древние записи. А я думаю, — все правильно, именно мимолетное надо сохранять, вечное, — оно само говорит за себя, не нуждается в сохранение. Провожу аналогию с текущей жизнью. — Не следует уделять много внимания бытовому, — оно рядом и тоже само все скажет, а думать надо о далеком, вечном. Так, бытовые коллизии — это для археологов, а для нас актуальны взрывы сверхновых и освоение свойств темной материи. Астрологи и другие оккультисты пытаются совместить несовместимое, — звезды, иные измерения и миры с банальной бытовухой. (13.09.2015)

Иван печатник и Иван-дурак
Одно из самых крупных достижений цивилизации — простота копирования и компактность хранения информации. Копирование теперь выполняется «легким движением руки». А начиналось все с книгопечатания. Тогда впервые появилась возможность создания копий. Но типографские машины требовали вложения труда и денег, потому несколько сотен лет это было уделом избранных. И вот теперь каждый человек у себя на дому или вообще мимоходом может заниматься книгопечатанием. Мы знаем, какой толчок цивилизации придал книгопечатник Иван Федоров, и вот теперь каждый из нас, ощутив себя таким Иваном, начинает печатать и придает немыслимое ускорение вялотекущему прогрессу…

Как-то я плавно перешел от Иванушки из сказки (а там все больше дураки) к Ивану-печатнику и к современному состоянию, что по-книжному называется «быль». И сразу вспоминаются «Лесные были и небылицы». Книжка детская, но название верное, были и небылицы перемешаны так, что невозможно разделить. (11.11.2015)

Книги
Грин сидит в моей памяти как один из ярких писателей. Есть ощущение его сказок, но, как оказалось, я ничего не помню. Впервые по теме когда-то посмотрел фильм «Алые паруса» и был очарован А.Вертинской — Ассоль. Посмотрел в Википедии, — это был 1961-ый год, мне 12 лет. Запомнил из фильма только один эпизод. Две мужчин, серьезных и благородных, после долгого противостояния спокойно разговаривают, выясняя отношения. В конце разговора один спрашивает другого:
- Так значит, я прощен?
- Да!
- А ты нет!
Того, кто не прощен скручивают и куда-то ведут…

Меня поразил этот диалог необходимостью услышать прощение у жертвы, прежде чем этот человек будет казнен. Поразила неожиданная коварная реакция на прощение, она не укладывалась в голове подростка.. Никогда больше я не смотрел этот фильм. Через некоторое время с удовольствием прочитал много рассказов А.Грина, хотел подробнее рассмотреть запомнившийся эпизод, но не нашел его. Может мне эта история приснилась? Поразило лицо Грина, которое было на обложке книги, которую мне удалось когда-то купить. Это было черное лицо разбойника — пирата, а не автора романтических историй. Сейчас ничего не вспомню, ни один сюжет, осталось только ощущение.

Вот и от Достоевского осталось только ощущение. Внук Дима, который сейчас читает «Преступление и наказание», иногда воспроизводит и оценивает некоторые сюжеты, а я ничего не могу вспомнить, — читал 45 лет назад. Вероятно, от хороших книг остается только ощущение, и этого достаточно. Содержание полностью растворяется, пропитывая собою личность. (06.01.2016)

Письма И.С. Тургенева
В былое время, когда книги были в моде и все сметалось сразу, как только появлялось на прилавках, а многое и до того момента, сиротливо стояли сочинения классиков марксизма-ленинизма и некоторых особо одаренных писателей. Тогда я часто посещал магазин Букинист, только там и можно было купить что-то ценное для себя. Вместо классиков марксизма там бывали сочинения литературных классиков. Долго стояли отдельные тома из полного собрания сочинений и писем Тургенева. Я как-то посмотрел и удивился, — писем больше, чем произведений. Почему-то от писем я ничего интересного не ожидал, — реальный быт казался скучным, драмы, трагедии или любовь я как-то больше связывал с вымышленными романами, забывая, что их пишут с натуры. Сейчас понимаю, что письма — это вообще особый жанр, не чуждый литературы, имеющий собственные свойства. Они могут напоминать дневники, исповеди, наблюдения, размышления, они отражают непосредственные впечатления, это едва ли не самый близкий к жизни материал. Если будет когда-то досуг, я прочитаю письма Тургенева и других известных авторов.

Есть тут, конечно, опасность разочарования. Я неоднократно говорил о несводимости частного лица к его социальному образу, они могут сильно различаться и даже противоречить друг другу. В письмах в большой мере проявляется частное лицо. Впрочем, оно, даже если совсем другое, может быть интересным. Человек един во всех лицах.

Выступление
Прослушал выступление перед аудиторией писателя Быкова по какому-то литературному поводу. Обратил внимание на его речь, — хорошая, правильная, излагает мысль плавно, понятно, интересно, не сбиваясь и не подбирая слова. Убежден, что это экспромт, не записанный предварительно и не проговоренный. Посмотрел по программе — он говорит два часа. — При таких способностях он может писать свои романы и сразу публиковать. В общем, смотрел с восхищением. — Для меня это за пределами понимания. Хотя иногда бывает, что пишу и пишу, быть может и не о чем, но не остановиться…

Cogito, ergo sum
Мы — археологи души, выполняем раскопки и записываем результаты исследований. — Для кого? — Любые записи делаются для себя и обязательно для других, — всегда предполагается, что написанное будет кем-то прочитано. Чего в этом больше, трудно сказать. Мысли полезно проговаривать, — обретая форму, они попадают в реальность. Более того, они, бывает, рождаются в процессе письма. Значит, есть еще один адресат, — сами мысли и сюжеты, о которых мы говорим. В конце логической цепочки получим, что письма — это одна из форм существования, которая дает обнаружить себя. Декарт утверждал: «Мыслю, следовательно существую». — Это так, но у существования много градаций, и если ограничиться исключительно мышлением, не выходящим за рамки мыслящего, это будет ограниченное существование, замкнутое, бесполезное и потому бессмысленное. Фиксация в виде устных или письменных слов придает мышлению смысл. Возможно, вокруг нас существует множество других миров, не обнаруживающих себя, но для нас их нет, о них мы можем только фантазировать. Высказывая мысль, мы сами выходим наружу и слушаем ее вместе с другими.

Т.е. в некотором смысле, возражаю Декарту, «Cogito, ergo sum» — недостаточный принцип. Сказал бы я по другому: «Говорю, значит живой и в сознании», но это будет еще дальше от истины. Слова нередко говорят о том, что сознания нет и, вероятно, уже не будет. Да и само существование всегда под вопросом, — слово отделяется от своего источника, живет своей жизнью…

Получается «Слово о словах», — когда-то прочитал этот труд, но ничего не помню, может я излагаю мысли, которые в нем прочитал? По большому счету, это так, — все что я говорю, — изложение собственными словами того, что когда-то было прочитано. Но есть у меня гипотеза о «мутации мысли» — в процессе многократного повторения известного, возникают случайные искажения, которые могут оформиться в новое знание. — Дарвинский отбор везде — в живом, в неживом, в интеллектуальном. Вероятно, он (Ч.Дарвин) нащупал проявление некого глобального принципа.

У меня есть предположение, что каждый человек глубок и интересен, но не всякий может это обнаружить. Хорошо, что Диоген отправлял послания из бочки, иначе он бы для нас не существовал. Многие закрываются в своих бочках-квартирах, не подавая оттуда никаких сигналов. Но это не значит, что там разума нет. — Просто он принимает иные формы, иногда настолько своеобразные, что контакты с внешним миром затруднены или даже невозможны. Пока не сформулированы признаки разумного, я буду предполагать, что не то что бы «рыба», но даже неживая материя способна мыслить.

Английская литература
Анекдоты, да и вообще юмор — это очень национальное, поскольку тут играют с языком и извлекают что-то из его глубин, неочевидное, тонкое. Не ожидал ничего хорошего увидеть в сборнике английских анекдотов и был приятно удивлен, — иные из них вызвали улыбку. Делаю вывод, — я англичанин. Точнее, ассимилированный узбек, принявший английскую культуру. Действительно, в возрасте 19+ я увлекался английской литературой, прочитал всего Вальтера Скотта, Голсуорси, Моэма и многих других, сейчас уже всех не вспомню. И тогда мне казалось, что есть английская литература, пребывающая высоко-высоко, а к остальным надо спускаться. Потом я часто спускался и поднимался на другие вершины.

Оценки
По мотивам не литературным, но гуманным была дана хорошая оценка рассказу человека больного 4-ой степенью рака. Это, однако, вызвало у него желание непременно опубликовать рассказ в известной газете…

Неправда коварная, она требует подпитывать себя новой ложью. Это значит, что никогда не следует выходить за рамки текста, это замкнутое пространство. Но для автора это не так, его текст это часть его существа, его жизни. Он подбирает каждое слово и верит в то, что говорят. Плохое же говорят нечасто, чтобы не обидеть. Лучший критик, ценный критик — тот, кто говорит о недостатках. Обычно этого авторы не ценят и действительно обижаются. Ситуация осложняется тем, что и критики иногда переходят от текста к личности, да еще есть критиканы, — извращенцы, с наслаждением смакующие негативы, иногда надуманные. В общем, отношения «писатель-читатель» очень непростые. У каждого рассказчика есть своя аудитория, иногда она сужается до одного человека, самого писателя. Есть требования формальные — лексические, грамматические, композиционные. Об этом легко говорить и критиковать. Самое неприятное, когда все формальные требования удовлетворены, но есть большие возражения по сути, особенно, когда рассказ «ни о чем». — Впечатление определенно неверное, — для того, кто пишет, содержание значимое. — Значит, не смог он его выразить так, чтобы другие услышали и поняли. Оттого и говорят, что писательство — искусство, на литературных факультетах преподают формальности.

Сказки
Гусиные перья для письма сначала превратились в металлические, потом стали автоматические, шариковые и, наконец, все закончилось клавишами. Возможно, что это еще не конец метаморфозам, хотя фантазии на продолжение мне не хватает. На днях написал небольшое письмо Баташову, по необходимости, бумажное. Я уже лет 30 не писал такие письма. Оказалось, непросто, — рука сопротивляется, отвыкла, почерк потерялся. Конверты теперь другие, — все наоборот, сначала откуда, а потом — куда. В общем, с большим трудом заполнил конверт, не совсем правильно, что вызвало ворчание приемщицы, — письмо отправил заказное. На бумаге сейчас пишу только в электричке, когда есть что писать и при переводе текста с диктофона. Но это все для себя. Иногда получается так неразборчиво, что приходится разбираться, воспроизводить звуковую запись, но чаще — придумывать, хотя мне это совсем не нравится.

Письменность уходит. Она была нужна для сохранения информации, сейчас можно хранить по-другому, — звук, изображение. Книги — атавизм, рудимент. Но, как известно, легче вызвать джина из бутылки, чем загнать его обратно. Это я про Эйнштейна. Известна история о том, что ему никак было не привести в порядок свои уравнения и пришлось ввести некий искусственный «лямбда — член». В последствие некоторые математики пытались выбросить его из уравнений, а иные физики — наоборот, найти его физический смысл. Не помню конец этой истории, кажется, победили физики. Я вспоминал тот сюжет, когда из своей лингвистической формулы пытался выбросить некую эмпирическую константу, без которой портился результат. Потом узнал о существовании константы с таким же значением в совершенно другом разделе матлингвистики, что наполнило новым смыслом все эти занятия.

Мне иногда жалко, что я предпочел мемуаристику, хотя это тоже интересно. Через нее мы погружаемся в судьбы людские и от этого играет новыми красками собственная судьба. Когда же записываю свои истории, как бы вновь переживаю прошедшие события. В голове, как я понял, остается сборник рассказов и сказок, имеющих лишь некоторое отношение к былым событиям. Во всяком случае, так говорят едва ли не все участники того, о чем написано, прочитав. Переживание и воспоминание — разное. Несмотря на свою приверженность к достоверности, из-за которой ломал копья в сражениях с коллегой Юрой, я пишу сказки. У меня были претензии к моему пишущему товарищу, что он пишет сказки, но моя позиция еще более ущербна. — Он называет вещи своими именами, а я говорю, что ничего не придумываю, что все до малейших подробностей было так. Это, как минимум, не научно. В науке вообще не рассматриваются утверждения, которые принципиально невозможно доказать. То, что исходит из памяти, не может быть верифицировано, оно имеет статус сказки. Это не сон, но только по той причине, что рассказчик озабочен тем, чтобы отдельные сюжеты укладывались в единую логику. Тем же занимаются и «профессиональные» писатели. Но лишь отчасти привержены логике сказочники. Сказочники записывают сны… (29.02.2016)

Восстановление
Представляю писателей, которые спешат записать то, что возникает у них голове, поскольку повторить уже будет невозможно. Я это сам наблюдал. Мой дурацкий компьютер иногда вдруг стирает целую строку, а строки у него длинные. Я пытаюсь восстановить, хочу дословно, — не получается, и по-другому сказать не получается. Я ругаюсь на компьютер и перехожу к другой теме. Есть поговорка «записанное пером, не вырубишь топором», но есть ее некий аналог — что не записано, — то пропадет навсегда. Удивляют писатели, которые восстанавливают свои, по каким-то причинам утраченные романы. По моим представлениям, это невозможно, — они пишут другой роман, только похожий на утраченный…  (29.02.2016)

Хармс
По телевизору случайно наткнулся на Е.Шифрина, читающего/изображающего Д.Хармса. К этому писателю я относился сдержанно, а Шифрин сумел меня заинтересовать. Много посмотреть мне, конечно, не дали, но из того что успел увидеть. — Хармс говорит о жизни, о ее таких мельчайших проявлениях, которые может быть и не заслуживают внимания. Они часто абсурдны, но очень реальны. Абсурд относится не к рассказам, а к самой жизни и к человеку, — автор просто беспристрастно фиксирует то, что видит. (26.03.2016)

Тексты Интернета (Проза)
В начало