Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном…».    

                 (М.Е. Салтыков-Щедрин, «Книга о праздношатающихся» 

По дорогам бродят странники и путники. Различие между ними в том, что странник не знает, куда держит путь. Иными словами, бродяга. А  что же все-таки отличает странника от бродяги? — Отношение к окружающему миру, возможно, — в происхождении и причинах движения. Странник пытается сохранить в себе черты цивилизации, странствует по собственной воле. Бродяга путешествует по необходимости, цивилизация ему безразлична, мог бы обойтись без нее, но контактирует для выживания.

После революции многие граждане России вдруг превратились в странников, а иные — в бродяг, скитальцев. А какие были ожидания! Казалось, пали оковы, можно во всю ширь развернуть свои таланты и желания…

Был и у меня подобный опыт, — в 91-м. Разочарование пришло не сразу. Долгое время казалось, что причины неудач — во мне. Впрочем, и сейчас так кажется. — Я не приспособился к Новому времени, понимал его по-своему. Сейчас, вспоминая начало деятельности на оптовой базе, представляю, насколько глупо звучали там мои разговоры о том, что хочу внедрить. И успокаивает одно, — я не один был таким, далеким от реальности. Немало людей встретил со схожими представлениями, о двух из которых (о Рудике и о Композиторе) оставил записи. К сожалению, сейчас уже не вспомнить другие лица. В конце 90-х — в начале нулевых еще многие верили в успех. И возникает сомнение в путинской нормализации общества, — быть может, она была вредна? Сейчас я думаю, что была необходима, но это она развернула фантазеров к реальности. Им все равно пришлось бы когда-то вернуться. Или застрелиться. В этом смысле, можно позавидовать людям искусства, им не надо никуда возвращаться, могут оставаться в собственном придуманном мире…

Это я не о себе, но о русской интеллигенции,  причем произвольного исторического периода. Эти люди, созидающие образ России, всегда была гонимы, но творили и пробивались, несмотря ни на что.

Со старшим внуком Димой (19 лет) мы ведем разговоры о творчестве. Он пишет слова для песен, которые исполняет его ансамбль. Приехал на дачу, весь день что-то сочинял, — выглядел погруженным в себя, иногда нервничал (что-то не получалось), уходил на долгие прогулки, пропустил обед. Вернулся, от обеда отказался, и снова ушел часа на три. — Ему лучше думается и сочиняется в движении. И особенно хорошо , когда голодный. Суровые условия по какой-то причине способствуют творчеству. И если их нет, надо создавать. Вероятно, русский поэт должен быть гонимым и голодным, иначе муза от него отвернется. — Да здравствует революция! — Без нее «божественный ветерок» не наполняет творческие паруса. Интеллигенция у нас всегда пробуждала революцию, от которой потом страдала. Но проходит время, и снова хочется перемен!

* * *
Белеет парус в океане жизни… Уже лет 100-150 прошло с тех пор, как парус перестал быть непременным участником передвижения по морям-океанам, но в памяти остается все тем же символом. В чем же разница между пароходом и парусным судном? — Принципиальная! Парус использует внешние силы, искусно лавируя в порывах ветра, а у парохода свой собственный, внутренний источник движения, он свободен в выборе скорости и направления, не зависит от внешних обстоятельств. Управлять пароходом проще.

История цивилизации — преодоление природных ограничений, стремление к подчинению сил, к свободе. Свобода, однако, требует другие формы мышления, к которым, кажется, человек оказался не готов, и не понимает, как правильно распорядиться силой.

Советский строй ограничивал свободу, утверждая, что он дает ее больше, чем где либо. — Не нужен нам ни парус, ни двигатель, мы хотим преобразовать окружающую среду, в которой возникнут течения, и они вынесут всех, куда надо, вне зависимости от действий и желаний. – Не надо думать, куда и как плыть!  Всю силу интеллекта можно направить на полезное, или  приятное. Но и к такому варианту человек оказался не готов!

А я привык к советской ситуации, стал фаталистом, и мне нравится плыть по течению. Но понимаю, что для хорошего самочувствия должна быть вера, что направление правильное, и не пытаться искать цели иные, чем та, куда несет поток. Когда же я понял, что все дороги сходятся в одну, и что разные направления – не белее чем иллюзия, стал иначе относиться к социализму.

Социализм я отрицал, поскольку верил в логику, а она мне четко говорила о его ущербности. Я был индивидуалистом, меня же силой втягивали в коллективы. Так что же произошло с моим сознанием? — Я остаюсь индивидуалистом, по-прежнему верю в логику, но мне не нравятся формы и приоритеты современной жизни. Маятник качнулся в другую сторону, а мог бы остановиться посередине. — Там, где хотел его видеть академик Сахаров со своей теорией конвергенции.

* * *
В России любят «правду», на Западе чтут закон. Помимо закона, в Германии любят рациональность.  Все это, бывает, противоречит правде, что дает оправдание некоторым неправедным моментам. А вот русскому в сходных условиях  оправдания нет, поскольку здесь почитается правда «в чистом виде», не обремененная формальными искажениями.

Другое дело, что у каждого своя правда, отчего вырастают беды. По большому счету, правда эфемерна, мы почитаем нечто нереальное, «потустороннее», к чему невозможно прикоснуться, ощутить,  разглядеть. Т.е. вместо правды почитаем Бога, причем своего собственного, который присутствует в нас, как домовой сидит в каждом доме и влияет на все события. Великие пророки — Иисус, Моисей, Магомет, Конфуций, Маркс-Энгельс-Ленин пытались установить законы всеобщей правды, но человек изобретателен и непременно находит способы попрания законов. В России живут свободные люди, они не любят и не чтут законы. Но с правдой тоже есть проблемы, она ускользает, снова и снова приходится ее искать, иногда в других измерениях, где едва ли ее можно найти. Люди уходят в монастырь, на Запад, в работу, творчество и увлечения — есть немало мест, где можно забыть о названной проблеме и попытаться найти свою цель и счастье.

В советские времена к «русскому» было не такое отношение, как сейчас. При большом разнообразии народов, — от эстонцев до таджиков, можно было говорить о национальных особенностях, и в качестве русского предлагались народные песни, танцы, наряды. Мне не нравилось это «лубочное» русское, негативное отношение распространялось и на все понятие. Не хотел я считать себя русским, более нравилось определение «гражданин мира». Тогда казалось, что нации — атавизм, когда-нибудь можно будет забыть про всякие такие «национальные особенности».

Сейчас отношение изменилось, я поверил утверждению (ученых) о том, что необходимым условием не только развития, но и самого существования системы неких элементов, является их многообразие. Сохранять надо то, что препятствует слиянию, что способствует разделению. Многообразие подразумевает большое сходство при множестве мелких различий. Блестящий пример, — Украина и Россия, — почти одинаковые, но с множеством собственных нюансов, которые надо бережно сохранять. И ни в коем случае, не раздувать различия, иначе получится инородное, выходящее за рамки позитивного разнообразия.

Русские, бывает, вспоминают о своей стране, истории и географии. Мысли об этом наполняют гордостью, возвышают. И оттуда, с высоты, мы смотрим на другие страны, поражаясь их малым масштабам. А выше только космос и вечность, — все это ближе нам, чем западному человеку.

Вспоминаю даму, которую встретил у Л.М. В ее деятельности и даже в быту, нет пространственной локализации, это весь мир. В частности, рассказывала, что мы, русские, весьма скептически относимся к своей стране. Но стоит кому-то там, на Западе, бросить в Россию камень, встаем на дыбы, даем резкий отпор. Никто, кроме нас, не может говорить о России плохо. Тем более что у нас у нас это хорошо получается.

* * *
Причитал еще раз давно знакомое стихотворение Пушкина «Клеветникам России». Интересно, в нынешней Украине изучают Пушкина? — В нем много того, что сейчас там трудно принять. Впрочем, как и у их земляка Гоголя. На Западе Пушкина не очень знают, — поэт все-таки, нужен перевод, а при переводе стихи теряют много. Вот, Толстого и Достоевского хорошо понимают на других языках. Слышал, что эти авторы входят в американские и европейские школьные программы.

Сейчас как-то много говорят о национальных особенностях. В частности, вчера по ТВ была дискуссия на такую тему. К сожалению, слишком поздно, пропустил. Впрочем, что тут нового можно сказать! Просто интересно послушать о некоторых тонкостях нашей души в сравнении с западной. Мнение услышал такое.

Основная проблема отношений человека западного и русского такова, что внешне мы очень похожи на них, но внутри, оказывается, совсем другие. Это удивляет, пугает и отторгает. Есть, в частности, такое различие. В западной религиозной традиции человек располагается так высоко, что он выше Бога. А в России не так, — Бог много дальше, он непостижимо высоко. Как было сказано, это влияние мусульманства, которое всегда было рядом. Похоже, у мусульман с православными меньше расхождений, чем у нас с католиками. К сожалению, могу это  только принимать на веру, — так и не освоил Коран, хотя желание было.

Что же касается субординации Бог — человек, меня удивило, что мои независимые представления абсолютно те же. Копирую фрагмент из текста о России, который написал 15 лет назад: «Русский бог далеко, он недоступен, с ним невозможны контакты — прямые или опосредованные. Дистанция между духовными устремлениями и «физической» практикой так велика, что все попытки «поднять» эту практику, приблизить ее хотя бы как-нибудь к божественному идеалу, к божественной гармонии обречены».

Таковы культурные влияния. Православие-патриотизм-государственность — все связано воедино вне зависимости от мнений и пристрастий. Можно только наблюдать и фиксировать.

* * *
У русских искать свои корни дело увлекательное и безнадежное, получится пестрая смесь. И как предполагаю, без доминант. С точки зрения биологии, в смысле сохранения вида, это хорошо. Есть две страны, генетически благоприятные для человечества, это Россия и Америка. Графу «национальность» в паспорте следовало бы отменить еще со времен Иоанна Грозного. По факту это всегда было так, для иностранцев в России, как они называли СССР, жили русские. Да и вокруг меня в Граните тоже были все русские, хотя иные называли себя грузинами, армянами, евреями, — там была пестрая национальная смесь.

Мой сын где-то накопал, что на Северо-западе среди наших предков преобладают чухонцы. Я считаю себя узбеком, а он себя — финном. — Пусть будет, если ему так нравится. А с чехами и поляками у меня ассоциации не бытовые, а литературные. Масштаб Станислава Лема для меня соизмерим разве что с масштабом, Достоевского. Из чехов вспоминаю Ганзелку, Дубчека, Вацлава Гавела. Но поляков знаю больше. С увлечением читал Зенона Косидовского, смотрел фильмы Вайды, читал Адама Мицкевича, с удовольствием слушал Эдиту Пьеху и Анну Герман. Польшу для меня представляют люди достойные, но некоторые из них, как говорят, в нынешней Польше забыты.

Как доказали ученые-генетики, все нынешнее человечество произошло от праматери, обитавшей на африканском континенте. Значит, Ева африканка, там же располагался Эдем. История умалчивает, была ли Ева темнокожая? Если так, то у европейцев будут основания считать себя продвинутой расой, — они появились позже. Хотя, иногда бывает полезным вернуться к истокам, отбросив последующие наслоения. История (наука) ничего не говорит от первоотце. А был ли Адам? Или первый раз получилось как то иначе, чем потом? — Вопросов много, особенно, праздных. А дети в раю не были нужны, там царит вечность. Странно, что чистым непорочным деткам-ангелочкам не нашлось места в раю.

* * *
На лекции семинара Черниговкой Т.В. речь шла о двух способах мышления, — аналитическом, преобладающим на Западе и холистическом, характерном для русских и индусов. Первый более распространен среди мужчин, второй, — среди женщин.

Аналитик разбивает объект на части, которыми занимается отдельно, а потом все связывает воедино. Во втором способе работа происходит  со всем объектом в целом, человек пытается его понять, не разбивая на простые составляющие. Такое понимание сложнее, но, возможно, лучше приближает к Истине. Последователям двух способов трудно договориться, у них даже самые простые понятия разные и, исходя из разных оснований, логика делает другие выводы. Отдаю должное англичанам, завоевавшим Индию. Побочный эффект завоевания — соединение двух очень разных культур. В итоге, индусы, сохраняя свою веру и образ мышления, легко усвоили европейский культурный язык. Один из моих любимых поэтов — Рабиндранат Тагор. Читал его, конечно, в переводах, возможно с английского, но он хорош по содержанию.  У Тагора много «чисто индусских» мотивов, но мне, русскому европейцу, он интересен.

И вот, оказывается, мужчины по образу мышления европейцы, а женщины — не то индусы, не то русские. Недаром считается, что Россия — по всем признакам женщина. А я в таких представлениях – мужчина нерусский, аналитик европейский. Хорошая была идея создать семью Россия — Европа. Все уже шло в таком направлении, но тут появились хохлы, тоже русские, и решили, что они европейцы, т.е. захотели сменить пол. Это спутало все карты. Пол сейчас можно поменять, но не уверен, что из женщины может получиться полноценный мужчина. Так и будет «ни то, ни се». А с Западом, выходит, у нас проблемы не то гендерные, не то сексуальные.

Попалась мне статья, о том, что холод не только хороший консервант, но и стимулирует мышлению. Впрочем, нам еще в школе говорили, что нынешнее человечество вышло из Ледникового периода. Оттого патриотично предполагаю, что Россия свое слово еще не сказала,  все впереди. — Мало того, что она женщина, но еще и холодная, т.е. умная. Ледниковый период в слабой форме у нас продолжается.

Что же касается «холизма», такой образ мышления мне напоминает Солярис, в котором мыслящая субстанция не стала разбиваться на отдельных носителей мышления, но мыслит «вся в целом». Это холизм, вывернутый наизнанку, поскольку холизм — способ познания объекта, а Солярис — своеобразный познающий субъект. Прочитал, что в основаниях холизма лежит тот факт, что «целое всегда есть нечто большее, чем простая сумма его частей».   Такое свойство имеет отношение к понятию эмерджентность, и мне кажется, что оно выводит мысль за пределы материи.

* * *
Возвращаясь в Россию, Тютчев писал жене: «Я не без грусти расстался с этим гнилым Западом, таким полным удобств, чтобы вернуться в эту многообещающую грязь милой родины».

Федор Иванович не любил печататься — ему было лень переписывать свои стихи, статьи предпочитал надиктовывать жене. Ей мы и обязаны тютчевским наследием: после смерти мужа она бережно переписала его стихотворения и некоторые заметки. Например, такую: «Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра Великого – одно уголовное дело».

С интересом прочитал про приятного мне Тютчева. Его история перекликается с рассказом МВ о композиторе, который много творил, но никак не ценил и не хранил результаты своего творчества. Истинный творец творит для себя, это доставляет ему удовольствие. Хочу присоседиться к этому сословию, — я тоже много чего делал (да и сейчас делаю) для себя. И радуюсь, если «мой труд вливается в труд моей республики». — Это иногда бывает, случайно. Также радовался, вероятно, и автор приведенных слов, когда писал. Едва ли он мог представить, как широко и громко вскоре будут звучать его стихи, которые он тоже писал для себя и для своих возлюбленных. И не мог предположить, что через много-много лет кто-то еще будет повторять его слова, а сам он будет частым гостем в «записках сумасшедшего».

* * *
Преподаватель — повелитель студентов. Повар — повелитель продуктов, писатель — слов, композитор и музыкант — звуков. Интересный получается вывод: творчество — это власть над материалом, из которого творит художник. Диктаторы — творческие личности, а гениальные руководители проектов — люди властные. Так говорили о Королеве, да и о многих других выдающихся деятелях науки и искусства. Вероятно, невозможно быть социально значимым, не обладая «волей к власти»…

Никогда не думал о тесной связи творчества и власти. Наверно это по-Ницше, он много писал об искусстве, о творчестве и, отдельно, — о власти. В этом смысле, мои проекты были обречены, — у меня недостаточно воли. Но это значит, основная человеческая черта, предопределившая возможность цивилизационного развития, — способность преодолевать сопротивление окружающей среды, естественное свойство которой — сохранение своего состояния, вплоть до самых мелких нюансов. — Это нам уже знакомо, из других посылок. Следствие: люди искусства непременно должны с чем-нибудь бороться. Когда не с чем, они борются друг с другом. — Это тоже известный факт.

Вывод: искусство, борьба за власть, сопротивление — все это питается из одного источника. Наверху оказываются люди не случайные, имеющие схожие черты вне зависимости от области деятельности. Предполагаю, что так устроен весь социум, — он поощряет сильных. А слабые, порой тоже способные, остаются в тени. Тут я вспоминаю о западной моде на толерантность, — быть может, это первый шаг к изменению ситуации, когда социум будет способствовать возвышению не только сильных духом, но всех, имеющих талант, вне зависимости от наличия у них воли к самоутверждению.

- Такие мысли. Как это часто бывает, — неожиданные, связующие воедино обрывки разных явлений. И я подумал, что люди, подобные моему знакомому по имени Литвинов, которые утверждают, что у них вдруг все связалось в голове, мыслят примерно также. А может, такова «объективная реальность»,  -  в ней все взаимосвязано и иногда вдруг эти связи становятся зримыми.

* * *
Когда-то казалось, что мое восприятие мира поэтическое, просто не могу выразить ощущение так, как это делают поэты. Моя поэзия воплощалась в других формах, — в электрических схемах, я в них нашел свое призвание. Каждая схема была как трактат, живописное полотно, музыкальное произведение. На даче лежит немало папок со старыми схемами, мне их выбрасывать жалко, хотя уже никто никогда не поймет, что и почему на них изображено. Я и сам не пойму. В этом, в частности, есть разница между произведениями искусства и результатами другой деятельности, — искусство вне времени. Хотя возможно, мои схемы, воплощенные в некие устройства и сейчас еще где-то живут и работают.

Другое свойство схем, — это не авторские произведения, но маленькая часть каких-то больших систем. Как ученик у большого мастера, я рисовал фрагменты большой картины под его руководством, выписывая мелкие детали сюжета.

Произведения искусства отличаются от всяких других своей иррациональностью, в них не часто можно обнаружить практические смыслы. В свои схемы я вкладывал душу, они были результатом творчества, но никто не воспринимает их как произведения искусства…

- Так я пытаясь заявить о своей причастности к (поэтическому) творчеству.

Но не только поэзия схемотехники была в моей работе. Я занимался обработкой сигналов. Причем, был не в самом начале технологической цепочки, а где-то ближе к ее середине, или даже к концу. В мой прибор приходили оцифрованные сигналы, т.е. цифры. Сигналы добывали датчики, которые строили физики, радиотехники, гидротехники и прочий люд, тесно связанный с физической реальностью. Моя деятельность располагалась в другой сфере, — там, где уже нет реальности, нет зримых образов, есть только цифры.

Немного о сигналах. По большому счету, обработкой сигналов занимается вся наука. Природа, как преступник, везде оставляет следы и ученые занимаются тем, что пытаются их распутать и понять смысл деяний, все подробности ее разнообразных проявлений. Про Луну, например, было много известно, прежде чем на нее ступила нога человека. А всего-то — светлый диск на ночном небе. Но в этой простой картинке ученые обнаружили множество следов лунной сущности и по следам восстановили подробную картину.

* * *
Не могу сказать, что я безразличен к красивому, но красота — это одна из характеристик, возможно, не самая важная. Сказал бы я, что смотрю вглубь, но чувствую, что отговорка это. И самообман. Одежда дает образ, который сохраняется, даже если гаснет свет. Образ сохраняется, даже когда одежда спадает. Как поклонник И.Ефремова, с восторгом когда-то прочитавший «Лезвие бритвы», считаю, что рациональное не может не быть красивым. — Тут же нахожу (попутно) и оправдание собственному рационализму, — это все оттуда, от Ефремова, который рассказал мне о красоте. Все рационально, красота рациональна, она не человеческая выдумка. Пейзажи Марса, куда не ступала нога человека, прекрасны (рассматривал снимки со спутника). Да что там Марс! — Земля красивая…

* * *
Б Пастернак.

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Стихотворение напомнило мне стихи Маяковского о Пушкине:

Навели хрестоматийный глянец!
Вы при жизни, тоже, думаю, бушевали.
- Африканец!
Сукин сын Дантес, великосветский шкода…

- У Маяковского тоже о возвышении поэта, но с другой стороны, — от общества. Пастернак предостерегает от графоманства. Прочитал еще раз стихотворение, — какие-то сомнения-возражения смутно возникают и просят материализации, т.е. проявления-прояснения текстом. Попробую изложить.

Вижу призыв разделять свою жизнь и творчество, — читателю совсем не обязательно знать что-то о личной жизни поэта, ее надо оберегать от внешних взоров нынешнего и будущего социума («не надо оставлять архивы»), — только так можно оставаться живым!

Соглашусь с необходимостью разделения, поскольку часто реальный человек не соответствует образу, который складывается из его поэзии (таковы, как мне известно, Фэт, Некрасов, да и, наверно, большинство поэтов). Но не все, — для иных жизнь и творчество составляет единое целое (мне кажется, к таковым можно отнести Есенина, и того же Маяковского). — Существуют и реализуются разные концепции творчества. Но что бы ни думал об этом поэт, его образ будут лепить потомки, более всего сопоставляя его со временем, — время жизни отражается в поэзии, время прочтения — в восприятии. Стихи живут собственной жизнью вне зависимости от желаний автора. Как и его образ, который создают потомки. Вне зависимости от того, какую информацию оставил поэт о своей частной жизни, получится некто, слабо похожий на реального автора, хотя и несущий в себе его черты. Этот вымышленный образ должен гармонично вписаться в историю культуры-поэзии, да и просто в историю. Что по этому поводу думал и чего желал сам поэт, не будет иметь значения.

В этом смысле, судьба с Пастернаком обошлась несправедливо, — не удалось ему «окунуться в неизвестность». Из текста следует, что он убежденный противник того, чтобы выносить свою личную жизнь на всеобщее обозрение. Но была женщина (Ольга Ивинская), сыгравшая большую роль в его судьбе, по «социальному статусу» — любовница (Пастернак не разводился, жил в семье). И написала она большую книгу воспоминаний. Я прочитал, — интересно, но ее содержание никак не влияет на восприятие стихотворений. Да и ничто уже не сможет изменить «хрестоматийный, гранитный» образ поэта.

И что-то я снова и снова вспоминаю уже недалекое будущее, где будет царствовать Искусственный Интеллект. Мне кажется, это он теперь будет лепить образы поэтов. — Они родственны ему, поскольку тоже искусственные. И я все более ощущаю, что лет через 20, с внедрением ИИ во все сферы, жизнь изменится сильно, как в эпоху промышленной революции. А вслед за «промышленной» пройдут революции социальные. Впрочем, социальная, возможно уже началась, все чаще (особенно после высказываний Путина по этому поводу) я слышу о закате либерализма. Могу считать себя пророком, — два с половиной года назад (февраль 2017) я записал «Разговор и либерализме», который получился с сыном. Тогда эта тема еще не была столь актуальна.

* * *
Мне нравится стихотворение Пушкина «Осень». Время года не лучшее, я отдаю предпочтение нашему короткому лету. Вероятно, нравится оригинальность, поэт видит красоту увядания. Осень красива. — Тоже вопрос, — почему? — Да потому, что «уходить надо красиво», с чем я абсолютно соглашаюсь. Это мнение коррелирует с другим, утверждающим, что «по одежке встречают». Возможно, это распространено, но я считаю неверным. Первое впечатление нередко бывает ошибочным, но оказывает долгое влияние. Для расположения к человеку должны быть другие причины, не внешние и лишь иногда его суть хорошо проявляется во внешних формах.

Отчего же уходить надо красиво, и почему я с этим соглашаюсь? Не все так считают и, уходя, бывает, скажут какую-нибудь гадость, типа «скажу, все что думаю, мне теперь все равно». — А мне не все равно. — Имеют значение мнения людей, которые промелькнули перед моим взором и которых больше никогда не увижу. Вероятно, это от собственного ощущения времени, в котором статус прошлого, настоящего и будущего не слишком различается.

Я ученик природы, а у нее лето приходит неприглядной весной, а уходит по-осеннему красиво.

* * *
Если мы не знаем причины и цели своего существования, то этого и не надо знать, иначе такое знание было бы в нас внедрено, как внедрено желание продолжения рода. Природа мудрая и безжалостная, она уничтожает все, что ей не соответствует. И пока человек живет и развивает свою деятельность, значит все так и должно быть, несмотря на причитания экологов, социологов и прочих сомневающихся в верности пути. А на вопросы «Почему и зачем» есть только один ответ, неопределенный, — «Так надо!».

* * *
Нравятся фильмы Тарковского, — действия почти нет, все больше диалоги, долгая подробная экспозиция простых деталей, предметов, эпизодов — во всем есть смысл. И сюжеты из памяти, которые вторгаются в текущую жизнь, освещая ее далеким светом минувшего…

«Амаркорд» Фелинни созвучен «Зеркалу» Тарковского. Хотел бы я излагать свои воспоминания так. Эти два режиссера рассказали, как они видят окружавшее пространство, убеждают нас, что все вокруг достойно созерцания. Созерцание — первый шаг на пути к осмыслению. «Я вижу, следовательно, существую». Нет, просто видеть недостаточно, надо слиться с картиной, погрузиться в нее и впустить в себя, утопая в ней.

* * *
Почему-то женщины более любят музыку, театр, живопись и все такое прочее, но среди деятелей искусства преобладают мужчины. Предполагаю, что не только из-за инерции старых ограничений, но из-за разницы между зрителем и актером. Зритель — созерцатель. Его роль пассивная, в отличие от актера, живописца, музыканта, — они активные, имеют дело с материей которую преобразуют согласно своему профилю. Искусство — материализация ощущений (в первую очередь) и материализация мысли (во вторую). Восприятие, созерцание — процесс более эмоциональный, чем творение, поскольку в процессе творчества по необходимости надо решать задачи сугубо практические. В итоге, мужчины творят искусство для женщин. Конечно, есть исключения. Но мне и женщины попадались с мужским складом ума. Кстати, мне кажется, такой тип и у Марии Башкирцевой с ее склонностью к анализу.

* * *
В искусстве много эротичного, быть может, все. По косвенным признакам, мы подозреваем причастность к такой теме и науки, а искусство даже не пытается того скрыть, оставляя прямые улики взаимодействия. Почему так, — понятно, наука и искусство своими способами исследуют окружающий мир, оформлением которого занимается Эрос. Искусство эротично в той же мере, как эротична платоническая любовь. Ее иногда ставят как антипод любви телесной, чувственной, но мне ближе представление об инобытие, которое, с одной стороны, дальше, чем (например) дополнение/продолжение имеющегося, но лучше повторяет черты прототипа в другом измерении.

Так математика соотносится с физической реальностью. Искусство — математика физической любви.

Эротика – красивое, и в то же время потаенное. Чуть в сторону и будет пошло или натуралистично, физиологично, или еще как-то «не так».  Чувство — тоже личное, тайное. Обнажением чувств занимаются все виды искусства. В этом смысле все искусство насквозь эротично, т.е. (по-христиански) — греховно. Цитата из «Эго»: «Искусство — это не средство отображения, но средство оправдания реальности».

Не знаю, надо ли бежать от эротики в делах серьезных, или наоборот, ее привлекать. Собственно, она сама пробьется, когда сочтет необходимым. Вот, например, в стихах Пушкина, знакомых со школы, есть маленькая эротическая картинка: «Когда под соболем, согрета и свежа, Она вам руку жмет, пылая и дрожа!»

* * *
В звуках много смысла. Неоднократно наблюдал, что тексты песен ничего не значат. Но как звучат! Я думаю, не надо писать песни, надо писать стихи и они непременно зазвучат, если попадут в опытные руки композитора. Все осмысленное соответствует определенной музыке. Не исключаю, что по моим записям тоже можно написать оперу. …Я слышу, как в большом концертном зале объявляют: «Арию О.А. исполняет..» — и зал взрывается аплодисментами…

- Какие странные фантазии! Странность в том, что личное ищет поддержки социального. Но на самом деле, это явление очень распространенное, — именно этим и занимаются хорошие писатели, — выносят, не смущаясь, личное на суд общественности. А общественность, не смущаясь, принимает и обсуждает все тонкости движения души. Наша этика не последовательна. Да и вся наша жизнь противоречива! Т.е. не укладывается в логику, наполнена чудесами.

…Современные ритмы пришли к нам из слегка африканизированной Америки. Считаю, что мелодия сложнее ритма. Но ритм фундаментальнее, это цикличность, она наблюдается во многих процессах.

Ассоциативно вспоминаю художников начала 20 века, они пытались обнаружить главное в живописи, последовательно отказываясь от формы, смысла, цвета, но так и не обнаружили суть, дойдя до «Черного квадрата». Музыка, содержащая ритм, гармонию, возбуждающая эмоциональность и размышления, тоже ни к чему такому не сводится, легко может от всего отказаться. В ней, как и в любом другом искусстве присутствует нечто неуловимое, что не получается описать рациональными средствами.

То же самое с человеком. Во всяком случае, Черниговская/Чебанов утверждают, что суть человека не в его организме, не в эмоциональности и даже не в мышлении, она в той самой неуловимой душе, о существовании которой говорят давно, но никто так и не смог ее рационально определить, — только средствами искусства и религии.

* * *
Недавно посмотрел передачу о венгерском композиторе Беллы Барток. С молодости меня влечет венгерское и, в частности, грустная народная музыка, которой в годы армейской службы в венгерском городе Сольнок я слышал по местному радио много. Барток использовал ее в своих произведениях. Обратил внимание на его высказывание о том, как, по его мнению, следует использовать такой материал. Это может быть оркестровка, цитирование, но высшей формой он считал другое — надо пропитаться духом той музыки и создавать свое. — Очень правильные слова! В передаче говорилось, что в музыке мы находим отражение «чувств и мыслей композитора». С чувствами мне понятно, но мысли! — это значит, что музыка — язык, который можно понимать. Однако новый язык освоить среднестатистическому человеку непросто. Значит, музыка — явление элитарное, «камерное»? Но любителей серьезной музыки немало, значит, это особый язык, настолько естественный, что его освоить нетрудно. Как понимаю, это нечто среднее между эмоциональным и разумным. Не исключаю, что вообще можно общаться без слов, выражая мысль или чувство последовательностью эмоциональных знаков, музыка и предоставляет такой язык. — Это я фантазирую, поскольку не слышу музыку, могу воспринимать лишь некоторые ее эмоциональные моменты.

Что же касается Беллы Барток, у него есть музыкальное произведение с названием «Кошут». Это имя национального героя Венгрии, мне, естественно, хорошо знакомое, у них и в советское время оно повторялось не реже, чем имя Ленина. Так вот, произведение было сразу названо антигерманским. В частности, в нем звучали нотки искаженного гимна Австрии, а в государстве Австро-Венгрия это конфуз, крамола. Некоторый аналог — антисоветское произведение Дмитрия Шостоковича «Формалистический раек», созданное в начале 50-ых и обнаруженное в архиве композитора лет двадцать назад.

…Смутно вспоминаю рассказы о музыкальной полемике между композиторами в форме произведений. А еще представляю, как играют два пианиста «в четыре руки» и беседуют импровизациями. Или переговаривается трубач с пианистом в рамках одного произведения. — У меня фантазии много, эх, использовать бы ее в практических целях. Впрочем, о чем я говорю! — Мне практика все менее интересна. Отдаю дань возрасту, нынешнему времени, и все дальше уплываю в виртуальность…

* * *
…Я сижу на веранде, а за окном темнеет и громыхает, надвигается гроза. Это никак не укладывается в мои планы. Надо идти на станцию, дождик будет лишний. А иногда он радует, и гроза вызывает восторг…

Об интеллигенции
Летнее время на дачном участке
Разные стороны души
О красивом, совершенном и прекрасном

В начало