На пыльных тропинках далёких планет…
      (Владимир Войнович)

    Опустела без тебя Земля…
      (Сергей Гребенников и Николай Добронравов)

    Я сказал тебе не все слова,
    Растерял я их на полпути.
      (Владимир Карпеко)

Оглавление

4.1. ТДК-7К. “Союз”

4.2. Время, вперёд

4.3. К цифровым тренажёрам

4.4. ТДК-Ф91. Облёт Луны

4.5. Мир вокруг нас

4.6. ТДК-Ф81. На Луну

Персоналии

Сокращения

Библиография

Приложение 1. Участник ВДНХ

Приложение 2. Медаль ВДНХ

Приложение 3. О браке

Приложение 4. О рождении

Приложение 5. Пригласительный билет

Приложение 6. Военный билет

Исповедь знающего космические тренажёры изнутри. И всё начистоту без утайки. Былое и прошлое, прошедшее и минувшее.

Итак, по окончании Московского Энергетического института я пришёл 5 апреля 1961 года в лабораторию № 102 Сергея Григорьевича Даревского в отдел № 1 Эмиля Дмитриевича Кулагина и стал заниматься комплексными космическими тренажёрами.
Посчастливилось: я прикоснулся к триумфу полётов кораблей “Восток” и “Восход”, в части наземной подготовки космических экипажей; достиг определённых успехов в создании кабины нового самолёта Т-3 Сухого.
И вот уже в 1963 году в нашем отделе Кулагина началась, заварилась-закипела, большая работа по созданию комплексного тренажёра космического корабля “Союз”.
Тогда я ещё не представлял, что это будет делом большой части моей жизни.

Попробую дать определение понятия:
Комплексный космический тренажёр – это устройство обучения космонавта или экипажа навыкам управления космическим кораблём, имитирующее, воспроизводящее в наземных условиях реальный полёт корабля от старта и выведения на орбиту, орбитальных манёвров и до самого спуска на Землю и приземления.
При этом чрезвычайно важной является имитация определённого количества “мыслимых и немыслимых” отказов бортовых систем и различных критических ситуаций, например, обрыв цепи, пожар в каком-то блоке, разгерметизация и так далее.
Комплексный тренажёр может использоваться также и как эффективное средство оценки знаний кандидатов в полёт, то есть для проведения зачётных экзаменов: в присутствии Государственной комиссии экзаменуемые космонавты тянут билеты, садятся в кабину и выполняют заданные программы полёта; в процессе “полёта” автоматически или вручную от инструктора-экзаменатора задаются различные отказы техники, и обучаемому космонавту надо на них должным образом реагировать. По результатам экзамена космонавту выставляются оценки “отлично”, “хорошо”, “удовлетворительно”.
На тренажёре можно было также проверять и работу систем и агрегатов реального корабля.

И пусть дотошный читатель простит мне используемый в тексте “птичий язык”, а именно обилие индексов типа “ТДК”, но они действительно абсолютно глубоко въелись в сознание нас, разработчиков, определённо являясь нашей повседневной реальностью жизни, обыденным явлением. Как, допустим, и общепринятые обозначения: АКМ (автомат Калашникова), самолёты МиГ, Су, Ту и так далее.

Оценивая объективно пятилетний исторический отрезок времени после первого полёта человека в космос, могу предположить, что это были годы накопления сил и средств, информации, знаний, технологий в масштабе страны – для нового рывка в космос, на Луну.
С этой целью, в частности, на фирме Королёва, как и в некоторых других коллективах, искали оптимальное решение задачи встречи (ещё говорили, “рандеву”) двух тел (объектов) в космическом пространстве – под управлением космонавта-оператора.

4.1. ТДК-7К. “Союз”
(Комплексный тренажёр космического корабля “Союз”)
Разработка. Монтаж. Создание тренажёра. Отладка. Испытания. Наука.
Спецтема. Беда. В это время. Ввод тренажёра в эксплуатацию.
Гибель Комарова. Гибель Гагарина. Полёт Берегового. Работа как процесс

Разработка

1963 год. Большая работа. Вся лаборатория № 102, все наши инженеры уткнулись в документацию по новому орбитальному космическому кораблю.
Орбитальный корабль под названием “Союз”, обозначение 7К-ОК, заводской индекс 11Ф615, представлял собой трёхместный пилотируемый космический корабль (то есть корабль с экипажем из трёх космонавтов на борту), который предназначался для выполнения операций маневрирования, сближения и стыковки с другим космическим летательным аппаратом на околоземной орбите, а также для проведения различных экспериментов, в том числе ремонт корабля, переход космонавтов из корабля в другой аппарат через открытый космос и проч.
Корабль состоял из трёх отсеков: спускаемого аппарата (СА), бытового отсека (БО) и приборно-агрегатного отсека (ПАО). Отсеки соединялись между собой механически, на этапе спуска с орбиты они разделялись с помощью пиротехнических устройств.
Нашей лаборатории № 102 было поручено создание
1) бортовой системы отображения информации (как говорили, «приборной доски» или «пульта космонавтов») под названием “Сириус” и
2) комплексного тренажёра для обучения космического экипажа корабля “Союз”.
Нам был предоставлен комплект документации, получивший громкое название «исходные данные по кораблю»: технические описания, схемы, проектные материалы, различные директивные и распорядительные документы.
Полагаю, весь этот порядок работ был оформлен соответствующими правительственными решениями, постановлениями, я тогда в это дело не вникал.

Совместно со специалистами Центра подготовки космонавтов и предприятия ОКБ-1 нами было разработано тактико-техническое задание (ТТЗ) на комплексный тренажёр, определившее облик тренажёра, назначение и решаемые задачи, основные составные части тренажёра и требования к ним.
В соответствии с ТТЗ, на комплексном тренажёре должны были воспроизводиться все этапы космического полёта, в едином, сквозном порядке или каждый по отдельности по выбору: выведение на орбиту; полёт по орбите с ориентацией корабля на Землю в ручном и автоматическом режимах; манёвры на орбите по целеуказаниям с Земли; сближение и стыковка с другим космическим аппаратом в ручном и автоматическом режимах; расстыковка и спуск с орбиты.
Все системы корабля, в том числе и система управления движением, были аналогового типа, с использованием электронных, электромеханических и логических релейных устройств. Поэтому органичным было применение в тренажёре аналоговой вычислительной техники и релейных элементов.
Точностных характеристик функционирования тренажёра практически ни по одному параметру невозможно было задать, всё выражалось в расплывчатой, обтекаемой форме: “полное функциональное соответствие”.

Я ни о чём не мог думать, кроме того, что мне таким образом улыбнулось счастье познакомиться, узнать, разобраться с одной, ранее невиданной проблемой: сближение, причаливание, встреча на орбите,  стыковка, механический захват двух космических летательных аппаратов (КЛА) и, наконец, расстыковка и
расхождение. И затем, изучив и разобравшись с этой задачей, реализовать в наземных условиях сложный эргатический процесс, обеспечивающий:
- адекватное   моделирование    динамики    и    кинематики   движения    сближающихся   объектов в космическом пространстве,
- задействование всех приборов  на пульте космонавтов и воспроизведение внешней визуальной обстановки в полях зрения иллюминаторов и других бортовых средств наблюдения – с целью непосредственного контроля и управления с рабочего места обучаемого в макете кабины космического корабля,
- а  также    функционирование   специальной   надсистемы   управления   обучением   с  рабочего   места инструктора-методиста.
Кому ещё из людей выпадает такая – действительно редкая – удача!

Кулагин быстро просмотрел имевшиеся и полученные документы, книги по теме “сближения на орбите”, ухватил суть вопроса и решительно объявил мне: «Разбирайся в этой модели динамики сам. А я буду заниматься всем остальным в тренажёре – имитаторами бортовых систем, имитаторами визуальной обстановки, макетом кабины корабля, пультом инструктора и прочими вещами».
У меня уже имелся некоторый опыт моделирования режима прицеливания на стенде у Сухого. Но здесь, в случае с кораблём “Союз”, были особенности, связанные с малыми дистанциями, вплоть до нулевой, между космическими летательными аппаратами.

Ездил я в ОКБ-1, читал документацию по кораблю, разговаривал со специалистами; все до предела заняты своими делами. Дисциплина у них была палочная, то есть казарменная.
С моделированием мне никто и не думал помогать, лишь посоветовали читать научно-техническую литературу.
Сами они как суперграмотные математики использовали для своей работы довольно сложный, просто экзотический, на мой взгляд, математический аппарат кватернионов.
Я же решил остановиться для тренажёра на оптимальной, на мой взгляд, пространственной модели сближения, основанной на лучевой системе координат, с непосредственным вычислением трёх натуральных, наглядных и понятных параметров движения: радиальной дальности до цели и двух угловых скоростей линии визирования цели. И эту модель относительного движения двух объектов я естественным образом включил в полную, единую модель движения корабля, обеспечивающую адекватное воспроизведение всех этапов полёта.
Свои аналитические соображения и полную тренажёрную математическую модель я изложил в виде эскизного проектного материала, утвердил его у Кулагина и Даревского и показал в ОКБ-1. Сквозь вежливые улыбки и утвердительные кивки я чувствовал снисходительное отношение математиков экстра-класса к предмету ниже их рафинированного уровня. Действительно, эка невидаль всё это тренажное оборудование, “наземка”, в сравнении с их высоким, в прямом и переносном смысле, космическим “бортом”. Мне же было важно их принципиальное согласие, и более ничего.

Кстати, в дальнейшем развитии жизни выявилось серьёзное упущение команды Сергея Павловича Королёва в том, что они проявляли пренебрежительное отношение к “низким истинам” и отдали в другие руки, в общем-то небольшую, но всё же довольно важную тему наземного обучения космонавтов – пользователей их космических кораблей. Спохватились, но поздно, большая организационная машина уже жила своей, независимой жизнью.

Тем временем, начальник отдела тренажёров Эмиль Дмитриевич Кулагин официально, по приказу был назначен главным исполнителем – ведущим по всему тренажёру ТДК-7К, ответственным за выполнение работ внутри нашего предприятия, а также контролирующим выполнение работ по тренажёру смежными предприятиями и организациями.
Кулагину уже нельзя было находиться в постоянных командировках в Центре подготовки космонавтов. Он занимался организацией работ в рамках большой кооперации смежных предприятий и переговорами с вышестоящими, директивными органами: Министерством авиационной промышленности, Военно-промышленной комиссией, ОКБ-1, управлениями Министерства обороны и другими. Знаю, что он готовил, под контролем со стороны Даревского, правительственное постановление по привлечению большого количества предприятий к работам по созданию тренажёра. Сроки выполнения отдельных работ увязывались со сроком ввода тренажёра в эксплуатацию в Центре подготовки космонавтов (ЦПК) и сроком начала тренировок.

Кулагин выбрал основных исполнителей и сформировал свой коллектив разработчиков тренажёра, в который вошли начальники рабочих групп его отдела: Едемский Борис Анатольевич, Ерёмин Алексей Фёдорович, Малышев Валентин Иванович и я.
С каждым из нас по отдельности и со всеми вместе, с учётом пожеланий и способностей каждого, Кулагин поговорил, обсудил, определил объёмы и сроки выполнения работ. То есть назначил ответственных исполнителей по направлениям работ.
Малышев отвечал за имитаторы бортовых систем, разрабатывал логические электронные и релейные устройства имитации; кроме того, он должен был решать вопросы электропитания тренажёра и кабельной сети в целом.
Ерёмину была поручена работа по специализированным вычислительным устройствам, а также курирование работ на предприятиях страны по созданию имитаторов визуальной обстановки (ИВО).
Грамотный, толковый инженер Борис Едемский взялся за проектирование-разработку пульта инструктора; кроме того, он должен был решать вопросы, связанные с системой управления тренажёром и с макетом кабины корабля “Союз”.
Я, Никонов, был назначен ответственным за модель динамики – коротко и ясно. Более конкретно, я разрабатывал и отлаживал математическое моделирование движения корабля “Союз” в космическом пространстве, с использованием для этой цели аналоговой вычислительной машины и специальных вычислительных устройств. Кроме того, я отвечал за управление работой имитатора внешней визуальной обстановки, а также обеспечивал обмен командами, сигналами и параметрами с имитаторами бортовых систем корабля, в том числе с имитатором системы двигателей корабля. Что не менее важно, я принимал участие в информационном обеспечении как инструктора-методиста, так и руководителя тренировкой, находившихся за пультом инструктора. Небольшая, но существенная деталь: я вычислял на АВМ и передавал на приборы пульта инструктора важную, научно обоснованную, официально признанную информацию о качестве деятельности и степени операторской подготовленности тренируемого космонавта, работавшего в кабине тренажёра.
При этом у каждого из нас, начальников рабочих групп, были в подчинении, неофициально, но фактически, на добрых отношениях, по несколько инженеров, техников, лаборантов; в некоторых случаях, также и рабочие – электромонтажники, слесари и другие.
У меня в группе были инженеры Валерий Слуцкий, Александр Суворов, Иван Филистов и Галина Щербакова, техник Ольга Бысова, лаборантка Надя Макашова.
Мы с Валерой Слуцким и Сашей Суворовым детально исследовали математическую модель относительного движения космических объектов, сочли предпочтительной сферическую систему координат перед прямоугольной, разобрались с перекрёстными связями в уравнениях, поняли смысл и значение каждого из членов и каждой функциональной группы членов уравнений.

Необходимо было проверить и отладить связи АВМ со всеми внешними устройствами. Я подошёл к Кулагину с предложением создания отладочного стенда для тренажёра “Союз”. И понял из его слов ограниченность возможностей нашего предприятия в смысле дополнительных рабочих площадей и финансирования. То есть следовало ориентироваться на проведение всех работ по тренажёру ТДК-7К: сборки, отладки, испытаний – только в режиме постоянных командировок в ЦПК.
Считаю, что недостаток средств в общем плане стал одной из причин нашего провала в космической гонке.

Родилась добрая традиция – проводить у Кулагина регулярные технические совещания начальников групп по вопросам создания тренажёра ТДК-7К.
Обсуждались текущие технические вопросы распределения работ, объёмы и сроки, успехи и срывы. Давались указания, сообщалось о поощрениях и взысканиях.
Я предлагал, бывало, усовершенствования в имитаторах визуальной обстановки, в имитаторах бортовых систем, по приборам на пульте инструктора. Выслушивал предложения по уточнению модели динамики.
Было обсуждение дизайнерского решения проектирования пульта инструктора, прекрасно выполненного инженером-художником Иваном Вакуленко, выпускником Строгановского училища.
Мы обсуждали сложности воспроизведения на тренажёре огромной системы управления бортовым комплексом (СУБК) корабля “Союз”, а также вопросы создания системы энергоснабжения тренажёра. Определили, что соседний отдел нашей лаборатории, и конкретно специалисты этого отдела Тяпченко Юрий Александрович и другие, имеют большой опыт разработки бортовых комплексных систем управления космических аппаратов. Приняли решение: просить начальника лаборатории С.Г. Даревского привлечь Тяпченко к созданию системы управления тренажёра, имитатора системы управления бортовым комплексом (СУБК), а также системы энергоснабжения, системы распределения и коммутации питания и кабельной сети всего тренажёра. – Это потом вылилось в две стойки коммутации тренажёра (СКТ), разработанные совместно с энергетиками Филиала ЛИИ и военными ЦПК.
Часто Кулагин информировал нас о решениях оперативных совещаний под руководством С.Г. Даревского и о результатах работы Совета главных конструкторов под руководством С.П. Королёва, куда приглашали и Даревского.

Библиотека 

В процессе разработки тренажёра я перерыл большой объём научно-технической литературы. Много работал в библиотеках.
Я стал, пожалуй, одним из самых активных читателей в научной библиотеке нашего Филиала ЛИИ, где заведующей работала Светлана Хачатурова. У меня был, наверное, самый объёмистый читательский формуляр. Со Светланой я уточнял рубрики на книжных полках в интересах своей работы. По её просьбе я дополнял годовые и перспективные планы работы книжных издательств. Мы с ней доставали нужную мне литературу по межбиблиотечному абонементу (МБА). Постоянно рекомендовал своим сотрудникам чаще заглядывать к Светлане в библиотеку.
Я завёл себе свою личную картотеку прочитанных или просто важных книг и других источников информации; попросил у Светланы чистые библиографические карточки и заполнял их как мне хотелось; выпросил у неё несколько металлических стержней, нацеплял на них свои карточки в нужном мне порядке и разместил это богатство в нижнем правом ящике своего рабочего стола. Полученная таким образом многотысячная картотека книг, журналов, статей, патентов, наших и не наших, по космонавтике, авиации, математике, физике, астрономии, прозе и поэзии, постоянно обновляемая, дополняемая, сортируемая – очень пригодилась и всячески помогала мне при составлении обстоятельных обзоров литературы в моих отчётах, статьях и в диссертации.

Как аспиранту мне был предоставлен библиотечный день, и я посещал Государственную библиотеку имени Ленина в Москве, второй научный зал.
Со временем я получил возможность работы там в читальном зале специального фонда литературы “для служебного пользования”, на четвёртом этаже.

Также я посещал Государственную публичную научно-техническую библиотеку (ГПНТБ), что была на Кузнецком мосту в Москве. Она существенно отличалась от библиотеки Ленина, во-первых, как бы более свободолюбивым духом и, во-вторых, наличием обширного отдела свободного доступа – массы книжных полок, располагавшихся в центре огромного зала. В этих развалах порой встречались интересные, редкие, экзотические научные именно “книжки” и малотиражные брошюры, которым было не место в строгой Ленинке.
Библиотеки изрядно помогли мне в деле разработки тренажёров.

Монтаж

Заранее, весной 1964 года, ещё до полного завершения строительства тренажёрного корпуса “Д” началось обсуждение размещения устройств тренажёра ТДК-7К корабля “Союз” в корпусе, по строительным чертежам. Для тренажёра было выбрано хорошее место – группа помещений, расположенных смежно одно за другим, вблизи входа в тренажёрный корпус, сразу направо. Одновременно было определено помещение для тренажёра ТДК-3КВ корабля “Восход” – в самом дальнем углу этого корпуса “Д”, на левой стороне корпуса, по диагонали наискосок через центральный зал. Я тоже участвовал в процессе этой разметки.

С окончанием строительства тренажёрного корпуса “Д” 20 июля 1964 года военные специалисты, которым было предписано выполнение работ по техническому обслуживанию тренажёра, приступили к детальной планировке, дооборудованию комнат и размещению и монтажу устройств тренажёра, в определённых для этого помещениях.

При этом самое первое, светлое и просторное, “парадное”, помещение типа малого зала, было отведено для полноразмерного макета космического корабля “Союз” – рабочего места тренируемого экипажа и пульта инструктора – рабочего места инструктора-методиста и руководителя тренировкой. Макет корабля представлял собой спускаемый аппарат (СА) и поставленный на него сверху бытовой отсек (БО). Вход в спускаемый аппарат осуществлялся через боковой люк-дверь, сделанный специально для тренажёра.
Весьма разумное конструкторское решение, которое по достоинству оценили как создатели и хозяева тренажёра, так и обучаемые экипажи, уж не говоря о посетителях ЦПК.
Переход в бытовой отсек осуществлялся через штатный внутренний люк-лаз между СА и БО. Кроме того, в бытовой отсек можно было войти через его  штатный внешний люк-дверь, к которому вела наверх лёгкая ажурная лестница, с удобной смотровой площадкой, устроенной вокруг бытового отсека.

Рядом, в соседнем, тёмном помещении был установлен оптико-электромеханический имитатор изображений в полях зрения оптического визира (ВСК) и бортовой телевизионной системы наблюдения. Производственное название имитатора – изделие 43К. В его составе можно выделить три основных компонента: оптический канал изображения Земли в полях зрения ВСК, оптический канал изображения наблюдаемого космического объекта в центральном поле зрения ВСК и телевизионный канал изображения наблюдаемого объекта в телевизионной системе. Изменение размера изображения при изменении дальности от 300 м и до состыкованного положения в каналах изображения наблюдаемого объекта обеспечивалось перемещением макета объекта по рельсовому механизму. Мы все одобрительно кивали головами, когда узнали, что в качестве такого механизма смекалистые конструктора из ЦКБ “Геофизика” использовали станину револьверного станка. Изображения, создаваемые двумя оптическими каналами, суммировались с последующей передачей оптическим путём передавалось через переход в стене, здесь же рядом, в центральный иллюминатор макета кабины.

Переходя по тренажёрным помещениям из парадного через тёмное с имитаторами изображений и затем через небольшой тамбур с размещёнными здесь секциями релейно-логических устройств, человек попадал в помещение вычислительного центра, “мозг” тренажёра. И именно здесь находились наши с Валерой Слуцким рабочие места.

Как и следовало ожидать, организовали бригаду наладчиков тренажёра ТДК-7К от нашего предприятия. По приказу, с постоянным пребыванием в Звёздном, в служебной командировке. Командировка выписывалась каждый раз на месяц, с представлением авансового отчёта по окончании командировки и последующим продлением опять на месяц. В первоначальный состав бригады вошли я, Валерий Слуцкий, Валентин Иванович Малышев, Борис Едемский, Юрий Тяпченко, Дмитрий Голенко, Борис Крахин и некоторые другие. Начальником бригады был назначен Ерёмин Алексей Фёдорович. Кулагин управлял работой на расстоянии из Жуковского и во время регулярных посещений Звёздного.

Мы все незамедлительно отправились в Звёздный и принялись за работу. На вычислительном комплексе работали я и Валера Слуцкий. Специализированными вычислительными устройствами, включая электромеханические интеграторы, и курированием работ по имитатору 43К занимался сам Ерёмин. Блок ПСО и имитатор “Иглы” налаживал Боря Крахин. Логическими имитаторами ряда бортовых систем занимались Валентин Иванович Малышев и Миша Трифонов. Работами по пульту инструктора руководил Борис Едемский; в дальнейшем ему в помощь была придана инженер Елена Егорова. Большой работой по имитатору СУБК, кабельной сети и электроснабжению тренажёра занимался Юрий Тяпченко и те, кого он привлекал к работе, в частности, неоценимую помощь в этом деле оказали главный электрик Филиала ЛИИ Александр Лакеев и его специалисты.

Следует отметить самоотверженный труд по доставке и монтажу устройств тренажёра специалистами-военными ЦПК. Затем, они на ходу изучали тренажёр в целом и отдельные его устройства; активно участвовали в наладке тренажёра и его испытаниях; в последующем осуществляли эксплуатацию и техническое обслуживание тренажёра и обеспечивали подготовку космонавтов к полётам.
Мне самому приходилось взаимодействовать с Юрасовым Александром Дмитриевичем, ответственным за изделие 43К. Очень добрый, работящий человек, при этом любитель пошутить и громко посмеяться.
Вроде бы на обслуживании имитатора 43К работал также и специалист Сомов, но я его не помню.

Самое главное, я работал вместе с очень ответственными, всецело преданными своему делу людьми, прекрасными специалистами группы вычислительного комплекса. Это:
- строгий, активный начальник группы майор Шевченко Сергей,
- сосредоточенный, задумчивый майор Тявин Илья Петрович,
- утончённо-интеллигентный майор Шувалов Олег Васильевич,
- улыбчивый, добродушный капитан Щербаков Николай Яковлевич,
- спокойный, работящий старшина Деркач Николай Иванович,
- хитроватый, видавший виды старшина Бурыкин Иван Иванович.
Они все прошли курсы обучения работе на АВМ. И теперь Николай Иванович начинал каждое рабочее утро с настройки дрейфа нулей интегрирующих блоков, а старый, мудрый Иван Иванович сидел рядом, внимательно следил за его действиями и подшучивал над его усердием.
Не говорю о том, что у них у всех были свои служебные воинские дела: командирская учёба, построения, наряды, дежурства, караулы, патрули, занятия физкультурой, погрузо-разгрузочные работы, заливать битумом крышу на производственном корпусе; само собой, партийная работа, а ещё семья, жильё, жизненные проблемы. Может быть – к сожалению, но я никогда не говорил ни с кем из них на эти темы, да и слабо, поверхностно разбирался в этом.

Я сам лично, с привлечением Валеры Слуцкого в качестве активного ассистента, произвёл набор всей задачи моделирования корабля “Союз” на наборном поле аналоговой вычислительной машины МН-14. В машине было задействовано более двухсот вычислительных блоков и устройств разного типа. Наборное поле содержало около тысячи гнёзд. Создание действующей аналоговой модели внутри АВМ фактически осуществлялось путём втыкания  коммутационных шнуров  в соответствующие гнёзда  блоков АВМ  согласно  разработанной  мной блок-схеме.
Надо сказать, что основной объём работы на АВМ – моделирование динамики и кинематических преобразований – был выполнен мной довольно быстро, в течение не более недели.
Военные подшучивали, что я ходил, ничего не замечая вокруг, с коммутационными шнурами не только в карманах, но и во рту.

Затем началось комплексирование математической модели с внешними устройствами: имитатором двигательной системы и вообще системы управления движением корабля, имитаторами изображения, пультом инструктора. Эту работу по согласованию, масштабированию входных-выходных сигналов выполняли я и Валера Слуцкий в тесном взаимодействии с разработчиками имитационных устройств, при непременном и непосредственном участии военных. И эта работа, которую мы называли комплексной отладкой модели движения и которая требовала порой существенных доработок как самих внешних устройств, так и изменений в нашей “математике”, вылилась в долгие несколько месяцев напряжённейшей работы.

Уже после начала монтажа тренажёра военные из обслуживающего персонала надумали расширить, по отношению к утверждённому ТТЗ, возможности тренажёра – добавить возможность обучения космонавтов работе с астронавигационными приборами, если возникнет такая необходимость во время полёта по орбите.
Астронавигационными приборами космического назначения занимался завод “Арсенал”, находящийся в Киеве. Военные решили заказать заводу “Арсенал” разработать и изготовить имитатор для обучения космонавтов работе с этими астронавигационными приборами, то есть фактически сделать компактный планетарий для наблюдения из иллюминатора. С вопросами по модели динамики движения корабля пришли ко мне. Я сказал, что управление движением изображения звёздного неба реализовать возможно, нужно то-то и то-то.
Было подготовлено, с учётом моих предложений, техническое задание на разработку и изготовление имитатора.
И в прекрасный месяц май 1964 года в Киев отправилась целая делегация: военные заказчики от ЦПК, инженеры от нашего предприятия, включая меня как “математика”, также специалист по астронавигации от ОКБ-1, а для усиления психологического воздействия на заводчан пригласили космонавта Павла Поповича. Мы всей большой компанией посетили завод “Арсенал” и договорились о срочной разработке и изготовлении имитатора звёздного неба для тренажёра корабля “Союз”.
Познакомились с руководителями завода и Центрального конструкторского бюро Гусовским Сергеем Владимировичем и Парняковым Серафимом Платоновичем. Я плотно работал с ведущим конструктором – начальником отдела Новиковым Анатолием Владимировичем. Подготовили и торжественно подписали договор на разработку, изготовление и поставку имитатора звёздного неба.
И действительно, в кратчайшие сроки имитатор звёздного неба, под названием ИМ-1, был изготовлен и поставлен в ЦПК.
Помню, как долбили пол в “парадном” помещении рядом с макетом кабины и заливали бетоном мощный фундамент для имитатора.

Имитатор ИМ-1 представлял из себя довольно сложное, высокоточное оптико-электромеханическое устройство, основой которого являлся закрытый в компактном шкафе, помещённый в трёхстепенный карданов подвес, большой чёрный шар, поверхность которого, усеянная металлическими шариками различной величины, изображала собой звёздную небесную сферу. Свет от специальной лампы падал на металлические шарики и, отражаясь, попадал на вогнутое, эллипсоидное зеркало, переводившее изображения (звёзд) в бесконечность при наблюдении их через иллюминатор. Различной величины шарики имитировали звёзды разной яркости, или разной звёздной величины, а строго определённое их взаиморасположение создавало изображения известных созвездий.
Имитатор ИМ-1 был установлен у правого иллюминатора спускаемого аппарата.
От завода “Арсенал” присутствовал инженер-конструктор Тарас Игнатиенко. Устройство работало надёжно, и Тарасу особо было делать нечего. Но он с большим сомнением относился к самой возможности правильной визуализации движения звёздного неба и с нетерпением и тревогой ждал начала стыковки с вычислительной машиной.

Для управления имитатором ИМ-1 я решил использовать известные кинематические дифференциальные уравнения Эйлера. Эти уравнения удобны тем, что – по полученным из модели динамики угловым скоростям вращения космического аппарата – легко вычислялись производные карданных углов, которые в виде аналоговых сигналов уже можно было подавать на оси карданова подвеса.
Но с включением имитатора ИМ-1 в комплекс действующего тренажёра всё было не так просто.
Прежде всего, на вычислительном комплексе тренажёра в это время уже существовала и функционировала база, сердцевина всей модели движения в составе:
- упомянутой выше модели динамики движения и
- реализованной с использованием блоков АВМ и электромеханических интеграторов (ЭМИ) модели кинематики, то есть тех самых кинематических уравнений Эйлера.
Виделись три способа работы с имитатором ИМ-1.
Первый способ: исключение блока модели кинематики, то есть всех электромеханических интеграторов (ЭМИ), из состава вычислительного комплекса тренажёра – и возложение функций модели кинематики на электромеханические интеграторы устройства ИМ-1; на первый взгляд, в ИМ-1 тоже были так необходимые для целей моделирования синусно-косинусные вращающиеся трансформаторы (СКВТ); и экономия аппаратных средств налицо. Но: слишком революционно, рискованно, сложно понять смысл сигналов ИМ-1, и что будет, если устройство ИМ-1 отключится.
Второй способ: оставить модель движения на вычислительном комплексе как есть и придумать способ управления имитатором ИМ-1 по положению, связанному с моделью движения. Сложная математическая задача, решить не удалось.
Третий способ: допустить работу внутреннего вычислительного устройства ИМ-1 впараллель с моделью кинематики тренажёра, то есть по сигналам вычисленных производных карданных углов, в соответствии с угловыми скоростями из вычислительного комплекса (ВК). В результате получилось движение синхронно с ВК, но не синфазно; а именно, изображения в разных иллюминаторах движутся в правильную сторону, например, и там и здесь влево, но объект, наблюдаемый в одном иллюминаторе, располагается в одном месте, например, сверху, а в другом иллюминаторе – в другом месте, например, снизу; хорошо, что таких объектов в тренажёре не было предусмотрено.
Как обычно бывает в жизни, был выбран третий, не самый лучший способ.
Как бы то ни было, получилась простая и эффективная модель управления в неограниченных диапазонах углов вращения.
Создавалась полная иллюзия движения корабля в космическом пространстве. Тарас Игнатиенко, странный человек, открывал дверцу и как зачарованный смотрел на движение звёздной сферы в кардановом подвесе, на одновременное скоординированное вращение всех трёх рамок карданова подвеса; он не верил своим глазам и даже вскрикивал, что такое просто представить себе невозможно, как это его (!) «железка превращается в звёздное небо для космонавтов».
Тарас был невысоким, худощавым, по виду молодым специалистом. Полюбопытствовал посмотреть разложенные на столе мои схемы моделирования, уравнения, технические описания. Из его вопросов я понял, что он немало пропустил, прогулял занятий по математике в своём политехническом институте, с синусами у него явно была проблема. Но подумав, решил про себя, чего это я на него воззлился, пусть живёт как хочет, радуется жизни.

Я много времени провёл в макете кабины, работая ручкой ориентации и наблюдая движение звёзд (и звёздной сферы) в поле зрения иллюминатора. Астрономию я немного помнил, основные созвездия узнавал, различал, а кое-что освежал по звёздному атласу. Пробовал ориентироваться по звёздам методом последовательных координатных разворотов и методом косых разворотов. Модель движения функционировала отлично. Только вблизи полюсов мира, например, в районе Полярной звезды, – были заметны искажения в движениях звёзд; слышалось бешеное жужжание приводов имитатора звёздной сферы, но максимальной, ограниченной скорости вращения приводов было недостаточно. В то же время возможность наблюдения и северного, и южного полушария небесной сферы только радовало; отсутствие изображения земной поверхности, перекрывающей почти половину звёздной сферы, не вызывало недовольства ни инструкторов-методистов, ни тренируемых космонавтов. Так же как и отсутствие слепящего воздействия Солнца.
Таким образом, благодаря нашим трудам и вопреки всяким шероховатостям, для космонавтов была обеспечена возможность наблюдения звёздного неба в иллюминаторе. А уж как работать с астрономическими приборами: астроориентатором и секстантом – это предстояло изучить, исследовать.

Кстати, однажды и мне пришлось ахнуть, почесать в затылке. Как-то случайно, несколько месяцев спустя после окончания общей горячки с отладкой и испытаниями тренажёра, я заглянул на пульт управления имитатором ИМ-1, стоявший позади пульта инструктора, и увидел там приклеенные к лицевой панели листки инструкций. Оказалось, кто-то из военных, обслуживавших имитатор, методом длительного эмпирического подбора заготовил таблицы значений от задатчиков начального положения звёздной сферы, чтобы показывать тренируемому в иллюминаторе различные созвездия и характерные звёзды. Армейская смекалка! Служба на выдумки хитра.

В это же время привезли и установили в парадном помещении тренажёра, рядом с макетом кабины, пульт инструктора (ПИ). С него производилось управление всем тренажёром и всем процессом обучения. Абсолютно выверенный по всем законам эргономики и эстетики, продуманный с точки зрения оптимального расположения приборов на лицевой панели пульта и разумной организации рабочего пространства, пульт инструктора являлся лицом комплексного тренажёра, неизменно притягивал взгляды любых входящих и обеспечивал комфортные условия постоянно работающих за пультом.
Пульт инструктора позволял:
- задавать любые начальные условия движения корабля и процессов управления;
- останавливать процесс тренировки, фиксировать текущее время и параметры моделируемого полёта корабля;
- включать ускоренный масштаб  текущего  времени  полёта,   при задании  соответствующего  поведения модели движения;
- вводить довольно большое количество отказов, неисправностей бортового оборудования корабля и аварийных ситуаций полёта, в соответствии с утверждённым перечнем.
Мне чрезвычайно нравилось, каким получился пульт инструктора.

Создание тренажёра

Электронные устройства тренажёра изготавливались в ударном порядке: электрическая схема – технологическая документация – цех – и немедленно отправлялись в ЦПК.

Задачи моделирования движения тоже пришлось решать на ходу.
Ручные режимы управления мы воспроизводили способом, уже отработанным на действующих тренажёрах.
Тогда как над имитацией автоматических режимов пришлось повозиться. Я с Кулагиным, Ерёминым и Малышевым детально обсуждали, договаривались, какие автоматические режимы и как воспроизводить на тренажёре.

Для моделирования режимов автоматической ориентации на Землю, или автоматической орбитальной ориентации, я использовал отработанный на тренажёре корабля “Восход” контур автоматического регулирования, с использованием математических моделей инфракрасного и ионного датчиков, а также гироорбитанта. Причём схема тренажёрного контура практически полностью совпадала со схемой управления, принятой для реального космического корабля. И это встречало явную поддержку и полное понимание как у космонавтов, так и у инструкторов-методистов и военных из обслуживающего персонала.

Имитацию режима построения и поддержания постоянной солнечной ориентации (ПСО), или ориентации солнечных батарей на Солнце, в совокупности с имитацией самих солнечных батарей в части тока заряда и тока разряда, взялся реализовать молодой, башковитый инженер Борис Крахин из группы Ерёмина. Сделал он это, довольно быстро и грамотно, в виде логического устройства, воспроизводящего “жёсткую” программу приёма команд, выдачи сигналов и изменения электрических параметров. Мы с Крахиным осуществили и отладили связь блока ПСО с аналоговой вычислительной машиной. Работа была принята без замечаний.
При этом для ручной и автоматической ориентации корабля на Землю или на Солнце использовались небольшие двигатели ориентации (ДО) или двигатели перемещения и ориентации (ДПО).

И здесь мы подходим к самому важному, самому сложному и потому наиболее интересному автоматическому режиму на корабле – автоматическому сближению и причаливанию.
Специалистами ОКБ-1 было решено осуществлять попадание корабля “Союз” с помощью манёвров, производимых баллистиками, в зону дальности не более 25 км до космического аппарата – цели. После этого начиналось автономное сближения космических летательных аппаратов (КЛА) на орбите.

Для управления сближением как в ручном, так и в автоматическом режимах использовалась сложнейшая бортовая радиотехническая система взаимных измерений параметров относительного движения двух КЛА – система под названием “Игла” разработки НИИ точных приборов (НИИТП, директор Армен Сергеевич Мнацаканян). Серийное производство системы “Игла” было налажено на Киевском радиозаводе.
О грандиозности замыслов проектировщиков “Иглы” можно судить хотя бы по тому, что работа этой системы по выходе в космос начиналась с раскрытия пяти (!) установленных на корпусе корабля антенн, в их числе:
- обзорная – для поиска цели;
- гиростабилизированная  антенна,   которая  после  обнаружения партнёра-цели   устанавливала   режим  автосопровождения, пользуясь ответчиком “Иглы” на сближающемся объекте;
- антенны для режима причаливания.
Кстати, всего на корабле “Союз” было размещено около двух десятков (!) антенн различного назначения.
Система “Игла” автоматически определяла, не вдаваясь в излишние здесь подробности:
- угловые параметры ориентации обоих космических объектов относительно лучевой системы координат (ЛСК),
- дальность и радиальную скорость – вдоль линии визирования,
- боковую скорость перпендикулярно линии визирования, или угловую скорость линии визирования, вектор которой находится в так называемой плоскости наведения.

Для управления угловыми параметрами ориентации относительно ЛСК, при любых дальностях, использовались обычные маломощные двигатели ДПО.
Для управления параметрами “дальность”, “радиальная скорость” и “боковая скорость”, в диапазоне больших расстояний, от 25 км до 300 м, на этапе дальнего сближения (ДС), использовался мощный реактивный, так называемый сближающе-корректирующий двигатель (СКД) корабля тягой 250 кгс. Данный режим управления было принято производить только автоматически, поскольку специалисты определили, что человек-оператор был не в состоянии реализовать вручную этот довольно сложный закон управления.
Итак, автоматический режим сближения выполнялся приблизительно следующим порядком. Если радиальная скорость не соответствовала значению в определённом принятом коридоре, корабль ориентировался строго по линии визирования и двигатель СКД направлялся либо в сторону объекта-цели, либо в противоположную сторону. Двигатель включался, осуществляя разгон либо торможение, параметр “радиальная скорость” достигал заданного значения, и тогда двигатель выключался. После этого, если боковая скорость находилась в заданных пределах, корабль оставался в том же положении. Но если боковая скорость выходила за заданные пределы, то корабль разворачивался в положение перпендикулярно линии визирования до попадания направления тяги двигателя в плоскость наведения. Двигатель включался, параметр “боковая скорость” входил в заданный интервал, и двигатель выключался. Эти операции, ориентировочное количество которых могло составлять 10-20, продолжались до достижения дальности 300 м до объекта-цели.

При расстояниях менее 300 м, то есть на “ближнем” участке, обычно называемом причаливанием, разрешалось осуществлять управление движением как в ручном, так и в автоматическом режиме. Применялась всё та же измерительная система “Игла”, но в режиме малых дальностей. Вместо СКД использовались несколько маломощных, так называемых “координатных” реактивных двигателей причаливания и ориентации (ДПО) тягой 10 кгс каждый. На “ближнем участке” выполнялись операции зависания и облёта объекта-цели, происходило собственно причаливание и заканчивалось всё работой стыковочного механизма: вход стыковочного штыря в приёмный конус, касание, продвижение вовнутрь, защёлкивание, механический захват и стягивание.

Следует сказать, что сама работа стыковочного механизма “штырь-конус”, выполняемая в конце процесса причаливания, – это нечто! Это чудненькая детская игра для взрослых дядей – космонавтов. Стыковочный приёмный конус выполнен как углубление, воронка на плоском торце пассивного космического объекта. На этом объекте установлена радиотехническая система “Игла” в “пассивной” модификации и реализован, на этапе причаливания, такой режим управления его движением вида “взаимодействия”, когда он постоянно подставляет свой торец и свой приёмный конус в сторону активного космического объекта.
Активный космический объект, на этапе причаливания, в ручном режиме или автоматически, искусно маневрируя в пространстве, стремится попасть стыковочным штырём в упомянутый выше приёмный конус.
В случае неудачи, именно при соударении конца штыря с плоским торцом пассивного космического объекта, фактически при попадании мимо приёмного конуса, формируется сигнал, условно называемый “Касание 2”, фактически – промах, немедленно выдаётся команда “Отвод” и двигатель активного объекта отдаляет его назад, скажем, для повторной попытки стыковки.
В то же время точное попадание штыря в конус, то есть удачное завершение всей этой ответственной операции – вызывает мощнейший всплеск положительных эмоций не только у исполнителя, но и у любого наблюдателя.
Всё! Штырь из конуса уже никуда не денется! При столкновении конца штыря с наклонной поверхностью приёмного конуса формируется сигнал “Касание 1”, вырабатывается команда “Подвод” и двигатель на активном объекте включается на “разгон” для активного продвижения штыря вовнутрь конуса, для последующего защёлкивания, механического захвата и, наконец, стягивания объектов. Стыковка завершена.
Любопытно, что предусмотрен (редчайший) случай попадания конца штыря точно в вершину конуса, прямо в защёлку, когда вырабатывается тот же неприятный сигнал “Касание 2”, то есть промах, с соответствующими последствиями. Объяснением здесь служит то, что в этих условиях будет недостаточным усилие для защёлкивания и механического захвата.
Весь этот этап сближения с 25 км, причаливания с 300 м и, наконец, стыковки необходимо было воспроизвести, или моделировать, или имитировать, с достаточной степенью правдоподобия, на тренажёре.
Борис Крахин взялся реализовать автоматический режим дальнего сближения на участке от 25 км до 300 метров. Для этого он разработал и изготовил электронно-релейное устройство, названное имитатором “Иглы”, в котором был заложен (как говорили, “запаян”) один выбранный, наиболее типичный частный случай процесса управляемого движения.

А уже полную, строгую модель относительного движения двух космических объектов совместно с моделью контура ручного и автоматического причаливания, на участке от 300 м до стыковки, реализовал на АВМ именно я, Никонов. При этом, разумеется, мы с Крахиным согласовали между собой конечные условия имитируемого автоматического сближения с начальными условиями модели причаливания. Также тщательно проверили и отладили связи имитатора “Иглы” с АВМ.

Далее происходила автономная отладка модели движения на тренажёре.
Математические уравнения – это как Закон божий, изменениям не подлежали; каждый член уравнения, совокупность, “ветка” членов были изучены аналитически и на машине ещё у себя дома, в Жуковском.
Схема набора, вычислительные блоки, коэффициенты были отлажены по контрольным задачам тоже в лаборатории.
Набор модели на вычислительной машине был повторен вслед за сделанным ранее тоже в лаборатории и проверен. Отклонения от схемы, ошибки набора были выявлены и устранены незаметно, без афиширования.
Всё было готово к соединению машины с внешними, тренажёрными устройствами, к комплексной отладке. Всегда всё вовремя и без замечаний.

Я всю жизнь, традиционно и неизменно, считал именно свою модель движения – центральным звеном, сердцевиной тренажёра. Может быть, другие разработчики считали центром тренажёра иное устройство, скажем, макет кабины, или пульт инструктора, или систему управления корабля.

В дальнейшем, при различных проверках, тестах, испытаниях, а главное – при всех тренировках наша модель сближения и причаливания, как и вся модель движения, работала отлично, никогда не вызывала никаких нареканий и была одобрена космонавтами, инструкторами-методистами, обслуживающим персоналом и специалистами из ОКБ-1.

Рядом со мной и Валерой Слуцким и одновременно с нами на тренажёре трудилось от десяти до двадцати разработчиков, занимавшихся вводом в строй и автономной отладкой своих устройств и систем тренажёра. Мы общались, взаимодействовали, отлаживали взаимосвязи. Этот этап работ занял около двух месяцев.

Наиболее критичным исполнителем было предприятие ОКБ-1, которое вначале всячески затягивало поставку макета кабины в ЦПК, а после поставки – серьёзно задерживало доукомплектацию макета.
Генерал Каманин, отвечавший за подготовку космонавтов к полётам, неоднократно отмечал в своих Воспоминаниях:
«Как всегда, промышленность (в первую очередь ОКБ-1) не укладывается в запланированные сроки».
«ОКБ-1 не выдало ещё всех исходных данных, не подготовило макет корабля».
«Основные задержки возникают из-за неотлаженности оптических устройств и недоделок по вине ОКБ-1».
«ОКБ-1 виновато в неготовности тренажёра».

Сложности были и с имитатором изображения 43К, на котором постоянно трудились Фегис Борис Александрович и Костя Фролов.
Аккуратно и тактично, но твёрдо и эффективно на этом этапе руководил работами всех членов бригады официально назначенный ведущим Алексей Фёдорович Ерёмин. И что не говори обеспечил выполнение работ.

Следует отметить, что, работая на тренажёре “Союза”, Ерёмин, Малышев и я продолжали выполнять свои функции на тренажёре ТДК-3КВ, постепенно передавая опыт военным, обслуживавшим тренажёр. Так мы и бегали из одного помещения корпуса “Д” в другое, с одного тренажёра на другой, иногда по вызову, иногда инициативно самостоятельно.

Отладка

В октябре 1964 года начались отладочные работы всех устройств и систем тренажёра ТДК-7К.
Тренажёр получился большим и довольно сложным устройством. Вполне отдавая себе отчёт, что космический корабль решает важнейшие, уникальные задачи в полёте, могу утверждать, что – по объёму технических задач – комплексный тренажёр сложнее самого корабля, поскольку, кроме почти всех собственных задач корабля, решает ещё и специфические задачи воспроизведения внешних условий полёта и внешней визуальной обстановки, а сверх того обеспечивает выполнение процесса обучения космонавта.

Модель движения и режимы управления мы отладили довольно быстро и качественно.
Вычислительная машина, бывало, отказывала. Приходилось искать, диагностировать. Из тысячи узлов находили один. И возникал вопрос: плохой блок или плохое место. Если плохой блок, заменяли блок. Если плохое место, переставляли блок в другое место.

А вообще отладка тренажёра шла тяжело.
Я слышал, как боролись с нарушениями электрической изоляции, устраивали надёжное электрическое питание, для хорошего заземления вбивали в землю длинный металлический штырь. Как решали вопросы ремонтопригодной конструкции устройств тренажёра. Сложно шла отладка имитаторов бортовых систем. В процессе отладки, проверок, испытаний возникали новые, ранее непредусмотренные задачи имитации.
Например, серьёзные проблемы возникали у разработчиков имитации бортовой системы энергопитания (СЭП). Въедливые инструкторы, инициативные военные из обслуживающего персонала требовали всё более полной точности имитации. Аппетит приходит во время еды. Необходимо было воспроизводить зарядку и разряд бортовых аккумуляторных батарей. Пришлось делать сложные логические и вычислительные устройства, импульсные счётчики. Требовалась имитация работы солнечных батарей СЭП в тени и на свету на орбите. По техническому заданию на тренажёр моделирование положения Солнца не предусматривалось. Тогда разработчики имитатора СЭП решали своими силами эту довольно сложную траекторную задачу имитации входа и выхода из тени, зачастую просто путём подачи команд вручную с учётом показаний индикатора навигационного космического (ИНК) – “Глобуса”.
Не меньшие сложности возникали и с имитацией системы радиосвязи.
Как положительный пример, вспоминается эффективность работ по телевизионной системе “Кречет” – никаких недоразумений, разногласий, споров.
Для незамедлительного, эффективного решения возникающих споров, межведомственных разногласий было решено проводить регулярные, еженедельные оперативные совещания у начальника тренажёрного управления войсковой части 26266. На совещания приглашались руководители смежных предприятий-исполнителей или их заместители. От нас приезжал Даревский или Кулагин.

К этому времени в ЦПК образовалась от нашего предприятия довольно большая бригада наладчиков тренажёра ТДК-7К, да ещё одновременно и тренажёра ТДК-3КВ; причём все жили в профилактории на служебной территории войсковой части. Естественно, совершенно разнуздались в быту. Масса пустых бутылок в номерах. По ночам были слышны женские визги. Без этого нашим людям никак нельзя. Военное начальство делало замечания, но всё безрезультатно.
Тем временем, в конце 1964 года на жилой территории появился первый пятиэтажный дом для обслуживающего персонала, и некоторых “даревских” выселили туда, в две-три квартиры, а затем и всех остальных наладчиков.
Рядом, помню, стоял красивый стеклянный магазинчик “Овощи”, с довольно богатым ассортиментом.
Заканчивали мы работу поздно и дружной, весёлой компанией отправлялись в эту свою импровизированную гостиницу-общежитие.

Жизнь шла своим чередом.
Раз поздно вечером, задержавшись как обычно на работе, выходим компанией, голодные, усталые, из корпуса “Д”, и от неожиданности восклицаем: «Ой, всё бело! Зима пришла!»
Добрались до своего общежития, разбрелись по комнатам, я жил вместе с Валерой Слуцким. Поесть было нечего, спать не хотелось. Ерёмин, хозяйственный и предприимчивый, что-то нашёл из своих запасов и созвал всех за большой стол. Ели, даже выпивали, и запели его любимую “Фай-дули фай”.
Сейчас, позвольте, вспомню слова – именно так, как мы тогда пели:

                Скучно, ребята, женщинов нету,
                Фай-дули, фай-дули, фай,
                Я полечу на другую планету,
                Фай-дули, фай-дули, фай.
                Вставлю перо я в пятую точку,
                Фай-дули, фай-дули, фай,
                И проведу на Венере я ночку,
                Фай-дули, фай-дули, фай.
                Чтобы не скучно было в пространстве,
                Фай-дули, фай-дули, фай,
                Водку возьму я, спутницу странствий,
                Фай-дули, фай-дули, фай.
                К чёрту пошлю я любую планету,
                Фай-дули, фай-дули, фай,
                Если вина там и женщинов нету,
                Фай-дули, фай-дули, фай.

Ещё пели “Песню о друге” композитора Андрея Петрова на стихи Григория Поженяна, написанную для кинофильма “Путь к причалу” (в прокате с 1962 года). При этом, когда шли самые добросердечные слова «Уйду с дороги, таков закон: третий должен уйти», Ерёмин начинал уверять, что эта мораль – для слабых, а его правило по жизни такое, что надо петь: «Собью с дороги, таков закон». Переубеждать его было бесполезно.

Испытания

В марте 1965 года решили провести комплексную проверку тренажёра ТДК-7К. В результате проверки было зафиксировано множество замечаний. Особенно серьёзные претензии предъявлялись к работе имитатора внешней обстановки 43К. Оказалось, что ради хорошей отчётности изделие было поставлено в ЦПК с некачественными механизмами, изображение объекта в визире и на экране телевизора немилосердно дёргалось и тряслось. На оперативных совещаниях постоянно отмечали недостатки в работе ЦКБ “Геофизика” – предприятия-изготовителя изделия 43К, заслушивали объяснения главного конструктора Песчанского и делали ему грозные предупреждения, в общем, избрали его главным виновником всех задержек тренажёра и программы полётов в целом – пока другие исполнители подчищали свои “грешки”.
Я много времени проводил вместе с ответственным исполнителем Борисом Александровичем Фегисом на отладке канала «АВМ – изделие 43К – визир ВСК». Старались любыми путями улучшить характеристики изображения. Борис Александрович предлагал отфильтровать колебания, погасить, компенсировать.
Помню, сидим, спорим. Фегис просит сделать что-то совсем уже фантастическое. Я вне себя, не задумываясь, восклицаю: «Здгавствуйте!» – типа «Приехали!» И тут он холодно, и отчётливо, отвечает: «Здравствуйте, Евгений Константинович». До меня не сразу дошло, что я ненароком затронул болезненную тему. Но не останавливаясь, мы продолжили дискуссию.
Наконец, их предприятие просто-напросто привезло и установило работоспособные, качественные механизмы. И все разговоры про 43К сразу прекратились. Но начались другие споры, про другие устройства, находились другие виноватые.

В процессе отладки я попросил, по-свойски, разработчиков имитатора изображения Земли – Фегиса или Фролова, кому проще, – ввести в их изделие обычный ручной регулятор скорости движения плёнки с изображением поверхности Земли, иначе говоря, скорости “бега Земли”. Так, на всякий случай. Что они и сделали, без лишних вопросов.

В июне 1965 года прошли приёмо-сдаточные испытания (ПСИ) тренажёра ТДК-7К. Шуму было много.

И как-то неожиданно появилась мысль провести ещё один вид проверки – на функциональное соответствие тренажёра реальному кораблю,  причём силами специалистов ОКБ-1. Всем понравилось. Был составлен перечень проверок, график посещения ЦПК специалистами ОКБ-1.
И началась длительная, кропотливая проверка тренажёра – на фоне проводимых тренировок. Проверяющие приезжали со своими записями, наблюдали работу экипажа и картину “полёта” в целом, оценивали параметры процессов, реакции на управляющие воздействия, формулировали замечания.
Модель движения и процессы управления проверяли по контрольным задачам. Сразу отмечу, что к модели движения не было предъявлено ни одного замечания. Отказ вычислительная машины устраняли легко, обычным образом.
Но по имитаторам бортовых систем выявилось большое количество несоответствий электрических схем и устройств; соответственно, возникли споры, громкие ссоры, с выяснением отношений и даже серьёзные конфликты из-за расхождений мнений проверяющих и проверяемых. Потребовалось формирование нескольких перечней замечаний разной степени важности и срочности и составление подробных планов мероприятий по устранению недостатков и доводке тренажёра до полной готовности.

Идя навстречу просьбам Даревского и нас, разработчиков тренажёра, руководство ЦПК обязало космонавтов летавших и готовящихся работать на тренажёре ТДК-7К, отрабатывать штатные полётные задания и выявлять недостатки в технике. Причём, учитывая важность этого изделия, по возможности относиться к недостаткам серьёзно, как к ситуациям, встретившимся в полёте. Фактически на тренажёре, худо-бедно, уже можно было “летать”. Я сам несколько раз садился в кабину и выполнял “полёт”.
И действительно, на тренажёре начали отрабатывать программу полётов, особенно обращая внимание на режимы причаливания. Повторяли многократно, до бесконечности. Придумывая различные исходные данные, начальные положения, даже немыслимые ситуации. Говорили, приходил генерал и давал «свои вводные».
Вообще, это очень эмоциональный момент, когда при причаливании приближается наблюдаемый объект, на тебя медленно и неуклонно надвигается многотонная громада. И вдруг раздаётся счастливый доклад: «Есть касание». Потом ожидание. И истошный крик: «Загнал шершавого!»

Могу только с гордостью повторить, что к модели движения замечаний не было. Ни-ко-гда. Хотел бы я посмотреть на человека, который сказал бы, что «математика неисправна». 

Наука

Занятия в аспирантуре заканчивались.

Преподаватели аспирантуры ЛИИ:
Гершенович Герц Борисович, преподаватель математики;
Знаменская Алиса Моисеевна, профессор;
Ольсен Ольга Евгеньевна, преподавательница английского
языка.

В последний учебный год нам дали курс “Статистические методы обработки экспериментальных данных”. Читала Алиса Моисеевна Знаменская. Бывало, путалась в изложении, говорила: «Ну вы понимаете». Интересно было следить за ходом мысли лектора. Но статистический анализ я как не любил в институте, так не воспринимаю и поныне.
Мы с Ниной Панкратовой продолжали посещать аспирантские занятия как всегда вместе.

К концу аспирантуры у меня был сдан кандидатский минимум, то есть три кандидатских экзамена: по специальности, философии и иностранному языку. А диссертации не было и в помине. Не написана. Оправдание – большая загруженность работой.
Провели аттестацию, уточнили индивидуальный учебный план работы аспиранта, продлили учёбу в аспирантуре на год, рекомендовали продолжить работу над диссертацией. 

Дела по диссертации не продвинулись.
С таким же успехом прошёл ещё один добавленный учебный год. Аспирантура прекратила выплаты научному руководителю – Сергею Григорьевичу Даревскому.  Да он и доволен был,  что сбросил с себя эту ношу научного руководителя  аспиранта.

Однажды, то ли у меня проснулась совесть, то ли посетило нечто похожее на вдохновение. Но всё-таки мне хватило творческого подъёма на небольшой, но вполне приличный научно-технический отчёт. Как говорили, на стол легла законченная научная работа, на правах рукописи, в несекретном виде, с модным по тем временам названием «Некоторые вопросы математического моделирования движения пилотируемых космических летательных аппаратов на комплексных тренажёрах».
Всё это время я и мои ближайшие сотрудники, мы пытались называть, пусть пока только устно, наши научные изыскания солидно, подражая другим учёным, типа “Проблемы моделирования”, но наши начальники всех уровней морщились: «Какие у вас могут быть “проблемы”? У вас могут быть только “вопросики”».
Самое главное, количество слов в названии моего отчёта не превышало двенадцати, и получился он не очень толстым, не более 100 страниц. Листаешь и видишь, всё на месте: введение, постановка задачи, подробный аналитический обзор литературы, три основных главы, выводы, заключение, к тому же наглядные иллюстрации и солидные математические формулы. Ориентация, сближение, причаливание, навигация.

После предварительного просмотра материалов Кулагин одобрил: «Неплохо, будешь знакомить новых сотрудников, старым тоже полезно. И покажи шефу».
Я показал отчёт Даревскому, он быстро пролистал, удовлетворённо хмыкнул и сразу утвердил.
Всё-таки, откровенно говоря, свои собственные вопросы по математическому моделированию на тренажёрах у меня тогда действительно были, причём это были реальные проблемы как построения тренажёров, так и, следовательно, качества подготовки космонавтов.

Очень кстати именно в это время меня, по старой памяти, с учётом положительного опыта наших прошлых совместных работ  и  из большого уважения,  пригласили сделать сообщение  на научно-техническом семинаре в 7-м комплексе ЛИИ у начальника лаборатории Владычина Геннадия Павловича. Я рассказал им о наших тренажёрах в Звёздном городке, что вызвало живой интерес к нашим работам, а научному уровню наших исследований была дана высокая оценка. Пользуясь случаем, я сформулировал и задал свои конкретные вопросы слушателям как уважаемому научному сообществу; ответом было предложение обратиться в академические НИИ, например, в Институт прикладной математики или Институт космических исследований.
Я действительно пытался обращаться со своими вопросами к некоторым известным учёным сам или с помощью своего руководства, но всё было бесполезно.

Самое замечательное, что, подумав и оценив серьёзную научную, высоко профессиональную и одновременно весьма доброжелательную, товарищескую атмосферу в ЛИИ, я обратился к Геннадию Павловичу с неожиданным предложением стать моим фактическим научным руководителем. Что было благожелательно воспринято и завершилось полным согласием.

Однажды, в 1965 году, я вспомнил про учёного Коренева, о котором мне говорили в Военно-воздушной академии имени Жуковского. К сожалению, мне дали неверный адрес.
Искал я долго, через разных знакомых, и наконец нашёл Георгия Васильевича на его даче по адресу станция Отдых Московской области, ул. Желябова 19.
Тёплым летним днём, в просторном приятном дворе, под прекрасными, стройными соснами я встретил интереснейшего человека. Это был Георгий Васильевич Коренев. Мне показалось, что мы сразу понравились друг другу. При встречах он охотно рассказал мне всё (точнее, многое), что с ним происходило в жизни: про работу в авиации и ракетостроении, про его несправедливое заключение, про его отношения с начальством, преподавание на Физтехе, про свою лётную кожанку, ещё довоенную.

В один из дней я показал Кореневу свой научный труд “Некоторые вопросы” и получил исчерпывающие рекомендации, как сделать из него диссертацию. Георгий Васильевич поделился со мной своими мыслями, драгоценным опытом, дал мне несколько полезных советов, просто, чётко и ясно рассказал всю последовательность моих дальнейших действий: с кем консультироваться, кого потом просить быть официальным оппонентом и так далее. Затем Георгий Васильевич дал мне замечательную машинописную рукопись находившейся в печати его книги по тензорному исчислению – как говорится, всё, что у него было под рукой. Более строгой и в то же время ясной и доходчивой книги по математике я не встречал, пожалуй, ни до, ни после.

Бывал я у Коренева несколько раз и на его московской квартире по адресу: Москва, ул. Удальцова, дом 4 кв. 287, около метро “Проспект Вернадского”.
Я рассказал ему о своей работе, но он не выразил особого желания вникать в мою тренажёрную науку, несколько экзотическую, по его словам, «перевёрнутую с ног на голову». Теперь это называют «виртуальной реальностью». Что ж, для меня это было неудивительно. Поскольку Георгия Васильевича больше интересовали реальные системы управления с органами ручного управления и с системой индикации пилотируемого космического аппарата, то я связал его со специалистами соответствующего подразделения нашего предприятия, прежде всего с руководителем подразделения, моим лучшим другом и бывшим моим соседом по общежитию Ю.А. Тяпченко. Юра говорил, что у них получилась обоюдополезная совместная научная работа.

К сожалению, наши пути с Георгием Васильевичем разошлись каким-то нелепым образом, в суматохе событий; не знал я его дальнейшей судьбы, не слышал о его кончине.

Спецтема

В октябре 1965 года Кулагин оповестил нас на очередном оперативном совещании, что к Даревскому приезжала делегация из в/ч 26266 во главе с Павлом Поповичем с просьбой начать работу по новому тренажёру для космического корабля специального назначения на базе “Союза”. Система отображения информации поставляется Даревским. Постановление по созданию тренажёра готовится. Короче говоря, нам предстоит ещё одна большая работа, с чем и поздравляем.

Постепенно уточнилось, что это будет военно-исследовательский корабль-разведчик 7К-ВИ. Проект корабля разрабатывался во исполнение Постановления ЦК КПСС и Совета Министров от 24 августа 1965 года, предписывающего ускорить работы по созданию военных орбитальных систем. Конструкторы корабля 7К-ВИ обещали военным создать универсальный боевой корабль, который мог бы осуществлять визуальную разведку, фоторазведку, совершать манёвры для сближения и уничтожения космических аппаратов врага.
Систему отображения информации для этого корабля разработчики нашей лаборатории Даревского предложили строить на базе СОИ “Сириус” корабля “Союз” с введением в её состав пульта управления изделиями специального назначения.

Обсудили с Павлом Поповичем, назначенным ответственным за подготовку экипажей для этого корабля, что тренажёр для 7К-ВИ должен быть похож на ТДК-7К. Надо было только съездить в ОКБ-16 “к Нудельману” познакомиться со специальными задачами, которые они возлагали на экипаж. Написали им письмо с просьбой проконсультировать нас, разработчиков тренажёра. Получили приглашение. И вскоре мы вдвоём с Суворовым поехали.
Познакомились с людьми, с документами. Они ставили на корабль артиллерийскую пушку особой конструкции, называли её между собой “машинкой”; снаряды были просто “иголками”.
Суворов был в восторге, рвался в бой делать дело; он себя уже видел, и не без основания, ведущим по этому тренажёру.
Уже начали создавать в нашем лабораторном помещении моделирующий стенд.
Но когда второй раз мы приехали в ОКБ-16 и завели речь о тренажёре, они резонно ответили, что даже не надо ходить к начальнику ОКБ, а обращаться по этому вопросу к головному – Королёвской фирме ОКБ-1.
Поговорили с Поповичем, он стал ссылаться на какие-то организационные трудности.
А вскоре события закрутились так, что всем стало надолго не до того.

Беда

Помню, день 14 января 1966 года, пятница. Шли наладочные работы на тренажёре ТДК-7К, ничего не получалось, барахлила аппаратура, которую обещали настроить ещё до конца года.
Я с бригадой сотрудников остался на выходные поработать, чтобы к оперативному совещанию во вторник доложить о готовности. В воскресенье мы услышали трагическую новость о смерти Сергея Павловича Королёва. В сообщении впервые рассекретили все его биографические данные. Была одна только мысль: Потеряли Отца.

Во вторник 18 января приехал в ЦПК на еженедельное совещание Кулагин. Таким, с почерневшим лицом, я его раньше не видел. «Что что? Беда. Королёв».
Было очень холодно, мела метель.
Совещание собралось, я кратко доложил присутствующим о выполнении наших обязательств. Прозвучала хоть какая-то положительная нота.
Совещание быстро закончилось. Кулагин походил по начальству и добился, чтобы мы в составе делегации от ЦПК поехали в Колонный зал на церемонию прощания с Главным конструктором.
Я сидел с Кулагиным в автобусе рядом на одном сидении, и он всю дорогу вполголоса предрекал, что теперь усилится конкуренция разных группировок в космической отрасли, ослабнет технологическая дисциплина, что вообще нас ждут беды и несчастья.

Кулагин если и не был силён в математике, но в организации работ понимал. Дружил с военпредами, с космонавтами, был вхож в высшие инстанции, иногда участвовал в Совете главных конструкторов. И видел, как складывались дела в отрасли, в стране.
А обстановка, особенно в верхах, была не ахти. Министры обороны Малиновский (1957-1967), как и Гречко (1967-1976), вслед за ним, решительно были против любых космических полётов. Наших старших военпредов Акулова, Васкевича, Балабина в их Главном управлении всегда «одёргивали», «ставили на место», если они хотя бы чуть заикались в пользу нашего предприятия. Главные и генеральные конструктора космической отрасли бились друг с другом в жесточайшей конкурентной междоусобице. В такой обстановке так и не полетела лунная ракета-носитель Королёва. В 1967-м году по причине производственной халатности погиб Владимир Комаров. Следом, при подозрительных обстоятельствах, погиб Гагарин. А через три года страна потерпела, как посчиталось, полный провал, поражение в лунной гонке, и высшее руководство с удовольствием поторопилось закрыть это хлопотное, дорогостоящее, рискованное дело.

Главным конструктором “Королёвского” ОКБ был назначен Василий Павлович Мишин (1917-2001).
Никогда я его не видел, не довелось.

Прошли положенные даты траура, скорби и поминовения С.П. Королёва. Как-то наш шеф перед концом работы собрал узкий круг своих ближайших соратников. Кулагин захватил с собой только меня. В мрачноватой обстановке тесного, полутёмного кабинета, при одном включённом светильнике на угловом столике, Сергей Григорьевич  поведал  нам  об известных ему  от Б.Е. Чертока  подробностях  неподготовленной  и  авантюрной хирургической операции, проведённой лично министром здравоохранения, академиком Петровским, при участии главного хирурга министерства обороны, академика Вишневского, в результате которой Сергей Павлович умер на операционном столе. Нет никакого оправдания ни её исполнителям, ни Правительству СССР, допустившим такую небрежность в отношении величайшего достояния нашей науки и техники.

Вскоре мы узнали, что 6 марта 1966 года предприятие “Особое конструкторское бюро № 1” – генеральный разработчик космической техники – получило новое название: “Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения” (ЦКБЭМ). Ушло из нашего обихода историческое, хлёсткое имя “ОКБ-1”. Я расценивал данное переименование как мелкую, недостойную месть основателю этой “Особой”, Королёвской фирмы, а то и как плевок в могилу великого гения отечественной науки.

В это время

Прогресс

В январе 1966 года меня перевели сразу, через одну ступень, на должность старшего инженера с окладом 150 рублей. Солидная прибавка!

Я ходил несколько раз к Кулагину и добился повышения оклада для Валеры Слуцкого.
Мы дружили со Слуцким. Как дружили? На работе мы были как одно целое, заменяли друг друга, если потребуется; понимали друг друга с полуслова.
Интересный он был человек. Высокий, спортивный, в институте занимался лёгкой атлетикой – бегом. Энергичный. Заводной, с полоборота. Часто говорил “типа того”, “типа такого”.
Во внерабочее время мы тесно не общались. Знал, что его семья жила в Жуковском. Дома я у него никогда не был, не получал приглашения. Бывало, Валера вместе с Сашей Суворовым и Иваном Филистовым заходили к нам домой, поговорить по работе, что-то обсудить; моя мама, Любовь Степановна, очень любила и приветствовала такие встречи: «Что вам где-то собираться, приходите, садитесь, разговаривайте, а я вас буду угощать». Так оно и было.
Однажды после работы, по выходе из проходной ко мне подошёл приятный пожилой человек: «Здравствуйте, я Борис Михайлович Слуцкий, отец Валерия. Мне бы хотелось поблагодарить Вас – как его начальника – за внимание и заботу, которую Вы проявляете». И так далее, было ещё много других добрых слов. Мы хорошо, приятно поговорили.
Больше ни с какими родителями или другими родственниками моих сотрудников мне не доводилось ни встречаться, ни беседовать в таком духе.

Сотрудники

С Владимиром Никоновым мы всё так же были не разлей вода.
Раз он попросил меня сдать за него экзамен по математике письменно. Уже показал мне свою зачётную книжку и направление на экзамен – с фотографией. Сказал: «Да ничего. Там толком не смотрят». И я уже было согласился. Но в один из следующих дней он вдруг обрадовал меня: уговорил (!) преподавательницу поставить ему “трояк”. Как ему сие удалось, непонятно. Ну, одно слово, проходимец… В хорошем смысле.

Как-то с В. Никоновым мы были во Дворце культуры в Жуковском на публичной встрече со знаменитым штангистом, олимпийском чемпионом 1960 года Юрием Власовым (1935-2021). Юрий Петрович показал себя очень умным и интеллигентным человеком, слушать его было интересно. При этом он рассказал совершенно поразительные вещи про другого нашего штангиста, Леонида Жаботинского (1938-2016). Что этот грубый, хамоватый тип подло обманул его на Олимпиаде в Токио в 1964 году; якобы Жаботинский публично плакался, что у него травма руки, а в финальном подходе неожиданно поднял большой вес, и именно движением, заготовленным тайком на тренировках.
Мой друг в своей обычной, категоричной манере, назвал Власова “бакланом”. В это слово он вкладывал смысл «хуже чем тупой баран»; при этом сжатые ноздри были явным признаком с трудом скрываемого холодного бешенства. Ну не понравился ему Власов: «некрасиво жаловаться на соперника в спорте, а он ездит по городам и скулит». Я удивился, и намотал себе на ус: с Вовкой надо быть поаккуратнее.
Хотя у меня мелькнула мысль, не слишком ли много развелось вокруг “бакланов”, уже стало как-то неинтересно.

В 1966 году в нашей лаборатории появился инженер Дмитрий Голенко, как оказалось, из МЭИ моего года выпуска. Его направили в отдел Д.Н. Лаврова. Женщины и девушки во всей нашей округе потеряли покой и сон: «Ах, какой интересный молодой человек!» Действительно, ладно скроен, крепко сшит – в смысле, модно, со вкусом одетый. Весь из себя высокий, статный. Румянец во всю щёку. Взгляд то добрый, то дерзкий, то томный с поволокой. Даже я засмотрелся.
Как раз в это время  Ситников  добился  разрешения  играть в бадминтон  в спортивном зале  школы № 5, это ближе к нашему общежитию. И мы стали ходить туда большой компанией, в том числе Ситников, Нина, я. И Дима Голенко. Бывал и Виктор Софин.

В Звёздном городке

Я много времени проводил в Звёздном городке в командировках.
Звёздный городок быстро расширялся; на жилой территории появились один за другим два высотных дома для космонавтов, Дом культуры, гостиница “Орбита”, универмаг и многое другое – всё на наших глазах.

Построили красивое здание проходной и бюро пропусков. Рядом оборудовали небольшую стоянку автомобилей. Установили шикарные въездные ворота. Конечно, стояла военная охрана.
От ворот на территорию Звёздного городка шла прямая широкая дорога внутрь территории. По правую сторону дороги тянулся забор, окружавший служебную территорию. По левую сторону дороги, за пешеходным тротуаром, раскинулся большой участок хвойного леса.
Через 500 метров от ворот дорога доходила до озера и до развилки. Направо дорога шла до ворот и проходной на служебную территорию, налево – на жилую территорию, в виде широкой аллеи, упирающейся в Дом культуры.

В Доме культуры были кинозал, разные студии, музей Гагарина. И был так называемый “греческий зал” с буфетом, там мы сиживали иногда или покупали себе домой хорошие вина и коньяки.
14 октября 1967 года состоялось торжественное открытие Дома космонавтов Звёздного городка. Ленту перерезали Герои Советского Союза, лётчики-космонавты СССР А.Г. Николаев и В.В. Терешкова.
Со временем Дом культуры переименовали в Дом космонавтов.
Если выпадал свободный вечер, мы шли в кино в Доме космонавтов.
Также в Доме космонавтов бывали концерты и встречи с любимыми артистами и известными людьми. Висели афиши, и это сразу вызывало интерес, желание сходить.
Была незабываемая встреча в Доме космонавтов с министром культуры Екатериной Алексеевной Фурцевой. Какая энергичная женщина! Смело шутила: «Мы как двинем в Германию или во Францию наш ансамбль песни и пляски имени Александрова, так впечатление будет посильнее, чем от целой дивизии!»

Долгое время была дырка в заборе Звёздного городка, через которую мы вылезали «во внешний мир», в окружающие дачные посёлки. Надеюсь, заделали.

Ввод тренажёра в эксплуатацию

Реализация предложений и замечаний по тренажёру ТДК-7К, выявленных в процессе испытаний, и доводка тренажёра до полной готовности оказалась, пожалуй, труднее разработки самого тренажёра.
При этом наш комплексный тренажёр сослужил немалую службу и самим специалистам ЦКБЭМ (ОКБ-1) в деле выявления и устранения их собственных недоработок, недочётов, которые не могли быть замечены ими ранее.

Работы на тренажёре шли, прямо скажем, в бешеном темпе.
Зачастили в ЦПК многие начальники.
Запомнился визит заместителя министра авиационной промышленности Казакова Василия Александровича. Один, без сопровождения, медленно и важно прошёлся он по всем помещениям тренажёрного корпуса. Прошествовал по нашему помещению вычислительного центра, недовольно прищурившись, безмолвно, ни искорки понимания в глазах. Мы молча следили за ним равнодушными взглядами. Оставил о себе крайне неприятное впечатление.
Спустя пару секунд у меня мелькнула мысль – а ведь этот человек появился в нашем ярко освещённом зале из тёмного-тёмного помещения. Та-ак. Значит, он пробирался там во мгле, наугад, среди мерцающих, жужжащих электромеханических монстров – имитаторов изображения, мог натолкнуться, споткнуться. Хорошо, что военные предусмотрительно оставили широкие проходы. И никто ему не включил свет? Мой немой вопрос так и повис в воздухе.
Министра авиационной промышленности Дементьева Петра Васильевича мне не довелось видеть, ни разу.

В это же время, как мы слышали, сам корабль “Союз” создавался с большими трудностями. Выявлялась масса конструктивных недоработок по кораблю и ракете-носителю; в результате испытаний корабля “Союз” было выявлено 2000 замечаний. Сроки выполнения работ по кораблю переносились или срывались.
Корабль “Союз” № 2   под  именем  “Космос-133”,   запущенный  28 ноября  1966 года,   оказался  совершенно неуправляемым в полёте из-за грубейших ошибок в конструкции и был уничтожен системой автоматического подрыва. Планировавшийся на следующий день запуск корабля “Союз” № 1, для испытательного группового полёта двух кораблей “Союз”, был отменён – перенесён на более поздний срок.
При следующем запуске упомянутого выше КК “Союз” № 1 в день 14 декабря 1966 года произошёл взрыв ракеты-носителя, приведший к разрушению стартового комплекса и человеческим жертвам, при этом спускаемый аппарат (СА) корабля, беспилотный, отстрелился и успешно приземлился недалеко, на безопасном расстоянии от стартовой площадки.
Корабль “Союз” № 3 под именем “Космос-140”, запущенный 7 февраля 1967 года, израсходовал слишком много топлива, не смог выполнить поставленные задачи, спускаемый аппарат, беспилотный, отстрелился и затонул в Аральском море. Пришлось вытаскивать его из воды с помощью водолазов и вертолёта.

Но – мы на тренажёре старались «держать свой фронт».
Были устранены практически все выявленные замечания, реализованы многие полезные предложения.
В результате был представлен очень благоприятный акт о полном соответствии тренажёра реальному кораблю.

Рабочий момент. В один из летних дней 1966 года в Звёздный городок приехал Кулагин, вызвал меня с работы на тренажёре “поговорить на свежем воздухе”. Возле корпуса, помню, скамейкой служило толстое бревно; я сел верхом, он сел боком, достал бумаги из папки, объявил, что вполне доволен моей работой, и спросил, согласен ли я возглавить отдел математического моделирования в будущей его лаборатории тренажёров. Я, подумав не более полусекунды, твёрдо ответил: не против. Посмотрели проект приказа. Задачи отдела обсуждать не стали, они были совершенно ясны. Поговорили о кадровом составе отдела. В качестве организационной основы принималась, разумеется, моя неофициальная группа: Слуцкий, Суворов, Филистов, Щербакова, Бысова и Макашова. Количественный состав для отдела маловат, надо будет “усиливать”. О решении начальства мне будет сообщено в своё время. На том и расстались.

В июне 1966 года было, наконец, выдано разрешение на ввод тренажёра ТДК-7К в эксплуатацию: начать “пробные” тренировки, при этом работа тренажёра должна была обеспечиваться инженерно-техническим персоналом ЦПК совместно со специалистами нашего предприятия. Всё складывалось более чем удачно. Приступили к тренировкам Комаров, Гагарин, Николаев, Быковский и другие.

Попович

Да, всё вроде хорошо, тренировки начались, но как будто на тренажёре чего-то мне не хватало. И однажды дошло до меня – нет, не видно за инструкторским пультом крепкой, надёжной, привычной фигуры Целикина Евстафия Евсеевича, нашего, всех, доброго друга и опытного наставника. Спросил, сказали: болеет, вроде бы вышел в отставку. Да, помнится, полный, грузный такой был. Что делать…
А вскоре и умер. В 45 лет!

Вспоминается (сам присутствовал) одна вечерняя длительная тренировка на тренажёре “Союза”. Тренируемый экипаж в кабине, инструктор-методист и инженер за пультом инструктора. День клонился к вечеру. Тишина. Шёл пассивный, “глухой” участок орбиты, то-есть без радиосвязи с Центром управления полётом. В центре зала несколько стульев, для посетителей. Из разных помещений усталые специалисты подтянулись к пульту инструктора.
Заглянул, по-свойски, Павел Попович. Расположился в кресле, китель повесил на спинку кресла, начал травить байки: «Однажды еду по родному городку в открытой машине с Секретарём ЦК Украины, показываю ему крышу дома своего отца, говорю, видишь, прохудилась. Хорошо, – отвечает тот, – починим. И ведь починили – но соседу. Так я ему в следующий раз напомнил и добился, чтобы починили отцу». Все одобрительно помолчали, потом кто-то кивнул на китель: «Звезду Героя не боитесь украдут». – «Нет. Это у меня муляж (От автора: вообще-то, правильнее называть – дубликат, потому что, насколько я слышал и знаю, изготавливался он тоже на Монетном дворе, только из другого материала, и именно для носки). Настоящая-то – в моей ячейке в Госбанке». И добавил: «А китель и рубашка моя потная, между прочим, – в музее». – «Ага, рубашку поди давно уж заменили на новую?» – Гневно: «Ты что, как можно?!»
Раздалось по связи: «Земля, я – Амур, приём». Началась работа, все разошлись по местам.

Общение

На работе, в лаборатории меня звали кто Женя, кто Евгений Константинович. В Центре подготовки космонавтов – все запросто – Женя и Женя.
С космонавтами мне довелось общаться, но мало. Мои же друзья-коллеги общались с космонавтами больше и чаще и даже, хвалились, бывали у них дома. У многих были фотографии совместно с этими знаменитыми людьми, автографы, ещё что не знаю. Чего у меня, к сожалению, не было.
Я общался с приходившими в тренажёрный зал космонавтами, летавшими и ещё не летавшими. И только по работе. Если они высказывали пожелания или предложения по функционированию тренажёров, то всё обязательно учитывалось.
Все в ЦПК (или почти все) знали, что я “делал математику” и для тренажёра ТДК-3КВ, и для ТДК-7К; уверен, что они понимали и оценивали сложность и важность этой работы.

Гречко

В 1966-1967 годах молодой ещё тогда космонавт Георгий Гречко, а до того вполне опытный инженер-разработчик космических кораблей из Королёвской фирмы, подходил ко мне и живо интересовался, к моему особому удовлетворению, подробностями моделирования движения корабля на тренажёре. Мне было приятно рассказывать ему о принятых системах уравнений, о достигнутых точностях, о проблемах.
Поздним звёздным вечером мы шли с ним по служебной территории, смотрели на небо, и он рассказывал, как они специально ездили в Австралию, чтобы посмотреть Южный Крест и другие астрономические объекты южного полушария. Я понимал, что это совершенно правильно и необходимо – чтобы хранить определённые эмоциональные воспоминания и вызывать из памяти яркие зрительные образы, когда потом, в полёте или на тренажёре, потребуется находить и узнавать заданные созвездия в иллюминаторе корабля.
Мы говорили о приборах и системах астроориентации, и я объяснял ему метод так называемого “косого разворота” при переходе по кратчайшему пути от одной звезды к другой, как это делается с помощью бортовой системы управления кораблём, и показывал это наглядно пальцами на воображаемой сфере.

Гагарин

Мне посчастливилось быть лично знакомым с Юрием Гагариным. Но не в его звёздном 1961-м году, и не в триумфальном 1962-м. И на тренажёр корабля “Восход” он, как мне кажется, не заходил, или я его там не видел.
Он начал, как я понял, серьёзно готовиться к полёту на корабле “Союз”. Ещё в процессе наладочных работ он заходил на тренажёр, но только в помещение, где был макет кабины и пульт инструктора. Я чаще всего находился на вычислительном комплексе. При встрече мы здоровались. Когда он узнал про меня, стал называть “Женя”. Я, понимая величие этого необыкновенного человека, только “Юрий Алексеевич” и только на “Вы”.

Он очень хотел летать, не мог не летать. Ему очень хотелось показать, что он что-то умеет.
И однажды Гагарин подошёл ко мне: Женя, помоги. Полагаю, кто-то подсказал ему.
Получился курс импровизированного обучения.
Он заговорил об эллиптичности орбиты. Я точно помнил, что в его полёте 12 апреля перигей орбиты был 175 км, апогей – 300 км. Юрий Алексеевич интересовался (совершенно справедливо), как влияет эллиптичность орбиты на изображение Земли в визире ВСК, «как её можно видеть».
Тренажёр корабля “Союз” функционировал, наладчики как раз закончили заниматься с имитатором изображения Земли. Я предложил Юрию Алексеевичу сесть в кабину, а сам, находясь на радиосвязи с кабиной, стал с помощью ручного регулятора скорости “бега Земли” на имитаторе задавать то плавные изменения высоты орбиты, то дискретные с шагом 10 км или 100 км. Гагарин всё заметил, понял, поблагодарил. На месте, зримо разобравшись с принятыми ограничениями и допущениями тренажёра, он решил дать инструкторам-методистам ценные указания ввести соответствующие пояснения в методики тренировок.
Далее. Гагарина детально интересовал процесс управления сближением по визиру ВСК. Я ему всё показал, в том числе влияние орбитальной составляющей движения корабля на поведение изображения наблюдаемого объекта в визире. Можно сказать, что, путём преувеличения и приуменьшения значений параметров небесной механики, я чётко продемонстрировал ему образ космического полёта и научил его учитывать разные случаи взаимного расположения двух сближающихся космических объектов для повышения эффективности процесса управления.
Был разговор также и о способе ручного управления кораблём с помощью минимальных импульсов – сугубо специальная техническая тема.
В общем, в течение нескольких дней, я открыл Гагарину все тонкости управления кораблём.
И это всё при том, что за рулём автомобиля я никогда не сидел, а космос как сущность изучал чисто теоретически, пока знакомился с кораблём, пока разрабатывал модель движения и отлаживал тренажёр, зачастую сидя в макете кабины.

Неудивительно, что Гагарин заслуженно получил высшую оценку на экзамене, квалифицированно, с пониманием смысла каждого действия выполнил “полёт на тренажёре”.
Слышал я, что Гагарин потом учил друзей-космонавтов, как управлять кораблём; знаю, что он написал своё “гагаринское руководство”. Я был этому только рад.
Я со своей стороны заметил, что он много читал научной литературы и с явной пользой слушал лекции крупных специалистов по космонавтике.
Ещё меня удивило, что больше никто другой из космонавтов не задавался подобными вопросами. Может быть, они черпали сведения из других источников.

Не могу без волнения вспомнить такой момент. На тренажёре проведены комплексные тренировки и государственные экзамены космонавтов, состоялось утверждение экипажей. И вдруг Гагарин подошёл ко мне, поблагодарил за работу тренажёра и неожиданно подарил мне свою лётную фуражку, вот так из рук в руки: «Женат?» – «Нет». – «Девушка есть?» – «Есть». – «Возьми. Это для твоего будущего сына». Я от нахлынувших чувств не мог выговорить ничего, кроме робкого спасибо. Юра понимающе посмотрел, и только тронул меня за плечо: «Да ладно тебе».
Ведь он как в воду глядел. Сын мой вырос, бережёт эту фуражку, в детстве играл «в лётчика», теперь возит с собой по местам своих скитаний, есть фотография – он в гагаринской фуражке.
У меня же тогда внутри звучали волнующие, призывные звуки начала анданте из фортепианного концерта № 21 Моцарта, «всё вверх и вверх».
Вообще, музыка у меня в душе всегда. Думаю, у всех или у многих. Говорят же, «прилипла мелодия, целый день напеваю».
Конечно, моцартовское анданте возникает редко, один-два раза за большой промежуток времени. Обычно же, когда что-то получается, насвистываешь с чувством известный, сильный хор рабов из оперы “Набукко” Верди; собственно, не вдаваясь в высокий смысл этого произведения. Или начинаешь, так выразительно, без слов, выводить только мелодию, арию “Casta Diva” из оперы “Норма” Беллини. В спокойном состоянии вспоминается, на мой взгляд, сумрачная баллада – анданте кантабиле из соната № 10 Моцарта; всё наизусть.
Когда грустно, оживают в памяти песни военных лет. “Тёмная ночь” из фильма “Два бойца”. Траур – тогда «вздохи» и «рыдания», как я называю похоронную тему из финала шестой симфонии Чайковского. Для страшной скорби есть ужасная часть “Лакримоза” из “Реквиема” Моцарта; но об этом лучше не упоминать всуе.

А то совсем удивительный был со мной случай.
Как-то в Звёздном городке стоял я перед универмагом, раздумывая, вставать ли в очередь; подошёл Гагарин: «Женя, тебе чего надо?» – «… (я малость растерялся) … Эластичные носки». Через несколько минут он принёс мне и себе по паре (как в известном анекдоте). Но какая светлая личность, какая человеческая Простота!
Припоминаю, что в универмаге слева от главного входа был ещё какой-то вход, но я не видел, чтобы кто-нибудь туда входил; раз мы с друзьями “смело” вошли туда, проверить; увидели там много разных дверей, вроде бы стол заказов, для космонавтов; поняли для себя: «так… ничего интересного».

Береговой

И в опережение событий, расскажу о случае, произошедшем в начале 1969 года при отладке другого тренажёра – для перспективного корабля.
Сижу в макете кабины, проверяю ориентацию на Землю. Вдруг на соседнее кресло энергично влезает космонавт Георгий Береговой, в кителе со всеми регалиями, указывает на движение изображения Земли слева направо по экрану визира и спрашивает: «Женя, слушай, я вот не пойму, на самолёте это курс, здесь на корабле – крен. И наоборот, на самолёте крен, а здесь на корабле – курс. Зачем нам голову морочат?» Я про себя ахнул: он ведь в прошлом году оттренировался и летал на “Союзе” в космос?! И таким простым вещам его не научили?! Отвечаю: «Забудьте про курс и крен. Вот двигаете ручку управления вправо – и изображение в иллюминаторе идёт вправо. Вращаете ручку по часовой стрелке – изображение вращается против часовой стрелки. Так принято и удобно. И больше ничего не надо. Никаких курсов и кренов». – «Добре, понял, спасибо».
Потом я высказывал инженерам из Королёвской фирмы, которые читали лекции и космонавтам, и инструкторам-методистам: «Это от вас к космонавтам идёт неточная терминология, да ещё замусоренная латинскими и греческими значками – математическими обозначениями. Надо всё-таки учитывать психологию обучаемого лётчика». А им хоть бы хны. Я заметил, что эти специалисты хорошо разбираются лишь в своей узкой теме, а что рядом – не хотят знать, да им и некогда.

Реорганизация

После удачных полётов кораблей “Восход” на нашем предприятии произошли организационные изменения. Соответствующим приказом от 26 сентября 1966 года лаборатория № 102 Даревского была преобразована в комплекс № 11 под его же руководством, в составе Филиала ЛИИ.
Комплекс № 11 состоял из четырёх лабораторий: №№ 111, 112, 113, 114.
Руководить лабораторией № 111 было поручено Э.Д. Кулагину,
а я был назначен
начальником отдела № 1
в этой лаборатории № 111.
Соответствующим приказом по предприятию было оформлено название моей должности – начальник отдела № 1 лаборатории № 111 ЛИИ.

Только что в январе меня повысили в должности (с инженера до старшего инженера) и в окладе (со 110 рублей до 150 рублей).
И вот: начальник отдела и оклад 175 рублей.

Помню, лабораторией № 114 руководил В.П. Конарев, а в этой лаборатории начальником отдела № 2 был назначен Ю.А. Тяпченко.

Итак, я – получил в свои руки – Власть. (А власть, как известно, портит, развращает). Мне казалось, что этим открылась ещё одна страница в моей биографии.

Познакомился с одной из сказок на предприятии.
У нас, считалось, инженеры “просто работали”, а начальство занималось серьёзным делом – “политикой”, то есть ездило выбивать задания, правительственные постановления, новые работы, планы, сроки, обязательства, ну и конечно, штатные расписания, зарплаты, премии, награды, квартиры. О-о сколько! Сможешь заниматься такой “политикой”? – Нет?, ну вот видишь, трудно и страшно. Конечно (с важным видом), быть начальником – это тебе не хухры-мухры.

Кулагин обговорил со мной и с другими ведущими специалистами своей лаборатории, что он хотел бы назначить начальника отдела № 2 Алексея Ерёмина одновременно и своим заместителем – подходил и по возрасту (он был старше нас многих), и по опыту, и вообще понравился ему спокойным характером и деловой хваткой. Мы согласились и поддержали это предложение.

Не скрывая, я всегда восхищался деловой хваткой и пробивными способностями Ерёмина. И этим он отличался не только на основной работе. Его организаторские и производственные интересы простирались в медицинскую и атомную технику, в легпром и пищепром.  И ребята у него в отделе все были такие.
Очень организованный специалист и руководитель. Аккуратен во всём, с людьми вежлив и обходителен. На рабочем столе постоянно чистота и порядок, один ящик с ячейками для папок (“органайзер”) чего стоил. Документация у него всегда в идеальном состоянии.
Важная черта. Он вёл толстые тетради, куда досконально записывал все сведения (конечно, официальные) о работе и жизни своих подчинённых: биографические, анкетные данные, награды, поощрения, выговоры, замечания, премии, оклады, приём, увольнение, планы, постановления, директивы; причём всё с указанием номеров и дат соответствующих документов. Дело это явно затратное. Но исходя из этого он всегда обосновывал свои решения и отклонял разного рода претензии. Говорил: «А вот давай посмотрим, что ты делал тогда-то». Хотя бывало и ошибался.
Я сам, будучи в некотором смысле педантом, не заимствовал такой его стиль работы. Считал неприемлемым для себя.
А между тем, как он старательно и с любовью настраивал комнатные двери, что дома, что на работе, – чтобы закрывались  легко, плотно и без стука!  Довелось мне один раз зайти к нему домой,  как мы говорили, «где-то в Колонце», и он мне увлечённо демонстрировал свои двери по всей квартире.

О Госкомиссии 

Военные в ЦПК, при моём участии, в свободное время, активно обсуждали создание постоянно действующей Государственной  комиссии   по пилотируемым  полётам   и   назначение  генерал-майора Керимова  Керима Аббаса-Алиевича (1917-2003)  в октябре 1966 года  на должность  председателя этой Госкомиссии.
До этого были отдельно создававшиеся:
- Государственная комиссия по подготовке Первого и Второго искусственных спутников Земли (1957), не помню под чьим руководством;
- Государственная комиссия по подготовке первого полёта человека в космос (1961) во главе с Рудневым Константином Николаевичем;
- Госкомиссия по подготовке к полётам кораблей “Восток”, которую короткое время в 1962 году возглавлял Смирнов Леонид Васильевич;
- Госкомиссия по подготовке к полётам кораблей “Восход”, которой с 1963-го по 1966 год руководил Тюлин Георгий Александрович.
Парадные заседания этих комиссий по утверждению к полёту известных космонавтов и космических экипажей широко рекламировались и освещались в печати и по телевидению. Именно председателям этих комиссий  космонавты докладывали о готовности к полёту, а по возвращении с орбиты – отчитывались о выполнении задания.
И вот теперь генералу Керимову, назначенному на эту должность, предстояло оставаться на этом посту, как показало время, до 1991 года, целых 25 лет.

Гибель Комарова

Весь 1966 год оказался очень напряжённым.
При том что пилотируемых космических полётов у нас не было.
Промелькнул год, прошёл, «как с белых яблонь дым» (совсем как в есенинском “Не жалею, не зову, не плачу”).
И в очередной отпуск я не ходил. И аспирантские уже не предоставлялись, закончились.
Зато тренажёр ТДК-7К с самого лета работал как часы, тренировки шли одна за другой беспрерывно. Но требовалось обязательно наше участие. Военным обслуживающего персонала ужасно не хотелось брать тренажёр в эксплуатацию. Боялись. – Особенно начальство. Понятно, огромное устройство. Хотя все знали, что ни насиженные кресла ни у кого не отберут, ни погон не снимут. Но мысли их всё равно были заняты только тем, какие бы ещё придумать испытания, проверки, аттестации-сертификации устройства. И все постоянно твердили: «тренажёр не готов».
Только к концу 1966 года, видимо, приказали военным: несмотря ни на что, взять на себя эксплуатацию тренажёра.
В марте 1967 года на комплексном тренажёре прошли экзамены экипажей. Был сформирован основной экипаж Владимира Комарова и дублирующий экипаж Гагарина. И вскоре все улетели на космодром.

Я потребовался на работе, в Жуковском.
24 апреля 1967 года Нина отмечала день рождения. Я подарил ей цветы и французские духи “Мажи нуар”, с распылителем.
И тут вдруг, в этот самый день, как страшный гром среди ясного неба, пришло сообщение – погиб космонавт Владимир Комаров.
Как сейчас помню, в начале года я часто встречался с Владимиром Михайловичем в ЦПК, в тренажёрном корпусе. Очень серьёзный и сосредоточенный, даже, пожалуй, мрачный, он всё спешил оттренироваться, то на специализированном тренажёре стыковки “Волга”, то на нашем комплексном тренажёре ТДК-7К. Приходя на наш, если что-то было ещё неготово, он требовал: скорей-скорей, ребята, уходите, уже моё время. В эти же дни тренировался и Юрий Алексеевич Гагарин, но он, помню, если приходил к своему часу на тренировку и мы ещё не закончили свои работы, говорил только: ничего, заканчивайте, я здесь подожду…

Из различных информационных источников можно было реконструировать ужасные подробности этого наспех подготовленного космического полёта.

Для Страны Советов 1967-й год был юбилейным. Партия и правительство поставили задачу: «добиться новых крупных успехов в космосе, новыми трудовыми успехами отметить 50-летие Великого Октября». И после трёх неудачных беспилотных запусков корабля было решено осуществить запуск и стыковку на орбите сразу двух пилотируемых “Союзов”. А чё?!

23 апреля 1967 года в космос ушёл “Союз-1” с Владимиром Комаровым на борту.

Гагарин как раз был последним, кто видел Комарова живым. Он поднялся вместе с ним на лифте на верхнюю площадку фермы обслуживания и подождал пока закроется люк, успев крикнуть другу: «До скорой встречи!»
Вообще-то, символически мрачное пожелание…

В кабине корабля рядом с Комаровым находились ещё два кресла-ложемента – для Алексея Елисеева и Евгения Хрунова. Их вылет намечался через сутки на пассивном корабле “Союз-2” во главе с командиром Валерием Быковским. После стыковки кораблей планировался переход Елисеева и Хрунова через открытый космос в корабль Комарова.

Неполадки в полёте начались сразу после старта: отказала система ионной ориентации, отказал один из солнечно-звёздных датчиков. Самое главное, не раскрылась левая солнечная батарея. Механическая асимметрия, дефицит электроэнергии. Появились также новые неприятности. Стыковка с другим кораблём была признана невозможной. Пуск “Союза-2” отменили.

Комаров получил команду на досрочную посадку.

На 18-м витке, то есть несколько больше, чем через сутки полёта, во время очередного сеанса связи дублёр Комарова Юрий Гагарин передал ему инструкцию действий, выработанную коллективно наземными службами.

Требовалось выполнить в общем несложный, но длительный и ответственный маневр:
- так как из-за нераспорядительности наземных служб корабль уже входил на тёмную часть орбиты, необходимо было вручную, быстро, сориентировать корабль по Земле по-посадочному и немедленно включить стабилизацию корабля на гироскопах;
- после чего идти в стабилизированном положении корабля над тёмной стороной Земли, над Тихим океаном, полвитка орбиты, то есть приблизительно 45 минут;
- дождаться  выхода  на светлую  часть  орбиты  в южном полушарии  Земли  и  на дневной стороне  Земли, над Атлантическим океаном, произвести разворот корабля строго по тангажу приблизительно на угол 180 градусов, в течение нескольких минут; в результате разворота корабль должен был вновь занять положение близкое к сориентированному  по-посадочному;
- оставалось  только  вручную  аккуратно  довести  положение  корабля  до  точно сориентированного  и удерживать его в ожидании команды из ЦУПа на включение тормозного двигателя – как обычно, в районе западного побережья Африки;
- по команде с Земли включить тормозной двигатель на заданное количество секунд и выключить его. Всё!
На траектории снижения корабль, как обычно, проходил над Средиземным, над Чёрным морями и приземлялся в заданном районе в казахстанской или заволжской степи; в данном полёте – в районе Орска Оренбургской области.
По факту, в условиях полного отказа автоматических режимов на орбите опытный космонавт Владимир Комаров идеально выполнил данный маневр ручной посадки, который он неоднократно повторял и на комплексном тренажёре. Всё прошло благополучно.
Считаю необходимым отметить: не зря мы его учили.

Полёт завершался. Комаров спокойным, ровным голосом доложил, что всё в порядке, иду на посадку, и связь с кораблём в оболочке пламы, как обычно, прервалась.
Все ждали раскрытия парашюта и приземления.

Однако, к огромному сожалению, в верхних слоях атмосферы произошёл непоправимый отказ парашютной системы:
- вышедший  на высоте  7 км  из спускаемого аппарата  небольшой  вытяжной  парашют,  по окончательно не установленным причинам, не смог вытянуть большой основной парашют из парашютного контейнера, торможения не было;
- тогда по сигналу автоматики на высоте 1,5 км была введена в действие запасная парашютная система: запасной парашют успешно вышел, однако и он не раскрылся (!) из-за того, что его стропы обмотались вокруг болтающегося вытяжного парашюта основной системы.
Никакого торможения не получилось, и в результате спускаемый аппарат (СА) на огромной скорости врезался в землю, космонавт погиб мгновенно. Произошло несколько взрывов, металл корабля горел и плавился. Радиоантенны на стропах основного парашюта не развернулись, поэтому не могло быть никакой радиосвязи на этапе парашютирования. Бортовой самописец с последними словами космонавта расплавился. Сгорел и бортовой журнал, в котором космонавт подробно фиксировал все детали полёта. Никаких следов не осталось.

После катастрофы корабля “Союз-1” наш тренажёр ТДК-7К был на несколько дней закрыт на расследование, как говорили, “опломбирован”; вся техническая и схемная документация, в том числе и мои схемы моделирования, собраны и опечатаны. Специалисты ЦКБЭМ пытались найти причину крушения – в недостаточной подготовленности космонавта. Всех наших тренажёрщиков выпроводили из производственного корпуса, предложили ехать домой, в Жуковский. Кстати, и всех космонавтов отправили во внеочередные отпуска.
О-о, что тут началось. Появились люди, поспешившие сообщить в следственную комиссию, что «вот там проводок не того цвета», «там ящик стоит покосился» и тому подобное. Среди моих друзей-военных на вычислительном комплексе таких кляузников, к счастью, не оказалось.
Даревский, в некоторой панике, собрал нас, участников создания тренажёра ТДК-7К, в своём кабинете. Что будем делать? Я единственный показал папку с документами: У нас здесь акты от ЦКБЭМ, подтверждающие полное функциональное соответствие тренажёра реальному кораблю. Добавил поговорочку (из Ильфа и Петрова): «У меня все ходы записаны».
Все более-менее успокоились.

На мой взгляд, в катастрофе полностью было виновато ЦКБЭМ, не проведшее полного цикла испытаний, не выявившее дефекта конструкции парашютного контейнера.
Не сочли виновным ни начальника испытательного комплекса – заместителя Главного конструктора Якова Трегуба, ни тем более Главного конструктора Мишина.

Нашли козла отпущения – сняли с должности Ткачёва Фёдора Дмитриевича (1911-1994), директора – главного конструктора парашютного НИИ, название которого несколько раз менялось:
с 1946-го до 1966 года  –  Научно-исследовательский  экспериментальный  институт   парашютно-десантного снаряжения (НИЭИ ПДС),
с 1966-го до 1990 год – Научно-исследовательский институт автоматических устройств (НИ АУ),
с 1990-го – Научно-исследовательский институт парашютостроения.

Спустя годы, 29 июля 2005 года в “Российской газете” было написано:
«Первым российским космонавтом, погибшим на орбите, стал Владимир Комаров. Многие утверждают: в гибели Комарова виновато ЦК КПСС, которое категорически требовало совершить очередной космический полёт к празднику 1 Мая на недоведенном до ума космическом корабле “Союз-1”. 23 апреля 1967 года корабль удалось вывести на орбиту, но неполадок оказалось так много, что через сутки его надо было срочно сажать. Говорят, что, не выдержав, Комаров выругался: “Дьявольская машина. Ничто не поддаётся управлению!”»
Далее, в этой большой статье приведены слова соратника Королёва, академика Б.Е. Чертока:
«То, что случилось с Комаровым, – это наша ошибка, разработчиков систем. Мы пустили его слишком рано. Не доработали “Союз” до нужной надёжности. В частности, систему приземления, систему отстрела и вытяжки парашюта. Мы обязаны были сделать по крайней мере ещё один безотказный, настоящий пуск. Может быть, с макетом человека. И получить полную уверенность, как это сделал Королёв перед пуском Гагарина: два “Востока” слетали с манекеном “Иван Иванычем”. Гибель Комарова на совести конструкторов».
Так. «На совести» – понятно. И что было дальше? Я не слышал, чтобы кто-то из «конструкторов» чего-то такого. А-а, премию срезали?

Гибель Гагарина

Никогда не забуду то туманное утро 27 марта 1968 года: нависшие тяжёлые облака, противная изморось. Это был день перед моим 30-летием. Я приехал в Звёздный с предпоследней электричкой перед обеденным перерывом, около 10 утра, с коробочкой торта для своих сотрудников; завтра должен был отмечать свой день рождения в Жуковском, со своим коллективом.
Иду, смотрю, спешно отъезжают куда-то поисковые группы. В тренажёрном корпусе все встревожены, зловещая тишина, работают, попискивая, все служебные радио-средства. Пока ничего непонятно… Читаю по губам: «ищут Гагарина». Потом – шок! Погиб!

День похорон Гагарина был объявлен днём всенародного траура.
15 апреля того же года Центру подготовки космонавтов присвоено имя первопроходца космических трасс Ю.А. Гагарина.

Юрий Гагарин к тому времени уже лет пять был заместителем начальника Центра подготовки космонавтов, грамотно решал сложнейшие научно-технические и организационные вопросы, оказывал нашему предприятию максимально возможную помощь; обращаться к нему со служебными письмами было приятно и почётно. Его явно ждало блестящее будущее. И он очень хотел ещё летать в космос, на Луну. Приходил на тренировки, и все с огромным уважением встречали его, внимательно следили за его работой, готовы были оказать всю необходимую помощь.

Николай Петрович Каманин написал в своей книге “Скрытый космос”:
«Гибель Гагарина на всю жизнь останется для меня самым большим несчастьем… Я потерял лучшего из моих друзей, которому девять лет подряд постоянно передавал всё лучшее, что имел сам. Десятки раз я спасал его от крупнейших неприятностей. Ни на секунду не задумываясь, я отдал бы за него свою жизнь…
Я знаю: пройдут годы и появятся новые выдающиеся покорители космоса, но ни один из них не сможет подняться до величия подвига Юрия Гагарина».

Именно генерал Каманин в той же своей книге написал поистине пророческие слова об отвратительной, по отношению к Гагарину, а по моему личному мнению, заведомо преступной организации авиационных полётов:
«9 декабря 1967 года. Получил рапорт Гагарина – он очень обижен моим запретом самостоятельного вылета на самолёте и просит освободить его от должности заместителя начальника ЦПК, полагая, что будучи руководителем лётно-космической подготовки космонавтов, он сам обязан много летать. Считаю, сейчас главная задача для Гагарина – окончание Академии имени Жуковского до мая 1968 года, а потом мы разрешим ему летать, но лишь при организации полётов более строгой, чем та, при какой собирался это сделать начальник ЦПК генерал Кузнецов Н.Ф. в ноябре. Придётся серьёзно поговорить с Юрой».

Никита Хрущёв после своей отставки жил безвыездно на государственной даче в Петрово-Дальнем, Московской области. В тот ужасный мартовский день он, как обычно, диктовал свои мемуары. Прервав диктовку, Хрущёв сказал окружающим: «Сейчас пришла ужасная весть, погиб Гагарин».

А ещё есть потрясающее письмо о Гагарине Фаины Раневской, адресованное подруге, писательнице Татьяне Тэсс. Короткое, его хочется привести целиком:
«29/III-68
Таня, Вы конечно, в том же состоянии угнетения, в каком я пишу сейчас.
Почему же Гагарину не сказали о том, что он принадлежит миру, а не себе, и разрешили ему лететь? И тут равнодушие, и тут безразличие, непонимание значения личности его, первооткрывателя космоса.
Горе и гнев терзали меня, а какой приятный он был в общении, скромный, даже застенчивый.
Я обессмертилась тем, что его обнимала и целовала, а потом видела это в кино.
О том, что человек в космосе (1961 год), мне позвонила Павла Леонтьевна (П.Л. Вульф, ближайшая подруга), а я думала, что она шутит. Я помчалась к ним и мы всей семьёй ликовали.
Вчера мне пришлось играть сцены из “Сомова” – а я только и думала о гибели Гагарина, – была растеряна и несчастна, а вернувшись домой, одна пила водку, – такого со мной не было никогда.
Итак, мы вступили в високосный год… Будьте благополучны».

Какие пронзительные слова!
А я скажу просто – я потерял Друга.

О факте тренировок Юрия Гагарина в ЛИИ свидетельствует памятный барельеф, установленный на фасаде нашего Филиальского корпуса.
На церемонии открытия барельефа в 2001 году был и я, среди немногочисленных присутствовавших; в их числе С.Г. Даревский, Д.Н. Лавров, Ю.А. Тяпченко, Н.А. Ощепков, В.И. Аверин, Н. Ерёмин, бывший первый секретарь горкома партии Ю.Н. Шогин, В.Н. Сучков, А.А. Польский, лётчик-космонавт П.Р. Попович.

Полёт Берегового 

В первый пилотируемый полёт после гибели космонавта Владимира Комарова Госкомиссия утвердила Георгия Берегового. Предстояло лететь, в одиночку, на корабле “Союз-3”. В качестве важнейшей ставилась задача стыковки с беспилотным кораблём “Союз-2”, совершавшим полёт в автоматическом режиме.
На комплексном тренажёре и на специализированном тренажёре стыковки космонавт уверенно, на отлично выполнил всю программу полёта.

После старта 26 октября 1968 года и выхода на орбиту корабли оказались в благоприятном взаимном расположении. Все ждали успешной стыковки. И вдруг Береговой сообщает по связи: «Стыковка не состоялась».
Программа полёта оказалась скомканной. Посадка на Землю прошла успешно.

Доклад Берегового Госкомиссии после посадки корабля о несостоявшейся стыковке 26 октября 1968 года:
«Сближение кораблей от 11 километров до 200 метров проходило нормально. В 200 метрах от “Союза-2” я стал управлять причаливанием вручную. Корабли сблизились до 30-40 метров, и в этот момент я ясно увидел, что огни “Союза-2” образуют трапецию, и я никак не могу загнать их на одну линию. Я понял, что стыковки не будет, и решил “зависнуть” и ждать рассвета.
Как только вышел из тени, увидел корабль “Союз-2” на удалении 30-40 метров, курсы кораблей расходились на 30 градусов, по крену тот корабль сориентирован с ошибкой около 180 градусов. Я сделал попытку приблизиться к “Союзу-2”, но при дальнейшем сближении курсы кораблей расходились ещё больше. Пытался с помощью системы двигателей ориентации ДО-1 в течение трёх минут выправить крен, но понял, что продолжать сближение опасно. Давление в системе двигателей причаливания и ориентации ДПО было 110 атмосфер, а по инструкции я обязан выключить систему, если оно снизилось до 135.
Решил при полёте к территории СССР получить консультацию командного пункта и заснять корабль “Союз-2”. Когда я отстегнулся и полез за фотоаппаратом, то ремнями или ногой задел за ручку управления. Я заметил, что ручка управления включена на расход горючего, когда более 30 килограммов горючего было уже израсходовано».

Мой авторский, несколько эмоциональный комментарий:
Боже мой, какая профнепригодность! Кто и чему его учил на нашем лучшем в мире тренажёре?! Таких людей нельзя подпускать и близко. «Ручка управления включена на расход горючего» – нет такого понятия ни в космонавтике, ни в природе. При отклонении ручки управления двигатель  ДПО включается и через несколько секунд автоматически отключается, так задумано. Получается, ложное утверждение Берегового?
По моему мнению, 30 кг топлива было израсходовано либо в результате многократных отклонений ручки и многократных же включений двигателей, либо, скорее всего, при длительно включённом, аварийном состоянии двигателя, так называемом “залипании” его. На это всегда, обязательно обращается внимание на тренировках.
Кстати, интересно, а куда смотрел Центр управления полётами?! – Допустил расход аж 30 кг топлива.

А вот ещё хлеще! что написал о том же полёте в своей известной книге начальник отдела систем управления ЦКБЭМ Б.Е. Черток:
«Связь по “Заре” проводил космонавт Павел Беляев. Он спросил:
– Как самочувствие?
– Самочувствие отличное. Настроение паршивое, – ответил Береговой.
Его легко было понять. Бросил лётную службу, долго готовился, добивался права на ответственный космический полёт, заверил всех, что будет выполнено задание партии и правительства.
Как объяснить товарищам, что в темноте не разобрался с четырьмя огнями и, приняв от автоматической системы в зоне причаливания управление на себя, начал разворачивать корабль по крену с ошибкой до наоборот (во! выражение). Условия для автоматического причаливания и стыковки были идеальные. А он своим вмешательством не только всё испортил, но ещё почему-то стравил столько топлива, что повторить операцию сближения Центр управления полётами уже не разрешит. Осталось горючего только на манёвры для возвращения на Землю. А ведь ему уже 47 лет! Успеет ли полететь в космос ещё раз?»

Мои примечания:
Черток пишет в своей книге: «почему-то стравил топливо». Что, не разобрались ни во время, ни после полёта?
И при этом кто-то может думать о полёте Берегового – «ещё раз»?!
Понятно. В конце концов, замяли это дело для ясности.
По сути дела. Во всех последующих космических полётах такого казуса больше никогда не наблюдалось. Спишем неудачу на редкую индивидуальность этого вполне достойного человека.

Береговой за свой космический полёт получил: вторую звезду Героя и звание генерал-майора – 30 октября 1968 года, первым среди всех космонавтов. В 1972 году возглавил Центр подготовки космонавтов и 15 лет руководил им.
Первую свою звезду Героя Береговой получил в 1944 году за 106 боевых вылетов; всего за время войны совершил 186 боевых вылетов на штурмовике Ил-2.
Юрий Гагарин,  получив  звание полковника  в 1963 году,  так и не удостоился  генеральского звания,  погиб в 1968 году.

Работа как процесс

Полёты

В течение 1968 года на комплексном тренажёре космического корабля “Союз” (ТДК-7К) безостановочно готовились экипажи к полётам.
Как результат, после полёта корабля “Союз-3” Берегового, в очередной рейс на кораблях “Союз-4” и “Союз-5”  в январе 1969 года отправились в космос два экипажа космонавтов: В.А. Шаталов, Б.В. Волынов, А.С. Елисеев и Е.В. Хрунов.
Была проведена первая в мире стыковка двух космических кораблей с космонавтами на борту. Осуществлён переход двух космонавтов из одного корабля в другой через открытый космос. Корабль “Союз-4” с экипажем в составе Шаталов, Елисеев, Хрунов нормально приземлился 17 января 1969 года.

Потом зло шутили, обыгрывая фамилии четырёх космических героев:
«Шатались-шатались, Волынили-волынили, Ни хруна не сделали, Еле-еле сели».
Даже Черток Борис Евсеевич, заместитель Главного конструктора по системам управления, Герой Соцтруда, член-корреспондент, вроде серьёзный человек, в своей “Книге 4. Ракеты и люди. Лунная гонка” опустился до того, чтобы повторять эти глупые стишки, несколько в иной версии:
«ПоШатались, ПоВолынили, Ни Хруна не сделали, Ели сели».
Здесь выражение «Ели сели» не очень удачно; было бы вернее «Еле сели». Ничего они такого не «Ели». И кто мог бы ответить, почему это считалось, что они – ничего – не сделали?
На той же странице Черток описывает жуткую картину “нештатной” (то есть аварийной) посадки 18 января 1969 года корабля “Союз-5”, в котором оставался один космонавт Волынов. Бытовой отсек не пожелал отделиться по электрической команде от спускаемого аппарата. Он оторвался только при входе в атмосферу. Спуск был баллистическим с большими перегрузками, корпус спускаемого аппарата вошёл в атмосферу ориентированным диаметрально противоположным способом – незащищённой стороной вперёд – и едва не прогорел до дыр. Однако Волынов чудесным образом остался жив и здоров.
Борису Евсеевичу следовало бы здесь добавить, что металл люка начал плавиться, стала тлеть резиновая прокладка, кабина корабля наполнилась гарью, скорость спуска была существенно больше штатной и при приземлении Волынов получил несколько серьёзных травм, в том числе и перелом корней зубов верхней челюсти.
Однако никакого анализа, никаких выводов Б.Е. Черток не делает. Что, это его не касается?
И главное, никто не задаётся вопросом, как ЦУП не заметил грубо ошибочной ориентации космонавта Волынова перед спуском. Каждый начинающий космонавт знает назубок ориентацию корабля перед спуском.

Все четыре члена экипажа за проявленное мужество были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

Что важно, после полёта кораблей “Союз-4” и “Союз-5” герои-космонавты прибыли на наше предприятие рассказать о своём полёте и поблагодарить коллектив за проделанную работу.
Тем самым была заложена добрая традиция послеполётных встреч с космонавтами. Мы готовили к встрече большие перечни вопросов. Но мероприятие носило чисто формальный и в основном эмоциональный характер. Космонавты хвалили наши изделия – пульт космонавтов и тренажёр. Неудивительно, поскольку тренажёр функционально полностью повторял начинку корабля, за что отвечали и разработчики, и ОТК, и ПЗ, и инструктора-методисты. Следовательно, с этой стороны вопросов не должно было возникнуть. Какую-нибудь яркую солнечную засветку иллюминатора сделать можно было бы, но особой нужды в этом никто не испытывал. А невесомость на тренажёре в любом случае не воспроизвести.
В заключение встречи делали групповую фотографию с космонавтами. Приятно.

Наше заслуженное, уважаемое, выстраданное изделие ТДК-7К – комплексный тренажёр низкоорбитального космического корабля “Союз” – работал с полной отдачей, абсолютно устойчиво, невзирая на крутые политические шторма, разносившие в щепки как “высотные” корабли, так и целые эскадры (лунные).
Подсчитано, что тренажёр корабля “Союз” выработал свыше двух норм своего ресурса. И продолжал работать.
Более того, известно, что за 10 лет жизни Центра подготовки космонавтов вообще не было ни одного случая срыва или задержки пилотируемых полётов из-за неподготовленности экипажей.

1 июля 1968 года заместителем Начальника Центра подготовки космонавтов по лётно-космической подготовке был назначен Андриян Николаев. Звание генерал-майора он получил 18 июня 1970 года.

Внешнее подразделение

В 1969 году из ЛИИ в нашу лабораторию в отдел Едемского пришёл толковый специалист и отличный организатор – Панкратов Рудольф Викторович. Ему поручили работать именно на тренажёре ТДК-7К. Так он довольно скоро освоил это изделие, ему понравился сложнейший технический комплекс, и он взялся заменить многих инженеров, освободив их от текущих дел, чтобы они могли полностью сосредоточиться на перспективных разработках. Из моего разговора с ним стало понятно, что и модель движения, и вычислительный комплекс его тоже интересовали. Эх ты, где ж ты был раньше! Я пообещал ему полную поддержку, помощь и любые консультации. Становись настоящим знатоком и безраздельным хозяином сей доброй технической вотчины.
Общительный, открытый по натуре, он установил самый тесный контакт с военными, свободно, по-свойски общался с начальством. К нему потянулись помощники, пожелавшие постоянно работать в Звёздном городке. Можно было создавать своё подразделение.

Всё шло хорошо. Но в какой-то момент Рудольф, мне кажется, увлёкся работой и не заметил, как начальство накинуло на него маленькую уздечку: было официально образовано специальное техническое подразделение нашего предприятия, с территориальным базированием в ЦПК; Рудольфу поручили, как он выражался, «вести техническую политику» и нашли ему начальника подразделения. Некто Глеб Кранспортье. Я его толком не видел, не общался. Говорили, очень амбициозная личность. Его идеей якобы было отделить персонально разработчиков от производства по известной схеме конструктор – технолог – монтажник. Конкретно говоря, по разработанной научными подразделениями схемной документации его коллектив должен был изготавливать и налаживать тренажёр, проводить испытания, внедрять изделие в тренировочный процесс в ЦПК; в дальнейшем, по схемным изменениям предполагалось проводить необходимые доработки тренажёра. Соответственно, его подразделение, под названием сектор внедрения и доработок (СВИД), должно было быть укомплектовано солидным штатом инженеров и техников, монтажников и слесарей; не считая некоторого управленческого аппарата. В данной упрощённой схеме не были учтены крупные работы, выполняемые смежными предприятиями по кооперации; как и вопросы проектирования, макетирования и прочие.

Фантастическим мечтам Кранспортье не суждено было сбыться; в СВИД так и не появилось никого, кроме пары военных пенсионеров и ведущего инженера Рудольфа Панкратова, который делал дело и при котором тренажёр ТДК-7К работал без особых замечаний, без нареканий. Рудольф действительно умел привлекать к работе кого было надо, из других подразделений, – и необходимые доработки, усовершенствования тренажёра выполнялись в срок, без промедления.

Жизнь всё поправила.
Начальству пришлось, наконец, обратить внимание на это важное, полезное подразделение, основным назначением которого было: обеспечение текущей эксплуатации и отдельных доработок тренажёров, да и просто наше активное присутствие в Центре подготовки космонавтов. Вместо Кранспортье, ушедшего на другое предприятие, был поставлен новый начальник, Матвеев Николай Андреевич, который сумел набрать в сектор опытных, квалифицированных людей, готовых к постоянному проживанию в Звёздном городке, в отрыве от дома, от семьи.

В последующие годы данный замечательный сектор претерпевал различные трансформации, неоднократно менял своё название: СВИД, СИЭТ и т.д.; менялись руководители: Матвеев Н.А., Чайкин А.П. и т.д. При этом Рудольф Панкратов продолжал проводить грамотную техническую политику. А я и мои сотрудники неизменно поддерживали и плодотворно сотрудничали с ними.

ВДНХ – Космос 

Вечерняя тишина на работе. Вошёл так же беззвучно Ерёмин, начальник соседнего отдела. Убедившись, что мы в комнате одни, подсел и вкрадчивым голосом, с места в карьер, принялся уговаривать:
«Через пару месяцев на ВДНХ открывается павильон “Космос” (это был 1967-й год). Мы представляем там макет тренажёра. Кулагин без тебя привлёк Филистова. Тот скопировал твои схемы с ТДК-7К, сидит, чиркает, рисует, требует две больших вычислительных машины. Озверел, там и одну поставить некуда. Знаю, ты что-нибудь придумаешь. За эту работу будут золотые медали ВДНХ Даревскому и Кулагину, ещё кому-то; мне и тебе серебряные, помощникам – бронзовые. Привлекаем опытное производство. Полная договорённость. Ну как?»
Я живо представил себе всю экспозицию и диспозицию и, малость подумав, предложил свою композицию:
«Согласен. Пока делаем только ориентацию на Землю.
Без занудного поиска Земли. Никакой тёмной кабины.
Делаем интересно, завлекательно, как игровой автомат.
Яркое изображение Земли в иллюминаторе.
Земля никогда не уходит из поля зрения иллюминатора,
хоть краем диска да остаётся видимой, поиск не требуется.
Работая ручкой управления, ориентируемся на Землю.
Эффектные включения лампочек – двигателей ориентации.
Может быть, музыкальное сопровождение.
Если хочешь, можно возглас “Поехали!”
Макет причаливания и стыковки с космическим летательным
аппаратом делается попозже.
Никакой ЭВМ не надо.
В основе – простой, надёжный шарнирно-кулачковый механизм,
всё на электромеханике.
Вон индикатор местоположения космического корабля на орбите “Глобус”
сделали безо всяких ЭВМ, и прекрасно.
Завтра обмозгуем с Валерой Слуцким и Сашей Суворовым,
выдадим логическую модель и схему кинематики.
Да, у нас ещё есть Лида Чарикова из МВТУ, очень сильна в механике.
А серебряную медаль меняем на четыре бронзовых – мне и ребятам. Идёт?» – «Идёт». Бронзовых медалей было в достатке, серебряных – дефицит.
Сформировался сильный коллектив из моих и ерёминских ребят с привлечением рабочих опытного производства.
Был довольно быстро создан и установлен в павильоне наглядный экспонат “Окно в космос”. Возле него постоянно толпились заинтересованные посетители, которые могли, вращая специальную космическую ручку управления, наблюдать сигнализацию как бы “работы реактивных движков” и близкое к реальному перемещение изображения Земли в иллюминаторе.
Филистов, который вначале повёл себя не лучшим образом, приходил извиняться: «Женя, прости, бес попутал».
Все члены коллектива получили медали и премии.
Храню бронзовую медаль ВДНХ, выданную в 1967 году.

4.2. Время, вперёд

Время было интересное. Ускорение темпов научно-технического прогресса, и всё с этим связанное, потребовало повышения уровня стандартизации и унификации в области разработки конструкторской документации. Была дана команда – стандартизация!

Стандартизация 

Я всегда чтил и уважал дух и букву государственной стандартизации.
Считал бы нелишним напомнить, что ещё в третьем веке до нашей эры император Китая Цинь Шихуанди учредил единую систему мер и весов, стал чеканить единую монету, унифицировал написание иероглифов и даже установил одинаковыми длины осей у телег для обеспечения единой колеи на дорогах.
В 1925 году в СССР был организован Комитет по стандартизации, который в 1954 году получил название Комитет стандартов, мер и измерительных приборов при Совете Министров СССР, а в 1971 году был преобразован в Государственный комитет Совета Министров СССР по стандартам (Госстандарт).
Советская государственная стандартизация помогла стране победить в Великой Отечественной войне, в 1957 году запустить в космос первый в мире спутник, в 1961 году – первого космонавта Юрия Гагарина.
Стандартизация – это единство измерений, это – качество продукции, это – обороноспособность.

В 1967 году Госстандарт СССР узаконил четыре категории стандартов: государственный стандарт Союза ССР – ГОСТ, республиканский стандарт – РСТ, отраслевой – ОСТ и стандарт предприятия – СТП.
Тогда же, в декабре 1967 года, взамен устаревшей системы стандартов “Междуведомственная нормаль. Система чертежного хозяйства” (МНСЧХ), был разработан и введён в действие с января 1968 года более прогрессивный комплекс стандартов ГОСТ под общим названием “Единая система конструкторской документации”, сокращённо ЕСКД.

В 1968 году мы, разработчики тренажёров, в общем спокойно и безболезненно перешли на систему стандартов ЕСКД; легко освоили суть новой системы стандартов и начали применять новые стандарты в документации, выпускавшейся в нашем отделе.
Довольно быстро разобрались в тонкостях терминологии. Оттолкнувшись от общего определения, данного в тексте стандарта: «подлинник – это первый или единичный экземпляр официального документа», сформулировали для себя, применительно к схемной документации, примерно следующие определения:
оригинал – схема, выполненная, например, – вычерченная разработчиком на миллиметровке карандашом, подписанная самим исполнителем-разработчиком и завизированная его начальником и, возможно, нормоконтролёром; хранится в подразделении разработчика;
подлинник – копия схемы-оригинала, выполненная, например, на кальке тушью аттестованным копировальщиком, подписанная всеми лицами в установленном стандартом порядке; хранится в отделе технической документации;
копия – схема, выполненная, например, светокопировальным способом на светочувствительной бумаге и переданная в технологический отдел или прямо в опытное производство (производственное подразделение) для работы.
Аналогично для чертежей, технических документов и проч.

И я был, пожалуй, главным инициатором перехода на новые стандарты в нашей тренажёрной тематике и помогал по-доброму уговаривать некоторых наиболее упрямых инженеров в лаборатории, всячески ободряя наших излишне скромных охранителей государственных интересов: молодого начальника отдела нормализации и стандартизации Салфеткина Евгения Сергеевича и его помощника – брошенного “на прорыв” и оказавшегося как бы “на мели” полковника в отставке Калюжина Павла Сергеевича.
Павел Сергеевич рассказывал мне, что здесь ему в должности нормоконтролёра показалось вроде бы даже потруднее, чем на Зееловских высотах в апреле 1945 года. Шутка.
Наблюдал я, как мощное предприятие ЦКБЭМ и некоторые другие космические фирмы, наверняка методом управляемого давления, вполне понятным образом уломали правительственную организацию и получили разрешение остаться в старой системе МНСЧХ.
Предприятие ЦКБЭМ по Постановлению рассылало смежникам свои схемы бортового оборудования корабля, и тогда нам, и нашим военпредам, и военному персоналу ЦПК приходилось копаться, разбираться в двух разных системах обозначений, начертаний, написаний.

Технические службы

Понимал значение и смысл отдела технической документации (ОТД), куда мы сдавали подлинники своей схемной документации. Хорошо относился к начальнику ОТД Васиной Галине Константиновне.

Весьма уважаемой и ответственной я всегда считал работу служб отдела технического контроля (ОТК) и представительства заказчика (ПЗ), которые должны были брать на себя ответственность и смелость подписать документ о готовности изделия к эксплуатации.
После космических аварий и катастроф, особенно после гибели Владимира Комарова, приёмо-сдаточный контроль тренажёров “Союз” и других был ужесточён и формализован, а за функциональное соответствие тренажёра реальному объекту стали отвечать представители Королёвской фирмы.

Помимо написанного мной выше, хочется рассказать о моём прекрасном отношении также к машинописному бюро, отделу научно-технической информации и научно-технической библиотеке, патентному бюро, всей управленческой структуре нашего предприятия и да, конечно, опытному производству. При этом выражаю глубокую признательность и благодарность людям, работающим в этих подразделениях и службах, за их нужный и важный труд – как говорится, во имя и на благо. Соберусь напишу, добавлю по тексту.

Первый отдел

Здесь следует отметить, что упомянутые постановления, план-графики и другие документы по нашим работам были закрытыми, то есть секретными, содержащими государственную тайну.
А секретная работа имела свою особую специфику. Когда-то давным-давно до нас, наверно, всё было по-другому, и в будущем, после нас, всё изменится; а пока напишу, что и как я знаю. Пожалуй, главным звеном в этой системе был Первый отдел предприятия. В нём работали начальник первого отдела, сотрудники, секретное машбюро и прочие. Первый отдел имел своё специальное помещение, в котором можно было выделить три части: кабинет начальника 1-го отдела, хранилище и входное помещение для исполнителей. Исполнители, приходя в первый отдел, общались с секретными работниками, находившимися в хранилище, через специальные окошки в стене.
Было установлено три уровня секретности информации: секретно (С, или с), совершенно секретно (СС, или сс) и совершенно секретно особой важности (СС ОВ, или сс ов).
Соответственно определены три формы допуска лиц к секретной информации: форма три – С, форма два – СС, форма один – СС ОВ.
И введено также три грифа секретности – реквизиты, краткие указания на документе: С, СС, СС ОВ.
Лица, называемые “исполнителями”, имевшие допуск секретности по форме три, могли получать в первом отделе для ознакомления только секретные материалы; по форме два – секретные и совершенно секретные материалы; по форме один (что было у нас крайне редко) – материалы также и под грифом секретности “совершенно секретные особой важности”.
Исполнители получали материалы под роспись и под залог своего служебного пропуска и знакомились с ними, читали их в небольших кабинках за занавесками, оборудованных здесь же во входном помещении первого отдела, либо на своих рабочих местах в лаборатории. Записи секретного характера могли вестись исполнителями только в специальных прошнурованных рабочих тетрадях, хранившихся также в первом отделе. Некоторые исполнители, использовавшие для работы много секретных тетрадей, документов и литературы, получали специальные секретные чемоданы, которые хранились также в первом отделе. Сотрудники первого отдела обязаны были контролировать работу исполнителей с секретными документами на рабочих местах. А работу самого первого отдела контролировали начальник Филиала Сучков Виталий Николаевич и, разумеется, вышестоящие органы государственной безопасности.
Ещё были документы с грифом “для служебного пользования” (ДСП) – для ограниченного круга лиц, определяемых руководством предприятия и только на территории предприятия.

Историческая справка

В целях обеспечения режима секретности оборонных предприятий в 1927 году была введена система открытых (номерных) и подлинных (строго секретных) наименований этих предприятий. Допустим, в Саранске находился некий оборонный завод; ему было присвоено наименование “завод № 2”; можно было сообщать, говорить: «работаю на заводе № 2»; при этом его подлинное, секретное название “оружейный завод” не должно было употребляться в разговорах, открытой переписке.
Позже, после Великой Отечественной войны, вместо “номерных” были введены условные (открытые) наименования с указанием “почтовых ящиков” (сокращённо: п/я). Говорилось: «работаю на предприятии п/я 74»; почтовый адрес: “Саранск, предприятие п/я 74”.
В 1966 году на моих глазах произошла новая, важная реформа: как бы из гуманитарных соображений были упразднены мудрёные “номерные” обозначения оборонных предприятий; все предприятия получили вроде бы общедоступное, открытое название, но без раскрытия государственной тайны; в то же время в закрытой документации стало употребляться своё, секретное наименование оборонных предприятий с “почтовыми ящиками” (типа п/я А-2368).
Таким образом, с даты 2 января 1967 года наш институт – всем понятно и приятно – стал открыто называться: Лётно-исследовательский институт, сокращённо ЛИИ. А в секретной переписке: предприятие п/я В-8759.
[В марте 1989 года по решению “горбачёвского” правительства секретные обозначения предприятий – почтовые ящики (“п/я”) – были окончательно упразднены].

С первых же дней работы у меня возникло и сохранилось на всю жизнь особое чувство сродни почитанию к первому отделу и ко всей системе секретности в целом.
Прекрасным уроком послужил мне случай, когда я взял документ в первом отделе и отлучился ненадолго, вышел из помещения, не положив документ в отдельский сейф. Только я вернулся на рабочее место, а меня уже все, от души, поздравляют: «Тебя “засекли”, заходили из первого отдела, изъяли твои секретные документы». Поплёлся в первый отдел, объясняться с начальником. Твёрдо обещал: «Первый и последний раз». И действительно, больше у меня никогда не было ни одного нарушения по линии первого отдела.
За долгие годы тесного общения я хорошо узнал сотрудников первого отдела, на практике понял и изучил характеры, личные и деловые качества, особенности этих людей: высокой, худощавой, улыбчивой Борискиной Клавдии Петровны, постоянно нервной и вечно сердитой, а то и очень шумливой Артамоновой Любови Яковлевны, полной, доброй Усольцевой Нины Ивановны. Со временем я стал накоротке и с начальником первого отдела Филиала ЛИИ Шевченко Михаилом Егоровичем, плотным, коренастым дядькой; похоже, фронтовиком и типичным особистом.
Я лично хорошо, системно усвоил правила, требования работы с первым отделом, абсолютно одобрял их и внушал уважение к ним со стороны своих коллег и подчинённых.

Я и все мои сотрудники в нашем отделе обязательно имели вторую форму допуска.
Помню, в 1967 году, по указанию Даревского, мне, как и нескольким нашим сотрудникам, повысили форму допуска до первой. Я мог знакомиться с документами с грифом “совершенно секретно особой важности”: деловыми письмами, постановлениями, планами и прочими. Но рабочей тетради с таким грифом у меня не было, поэтому переписывать хотя бы часть этих документов я не имел права, как и писать самому документов, писем с таким грифом.
Где-то в 1975 году, в результате очередного упорядочивания секретного делопроизводства, со многих сотрудников, в том числе и с меня, была снята первая форма допуска, осталась вторая. На моей работе, да и ни на чём, это не сказалось.

Начальник первого отдела регулярно собирал всех инженеров нашей лаборатории и проводил беседы о положении дел с режимом секретности на предприятии и вокруг. Примечательно, что внутренних случаев нарушений на предприятии зафиксировано не было, поэтому нам приходилось слушать, как некие граждане на машинах с дипломатическими или с московскими номерами пытались проникнуть в наш закрытый регион. Причём, большей частью они останавливались на Рязанском шоссе, чтобы с такого большого расстояния фотографировать аэродром ЛИИ. И особенно их интересовали взлёты и посадки наших новых, секретных самолётов. Но все эти происки западных спецслужб нашими “органами” неизменно и своевременно пресекались.

Бауманское

Наше руководство установило тесные деловые связи с МВТУ имени Баумана. Этот знаменитый на всю страну вуз получил возможность и право направлять своих выпускников на наше предприятие на работу, а своих студентов – к нам на преддипломную практику и дипломное проектирование.
Причём, в рамках достигнутого соглашения, кафедра П-1 “Системы автоматического управления” Владимира Викторовича Солодовникова (1910-1991) взялась выполнять в наших интересах научно-исследовательские работы конкретно по космическим тренажёрам; организационное руководство этими работами возлагалось на Ерёмина А.Ф.

Как результат принятых решений весной 1967 года в нашей лаборатории, конкретно в моём отделе появилась замечательная во всех отношениях студентка-дипломница МВТУ Котикова Людмила Сергеевна с явно богатой эрудицией в области управления движением летательных аппаратов и прочными навыками работы с вычислительной техникой. Я передал её под заботливое покровительство и научное руководство Ивану Филистову, который в это время сам перенимал опыт моделирования движения космических аппаратов на тренажёрах у Валеры Слуцкого.

Осенью 1967 года в нашу лабораторию пришла на преддипломную практику студентка МВТУ Чарикова Лида. Сначала её направили в отдел Малышева, но там этой талантливой девушке очень не по душе было заниматься скучной схемотехникой и электрорадиоэлементами. Лида подошла ко мне и рассказала, что в МВТУ на кафедре П-1 она много и серьёзно занималась оптимизацией систем автоматического управления; отвечая на мои вопросы, она покорила меня своими глубокими знаниями математики и физики, вплоть до самых сложных глав математического анализа и аппарата логических операций. И я вскоре организовал перевод её в мой отдел, в группу Саши Суворова.

Политсеминар

В 1968 году мой шеф, Даревский Сергей Григорьевич, помня, что я сдал кандидатский минимум по философии, пригласил меня участвовать в его идеологическом семинаре для ведущих специалистов нашего предприятия, помогать ему по мере необходимости, а потом, возможно и вести семинар, как получится. Я согласился.
Семинар был небольшой, как партийные, так и беспартийные сотрудники.
Сам Даревский по долгу службы посещал семинар, который вёл начальник ЛИИ Уткин Виктор Васильевич. Так полагалось по правилам партийной дисциплины. В том же семинаре принимали участие также заместители Даревского – Марченко Станислав Тарасович и Кулагин Эмиль Дмитриевич. В семинаре Даревского их не было.
Я, как договорились, вначале поприсутствовал на занятиях, сидя на заднем ряду, затем пару раз выступил с аналитическим обзором чего-то. И вскоре стал вести семинар.
Мы собирались раз в месяц, в четверг, как было установлено. Занятия проводили в кабинете Даревского, в этот день его не было на работе. Рассаживались кто где хотел, мест хватало, “директорское” кресло обычно не занимали.

Посоветовавшись с участниками семинара, я ввёл примерно такой порядок:
- в начале занятия любые, короткие сообщения с мест, в свободном стиле, о самых громких событиях в стране, в мире или на предприятии,
- затем, отталкиваясь от какой-нибудь высказанной подходящей фразы, какого-то интересного факта, я предлагал перейти к выступлениям докладчиков на заданную тему, по заданному актуальному вопросу; было принято не зачитывать написанный текст, а излагать мысли “своими словами”;
- в завершение – общее произвольное обсуждение, обмен мнениями;
иногда коллективно вырабатывались конструктивные предложения.
Мне очень помогал заведующий парткабинетом, ветеран войны, весьма располагающий к себе человек, Коротеев Михаил Фомич. Он приносил на занятия горкомовские методички, плакаты и другие средства наглядной агитации. Особенно умиляло, как он сам лично, старательно, как раз по теме разговора, демонстрировал информационные материалы – слайды – на большом экране с помощью видеоскопа, у него это хорошо получалось.
Политической литературой, газетами, журналами нас снабжала симпатичная, доброжелательная и очень пунктуальная его помощница, Людмила Викторовна, фамилии которой я тогда не знал.
Семинар получился живой, интересный и полезный. Наши занятия посещали и одобряли представители парткома, приходили даже из горкома.
Кулагин был очень недоволен, что я участвовал сначала в семинаре Даревского, а тем более, когда вёл. Но не имея никаких оснований для претензии, только бормотал: «Зачем тебе это надо».

Дом

Я жил с родителями в двухкомнатной кооперативной квартире, адрес: улица Дугина дом 29 квартира 7. Мама готовила, ходила в магазины рядом, отец устроился в горсовете на добровольной основе, помогать в работе с бухгалтерским уклоном. Ходил туда с удовольствием, его там ценили. Главное, заслужил, чтобы нам в квартире поставили городской телефон, помню номер 7-35-44.

Каким-то образом отец в горсовете познакомился с интересным человеком – Литвиненко Алексеем Ивановичем. Старый, добрый интеллигент, эрудит, стал часто приходить в наш дом, всегда приносил чего-нибудь особенного к чаю и поражал нас своими бесконечными рассказами и воспоминаниями, остановить которые было невозможно. Мама была просто очарована его обходительными манерами и уважительным, галантным отношением.
Иногда с ним приходила его дочь Татьяна.
Сам он из Твери, жил в Москве, перебрался в Жуковский. Знал он всё. Как говорится, «от Баха до Фейербаха». Фронтовик, «от звонка до звонка», но о войне больше – ни слова.
Близко знал режиссёра Бориса Барнета (1902-1965); о его только что снятом, но фактически непризнанном фильме “Полустанок” (1963) отзывался лучше, чем о прогремевшем на всю страну “Подвиге разведчика” (1947).
Мог часами рассуждать о малоизвестном историке Иване Забелине (1820-1909), «земляке», то есть тоже родом из Твери. Смущало используемое им странное, даже провокационное словосочетание «иноземцы, инородцы, иноверцы»; конечно, мало занятно было разбираться в том, кто из них есть кто и как с теми или иными поступали в прежние времена; а его собственные, неофициальные рассуждения о личной жизни русских царей нас и вовсе не увлекали.
Очень удивило, что, при его недавних посещениях города Калинина (бывш. Тверь), он неоднократно видел там высланного Лазаря Кагановича (1893-1991), игравшего в каком-то дворе в домино с мужиками.

Мы Друзья 

Самые-самые

Нина познакомила меня со своими близкими подругами, друзьями. Это:
- курганская подруга – Рита Мороз, все 10 лет в школе сидели за одной партой;
московские подруги, однокурсницы по МГУ:
- Анель Мухамедгалиева с мужем Толей Бондарем и
- Лена Черенкова с родителями: Павлом Алексеевичем и Марией Алексеевной;
- живущая в Люберцах Инна Калинина;
жуковские подруги:
- Лариса Зенец – её сотрудница из другой лаборатории, жила в доме № 37 по улице Чкалова,
- Ольга Гуреева – учительница в Жуковской школе, жила в нашем общежитии корпус № 15 в соседней комнате,
- Света Рябова – инженер ЛИИ,  соратница Нины  по общественной работе,  жила  в своём доме  в посёлке Ильинское,  недалеко от Жуковского.
Мои сотрудники, добрые друзья: Валера Слуцкий, Александр Суворов и Иван Филистов.
А также прекрасная семья: Долголенко Георгий Павлович и Тамила Григорьевна с детьми Володей и Леной. Они в то время переехали из Колонца в прекрасную квартиру в доме по улице Семашко, обставили её необыкновенно красиво, приглашали нас с Ниной в гости.

Лена Черенкова

С Леной Черенковой Нина училась на одном курсе МГУ. Лена москвичка, и Нина была частой, желанной гостьей в семье Черенковых.
Лена увлекалась теннисом, ходила в горы, кипучая, целеустремлённая натура. На старших курсах занялась геофизическими исследованиями электрических явлений в атмосфере, с борта самолёта изучала грозовые облака. Был известный девиз “Иду на грозу!” Это и про неё тоже.
Однажды пришлось выполнять экстренную посадку на ближайший аэродром. «Что за город?» – «Курган областной». Так там же живут родители Нины Панкратовой. И Лена наведалась к ним; нежданный, но очень дорогой, желанный гость. Столько было разговоров об этом сюрпризе.

Вот и всё

Возникшее с началом работы в 1961 году постоянное глубокое чувство одинокого волка, ищущего добычу и пристанища, сменилось наконец году в 1966-ом ощущением семейного комфорта с мамой-папой и определёнными успехами на работе. Такое мирное, спокойное существование длилось с год, не более. Потому что вдруг в душе стал пробиваться, как цветок через асфальт, непонятный, жгучий порыв завести свою собственную семью и достичь небывалых побед, удивительных свершений. Причём всё это только для одного человека, для одной девушки – имя на букву Н.

Пятница, конец рабочей недели. Я приезжаю домой с работы. Хм. Мама с Ниной на кухне готовят ужин. Мама в красивой кофточке. Мне: «Это мы с Ниной подшили, подогнали. Мой руки, сейчас будешь кушать. Очень вкусно. Отец уже поел». Отец читает газету и смотрит телевизор, дремлет. Опять мне: «Потом поедешь проводишь Нину до общежития. А завтра мы все идём во Дворец культуры на концерт. Нина достала билеты».

Я часто, по возможности, встречался с Ниной.

Праздные мысли.
Стройная, красивая – и умная. Общительная – и неприступная. Небесная глаз синева. Низкий грудной голос.
Примечание:
Небесная глаз синева = НГС. Низкий грудной голос = НГГ.
Ноги из-под мышек = НИМ.
Надо развить теорию = НРТ. – Но всё некогда = НВН.
Нет подражателям занудам = НПЗ. – Не выросла дразнилка = НГД.
Ни имени ничего Абсолютно.
НЕК (подпись).

Словно магнитом тянуло. С ней интересно было говорить на любую тему.
Раз шёл рядом и сморозил глупость, даже сейчас точно помню в каком месте – переходили площадь ЖКО, захотелось выглядеть ещё умнее: «Молчу, потому что в уме интегрирую дифференциальное уравнение». Лёгкой обидой тонко дала понять, что больше так не надо говорить.
Активная общественница. Комсомольские бюро. Комитет комсомола Института. Член партии с 1963 года (!), то есть с 28 лет.
Не знал, что Нина была секретарём комитета комсомола ЛИИ, и именно при начале нашего с ней знакомства, в 1962-1964 годах. Не говорила, а я вообще и не слышал, и не интересовался. Гораздо позже увидел групповую фотографию комсомольских вождей ЛИИ, начиная с 1944 года и по 1975 год; живописная группа, молодые мужчины и женщины, человек двадцать.

Мы с Ниной увлечённо играли в бадминтон. Часто в каком-нибудь спортивном зале. А летом, бывало, на нашем месте в лесу-треугольнике. Натягивали принесённую мной сетку. Ракетки и воланы тоже я приносил.

Играли иногда и в теннис, но реже. И неумело. На открытой площадке около клуба “Стрела”. Купили ракетки, с трудом нашли мячи. В магазинах в Москве нет теннисных мячей, ничего не поделаешь.
А у Нины хранилась теннисная ракетка, подаренная ей нобелевским лауреатом, физиком Павлом Алексеевичем Черенковым, отцом Лены Черенковой. Ракетка деревянная, толстая, тяжёлая, разрисованная узорами и залакированная; главное,  с дарственной надписью;  струны кетгутовые,  то есть из бычьих жил,  и уже надо бы  перетягивать.

В мае 1965 года Нина с делегацией советской молодёжи поехала в Чехословакию. По возвращении много, взахлёб рассказывала о стране, о людях. Праздничная Прага, 9 мая. Велогонка мира. Известный чешский гонщик Ладислав Гелер сломал ногу. Победитель гонки – наш Геннадий Лебедев.
Во время путешествия Нина подружилась с Инной Николаевной Калининой – инженером Косинской трикотажной фабрики, тоже была в составе этой делегации. Обе умницы-красавицы, познакомились с чешскими ребятами. Один чех-военный предлагал Нине руку и сердце.
С делегацией объехали всю страну: Прага, Брно, Братислава, Банска-Быстрица. Попробовали чешского пива. Когда туда летели в самолёте и стюардесса предлагала “Пивочко або лимонад”, наши девочки просили только лимонад. В обратную дорогу уже требовали “конечно, пивочко”.
Молодость, это так прекрасно!

Рябовы 

В 1967 году Нина вместе со Светой Рябовой в составе партийно-комсомольской делегации посетили Венгерскую Народную Республику. По возвращении они делились впечатлениями о стране, о встречах. Мнения о людях в основном позитивные, но иногда ловили на себе настороженные, недоверчивые, а то и откровенно враждебные взгляды. Заметили, что в Венгрии, как и в Чехословакии, мужчины высокие красавцы, женщины непривлекательные, мужеподобные.
По программе пребывания были намечены возложения цветов к памятникам советским воинам – освободителям страны от немецкого фашизма в центре Будапешта, на горе Геллерт и другим. Нина с чувством рассказывала, как автобус с делегацией проезжал мимо памятника советскому солдату, а гид, случайно, в этот момент обязательно рассказывал об интересных достопримечательностях в противоположной стороне; тогда Нина и Света громко требовали остановиться, и проводили процедуру возложения цветов к памятнику.

Мы с Ниной зачастили в уютный дом Светы Рябовой в Ильинке. Большой участок. Добротный дом, тёплый, круглогодичного проживания. Перед домом обширный цветник, в центре которого белела скульптурка девушки на подставке, окружённая густыми кустами гортензий. Сзади дома старый фруктовый сад, старые яблони с нижними тяжёлыми ветвями на подпорках. Небольшой огород. Входная калитка и въездные ворота. Напротив ворот, у забора металлический гараж. В гараже автомобиль “Победа”, явно редко используемый. В дом ведёт лестница в три ступени. Солнечная веранда. Много комнат. Удивили засушенные цветы гортензии, такого я никогда ранее не видел, и решил, что когда-нибудь такое будет и у меня.

Света жила там вместе с младшим братом, Виктором. Старший брат, Владимир, вместе со всем классом, добровольно ушёл на войну и погиб на Украине, как говорили, защищая город Изюм; в честь погибших на войне учащихся-добровольцев в их посёлке поставлена стела с указанием всех поимённо, – на тихой деревенской улице, с необычным, красивым названием “улица Опалённой Юности”.
До войны Рябовы семьёй жили в Москве, отец работал в Гохране, был репрессирован, квартиру забрали, дети с матерью  убежали жить  в этом самом  загородном  доме.  Дети:  Владимир – старший,  Ольга,  Светлана  и Виктор – младший.
После войны мать умерла, Ольга уехала на Украину искать лучшей доли. Продолжали держаться друг за друга два одиночества – Светлана и Виктор. Так мы с ними и познакомились. Году в 1980-м умер Виктор. Светлана умерла в 2015 году, всё в том же доме в Ильинке. И никого из Рябовых не осталось на этом свете. Судьба…

Карьер

Надо отметить, что в то время в Жуковском не было плавательного бассейна. Не было бассейна и в окружающих небольших городах: Люберцах, Раменском и других. Мы с Ниной часто ездили в Москву в бассейн “Москва”, что на Кропоткинской.
Ходили к карьеру, который находился недалеко от Туполевской проходной, но там всё сильно заросло.
Говорили, что можно хорошо купаться в Песчаном карьере в Люберцах. Там брали песок для Гжельской фарфоровой фабрики. Песок белый, вода чистая, прозрачная, посередине карьера маленький островок, до которого приятно доплыть.
Мы с Ниной несколько раз ездили туда купаться, на электричке, потом на автобусе. После купания шли к Инне Калининой, которая жила там недалеко.

Однажды произошло там с нами памятное приключение.
Солнечный день. Приехали с Ниной, расположились, сплавали до островка. Лежим загораем. С юга появилось облачко; смотрим, наползает на солнце, всё больше и больше. Нина говорит, может быть, соберём вещи. Да не надо. Туча закрыла небо, налетел шквал, хлынул страшный ливень, с высоких берегов потекли вниз потоки воды с песком. Мы наскоро похватали вещи, еле выбрались наверх. Побежали к автобусной остановке. Мокрые, грязные ехали в автобусе, в электричке. Везде солнце, на нас удивлённо смотрели люди. Добрались до моего дома на улице Дугина. Мама послала Нину первой скорей в ванну. Нина сжалилась надо мной, позвала меня в ту же ванну. Вдвоём мылись-отогревались.

Лыжи, лыжи

Зимой мы с Ниной ходили на лыжах по ближним окрестностям. Лучше всего – по так называемому Цаговскому лесу. Можно было зайти в чащу и, спрятавшись под густой елью, целоваться.

А то ещё я вечером делал лыжную прогулку: выходил из своего дома на улице Дугина, пробегал на лыжах вдоль заднего забора ЦАГИ, через Цаговский лес; перебегал не снимая лыж заснеженное Туполевское шоссе; далее через лес-треугольник и через площадь ЖКО мимо клуба “Стрела” добегал до восьмого корпуса общежития. Там издалека заглядывал в окно комнаты, где жила Нина. Смотрел, как она ходила там туда-сюда, садилась, вставала, что-то делала. Постояв, отдышавшись, я обратным путём отправлялся домой

Подумал: вокруг меня не было ни одной Нины, кроме единственной. Любопытно.
Поэтому я так и называл, однозначно и кратко – Нина.

Свадьбы 

Саша Суворов

Самое напряжённое время на тренажёре ТДК-7К, а у нашего Саши Суворова свадьба! Ладно, женись, но я никак не мог прийти поздравить. Честно говоря, ещё и костюма у меня тогда не было; думалось, все будут в костюмах, а я…
Надо же было такому случиться, что Суворов пригласил к себе на свадьбу и Нину, а она надеялась, что я там буду и мы увидимся. Прождала, одна сидела в сторонке. Ужас! Всё время теперь у меня в голове мысль об этом.
А Суворов женился и теперь мог ездить в командировки в Звёздный городок.

Инна Калинина

В 1966 году Нинина хорошая подруга Инна Калинина вышла замуж за Александра Власова, второго секретаря Люберецкого горкома партии. И молодожёны пригласили нас с Ниной отпраздновать это торжество скромно, в домашних условиях, в узком кругу друзей.
Мы поехали, добрались, прибыли в их квартиру. Стол в комнате, человек десять гостей. Инна была обворожительна в белом свадебном наряде, Саша Власов – солидный, представительный мужчина. Обстановка была очень приятной. Инна и Нина вспоминали, как они ездили в Чехословакию.
Нина тут же за столом придумала сделать маленькое музыкальное представление от нас двоих, шёпотом напомнила мне песенку-частушку из фольклорного цикла “Сибирские страдания” со словами: «Милый чё, да милый чё». Только меня она определила здесь как Рыжку, а сама она – Рыжечка. И мы с задором и с грустинкой пропели:
            – Рыжка чё, да Рыжка чё,
            Навалился на плечо.
            – Да я Рыжечка ничё,
            Я влюбился горячо.
Сорвали аплодисменты, исполнили на бис.

Промашка

Не хочется вспоминать, но надо. Как-то в январе 1967 года, вот запомнил, Нина должна была ехать по антенным вопросам на аэродром Чирчик. И она спросила меня, какая там, «у вас», в это время погода. В смысле, как одеваться, что брать с собой. Аэродром этот около Ташкента. Я, чтобы поразить воображение, – совершенно безответственно, даже по глупости, припомнив, что бывает в январе в Ашхабаде, возьми да и скажи, что «у нас там в январе зелёная травка и тепло». Сказал – и забыл. Нина поехала в пальто, в элегантном костюмчике, только на всякий случай взяла свитерок. Приехала на место. Потом рассказывала. Бесснежная зима, пронизывающий ветер, ниже нуля градусов. Работать около самолёта на стоянке холодно, да и в самом самолёте не жарко. Промёрзла до костей. Командир говорит: «А наш ведущий-то богу душу отдаёт». Вставили её в большие унты, скорей в гостиницу.  «Пей спирту. – Не хочу. – Пей».  Нарядили в комбинезон.  Вернулась  домой  в Жуковский жива-здорова. И Ташкент не посмотрела.
Я слушал рассказ и готов был провалиться сквозь землю. До сих пор из головы нейдёт.

Сотрудники Нины ездили в Чирчик осенью; конечно, у них всё было нормально. Рассказывали про ташкентский базар, как они покупали виноград подешевле. Самая деловая среди них была Валя Миклашевич. Она всё разузнала и поняла. С ними был ещё сотрудник Тимур родом из Дербента, по-узбекски ни слова не знал. Тем не менее она поставила его впереди и приказала: иди вдоль прилавков и если виноград подходящий, по её знаку говори цену «Бир сум» (один рубль) и всё, только надвинь шапку на глаза, уткнись в воротник и больше ни слова. Он шёл, тыкал пальцем в виноград: «Быр сум?» – «Быр сум, быр сум». И с прилавка сгребал всё в сумку. Так повторялось удачно несколько раз. За ним шли девчонки и тоже пробовали говорить: «Бир сум». – «Рюбль пятьдесят, девущка», – отвечали им хитрые продавцы. А то и два рубля. «Добычу» потом делили поровну.

Рига 1967

1967 год. Приближались майские праздники. После гибели Комарова мой (наш) тренажёр корабля “Союз” был “опломбирован”, объявлен перерыв и на других работах.
Как бы в качестве психологического отвлечения от страшной трагедии Нина собрала вместе меня и Диму Голенко, с которым она познакомилась на играх в бадминтон в школьном спортивном зале, и предложила нам втроём съездить на майские праздники в Ригу. Сказано – сделано. Поехали безо всякого плана, без подготовки. Просто посмотреть воочию места, о которых были немало наслышаны.
Считалось эта поездка втроём ничего особенного, ничего зазорного.
Кстати, здесь по окончании войны ещё некоторое время служил отец Нины. И много ей чего рассказывал.

Отправились бродить по городу куда глаза глядят. Первое, на что мы обратили внимание, был магазинчик под названием “Gala”. А там другой, там третий, а надпись всё та же. Разобрались – это были магазины “Мясо”. Как произносить? “Галя”? Нет, не пойдёт, нехорошо для наших знакомых с таким именем. Будем произносить “Гала” и всё. Однако, хорошо же живут здесь люди.
Добрались до центра города, посмотрели памятник Свободы.

Заглянули в кафе с музыкой, хорошо посидели.
Уже и вечер наступает. Наша практичная Нина сообразила подойти к одной из официанток, и та предложила нам устроиться у неё пожить эти дни. Квартира приличная, недалеко от центра, и недорого. Ночевали мы с Димой в одной комнате, Нина в другой.

На следующий день съездили в район городских кладбищ. Посетили кладбище Райниса, открытое в 1929 году; понравился трогательный надгробный памятник Янису Райнису. Скульптура – молодой аполлон, полулёжа, с поднятой вверх рукой. И в надписи на тумбе интересные слова вроде того, что “поднимусь к солнцу”.
Посетили Рижское Братское кладбище, где захоронены останки воинов, павших в войнах, начиная с 1915 года. Впечатлил монумент “Мать Латвия”, благословляющая венком своих павших сыновей.

Мы много гуляли по этому городу с европейским духом, послушали орган в Домском соборе, поплутали по улочкам Старого города.
Раз забрели в такие дальние кварталы, что какая-то тётка, услышав, издалека, нашу негромкую русскую речь, набросилась на нас с проклятиями: «Убирайтесь, при немцах здесь был порядок». Нам это было дико слышать, мы растерялись и немедленно ретировались.
Съездили на Рижское взморье, походили по пляжу, поискали янтарь, но не нашли.
Поездка осталась в памяти – на всю жизнь.

Перед поездкой в Ригу я купил себе для шика, как мне казалось, модный головной убор особого вида – чёрную круглую шапочку с козырьком. Продавщица уверяла: «Так Вам идёт». Ходил, фотографировался, щеголял. По возвращении в Москву Нина сказала мне: «Больше её не носи». Я подальше забросил эту вещицу, потом совсем выбросил.

Вишнёвый сад 

Зима 1966-1967 годов выдалась очень снежной. Деревья в белых шапках, большие сугробы во дворах. Вдоль проезжей части лесных шоссейных дорог появились высоченные снежные валы – это работали аэродромные снегоочистительные машины. Перед моим домом на Дугина до самого горизонта сверкало белизной снежное покрывало речной долины (или поймы).
Нежданно прилетела, зазвенела дружная весна. И сверкающее белое одеяло оказалось сплошным искрящимся талым снегом. А вскоре там грозно блеснула полая вода, начавшая стремительное, неудержимое наступление на город. Сначала залило дорогу. Проезжавшие машины разбрасывали широкие веера брызг. Затем затопило наш тротуар. И до того редких прохожих не стало совсем. Наконец, под водой оказался наш треугольный, заросший травой участок перед домом. Все смотрели и ждали, дойдёт ли вода до основания дома. Не случилось, а вскоре вода и совсем сошла. Больше ни в одном следующем году, как ни предсказывали, такого не повторилось. Говорили, где-то открывали-закрывали то ли плотины, то ли затворы, непонятно.

Я вышел на балкон. Погода баловала ярким солнцем. Всё пело и сияло.
Глянул вниз – камни, щебень, стёкла, куски труб, остатки бетона. О-о. Лопата найдётся, надо всё убирать, выносить. Мама напомнила: за дорогой остатки коровника. Понятно, полсотню вёдер перегноя надо будет принести, чтобы удобрить почву.
Стали говорить, что в выселенном Колонце обильно зацвели фруктовые деревья. Я прошёлся среди брошенных домов и, как писал Лермонтов (о княжне Мери), «даже не посвящённый в таинства красоты непременно бы ахнул». Захотелось иметь это чудо обязательно у себя дома. Непонятно где отец раздобыл отрезок шланга и большой, полтора на полтора метра, кусок брезента. Встретился мне, думаю неслучайно, Андрей Чайкин, живший в другом подъезде на третьем этаже нашего дома. Давай? – Давай. И мы вдвоём стали, надрываясь и изнемогая, таскать цветущие деревца, высотой метра два, с большим комом земли. Только вишнёвые. Все говорили: цветущие нельзя. – Ничего!
Из окна первого этажа, что под моей квартирой, выглядывала полная, болезненного вида женщина. Я так и не удосужился узнать, кто жил в той квартире № 3. Тем не менее, она благодарила. Разрешила протянуть из её кухни шланг, и я обильно поливал саженцы. Помогали отец, мама. Приходила помогать и Нина.
Мы с Андреем за два-три выходных дня натаскали и посадили десятка два деревьев у меня и столько же у него. В конце концов у меня под окном, под балконом вырос огромный вишнёвый сад невиданной красоты. Дотемна я любил бродить под окнами, вдыхая ночи аромат, что-то подстричь, вырвать сорняк, пока не позовут ужинать.
Кстати, наш сосед Виктор Софин тоже устроил у себя под окнами свой фруктовый сад.

Антеннщики

Вечеринки

Нина брала меня с собой пару раз на вечеринки сотрудников её лаборатории самолётных антенн. Мне было интересно встречаться с новыми людьми. Необычными уже тем, что они сами, и профессионально, летают испытателями радиооборудования на самолётах ЛИИ.
Мне было странно видеть – совсем не то что в моём подразделении – очень дружный, спаянный коллектив, почти настоящую семью. Шутки, смех, болтовня, споры, выпивка, танцы.
Весёлый, остроумный начальник отдела Юрий Николаевич Ильин – любимец женщин. Жизнерадостная Лида Сахарова – заводила. То насмешливая, то обидчивая Женя Орлова – королева бала.
Мне кажется, я был рассмотрен, одобрен и принят в компанию.

Образцы их юмора

1. Валя Миклашевич принесла из буфета столовой себе на перекус пару пирожков и положила их на настенную полочку. Люся Бачурина примчалась с радиополигона и привезла удачные результаты испытаний. Начальник Ильин выразил одобрение: У ты моя хорошая, возьми пирожок с полочки (вовсе не имея в виду ничего конкретного). Наивная по природе Люся приняла похвалу за чистую монету, оглянулась, увидела пирожки на полочке и, будучи впроголодь жадно их умяла. Валентина подняла скандал, все смеялись.

2. Издавна мужчины носили хлопчатобумажные носки, которые плохо держались на ноге и спускались вниз, даже на ботинки. В 1960-е годы у нас в продаже появились эластичные носки. Многие мужчины стали носить эти носки, обтягивавшие ногу и выглядевшие вполне прилично. Только один сотрудник в отделе Ильина принципиально ходил со спущенными бумажными носками. Звали его «Вася-парадатчик», как он произносил название этого важнейшего радиоустройства. Девушки спрашивали его, почему он не носит эластик. «Рысунок рэжет», – отвечал тот со свойственным ему выговором, имея в виду след на ноге от эластичного носка. Возмущённые сотрудницы интересовались: «А лапти тебе не резали?» (Я со своей стороны считал бы не очень приличным такой их вопрос).

3. У Нины  в общежитии  корпус № 8  жил  один  мерзкий тип,  доставлявший  всем  много  неприятностей. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что Нина решила позабавиться, устроив тому свою маленькую месть.
Она взяла на почте бланк телеграммы, напечатала на машинке текст, нарезала полоски и приклеила на бланк. Положила эту бумажку в его ячейку для почты у вахтёра. Текст был такой: «жизни не вижу хочу тебе мотя». Несколько дней Нина скрытно наблюдала, как несчастный мужик мучился, пытаясь понять, хоть что-то вспомнить. После этого ему пошла другая “телеграмма”: «явки провалены пулемет зарой огороде срочно выезжай конспиративную квартиру». В результате хулиган немного присмирел.

“Перчик”

Как-то мы с Ниной зашли домой к Миклашевичам. Они, Сергей и Валентина, жили в доме на улице Пушкина, где аптека и парикмахерская. Мы у них дома никогда до этого не были. Зашли, Нине нужно было к Валентине, сотруднице, по своим делам.
У них была собачка по кличке Перчик. А по полу ползала маленькая девочка, дочка. Она гладила собачку и лепетала: «Перчик, Перчинька, съешь папу». Считалось это ужасно смешно.
Нам с Ниной запомнилось это милое детское выражение, иногда повторяли.

Ильины

У Юрия Николаевича Ильина дача была в Ильинке, где-то недалеко от дачи Светы Рябовой. Ну, у Рябовых то был жилой дом, тёплый, круглогодичного проживания, фруктовый сад и огород. У Ильиных же была летняя дача, находилась она на дальней окраине Ильинского посёлка, и весь дачный двор представлял собой как бы часть соснового леса; росли старинные сосны, их корни повылезали наружу, и посадить огород и тем более разбить фруктовый сад не представлялось возможным. Да им это, собственно, и не требовалось.
Всё тёплое время года Ильины жили на даче, потому что близко до работы в ЛИИ. А на зиму они переезжали, со всеми пожитками, на свою квартиру в Лосиноостровской. Оттуда Ильин добирался до работы в Жуковском на двух электричках, с пересадкой с вокзала на вокзал на Комсомольской площади.
Ильины приглашали нас с Ниной к себе на дачу. Одних, больше никого. Выпивали, закусывали, беседы вертелись обычно вокруг работы, науки.  (Если я отлучался, то без меня наверное и меня обсуждали).
Юрий Николаевич радушно показывал нам свой участок. «А там соседи живут, и забора между нами нет, убрали». И бодро напевал собственного сочинения: «Зачем человеку заборы. Заборы ему не нужны».
Нина в это время жила в общежитии на Кирова. Шутили: «Ильин живёт в Ильинке, Панкратова – в Кратове».

Турецкий

Нина рассказывала, что в их лабораторию пришёл интересный человек, широкий специалист по радиосвязи, бывший руководитель какого-то оборонного предприятия – Турецкий Семён Исаевич.
А вскоре он пригласил к себе в гости Нину и меня, для знакомства, на свою дачу в посёлке 42 км. Очень приятная семья.

Тётя Тося 

В начале лета 1967 года мы дома на улице Дугина получили из города Фрунзе телеграмму: «Встречайте такого-то числа поезд такой-то вагон такой-то. Тося». Это отец время от времени переписывался с сестрой Антониной и пригласил её в гости.
Я поехал на вокзал, встретил свою любимую тётю Тосю, довёз с шиком. Устроили её у себя в квартире в лучшем виде. Я про себя заметил, что она очень стала похожа на артистку Фаину Раневскую, внешне, голосом, манерами.
Съездили с ней в Москву в театр, ещё куда-то, прошлись по магазинам, по столичным достопримечательностям. Тётя Тося посмотрела город Жуковский, всё ей очень понравилось. У неё была давняя мечта-задумка переехать в Россию.
Муж, Борис Сперанский, умер; денежки были, там её ничто не держало. Удивлялась: здесь вокруг все русские, а «там» сплошные нацмены (называла она по старинке) повылазили из кишлаков и позанимали все ответственные посты. Отец мой говорил ей: «Переезжай, ты сестра, прописку у себя тебе гарантируем, площадь позволяет, потом найдёшь что-нибудь». Она обещала.
Нина часто бывала у нас в доме на Дугина. Они познакомились. Тётя Тося спросила её про меня:
– Ниночка, как ты ходишь с ним? Из него же слова не вытянешь.
– Ой, да Вы его не знаете. Наоборот! Он слова не даст вставить. (Так она мило защищала меня).
Перейдя на свою любимую тему: и швейная машинка “Зингер” у неё на ходу, и немецкие модные журналы “Бурда” самые новые – Нина захотела сшить тёте модную кофточку. Похвалилась, что с детства обшивала маму, сестёр и многих знакомых. Тётя обрадовалась и тут же стала просить подогнать, подшить ей что-то из вновь купленных вещичек. Всё намеченное они в конце концов выполнили.
Вечером того же дня тётя Тося в самых лестных выражениях одобрила мой выбор (подруги жизни).
Мама заметила, что Антонина слишком сорит деньгами, направо и налево. Та легко пообещала исправиться, и сразу попросила список, что бы купить нам в квартиру. Мама сказала, ничего не надо; вот, пожалуй, пусть купит как памятный подарок «Жене и Нине» – большой красивый торшер, жёлтого цвета, на вид золотого шитья; мама давно мечтала о нём. И действительно, тётя Тося на следующий день притащила торшер из магазина, и мы ещё долго им пользовались, с самыми добрыми воспоминаниями.
Уехала. Переписывались. Вдруг письма от неё прекратились. Никаких сообщений не было. Что там произошло в городе Фрунзе, так и осталось для нас неизвестным.

Сочи – Гагры 1967

В сентябре месяце мы вдвоём с Ниной покатили на бархатный сезон в Сочи. Хорошо купались, загорали. В это время, с 29 сентября по 4 октября, в Сочи в здании Зимнего театра, проходил Первый международный фестиваль молодёжной песни “Красная гвоздика”. Мы с Ниной, конечно, были там. Смотрим, слушаем, снисходительно оцениваем. Вдруг объявляют: выступает Мурад Садыков. Мой одноклассник! Вроде бы в программе его не было. В антракте пошли с Ниной поискать его за кулисы, но не нашли; нам отвечали: он где-то здесь, только что был там… У меня закралось подозрение, что он увидел меня – и прятался; он всегда был болезненно стеснительным.
Победители фестиваля вылетели у меня из головы, лучшей песней была признана “Нежность” в исполнении певицы Марии Кодряну, написанная в 1965 году композитором Александрой Пахмутовой и поэтами Сергеем Гребенниковым и Николаем Добронравовым, впервые представленная миру Майей Кристалинской.

Кстати, с 28 сентября по 4 октября 1968 года в Сочи в Зимнем театре прошёл Второй международный фестиваль современной молодёжной песни, также, как и первый, под названием “Красная гвоздика”. Победителю были назначены ценный приз и премия 200 рублей.
Но нас с Ниной в ту осень можно было увидеть на другом берегу Чёрного моря. В Крыму.
Единственное, что у меня, как, уверен, и у многих, засело в голове с трансляции этого Второго фестиваля, так это песенка, точнее, одна фраза из неё: «Komu w drogę temu czas» (Кому в дорогу, тому пора). Таким шлягером блеснула польская певица Йоланта Борусевич, успешно дебютировавшая до того на фестивале в Ополе; слова песни – поэта Марьяна Залуцки.

В один из дней пребывания в Сочи в том же 1967 году, сидели мы с Ниной в павильоне кафе над морем, рядом с Зимним театром, ели чебуреки. Тишина, красота. Вокруг никого. Вдруг явилась шумная семья Райкиных: сам Аркадий Исаакович, жена (мы уже знали – звать Рома) и дети Катя и Костя. Это приехал на гастроли в Сочи Аркадий Райкин, висели афиши по всему городу. Они наскоро-деловито проглотили суп харчо, закусывая чебуреками (?!) (мы с Ниной только удивлённо переглянулись), и мигом удалились по своим делам, как их и не бывало.
Ни мне, ни Нине как-то ни разу не пришлось побывать живьём на концерте Райкина. Вполне достаточно было того, что показывали в кино и по телевизору.

Ну и как раз в эти дни в Сочи стало холодно купаться, и мы перебрались в Гагры. Поселились в домике с мандариновым садиком и удобствами во дворе.
Тёплое море, полное безлюдье, теннисные корты на самом берегу.
Играли в своё удовольствие, тем более, что никого зрителей не было, соседние корты были за высокими заборами. Иногда от соседей прилетал к нам теннисный мячик – жёлтый, пушистый, такого мы раньше не видели. Пусть полежит, может, никто не хватится… Но нет, через минуту-другую из-за забора доносился звонкий, требовательный голосок: «Эй там, на барже на катере, бросьте сюда нашего цыплёночка». Я брал в руки это чудо и с сожалением перекидывал им. Наш мячик – всего один, и совсем “лысый”, а порой и грязный.
Вечером наступало время хитроумной спецоперации по проходу Нины в брюках в ресторан “Гагрипш”, это тот, что стоял высоко на горе и считался самым лучшим и самым модным рестораном на Чёрном море, – так вот женщин тогда в брюках в такое приличное место не пускали. А очень хотелось. Как мы поступали? После игры в теннис, после купания в море, переодевшись дома, Нина, конечно, в модные брюки, мы всё-таки шли поужинать в “Гагрипш”. И что дальше? Я стоял в очереди, Нина – в сторонке. Я проходил в ресторан, делал заказ, тогда Нина, улучив момент, незаметно проскальзывала в зал и сразу садилась за стол. Так и ужинали. И считали себя борцами за справедливость.

ВДНХ – пельмени 

На пляже прочитали в газете “Вечерняя Москва”, что на ВДНХ открылся ресторан “Уральские пельмени”. Сразу почувствовали, что здесь холодает, поднадоело. Возникла мысль: «Почему мы не там? Как это без нас?»
И мы умчались в Москву. На следующий же день мы нашли уральские пельмени на ВДНХ. Уютная площадка на открытом воздухе, лёгкие столики, ажурная ограда. Тихо, малолюдно. Заняли столик в левой стороне, недалеко от входа. Заказали, едим, вкусно.
За соседний столик сел молодой стройный мужчина. Мне он не очень понравился, а Нина его сразу узнала: «Белявский, “Иду на грозу”. Ну?»
Артист, естественно, обратил внимание на глазеющих на него поклонников. Нина произнесла действительно запомнившуюся, задумчивую фразу из фильма: «А может не надо?» И в ответ: «Физики?»
Он спешил, быстро поел, расплатился и вежливо кивнув оставил нас доедать нашу третью порцию.

Фотостудия 

С поездки в Сочи-Гагру набралось много отснятых фотоплёнок. Ещё и Москву ночную праздничную, украшенную к 50-летию Октября, наснимали.
Так мы с Ниной подолгу сидели в фотолаборатории в подвале её общежития улица Кирова № 8 и печатали, печатали фотографии, массу фотографий.

Выставка Леонова 

Осенью того же, 1967 года, покрытые лёгким черноморским загаром, мы с Ниной, гуляя по Москве, увидели выставку картин Алексея Архиповича Леонова в галерее на улице Горького и зашли посмотреть. Приобрели  там  прекрасную  книгу:  А. Леонов,  А. Соколов  “Ждите нас, звезды”,  иллюстрированный альбом,  первое издание,  М.: Молодая гвардия,  1967 г.  Тираж: 40000 экз.  Страниц: 106.  Цена 6 рублей. Отпечатано в Финляндии.

Захотелось автографа именитого художника.
В ближайший же день я зашёл в штаб Центра подготовки космонавтов, в кабинет Алексея Архиповича, высказал наше с Ниной восхищение выставкой его произведений и попросил его написать на титульной странице альбома пару слов персонально для моей жены, Нины. Что он тут же и выполнил, с удовольствием. Я же, преодолев некоторую робость, попросил его на этой же странице пририсовать и фигурку космонавта, выходящего в космос из корабля, как он чертил на доске в ЛИИ. «А-а, был там», – одобрительно промолвил он. Но вернул мне альбом со словами: «Нет-нет, много просишь. Не в настроении».

Квартира на Чкалова

В декабре 1967 года  Нине  выделили  комнату  в коммунальной квартире  в доме № 41  по улице Чкалова. Это угловой пятиэтажный дом на пересечении улиц Чкалова и Фрунзе. Переезжала Нина из своей комнаты в общежитии с помощью друзей, не привлекая меня. При выделении ей жилплощади опять возмущались сотрудники, кричавшие, что она всё равно скоро выйдет замуж за Никонова, а у Никонова кооперативная квартира.
Её комната была в квартире на четвёртом этаже в третьем подъезде; как раз напротив магазина “Ткани”.
Через несколько дней после переезда Нина пожаловалась мне, что не находит общего языка с соседями по квартире; там, помимо Нины, в одной из комнат жила молодая женщина, немного странная, не разговаривала с ней, только зло смотрела, всё время кипятила в кружке одну и ту же кофейную гущу и это пила; в другой комнате жила молодая пара, пьющие, хулиганистые, на учёте в милиции. Я обещал зайти «разобраться». А как, я сам не знал.
И я пришёл. Преодолев свои комплексы, не имея опыта общения с чужими людьми, я всё-таки более-менее сориентировался на месте.
Не мешкая, первой соседке, Валентине, я принёс пачку кофе, коробочку конфет и, главное, из цветочного магазина маленький расцветший кактус в горшочке; дескать, это будет очень хорошо смотреться на подоконнике её замечательного окна-эркера; она была очень довольна, нормальный контакт с ней был установлен.
Затем, с кольцом полукопчёной колбасы и парой бутылок пива я зашёл к другим соседям, Виктору и Алёне; принесённое мной оказалось очень кстати; разговорились, выяснилось, что они в скором времени собираются в “профилакторий” полечиться; и вообще всё будет путём.
Больше у Нины с соседями  не было никаких недоразумений;  установились вполне нормальные добрососедские отношения.
Я был горд и доволен собой. И когда приходил к Нине, всегда здоровался с соседями. Бывало, приходил и не с пустыми руками.
Через какое-то время Нина добилась, что в этой коммунальной квартире был установлен городской телефон, в коридоре, общего пользования, но платила она за него одна сама.

Совсем рядом, в коммунальной квартире в доме № 37 по улице Чкалова, жила Лариса Зенец. Теперь получилось так, что Нина и Лариса стали соседствовать, оказавшись фактически в одном дворе. Можно было запросто заходить друг к дружке в гости.
Через Нину и я подружился с Ларисой Валентиновной Зенец. Тем более, что у меня с Ларисой дни рождения совпали. Помню, сиживали у Ларисы в гостях.

Не преминули, конечно, мы с Ниной посетить, так сказать, нанести визит вежливости, её сотруднице и теперь соседке по дому Жене Орловой. Нина давно знала, что Евгения Петровна, как она предпочитала обычно, чтобы к ней так обращались, жила в том же доме на Чкалова. Если быть точнее, она жила одна в небольшой, но хорошей, уютной квартирке в первом подъезде, причём на самом верхнем этаже.
Надо сказать, что Евгения была инвалидом с детства. Хромала сильно. И я подумал, как нелегко приходилось ей забираться на свой этаж, да и спускаться тоже. Лифта в пятиэтажном доме не полагалось.
Посетили. Выпили чаю с тортиком, который мы принесли с собой. Из окон открывался хороший вид на центр города, на Дворец культуры. И главное, было очень удобно наблюдать все праздничные шествия-демонстрации.
Евгения показала нам своё сокровище – панагию. Я понятия не имел о таком предмете, и не впечатлился.
Квартиру мы одобрили. По-моему, больше друг к другу никогда не ходили.

Главнее и важнее 

Откликаясь на решения вышестоящих органов, и прежде всего, Пленумов ЦК, наша партийная организация решила усилить помощь нашему соседнему, подшефному совхозу имени Тельмана.
Из сотрудников предприятия, в добровольно-принудительном порядке, была оперативно сформирована постоянная бригада. Возглавляла бригаду, практически традиционно и бессменно, Нина Владимировна Шилова. Для доставки бригады в совхоз и обратно в Жуковский – выделялся автобус. И действительно, многие охотно записывались, потому что отъезд из города назначался на восемь утра, а заканчивалась работа часа в три-четыре дня, а то и раньше.
Из моего отдела в составе постоянной бригады в совхоз ездили по очереди то Надя Макашова, то Оля Бысова. Из отдела Малышева ездил часто Алексей Алексеевич Кириллов, ещё кто-то.
Но разумеется, за производственным коллективом сохранялось почётное право массовых выездов в совхоз на субботники или воскресники.
На пресловутую, воспетую многими сатириками, юмористами и научными работниками, овощную базу, насколько я знаю, наших не посылали. Стройка – да, было, направляли. Пожалуй, и всё.

4.3. К цифровым тренажёрам
Цифровая техника. Программисты. Конференции

Я продолжал поиски путей построения цифровых тренажёров.

Цифровая техника

В нашем Энергетическом институте мы, нацеленные в основном на цифровую и дискретную технику, если и не считали математические машины непрерывного действия (ММНД) второсортными, то уж точно не лучшими.
На работе инженером я на своей шкуре ощутил все серьёзные недостатки аналоговых вычислительных машин.
Низкая точность вычислений: если минимальное число 1, то максимальное – сто. То есть точность – один процент. Если требуется лучше, то приходится прибегать к ухищрениям.
И постоянный дрейф нулей!
Хотя при этом колоссальное быстродействие; по некоторым оценкам, миллион операций в секунду. Фантастика!
Мой начальник Кулагин был в этих вопросах вполне единого со мной мнения и упорно нацеливал Ерёмина и Малышева на разработку и изготовление цифро-аналоговых преобразователей. Но их квалификации явно не хватало для этого дела. Приходилось только ждать результатов развития цифровой техники и появления новых, быстродействующих цифровых машин, пригодных для создания систем реального времени.

В лаборатории у нас в то время из цифровой вычислительной техники были УМШН “Днепр” и ЦВМ “Наири”. Также к нашим услугам были мощные ЦВМ в ЛИИ, ЦАГИ и других организациях.
Я вместе с некоторыми сотрудниками лаборатории прошёл обучение работе на УМШН “Днепр”; на ЦВМ “Наири” научился работать давно самостоятельно, прочитав сопутствующую документацию.

Программисты

С программистами, работающими на ЦВМ, дело обстояло несколько лучше.
Долгое время единственным программистом у меня в группе была Галина Николаевна Щербакова. Ещё с 1963 года. Очень активная, она хотела непременно руководить, но было не кем. Мы с ней занимались популярной тогда задачей выбора опти мального по точности и быстродействию метода интегрирования дифференциальных уравнений. Осваивали задачи небесной механики. Но главной целью для нас я ставил сравнительный анализ различных видов, форм уравнений, математических моделей с целью выбора наилучших для реализации их на определённой вычислительной технике, при решении определённого класса задач.

В октябре 1968 года к нам на работу пришла замечательная выпускница Института нефти и газа и oтличная программистка Гуслиц Ольга Матвеевна. Специалист с богатым багажом опыта и знаний и здоровыми амбициями, она хорошо вписалась в коллектив. В качестве доброго начала, профессионально работая на ЭВМ, Гуслиц успешно завершила ещё давным-давно начатую мной и Галиной Щербаковой важную и ответственную работу по ручной ориентации координатным методом и методом косых разворотов на определённый объект небесной сферы, например, на самые яркие звёзды Сириус или Канопус. Полученные ею рекомендации, точные последовательности инструментальных операций, оформленные как чёткие инструкции, с успехом использовались и космонавтами, и техническим персоналом обслуживания тренажёров, да и самими разработчиками тренажёров.

В том же 1968 году Эмиль Дмитриевич Кулагин привёл в нашу лабораторию на должность ведущего инженера высококлассного специалиста Воробьёва Ивана Владимировича, имевшего уже опыт работы в “Королёвской фирме” ОКБ-1 (ныне ЦКБЭМ) и в ОКБ-52 (ныне ЦКБМ) Челомея.
Сразу по приходе Воробьёв похвалился своими материалами с многоуровневыми, разветвлёнными координатными преобразованиями, включая эклиптическую, орбитальную, связанную с КЛА и даже лучевую системы координат. Я оценил строгость и аккуратность предложенных математических построений, одобрил возможность их реализации на мощной цифровой вычислительной технике, но предупредил, что для нашей вычислительной техники с её ограниченной производительностью, да ещё в реальном масштабе времени, задача в таком виде нереализуема, и в нашем случае мы стараемся обходиться самыми кратчайшими путями координатных преобразований.
В то же время его «личная» стандартная программа цифрового интегрирования дифференциальных уравнений методом Рунге-Кутта оказалась весьма полезной для всех нас.
После полугода ознакомления у нас – с новой для него тематикой тренажёростроения – Иван Владимирович проявил свой мощный потенциал инженера-баллистика и в то же время математика-алгоритмиста. Вместе с Ольгой Гуслиц, иногда и с привлечением Гали Щербаковой они разработали вполне приличную, точную и компактную программу расчёта траекторий полёта к Луне и в варианте облёта, и в варианте посадки. Получили одобрение авторитетных специалистов ЦНИИмаш Бажинова Игоря Константиновича и Почукаева Владимира Николаевича.
Напомню:
В составе Центрального научно-исследовательского института машиностроения (ЦНИИмаш) одним из подразделений, причём наиболее крупным, является знаменитый Центр управления полётами (ЦУП).

В следующем, 1969 году Кулагин “переманил” к нам из 7-го комплекса ЛИИ солидного научного работника, кандидата технических наук Сурину Валентину Николаевну. Она сразу заявила, что ею была напечатана и опубликована ещё в давние годы основополагающая научная статья “Самолёт как объект регулирования” в соавторстве с профессором Ведровым Всеволодом Симоновичем. Валентина Николаевна неоднократно напоминала об этой статье, ставила её всем в образец.
Нашёл, помню:
Ведров Всеволод Симонович, Сурина Валентина Николаевна, Романов Георгий Лукьянович. Самолёт как объект регулирования: (Структурные схемы уравнений возмущённого движения самолёта) / В.С. Ведров, Г.Л. Романов, В.Н. Сурина. – [Москва] : Оборонгиз, 1957. – 44 с.: черт.; 29 см. – (Министерство авиационной промышленности СССР. Труды; № 74 [1]). – Библиогр.: с. 37 (15 назв.). Заглавие серии: Министерство авиационной промышленности СССР. Труды; № 74.

Вскоре вслед за Суриной перешла из ЛИИ к нам и её верная помощница инженер-программист Скворцова Людмила Александровна.
Кулагин немедленно объявил мне, что Сурину и Скворцову он берёт фактически в своё непосредственное подчинение с главной задачей разработки цифровых тренажёров. В некоторой степени это относилось также и к Воробьёву, и к Гуслиц.
Я не возражал.
С течением времени у нас в лаборатории появились и другие программисты.

Я в шутку проверял знание математики у своих сотрудников, спрашивая, кто сумеет «устно решить простейшее дифференциальное уравнение dx/dt – x = 0, или в другой форме х′ – x = 0». Если давали правильный ответ «экспонента», я мог задать следующий вопрос: «решением какого дифференциального уравнения является синусоида». Правильным был бы ответ такой: «в уравнении должна в начале стоять производная второго порядка в форме Ньютона d2x/dt2 – x = 0 или в форме Лейбница х” – x = 0».
Я уж не говорю, что решением равенства нулю первой производной является константа, любая; а решением равенства нулю второй производной является любая прямая линия, в частном случае, горизонтальная, то есть константа; в механике это – равномерное движение по инерции, без воздействия сил, и в частном случае, состояние покоя.

Наши программисты разрабатывали свои программы на языке ассемблера (автокоде) и в машинных кодах. Я сам знал ассемблер и машинные коды по институту, теоретически, но работать на таких средствах программирования низкого уровня считал для себя, при моей работе, не то чтобы зазорным, но в общем напрасной, пустой тратой времени. Языки высокого уровня Алгол и Фортран я изучал, но воспоминания о результатах их использования остались у меня не самыми лучшими.

Таким образом, использовать ЦВМ мы могли. Дело оставалось “за малым” – связать цифровую модель с остальной, реальной аппаратурой тренажёра. Но это было пока невозможно.

Конференции

Ненавидевший до глубины души всяких “учёных академиков”, Кулагин тем не менее старался проложить пути в разного рода научные организации, прежде всего по вопросу, как бы включить ЦВМ в состав тренажёра.
Удивительно, но мы никак не могли попасть хотя бы на консультацию в мою вторую альма матер – Институт автоматики и телемеханики, теперь, после 1964 года, с добавкой, в скобках, “(технической кибернетики)”. Там я делал дипломный проект и там, как я помнил, создавался некий цифровой моделирующий стенд. Пытался установить с ними контакты даже наш шеф Даревский, просил консультаций, но тамошнее руководство отказывалось от всякого общения, ссылаясь на некие ведомственные запреты. Да и с преподавателями МЭИ я к тому времени потерял, к сожалению, всякие связи.

Было, Слуцкий, Филистов и я, мы побывали на конференции в Военной инженерной академии имени Ф.Э. Дзержинского (до 1963 года – Военная артиллерийская инженерная академия имени Ф.Э. Дзержинского) на Москворецкой набережной.
После окончания заседаний, в хорошем настроении, двигались по длинному коридору к центральному выходу. Заглянули в полуоткрытую дверь, а там в аудитории высоко под потолком висела карта мира с жирными стрелами направлений ударов. Скорей оттуда. Шли, шли и вдруг увидели, помню, слева, нишу в стене и там стоял солдат на посту у знамени академии. Ивану Филистову что-то вздумалось немного пошутить, но Валера Слуцкий резко предупредил его недобрые намерения.

Ездил в Ленинград на конференции по инженерной психологии.
И обязательно возвращался в Эрмитаж. Как будто в знакомый дом. Со столь привычной Парадной лестницей.
Без восторга не получается.
Павильонный зал. Окна на две стороны. В одну сторону – вид на Неву, на стрелку Васильевского острова. В другую сторону – вид на уютный дворик и сад.
Вот самый известный экспонат Эрмитажа – часы “Павлин”. Автомат работы английского механика Джеймса Кокса и мастера Фридриха Юри.
Увидел в городе афишу Выставки солнечных часов в Эрмитаже – и конечно посетил.
Однажды побывал на Пискарёвском кладбище. Где в годы блокады Ленинграда было захоронено более полумиллиона его жителей, погибших за 900 дней обороны города. Да-а, самое крупное захоронение людей на планете.

Заметно часто в научных статьях, научно-технической литературе и особенно в диссертационных работах стала попадаться на глаза, считавшаяся о-очень тонкой, глубокомысленная фраза:
«В силу специфики полётов КЛА наземные тренажные средства являются пока единственным средством подготовки космонавтов, поскольку учебных полётов в космос в настоящее время не осуществляется».
Банальность и самодовольство.

Несколько раз я ездил в Киев на конференции в Институте кибернетики Академии наук УССР. Смело представляясь разработчиком космических тренажёров и работающим в Лётно-исследовательском институте и в Звёздном городке, я подходил к самому академику Глушкову Виктору Михайловичу, он выслушивал меня и направлял к члену-корреспонденту Кухтенко Александру Ивановичу. Далее, я общался с уважаемыми учёными Давыдовым Вячеславом Павловичем, Павловым Вадимом Владимировичем, Поповым Игорем Ивановичем, Мелешевым Альбертом Михайловичем. Все они занимались автоматизированными системами управления предприятиями (АСУП) и подобными темами, а моими тренажёрными проблемами ничуть не интересовались, хотя точно оценивали актуальность и новизну нашей тренажёрной тематики и завистливо говорили в том смысле, что вы ходите по золотой жиле, скорее строчите и защищайте диссертации. Кухтенко вёл свою линию: «до сих пор не был в Звёздном городке». Я твёрдо помнил категорическое указание Кулагина: ничего не обещать, не подписывать, даже в руки не брать никаких документов, предложений, проектов. И никого не обнадёживал.
Кухтенко сопроводил меня в Киевский институт инженеров гражданской авиации, я поговорил с заведующим кафедрой Шевелёвым Анатолием Григорьевичем и научным сотрудником Харазишвили Юрием Михайловичем, там тоже не нашёл ничего интересного.
По возвращении из командировки я докладывал Кулагину: «По цифровому моделированию в реальном масштабе времени в Киеве пока наработок никаких нет».

4.4. ТДК-Ф91. Облёт Луны
(Комплексный тренажёр космического корабля для облёта Луны)
Постановления. Разработка. Монтаж и отладка. СОКБ ЛИИ. Общественное и личное.
Модель спуска. Участок облёта. Конец. “Союз-ВИ”. Однажды .

В своё время Сергей Павлович Королёв образно призвал «не допустить того, чтобы нога не нашего человека ступила первой на Луну».

Постановления

С 1960 года в ОКБ-1 Главного конструктора Королёва совместно со смежниками проводилась грандиозная работа по обеспечению доставки человека на поверхность Луны с последующим возвращением его обратно. Разрабатывался космический комплекс в составе ракеты-носителя Н1 и лунного корабля.
Соответствующим Постановлением партии и правительства нашему предприятию главного конструктора Даревского были поручены работы по созданию системы отображения информации и комплексного тренажёра для данной лунной экспедиции.

У Челомея

Неожиданно для всех нас, 3 августа 1964 года вышло Постановление ЦК КПСС и СМ СССР № 655-268 “О работах по исследованию Луны и космического пространства”, в котором для пилотируемого облёта Луны был определён комплекс ракета-носитель УР-500 и лунный корабль ЛК-1 разработки предприятия ОКБ-52 генерального конструктора В.Н. Челомея, со сроком – 1966 год, с возможным переходом на первое полугодие 1967 года.
Этим же постановлением  предприятие ОКБ-1  главного конструктора С.П. Королёва  было  обязано  готовить экспедицию для осуществления в 1968 году высадки космонавтов-исследователей на Луну и возвращения их на Землю.
Постановление очень важное, основополагающее. На него последовали многочисленные ссылки и указания.

Во исполнение этого августовского 1964 года Постановления правительства и для оценки производственного потенциала генерального конструктора Челомея, наши военные заказчики провели многоходовую операцию, обеспечившую возможность Э.Д. Кулагину в ноябре 1964 года посетить ОКБ-52, конкретный отдел, обсудить там со специалистами, предварительно, вопросы наземной подготовки космонавтов к облёту Луны на их лунном корабле ЛК-1 – и результаты переговоров доложить.
То были военные из так называемого ЦУКОС – недавно, месяц назад, созданного Центрального управления космических средств Министерства обороны, начальник – генерал-майор Керимов Керим Аббас-Алиевич.

Интересно, пока решались данные вопросы, Хрущёв был смещён с поста первого секретаря ЦК, ожидались какие-то перемены. Но команда была дана: Кулагину и мне ехать, вдвоём. Все письма были написаны, разрешения получены, пропуска заказаны. Поздней холодной осенью 1964 года – мы поехали в ОКБ-52 Челомея в город Реутов.
Встретились с начальством – Сачковым Владимиром Владимировичем. Были определены наши кураторы: Камень Емельян Давыдович, Жернов Эдуард Евгеньевич, Гребнев Борис.

В большом пустынном помещении отдела мы поговорили с этими ребятами, познакомились с программой полёта, обсудили висевшую на стене картинку петлеобразной траектории облёта Луны.

Пролистали аванпроект корабля ЛК-1, согласно которому корабль состоял из разгонного блока с жидкостно-реактивным двигателем, приборно-агрегатного отсека (ПАО) и возвращаемого аппарата (ВА) конусовидной формы; после выхода на орбиту Земли на корабле раскрывались солнечные батареи.

Обсудили также проект УР700-ЛК700: с помощью сверхтяжёлой ракеты-носителя УР-700 лунный корабль ЛК-700 должен выводиться на траекторию прямого попадания в нужную точку поверхности Луны, с прямой посадкой аппарата ЛК-700 на Луну без каких-либо промежуточных операций стыковки на земной и лунной орбитах.
Экипаж – два космонавта, в будущем возможно увеличение до трёх.
Корабль ЛК-700 состоял из трёх частей.
Первая часть – разгонный блок, который обеспечивал полёт всего комплекса по траектории к Луне.
Вторая часть обеспечивала торможение у поверхности Луны.
Третья часть представляла собой непосредственно посадочный аппарат, который садился на поверхность. В качестве опор использовалось шесть длинных своеобразных лыж. Это позволяло садиться с высокими вертикальными (до 5 м/с) и горизонтальными скоростями (до 2 м/с) на поверхность наклоном до 15°. После контакта с Луной посадочный модуль выравнивался, поскольку в каждой опоре имелся электродвигатель, обеспечивающий нужное смещение аппарата.
В определённое время, после выхода космонавтов на лунную поверхность и возвращения их на рабочие места, посадочный модуль стартовал бы к Земле, входил в земную атмосферу и приземлялся.
Планировалось осуществить пять полётов комплекса УР700-ЛК700, из них последние три пилотируемые.
Утверждалось, что при начале финансирования в текущем году первый пилотируемый полёт мог бы быть выполнен через пять лет.

Мы пошептались с Кулагиным – впечатления о работе у нас не сложилось.
Ни про систему управления корабля, ни про ориентацию, астронавигацию, бортовые приборы в документах – ни слова. Сроки не согласуются с директивными. И ребята ни в пилотируемой космонавтике, ни в тренажёрах явно не специалисты.

Тогда Кулагин вынул из своей неизменной тряпочной сумки и показал нашим собеседникам заблаговременно подготовленные, прилично оформленные информационные материалы о наших тренажёрах “Восход” и “Союз”, подробно рассказал о наших работах. Видим: прониклись. «На чистоту?» И тут мы услышали, что ребята на фирме, оказывается, действительно занимаются не своим делом, квалификация совсем не та, сделали показушный «полированный макет» лунника (запомнилось их образное выражение). Теперь Хрущёва убрали – и никакого облёта Луны у них вообще не будет.

Известная фамилия – прозвучала. Помолчали. И они выплеснули своё возмущение, что у них работает сын Хрущёва, только пришёл на работу – Ленинская премия, а недавно – ещё и Герой соцтруда.
Ха! Я со своей стороны выложил, что полгода назад встречался с ним самим, что он окончил тремя годами раньше меня мой институт и мой факультет и я знаю, кто привёл его к Челомею. Кто? Мой любимый преподаватель – Лев Иванович Ткачёв. Даже Кулагин раскрыл рот, не знал таких подробностей.
Ребята решили показать нам ещё некоторые документы, нужно дойти до первого отдела. Кулагин удручённый пошёл покурить и пройтись по начальству, кое-что уточнить. Я в документах ничего нового не узрел, только приказы, просьбы, возражения.

Я поехал домой в Жуковский. Кулагин помчался в ЦУКОС: «посидим, обмозгуем, выпьем, конечно».
Больше вопрос о луннике Челомея не поднимался.

И действительно, в 1968 году, на стадии натурного моделирования челомеевский проект УР700-ЛК700 лунного облёта был остановлен.
Использование      УР-500К        ещё      долго      продолжалось      в    качестве      трёхступенчатой      тяжёлой ракеты-носителя “Протон”.

“Союз-Л1”

25 октября 1965 года, через год после снятия Хрущёва с должности, вышло очередное постановление с очень длинным названием “О сосредоточении сил конструкторских организаций промышленности на создании комплекса ракетно-космических средств для облёта Луны и подготовки условий для последующей организации высадки экспедиции на поверхность Луны”.
По этому постановлению:
- предприятие ОКБ-52 Челомея освобождалось от изготовления пилотируемого космического корабля,
- создание пилотируемого корабля для облёта Луны предписывалось предприятию ОКБ-1 главного конструктора С.П. Королёва,
- корабль предполагалось выводить в космос мощной двухступенчатой ракетой-носителем “Протон” разработки Челомея, в его классификации УР-500К (Универсальная ракета).

Космический корабль для пилотируемого облёта Луны получил обозначение “Союз-Л1”, или 7К-Л1, или просто Л1, заводской индекс 11Ф91.
В качестве базового для этого нового корабля облёта служил орбитальный корабль “Союз”, из которого исключался бытовой отсек и оставались двухместный спускаемый аппарат (СА) и приборно-агрегатный отсек (ПАО).
Система управления корабля Л1 избавлялась от задач сближения и стыковки, иначе говоря, не требовались сложные операции сближения с другим КЛА, так как корабль предполагалось выводить в космос целиком и напрямую мощной ракетой-носителем.
Для нового корабля нашему только что образованному комплексу № 11 поручалась разработка системы отображения информации под названием “Сатурн”.

27 апреля 1966 года вышло постановление ВПК за №101 ”Об утверждении плана работ по созданию пилотируемых кораблей 7К-Л1”, по которому, во исполнение Постановления ЦК КПСС и СМ СССР № 655-268 от 3 августа 1964 года “О работах по исследованию Луны и космического пространства”, предусматривалось:
- изготовление 14 кораблей 7К-Л1: одного – в 3-м квартале 1966 года, двух – в 4-м квартале 1966 года и остальных – на протяжении 1–3-го кварталов 1967 года;
- начало лётных испытаний кораблей 7К-Л1 – четвёртый квартал 1966 года;
- соответствующим министерствам и ведомствам  поручалось  в двухнедельный срок  разработать,  согласовать и представить на утверждение в ВПК план-график разработки, изготовления и поставки комплексного тренажёра для 7К-Л1 (головной исполнитель ЛИИ МАП) в сроки, обеспечивающие  подготовку космонавтов к полётам на кораблях 7К-Л1.

4 февраля 1967 года вышло Постановление ЦК КПСС и СМ СССР, в котором отмечалось неудовлетворительное состояние работ по выполнению постановления от 3 августа 1964 года и было определено, что «осуществление облёта Луны пилотируемым кораблём и высадка на Луну являются работами особой государственной важности». Были установлены сроки: пилотируемый облёт Луны – июнь-июль 1967 года, высадка космонавта на Луну – сентябрь 1968 года.

Следует отметить, что мы, тренажёрщики, работали только по постановлениям партии и правительства, как говорили, “по космосу”. Всегда. И до, и после. Наш коллектив тренажёрщиков, конечно, не упоминался “в первых строках” этих постановлений. Главными там были предприятия, создававшие ракету-носитель, космический корабль или орбитальную станцию, а также их бортовое оборудование. Но мы были обязательно. Если же какой-то недалёкий чинуша не вставлял наше предприятие в Постановление, то это было чревато. На нашу сторону немедленно вставала мощная, авторитетнейшая сила в лице героев-космонавтов, а также соответствующее ведомство ВВС, отвечавшее за подготовку космических полётов.
Работать “по постановлению” вообще считалось и престижным, и весьма ответственным. Некоторые даже бились за право включения себя в постановление. Хотя бывали случаи, когда серьёзное предприятие, перегруженное другими работами, добивались исключения себя из постановления.
Итак, что бы там ни было, на основе вышедших Постановлений издавались приказы, распоряжения, различные директивные документы, а также план-графики, с указанием ответственных исполнителей и с увязкой работ по срокам.
Далее, после выхода постановления, а чаще в процессе его подготовки, наше предприятие, в лице главного конструктора Даревского и его верных первых лиц, и именно по тренажёрам – Кулагина, составляли уже свои план-графики работ наших смежных предприятий и организаций, начиная с основных – ОКБ-1 (ЦКБЭМ) в части макета кабины, далее – оптико-механических и телевизионных предприятий и прочих, и заканчивая научными организациями (НИИ и ВУЗы) в части необходимых нам НИР и ОКР.

Разработка

Пока я работал на тренажёре ТДК-7К, Эмиль Кулагин совместно со специалистами ЦКБЭМ и ЦПК готовил пока тактико-технические требования (ТТТ) на комплексный тренажёр нового корабля “Союз-Л1” (11Ф91), предназначенного для облёта Луны. Соответственно, тренажёру дали название ТДК-Ф91.
Это был октябрь 1965 года.

Далее, не дожидаясь выхода постановления партии и правительства именно и конкретно по тренажным средствам, наше предприятие взяло на себя роль головного по изделию ТДК-Ф91, а смежные предприятия – некоторые из них, – понимая важность задач, приступили к разработке и изготовлению, предполагавшихся для них по уже сложившейся кооперации, устройств тренажёра.

На нашем предприятии была сформирована бригада разработчиков тренажёра, в которую, в качестве разработчиков модели динамики, вошли я и группа моих сотрудников: Слуцкий, Суворов, позже Филистов.

Специалистами ЦПК были заранее размещены, развёрнуты некоторые устройства вновь создаваемого комплексного тренажёра.
Была закуплена и подготовлена к эксплуатации аналоговая вычислительная машина МН-17. Вычислительный комплекс создавался в составе АВМ МН-17 и специализированных вычислительных устройств.

Предприятие ЦКБЭМ изготавливало и поставляло в ЦПК макет кабины корабля вместе с системой отображения информации “Сатурн”, разработанной для корабля Л1 нашим предприятием под руководством Даревского.

Предприятие ЦКБ “Геофизика” изготавливало и поставляло имитатор изображения Земли 110К. Кулагин вместе с Ерёминым постоянно ездили в Москву, курировали работы по имитатору.
Рыбинский завод приборостроения изготавливал по нашему техническому заданию пульт инструктора. Сектор Едемского фактически активно участвовал в этой работе.
Намечены были к изготовлению и другие устройства тренажёра.

Всё бы ничего, но при этом Кулагин с Ерёминым, особо не заморачиваясь последствиями, решили поручить заводу “Арсенал” (Киев) изготовление имитатора звёздного неба ИМ-2 как повторение имитатора ИМ-1, только с добавлением подвижной заслонки, изображающей условно горизонт и тёмную поверхность Луны или некоторой другой планеты.
Когда я узнал об этой идее с ИМ-2, я на основе изученных материалов по лунно-облётному кораблю, с учётом опыта работы имитатора ИМ-1 на тренажёре ТДК-7К, решительно выступил на лабораторном совещании о недопустимости подобной имитации звёздного неба и планеты при моделировании траекторных задач облёта с использованием системы автономной навигации (САН). Я аргументировал это, во-первых, малой точностью работы имитатора типа ИМ и, во-вторых, невозможностью контроля как за изображением, создаваемым имитатором, так и за результатами приборных измерений секстантом или астронавигатором – со стороны инструктора-методиста. То есть само по себе сложное, дорогостоящее устройство ИМ не генерирует контрольного изображения на пульте инструктора; и что там делает обучаемый космонавт, сидя в макете кабины и работая с секстантом, инструктору неведомо, не видно и непонятно.
Я спрашивал, кто знает, какой видимый размер Луны на Земле и Земли на Луне.
Ответ: Вблизи Земли угловые размеры диска Луны и Солнца составляют по полградуса, а Земля охватывает почти полнеба, точнее 150°. Тогда как при подлёте к Луне наша планета Земля видна как диск с угловым размером 2°, размер Солнца 0,5° не меняется, а Луна уже перекрывает примерно половину звёздного неба. Имитатор ИМ-2 никак не воспроизводит эту картину.
Я назвал имитатор ИМ-2 на лунном тренажёре дорогой, но бесполезной бутафорией, а создаваемое этим имитатором изображение в иллюминаторе, применительно к работе с астронавигационными приборами, простой ненужной декорацией и больше ничем.
Да, на ТДК-7К имитатор звёздного неба был просто игрушкой, не влиявшей на качество обучения. Тогда как от умений и навыков выполнения астроизмерений, полученных на новом тренажёре, зависела бы судьба экспедиции и жизнь космонавта.

Я точно, в деталях не представлял себе вид альтернативного имитатора, но, по моим понятиям, это должен был быть просто имитатор секстанта, в котором наблюдается относительное положение изображение края диска Луны и изображение навигационной звезды. Без всякой имитации изображения в иллюминаторе макета кабины. Главное, чтобы была обеспечена высокая точность этого самого относительного положения края диска Луны и навигационной звезды.
Моё предложение не было принято ни Кулагиным, ни Даревским. Да и военные отнеслись к моему предложению как-то прохладно.
В середине 1965 года какая-то большая компания от нашего предприятия ездила на завод “Арсенал” на подписание договора на разработку, изготовление и поставку изделия ИМ-2. Я не ездил.

Летом 1966 года изделие ИМ-2 для ТДК-Ф91 было готово.
На тренажёре ТДК-7К как раз заканчивалась общая суматоха, начались тренировки. Можно вздохнуть. И тут Кулагин мне звонит: Ехать в Киев на завод “Арсенал”, в составе комиссии, на приёмку имитатора ИМ-2; в приглашении называют фамилию “Никонов” персонально. Почему? Непонятно. Только потом стало ясно, в каком месте порылась собака.

Поездка  вылилась  в яркое,  запоминающееся действо.  Такими  я,  пожалуй,  и  представлял себе  развлечения  выше-среднего начальства. Участвовали в поездке Даревский, Кулагин, Ерёмин, главный инженер Мелёшкин, я, наш представитель заказчика, космонавты Титов и Быковский, двое военных из ЦПК, вроде бы кто-то из ЦКБЭМ  и  из вышестоящих организаций.  Павел Попович  в этот раз  на “Арсенал”  не поехал.
Даревский и космонавты остановились в интуристовском отеле “Днипро” на углу Крещатика и улицы Кирова, а остальные мы – в гостинице “Москва” на Крещатике. Здесь персонал уже хорошо знал Кулагина и Ерёмина. Нас всех поместили в лучшие номера: Кулагин с представителем заказчика, я с Ерёминым.
Когда мы пришли на завод “Арсенал”, нас уже ждали и устроили нам торжественную встречу, как это они умеют.
В какой-то момент меня отозвал в сторонку начальник отдела Новиков и без лишних церемоний, вежливо, но твёрдо повёл меня в кабинет к своему шефу – Парнякову Серафиму Платоновичу. Здесь уже присутствовал знакомый мне, вездесущий инженер Тарас Игнатиенко. За столом совещаний, Новиков и Тарас, спеша и перебивая друг друга, стали объяснять мне, что при производственном изготовлении, в спешке, они недосмотрели и ошибочно перевернули шкалу на звёздной сфере на 180 градусов, при этом, как они выразились, фигурально, созвездие Рак стало Девой, или наоборот. Спрашивали, могу ли я учесть это в “математике” – в своей модели, или им надо переделывать конструкцию. Понятное дело, вся надежда на меня. Я, немного задумавшись для приличия, успокоил их, что это не беда, и я обязательно учту всё в модели. Общее напряжение сразу спало, они немедля сообщили добрую весть сотрудникам, толпившимся за дверью, все меня слёзно благодарили, жали руку.
Затем мы наперегонки помчались в кабинет руководства, где происходила процедура подписания документов. Директор церемонно объявил, что приглашает дорогих московских гостей отметить это важное событие завтра же пикником на природе, и не где-нибудь, а в живописном местечке Конча-Заспа.

Надо сказать, я впервые попал на мероприятие, организованное для начальства, для узкого круга лиц.
О-о, это действительно было фантастическое, незабываемое действо. “Отдыхали” знатно. С утра и до позднего вечера. Кто-то поплавал, кто-то даже порыбачил в местном пруду.

Хорошо отдохнув и покушав, наш руководитель Даревский провозгласил от себя и от имени всей московской делегации встречный тост с предложением, что мы в ответ даём торжественный приём для всех присутствующих завтра же в ресторане отеля “Днипро”. Мы все кивали головой в знак полного согласия и одобрения. Но позже, оставшись одни, мы с Ерёминым пошарили по карманам и кошелькам имеющуюся наличность и пришли к заключению, что надо просить субсидии у Даревского.
Возвращались в Москву нагруженные связками тортов “Киевский”. Поездка явно удалась.
Вот такая получилась эпопея.
Но отрицательного мнения об имитаторе ИМ-2 я не изменил.

Если задуматься, то промах со звёздной сферой в имитаторе можно считать сигналом свыше: неправильно моделируется навигация на этапе облёта. Но сигнал этот услышан не был. И тогда Всевышнему пришлось преподавать нам более серьёзный урок – наше отставание и выход из лунной гонки. Чтобы не допустить в дальнейшем напрасных человеческих жертв на Луне.

Монтаж и отладка

О стендовой отработке технических решений по тренажёру ТДК-Ф91 речи уже и не шло.
Размещение и монтаж устройств начались в октябре 1966 года в самом центре большого зала корпуса “Д”. Это буквально рядом со входной дверью помещения, где находились вычислительные средства работающего тренажёра ТДК-7К корабля “Союз”. Площадка тренажёра ТДК-Ф91 не была никак огорожена и фактически представляла из себя проходной двор.
Военные быстро наладили аналоговую вычислительную машину МН-17, на ней уже вскоре можно было начинать набор математической модели.

Над полной моделью полёта думал я сам. Весь полёт (не считая выведения на орбиту, которое никогда не моделировалось) ясно и очевидно разбивался на три принципиально различных участка. Первый – это понятный и неоднократно опробованный участок движения по орбите вокруг Земли. Второй участок – многодневная траектория облёта Луны – виделся мне пока сложной, неизведанной задачей. И третий, заключительный участок – вход в атмосферу Земли со второй космической скоростью – представлял собой динамичный, скоротечный и весьма опасный этап полёта; на этом участке работала система управления спуском (СУС), в автоматическом или ручном режиме.
А чтобы жизнь совсем уж не казалась нам мёдом, нашему немногочисленному трудовому коллективу предписывалось проводить разработку, изготовление и отладку тренажёра ТДК-Ф91, не прекращая оставшихся работ по тренажёру ТДК-7К, параллельно и одновременно. Как у Маяковского, «землю попашет, попишет стихи». Так мы и бегали туда-сюда.

Дело есть дело. Сроки жёсткие.

Прежде всего, я поручил своим ребятам оперативно «сделать земную орбиту».

Не мешкая они набрали и отладили давно готовую (с изделия ТДК-7К) модель ориентации на Землю и модель движения корабля по земной орбите. Я доложил о готовности соединяться с другими устройствами тренажёра.
Мы математики были, как всегда, впереди – логические устройства имитации бортовых систем корабля пока ещё проходили автономную отладку, а остальных устройств тренажёра – имитаторов визуальной обстановки, макета кабины, пульта инструктора – ещё не было на месте.

Макет кабины был поставлен, и можно было управлять ориентацией из макета кабины.
И тогда где-то в марте 1967 года я отрапортовал о своей готовности проводить тренировки космонавтов в этой части.

Вдруг выяснилось, что предприятие ЦКБЭМ и конкретно новый Главный конструктор Мишин, как бы опомнившись, решили основную часть тренировок космонавтов проводить на своей территории, на каких-то собственных макетах и стендах, а в ЦПК ограничиться созданием обучающего устройства в усечённом виде.

Об этом писал генерал Каманин в своих Воспоминаниях: «Мишин и Келдыш добиваются создания своего ЦПК и тем самым задерживают подготовку космонавтов для облёта Луны и экспедиции на Луну. (2 сентября 1966 года)».
Эти их попытки вызвали массовую, резко отрицательную реакцию как нашего предприятия, так и особенно всех военных, всего министерства обороны и его управлений, и конечно, ЦПК, ПЗ и других ведомств. Дело дошло до самых верхов. Главного конструктора Мишина якобы немного приструнили. Однако различные отделы и отдельные специалисты в ЦКБЭМ продолжали конфликтовать с нами, на своём уровне.

И уже вообще полная безграмотность и недостаточный профессионализм Мишина проступали в следующей записи генерала Каманина: «В письме Мишина предлагается не вводить в тренажёр Л1 автоматических систем корабля и не имитировать вращение корабля вокруг центра масс (?). Мишин снова предпринимает попытку испортить тренажёр, не понимая всех трудностей пилотируемого облёта Луны и мешая нам отлично подготовить к нему космонавтов. (13 октября 1967 года)».

Да, доходило до того, что ЦКБЭМ не сообщало важных сведений о корабле, не уведомляло об изменениях в электрических схемах бортовых устройств, причём не только в адрес нашего предприятия, но и военным ЦПК, с которыми мы, естественно, находились в постоянном контакте. Мы жаловались во все инстанции, устно и письменно, военпреды метали громы и молнии, космонавты возмущались, кое-как, с большим трудом находили управу на ЦКБЭМ и лично на Мишина. Такая сложилась обстановка.

Дело создания лунного тренажёра затягивалось.
При этом и требуемые сроки готовности тренажёра сдвигались вправо в связи с неполадками ракеты-носителя и корабля. На нас никто не кричал, не жаловался.

СОКБ ЛИИ 

21 августа 1967 года Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР наш комплекс № 11 Филиала ЛИИ был преобразован в самостоятельное предприятие – Специализированное опытно-конструкторское бюро ЛИИ (СОКБ ЛИИ) по системам индикации и тренажёрам космических летательных аппаратов, и С.Г Даревский был назначен начальником и Главным конструктором этого ОКБ.
Название “СОКБ ЛИИ” хитрое; приставка “ЛИИ”, говорил Даревский, была введена специально, чтобы, никак не подчиняясь ЛИИ, тем не менее, когда нужно, говорить «мы ЛИИ» и претендовать на все привилегии, льготы, блага этого весьма солидного предприятия ЛИИ.
Прежде всего, все сотрудники СОКБ, нынешние и будущие, не находясь в составе ЛИИ, могли пользоваться услугами спецполиклиники ЛИИ.

Из определённых деловых соображений, структура научных подразделений осталась прежней, какой была в комплексе № 11 Филиала ЛИИ: лаборатории № № 111, 112, 113, 114 и отделы. Появилось новое штатное расписание, были поставлены новые, усложнённые, и в результате мне, начальнику отдела, увеличили оклад – до 187 рублей. Я стал высокооплачиваемым работником. Мои сотрудники тоже были повышены в должностях и окладах. Надеюсь, при этом начальство себя не обидело.

Это ещё не всё. Наш начальник лаборатории Кулагин стал в это время заместителем и правой рукой Шефа и получил в пользование служебную машину с водителем – чёрную “Волгу”. Своя “Волга”! Это было очень круто. Сотрудники нашей лаборатории хвастались этим, и ещё больше уважали своего начальника.
Я ездил с ним на машине несколько раз на различные совещания, в том числе и в ЦПК. Мои родители, узнав об этом, гордились мной.
А однажды в пятницу Кулагин предложил мне съездить с ним на нашу турбазу на Северку. Как раз моя мама отдыхала там неделю-другую, и я с радостью согласился. Эмиль сказал, надо чего-то взять, остановились около магазина, он с водителем вышли – и загрузили в багажник несколько ящиков водки и пива. Мне стало как-то не по себе. С другой стороны, я тоже вёз свои две сумки продуктов. Больше ездить мне с ним по личным делам не получалось. Другие же сотрудники активно пользовались “царской” привилегией. Ездить “на Северку”. Иногда с работы пораньше. И приятно, и престижно.

Всем было понятно – Даревский добился своего. И на этом не остановится.

В 1969 году начальник лаборатории № 111 Кулагин Э.Д. был заслуженно занесён на доску почёта ЛИИ.

Смеялись, кто-то нашёл реальную вывеску:
СОКБ – Саратовская областная клиническая больница.  

Строительство

В 1968 году начали строить для нашего предприятия СОКБ отдельный, собственный научно-производственный корпус. Видимо, выделили необходимые средства. И тут идея общественно полезного дела овладела массами, все захотели стать строителями, в том числе и из моего отдела попросились несколько человек.
Пошло много разговоров о строительстве методом народной стройки, о всеобщем энтузиазме. При этом мои сотрудники мне сообщали, а затем и на оперативках отмечалась успешная, ударная работа бригады от нашей лаборатории. Наслышанный, я начал повторять как на совещаниях, так и в частных беседах с руководством предприятия, что «надо поощрить людей». – «Так они получают по закрытию нарядов». – «Но повышенная квартальная премия не помешает». – «Ладно, посмотрим, что можно сделать».
В один из дней я решил сходить посмотреть стройку, проведать своих сотрудников.
Строительная площадка оказалась позади казармы воинской части, ровно на месте тех самых оранжерей, куда я любил когда-то заглядывать. Получается, их перенесли на какое-то другое место.
Тут же мне довелось увидеть то, “чего вообще не может быть”. Меня подвели познакомиться с прорабом строительства. А прорабом – оказалась – совершенно необыкновенная женщина. Молодость и красота Аллы Ларионовой в сочетании с энергетикой Элины Быстрицкой. Если и была спецовка на ней, то необычная; изящная куртка и брючки возможно форменные, но эффектно повязанный на шее платочек точно не от спецодежды.
Не знаю, приняла она меня за какого-нибудь начальника или просто от щедрой души своей, но провела она меня по всей стройке, показала огромный котлован, поведала, что это строится шестиэтажный корпус, с подвальным помещением; «здесь и здесь заложены лифтовые шахты, будет два лифта». – «Ого!» Далее. Вокруг корпуса уже размечена будущая огороженная территория, на северной стороне общий забор с воинской частью; автомобильный въезд намечен через вспомогательные ворота с узкого переулка, который мимо воинской части и мимо спецполиклиники ведёт к Кратовской проходной ЛИИ; центральный вход на нашу («вашу») служебную территорию будет со стороны улицы Речной, где встанет капитальная двухэтажная проходная, перед которой, на месте палисадника моего бывшего общежития корпус № 15, раскинется большая парковка. А со временем, на служебной территории, рядом с нашим («вашим») научным корпусом, появится ещё один, производственный, корпус.
Передо мной открылась колоссальная перспектива развития нашего предприятия. Но чем больше она говорила, тем сильнее у меня кружилась голова. От нахождения рядом с такой женщиной.
Её срочно позвали к телефону. Я успокоился и пошёл искать своих сотрудников.
Нашёл, поговорили. Они были в восторге, что по ходу дела обучились и получили вторую, строительную, профессию, а кто и третью, организационную. Рассказали, что действительно развернули соцсоревнование и были ударниками; но кроме того, им удалось официально опробовать и внедрить новый, оперативный порядок корректировки, уточнения проектной строительной документации с выпуском извещений. – «Молодцы!» Я сообщил, что пришла повышенная квартальная премия. Оказалось, они об этом уже слышали и благодарили меня за «бодание» с начальством за размер премии.
Спустя некоторое время, с кем-то ещё не помню, я снова попал на стройплощадку, но той красивой женщины-“строительницы” не видел. Мы говорили с начальником строительства – солидным мужчиной армянской наружности, в шикарном костюме и шикарных ботинках.
И опять я вдохновил своих ребят на новые рекорды и подвиги.

Первый отдел СОКБ

Надо заметить, что самыми первыми из персонала об образовании нового предприятия узнали, естественно, работники первого отдела, видевшие всю переписку по закрытым каналам.
И они этим воспользовались. Зам начальника первого отдела Клавдия Петровна Борискина как старшая от имени своих сотрудников пришла к Даревскому и попросилась на работу для них всех в первом отделе будущего предприятия. Во-первых, с первым отделом у Даревского складывались добрые взаимоотношения. Не менее важное, Клавдия Петровна была в курсе запланированных больших окладов и ожидаемых огромных помещений, запланированных для первого отдела, в сравнении с закутком, где помещался первый отдел Филиала ЛИИ. И самое главное, сотрудники знали, что начальник первого отдела Шевченко не имел права оставлять своего рабочего места в Филиале; и это кое-что для них значило.
Как бы то ни было, Борискина и остальные её сотрудники образовали коллектив первого отдела СОКБ.

Докторская шефа

Помню, как в начале 1968 года Сергей Григорьевич Даревский вызвал меня к себе в кабинет и поделился пришедшими ему на свежую голову мыслями:
«Хочу написать докторскую диссертацию. Тема простая, но давно обдуманная, выношенная. “Прикладная эргономика”. Прошу тебя помочь, напиши рабочий материал. Который можно будет потом править. Конечно, по первому отделу, как положено. Структуру диссертации ты представляешь. Ну как тот твой отчёт, он мне понравился. В основной части должно быть сначала две-три главы про системы отображения информации. Попрошу Юру Тяпченко написать и передать тебе. Дальше, конечно, про тренажёры. Это только ты сможешь. Для Введения я тебе дам, что есть у меня. С обзором литературы и с поиском похожих, аналогичных работ тебе помогут Павлова Софья Григорьевна и Лаврова Анна Владимировна, ты их знаешь. Сейчас я их вызову, и всё обсудим. Согласен?»
Я с готовностью согласился. Шеф добавил: «Время есть. Но не затягивай».
Пришли обожаемые мною, как всегда очаровательные начальник ОНТИ и её заместительница. Всеобщему воодушевлению не было предела. Сергей Григорьевич достал из шкафа начатую красивую бутылку и бокалы: «Мне тут привезли отличного виски. Закрепим наш союз». Расчувствовались. Расцеловались. Разошлись по своим местам.

Общественное и личное

Наша свадьба 

9 марта 1968 года, в субботу, мы с Ниной гуляли на лыжах, по лесу. Небольшой мороз, яркое солнце. Возникло непреодолимое желание теперь же идти в ЗАГС и назначить день свадьбы!
В лыжных костюмах, действительно, явились в ЗАГС и стали просить зарегистрировать нас в ближайшие дни, хоть завтра. Заведующая посмотрела, люди серьёзные, немолодые, да ещё и в спортивной форме. Предложила конец апреля. Хорошо, что не май. Я возмутился, почему так долго, но Нина спокойно попридержала меня за рукав. Попросила поискать день посредине между моим и её днями рождения.
Нина большое значение придавала выбору даты свадьбы.
Поискали в календаре, не нашли ничего интересного, назначили на 24 апреля. – О!, это же фактический день рождения Нины (рассказывала, что когда-то было записано ошибочно число 23 апреля, исправлять не стали). В общем, тоже неплохо. Я горячо поддержал. Согласились.

24 апреля 1968 года регистрация в ЗАГСе.
Нина сделала себе красивую причёску. Я съездил в Москву на Центральный рынок и купил красивый букет – белые тюльпаны, белые большие гвоздики и белую каллу.
Договорились с Ниной, что от её дома до ЗАГСа дойдём сами одни пешком, здесь недалеко.
Нина одетая и причёсанная сидела и ждала в своей комнате в коммунальной квартире на Чкалова.
Я одевался у себя дома на Дугина. Вокруг меня суетились мои и Нинины родители. Чёрный костюм, белая рубашка, новый подаренный белый галстук. Позвонила Нина: «Я одна, одета и готова, сижу жду когда за мной зайдёт Женя». Мама Кланя – Клавдия Павловна – взяла трубку и ответила сухо: «Не мешай (?!) Мы собираем-одеваем жениха. Жди, скоро придёт».
Потом всю жизнь Нина, чуть с подковыркой, припоминала мне эти слова.
Я пришёл. Нина была ослепительна в своём белом коротком, без рукавов платье. Я встал на колено и попросил её быть моей женой. Она растрогалась, прошептала “да”.
Пошли пешком. Нине захотелось, чтобы мы шли не по улице на виду у всех, а сквозными дворами. Тепло, около 10 градусов, солнце и облака. Можно идти без пальто, без курток. Шли держась за руки, через стоящие чередой торжественные, только в Жуковском такие, громадные домовые арки – входы-выходы дворов. Мы шли, и души наши звенели в унисон.
Пришли. Там нас уже ждали моя свидетельница Света Рябова, Нинина свидетельница Инна Власова (Калинина) и Нинины сёстры Ольга и Галина. Расписались. Поздравлялись. Съёмку делал штатный фотограф. Торжественная церемония состоялась.

Свадьбу отпраздновали в субботу 27 апреля 1968 года дома, улица Дугина. Друзья и родные нашли возможность прийти-приехать. Были, конечно, мои родители, Нинины родители Сергей Алексеевич и Клавдия Павловна, Нинины сёстры Оля и Галя. Из Ашхабада приехала моя тётя Надя. Была моя двоюродная племянница Мила Слива, которая в то время училась в Москве в мединституте. Были Света Рябова, Инна Калинина. Пришли коллеги из моего отдела Валерий Слуцкий, Саша Суворов с женой Ритой Лункиной, Иван Филистов. Были наши друзья Ольга Гуреева, Владислав Цыплаков и Лариса Зенец, Дмитрий Голенко.
Все уместились за общим столом в комнате. Пили, пели, танцевали. Наперебой фотографировались; иногда забывая установить резкость или вообще не снимая крышку объектива.
Всё прошло прекрасно. Спасибо всем.

Свадебное путешествие 

В сентябре 1968 года напряжённость работ в Звёздном городке для меня несколько поубавилась и мы с Ниной поехали в Ялту. Считали, что это отложенное свадебное путешествие. Я был в Крыму первый и, как оказалось, единственный раз в жизни, Нина была там ещё незамужней, лет пять назад.
У своих знакомых Нина достала адресок, и мы поехали. Квартира на набережной. Хозяйка Лидия Родионовна выделила нам комнату и место на кухне, большего нам ничего и не надо было. Ванной в квартире не было, мы ходили в общественную душевую, недалеко.
Нам в первый же вечер улыбнуло попасть на камерный концерт исполнительницы романсов Лилии Гриценко в летнем зале “Ореанды”.
Ялтинская погода поначалу была вполне летняя: днём воздух 27°, вода 23°, волнение 2 балла. Только беспокоил плохой прогноз на ближайшие дни.
Пляж полупустой. Купаться хорошо.
Для интереса поехали на “Золотой пляж”. Не понравилось. Обзор панорамы берега выявил, что пляжи все перегорожены, перекрыты. Сам “Золотой” переполнен, народу столько, что ступить ногой некуда, да и купаться плохо.
Вернулись к себе. Нашли неподалёку теннисный корт, где вообще никого не бывает. Поиграли и сгорели на солнце.
Но тут очень кстати погода испортилась, пришёл шторм 4 балла и проливной дождь такой, что на набережной мужики откачивали воду из дождевой канализации. Однако было тепло, 24°.
В кинотеатре посмотрели: “Приказано выжить” – 2-ю серию киноэпопеи “Щит и меч” и польскую кинокомедию “Жена для австралийца”.
Лёжа на пляже, уткнувшись в одну и ту же страницу и хихикая, читали недавно вышедшую в журнале “Юность” повесть Василия Аксёнова “Затоваренная бочкотара”.
Ходили чуть не каждый вечер на морской вокзал, измеряли шагами длину лайнеров: “Шота Руставели” 125 м, “Адмирал Нахимов” 140 м, “Россия” 160 м.
Гуляли в парке. Однажды, глядь, навстречу бежит в панике Тамила Долголенко: «Вова! Вова!» Нам: «Вовку не видели? Потерялся». Искали все её сына Вову. Нашёлся быстро.
И почти сразу же нос к носу встретились в парке со Славой Новицким, моим одноклассником. Он был с женой, Юлей. «Только вчера приехали». Вместе зашли в кафе “Волна”. Мы назвали его для себя “Волан”. Поели и пошли, точнее полезли к ним на гору. “Горное гнездо” для нервнобольных и рядом их жильё – сарайчик. Странное соседство.
Погода установилась солнечная. Мы играли в теннис на «своём» корте.
Поехали в Алупку автобусом. Доехали, спустились к парку, сфотографировали памятник Амет-хану, пошли ко дворцу, но внутрь было не протолкнуться, тьма народу. Осмотрели снаружи. Направились к “Большому хаосу” – нагромождению камней, которые, по легенде, заготовил Медведь, чтобы швырять в Грецию. Слышим сзади: «Товарищ Никонов, разрешите пожать Вашу руку». Смотрим, весь коричневый, в одних шортах Герман Сопов и с ним бледнолицый, полностью одетый, кажется, Яшин, не помню. Пытаются поднять сидящего, с закрытыми глазами Султана Амет-хана – собственной персоной. Приоткрылся один глаз: «А-а, Ниночка…» И глаз закрылся. Сопов бодро объяснил, что они «только что пили с памятником; а вообще каждый день пьют на пляже». Попрощались.
Мы доехали до Ласточкина гнезда, но там началась большая реконструкция, замок стоял весь в строительных лесах.
Сходили на концерт Вадима Мулермана. Под открытым небом, холодно. Начал он с песен “Спят курганы тёмные” и “Джазисты” (музыка Людмилы Гурченко, слова Булата Окуджавы). Потом было много еврейских песен. В конце он спел “Король-победитель” (“Хромой король”) и “Ладушка-бабушка”.
Ездили в Гурзуф, заглянули в пустынный пионерлагерь Артек.
Посетили дегустацию вин на ялтинской набережной. Вышли, мне было очень плохо, по набережной бил сильный шторм.
Ездили в Мисхор, в Ливадию. Наконец, посетили Севастополь.

Домой в Москву поехали с остановкой в Харькове, чтобы повидать Нининых родственников.

Приехали в Зелёный Гай (железнодорожная платформа такая) к деду Алексею, который жил в доме один. Ночевали у него.
Он долго, дотошно расспрашивал меня, кто я, откуда, что делаю, какие планы. Я отвечал всё как на духу. Мне казалось, что мы понравились друг другу.

Съездили с Ниной в Харьков, встретились с семьёй Хомчиков, собрались все посидеть за семейным торжественным столом. Смутно помню, пили самогонку, в которую для цвета и для вкуса добавляли холосас. Было шумно и весело. Нина представила меня, рассказала всё обо мне. Константин Викентьевич Хомчик разошёлся,  стал хвалиться своими прошлыми заслугами.  Баба Нюра,  как Нина называла его жену,  вскочила  и  стала просить его  вспомнить  некоторые моменты  жизни  перед войной.  «Не хочешь,  так я  расскажу,  как  этот Котька  (указывая  на мужа)  вместе  с Хрущём,  который  был  тогда  главным  секретарём  у них, у коммунистов, прибегали к нам в деревню из своего столичного Харькова и прятались на ночь от чекистов,  от Берии  в стогах  сена».
Поздно на пустой электричке возвращались в Зелёный Гай. Голова болела ужасно.

Отпуск закончился, вернулись в Жуковский.

Северка 

Белая берёза, я тебя люблю.
  (Сергей Есенин). 

Наше руководство на уровне заместителей Даревского всячески способствовало эффективному отдыху трудового коллектива предприятия, и конкретно, развитию нашей туристической базы на Северке. Профком изыскивал денежные средства под эту статью расходов. Среди сотрудников проявилось множество ребят, увлечённых идеей строительства, с полной самоотдачей и искренним воодушевлением создававших на базе комфорт и удобства для людей. Наш самый главный по финансовым вопросам Пётр Петрович Куницын внёс свой вклад в общее дело – придумал название для турбазы. “СОК Берёзовый”. Понятно, что обыгрывалось слово “СОКБ”. Но получилось словосочетание сколь неуклюжее, столь и немыслимое. Однако ж, ничего не поделаешь – в официальных документах  прижилось.
Транспортировка сотрудников с семьями производилась комфортабельными автобусами, вечером в пятницу туда, в воскресенье вечером обратно.
Некоторые сотрудники с семьями с удовольствием и пользой проводили свой отпуск на базе.
Появилась шутка: «Люблю природу, особенно жареные грибы».

Мы ездили на Северку регулярно: я, Нина и мама попарно, редко вместе втроём. Отец оставался дома. Маме понравилось проводить время на Северке хоть неделю, хоть две; тогда мы с Ниной ухаживали за отцом.
На зиму мы заготавливали мало, почти ничего; всё, что насобирали в лесу, тут же дома в короткое время и съедали.
Варенья, соленья Нина и мама делали из того, что покупали на рынке.
Но народ – друзья, сотрудники – умели запасаться на зиму, а то и до лета.

Целыми днями все были в трудах: собирать, разбирать, чистить, мыть, паковать.
Вечером в субботу – костёр на поляне; посадочные места на брёвнах, песни под гитару.
Сидит на бревне моя сотрудница Наташа Дубчак, энергичная, толковая девушка. Рядом свободное место; подсаживается товарищ; пожалуйста, никаких возражений; но потом что-то не глянулось своевольной дивчине – короткий толчок локтем в корпус – и неудачливый кавалер опрокинулся в канаву ли, в яму, только пятки сверкнули в воздухе; поднялся и исчез, растворился в темноте. Никто и бровью не повёл, вечер продолжается.
Завтра снова день активного отдыха.

Водка 

Помнится неприятная сцена. Как в кошмарном сне.
Прежде всего надо сказать, что у нас любят разбираться, кто как и почему несправедливо получил жильё или какие другие блага. Саша Суворов получил двухкомнатную квартиру на двоих. Все сотрудницы отдела стали спрашивать, почему. Он смущённо пожимал плечами и показывал рукой в сторону: жена Рита – врач, квартира от больницы, от городских властей.
Летом 1968 года Суворов пригласил к себе в гости, на день рождения. Ну и «на омуля». Прислали из дома. Вообще, он откуда-то из-под Иркутска. Считалось, с Байкала. В Байкале ловится омуль.
Квартира Суворовых тогда была в доме по улице Чкалова, угол улицы Жуковского. В народе это место всегда называлось “У поворота”.
А мы с Ниной в то время жили в коммуналке в доме № 41 по улице Чкалова, угол улицы Фрунзе, и называлось это “Над обувью”. Потому что в этом доме на первом этаже находился магазин “Обувь”.
Словом, жили рядом.
Идти в гости – Нина сделала плов. Приготовила в казане, и именно так и надо нести. Когда приходишь в гости, надо на их кухне накрыть казан большим блюдом и, крепко прижимая его к казану, резко всё перевернуть, чтобы из казана плов лёг на блюдо аппетитной горкой риса, сплошь покрытой жареным мясом, которое было на дне казана. Перевернуть тяжёлый казан – непростая задача, требующая опыта и сноровки. Нина часто варила так плов, это все знали.
Блюдо с пловом внесли в столовую под восклицания гостей и поставили на середину стола. Каждый гость должен был прицелиться на свой сектор плова и желательно ложкой (шутка) выбирать его себе в тарелку.
Но главным сюрпризом в тот день на столе был омуль. Суворов скомандовал, что к омулю вино не подаётся, только водка. Пили водку, и женщины тоже.
За столом напротив меня оказалась очаровательнейшая женщина, подруга Риты, тоже врач, ладная блондинка с огромными, гипнотизирующими глазами. Она телепатически приказывала мне пить водку, что я беспрекословно делал. Хотя никогда раньше не пил, знал, что гадость.
Помотав головой, я попытался выступить и похвалить омуль, она скривила губки: «Селёдка». Попробовал возразить, но не сумел.
Потом мы с ней встали и пошли танцевать. Я вроде бы мямлил, что не умею. Она тихо приказала: «Смотри сюда. Я буду тебя водить». Мы через толпу танцующих медленно продрейфовали в другую комнату. Там было темно, она приказала: «Иди сюда». Я возмущался, что она что-то не то делала. Стал кричать, вроде бы даже оскорблять. Получился скандал.
Нина тащила меня на себе домой. Хорошо хоть недалеко, через дорогу. Мне было очень плохо.
В следующие дни никто ничего не говорил, не напоминал. Я больше не видел той женщины, даже не знал, как её зовут.

Родители переехали в другой подъезд 

Мы с Ниной жили на два дома. В квартире на Дугина в одной комнате размещались мои родители, другая комната считалась нашей с Ниной. И вот после ужина я не очень деликатно, с долей шутки говорил Нине просто: «Пойдём домой». И мы собирались в свою комнату в доме на Чкалова. Мама с папой немного обижались: «Здесь же ваш дом». – Ну, там лучше.
С соседями в той коммунальной квартире у нас были самые добрые отношения.

Повезло – в нашем кооперативном доме по улице Дугина освободилась однокомнатная квартира в другом крайнем подъезде. У нас была привилегия её купить, что мы и сделали. Туда и переехали мои родители.
Мы с Ниной вдвоём заняли двухкомнатную квартиру, это было весной 1969 года; комнату на улице Чкалова Нина сдала, как говорили, «просто так», в профком.

Наши соседи

Наши отношения с соседями в доме по улице Дугина установились вполне доброжелательными.
Через стенку, двери на лестничной площадке рядом, жила Валентина Рыбнова, без мужа, с двумя детьми. Дочка полненькая как мама и сын в меру озорной. Валентина зачастила к нам, всё советовалась с Ниной, как поступить и что делать. Называла она своих детей просто «мальчик» и «девочка». Рассказывала она нам о своих несчастьях: «Погналась вчера за мальчиком – аккордеон уронила». Мы с Ниной давились со смеху, но виду не подавали.

Итак, все вышеизложенные большие и маленькие, общественные и личные события происходили на фоне срочных, напряжённых работ по созданию тренажёра облёта Луны.

Модель спуска 

Модель ориентации на тренажёре ТДК-Ф91 ещё отлаживалась, а я уже, не теряя времени даром, поехал в ОКБ-1 (ЦКБЭМ) и встретился с главным специалистом по спуску космического корабля – Комаровой Ларисой Ивановной. Мы обстоятельно обсудили работу космонавта на этом этапе полёта и обменялись принципиальными соображениями по различным способам воспроизведения задачи спуска на тренажёре. Беседа получилась вполне благожелательной.
Но путей решения задачи моделирования спуска в реальном масштабе времени найти не удалось. Я просил Ларису Ивановну не забывать нас и при возможности посетить наш тренажёр.

Я читал книги по движению летательного аппарата в атмосфере и не мог составить для себя ни ясного, ни точного представления о том, как моделировать спуск корабля на тренажёре.
И наконец надумал, с кем можно было с пользой поговорить о спуске. По накатанной дорожке поехал в Государственный научно-исследовательский (испытательный) институт авиационной и космической медицины (ГНИИАКМ), конкретно к Сильвестрову Михаилу Михайловичу, который, как я знал, давно начал заниматься центрифугой и воспроизведением спуска космических летательных аппаратов, а в данное время строил специализированный тренажёр спуска “Волчок”. Я рассказал ему, что наше предприятие создаёт комплексный тренажёр космического корабля для облёта Луны, я отвечаю за моделирование движения и, в частности, за моделирование спуска, попросил его консультации. Он затеял длинный монолог: «Делать спуск на тренажёре – замучаешься. Хоть и со второй космической скоростью. Я уже три года занимаюсь спуском, и всё не то. Делать спуск с первой космической скоростью – вообще гиблое дело. Непонятные уравнения, характеристики и всё такое. Короче, толком ничего не сделал, бросил. (Я не мог с этим согласиться, похвалил его известные достижения). Со второй космической скоростью попроще, но тоже не сахар, – продолжал он. – В общем, ты намучаешься». Ничего конкретно не посоветовав, он перешёл к другой теме: «А тебе ещё делать траекторию облёта. Там вообще полный мрак. Уверен, что ЦКБЭМ пилотируемый облёт Луны не осилит. Мишин (Главный конструктор ЦКБЭМ) обделается, его спасёт только чудо. Ну ладно, не будем об этом, там без нас разберутся». Пальцем показал, что ещё не закончил. Подумав, продолжил: «Мне рассказывал Николай Михайлович (имелся в виду Голованов – начальник отдела из ОКБ Сухого), что ты сделал ему не стенд, а конфетку. Молодец, уважаю. Тут они хотели стенд реанимировать. Но Зейнаб ушла, никого нет. Меня звали, я отказался. Мы ведь с Николаем вместе служили. И живём здесь рядом. Ладно, заговорились». Закончил. Во мне он имел хорошего слушателя.
Распрощались. Я ушёл, не получив желаемого, озабоченный, где искать помощи.

Я продолжал читать техническую литературу про полёт в атмосфере с гиперзвуковой скоростью, думал, как правильно промасштабировать высоту и скорость на АВМ, и никак не мог понять, как и что.
Действительно, любопытный, и весьма сложный, и при этом крайне рискованный манёвр – спуск в атмосферу Земли со второй космической скоростью после возвращения с Луны космического аппарата. При входе в атмосферу должно обязательно произойти отражение, подскок от её внешней поверхности, как делает это брошенный камень при соприкосновении с поверхностью воды: один прыжок, другой – и плавный вход с потерей скорости. – Нормальное приземление. Но если слишком быстро нырнул в атмосферу – сгорит, никакая теплозащита не спасёт, а если же слишком далеко отскочит – улетит в никуда, не вернётся на Землю. И нельзя забывать, что космический аппарат – это вам не скачущий плоский камешек, а летящий с огромной скоростью хороший тяжёлый утюг!

Нашёл, что мне было нужно, совсем рядом, в ЦАГИ. Удачно вышел на блестящих учёных Василия Александровича Ярошевского и Владимира Васильевича Воейкова. Им в ЦАГИ вообще-то было запрещено заниматься космосом. Но они, ребята рисковые, взялись.
Воейков как раз в это время выдвинул оригинальную концепцию моделирования спуска математическим методом – в приращениях. Особенно удачно это было применимо для спуска в атмосфере со второй космической скоростью. Он утверждал, что глупо считать нам траекторию спуска – она никому не нужна, тем более тренируемому космонавту. Никто её не видит. Траектория в данном случае проявляется только в параметрах колебаний процесса управления: амплитуде и частоте. А они как раз у нас правильно воспроизводятся. Причём неизбежные дрейфы в аналоговой моделирующей технике оказываются пренебрежимо малыми.
Я был сильно удивлён, насколько это было гениально и просто.
Воейков дал мне свой научный отчёт с уравнениями и нелинейными характеристиками. Попросил поэкспериментировать на моделирующей установке. Я ему сказал: «Делаем сразу в ЦПК на тренажёре». – «Вы сдурели!» – «Так надо». Он задумался и вдруг радостно воскликнул: «А ведь это даже лучше! Хоть приеду к вам в Звёздный».
Выпускник МАИ Валера Слуцкий никогда раньше не слышал о таких уравнениях аэродинамики; очень разволновался, еле успокоился.
Я быстро сочинил схему моделирования спуска, Слуцкий набрал модель на машине МН-14, Суворов помогал ему, Филистов настраивал нелинейные блоки, Мила Котикова вела схемную документацию.

Мы реализовали модель спуска. И в сентябре 1967 года я заявил на оперативном совещании, что готов к коммутации сигналов спуска с реальной аппаратурой – макетом кабины и пультом инструктора. Но аппаратура пока не была готова. Математики как всегда были в авангарде.
Только после Нового года мы начали комплексную отладку режима спуска на реальной аппаратуре в макете кабины. Приезжали Воейков и Ярошевский, сами садились в кабину, спорили друг с другом, придумали, как лучше показать тренируемому космонавту «подскок» и «нырок» спускаемого аппарата в атмосфере. Уточнили свои уравнения.

Приехала Лариса Ивановна Комарова из ЦКБЭМ, с компанией неизвестных мне инженеров. Идея такой имитации спуска им понравилась. Они выполнили несколько вариантов спуска при различных начальных условиях и согласились, что «имитатор спуска можно принять для тренировок». Для себя такой способ они посчитали неприемлемым, поскольку для них главным было решение траекторной задачи. Присутствовавшие методисты и военные из обслуживающего персонала, находившиеся около кабины и на пульте инструктора и «ожидавшие приговора», в общем порыве одобрения даже разразились громкими аплодисментами.
Я договорился с Комаровой, что мы оформим проведённую проверку документально в виде акта о функциональном соответствии тренажёра реальному объекту на этапе спуска в атмосфере. Что мы вскоре и сделали.

Замечу, что в своих научно-технических отчётах, научных статьях и в своей диссертации я упоминал только про “моделирование спуска в приращениях”, не раскрывая содержимого математической модели спуска – поскольку это являлось авторством Воейкова. Слышал, что самому Воейкову руководство ЦАГИ не разрешало выпускать отчётных материалов по этой теме. Потому что космическая тематика! Боюсь, всё так и осталось неизвестным, неопубликованным.

Участок облёта

Тем временем, непрерывно и постоянно, я возвращался к мысли о том, как воспроизводить на тренажёре участок траектории облёта Луны. Читая всё, что попадётся под руку, я понимал, что мы не сумеем смоделировать на АВМ многочасовой (условно говоря, трое суток туда и трое обратно) космический полёт по вытянутой орбите на сотни тысяч км, с непонятными для нас автономными навигационными астроизмерениями, с хитроумными расчётами на совершенно новых БЦВМ и причудливыми пространственными манёврами коррекции орбиты.
К тому же ещё и в условиях активного противодействия со стороны разработчиков из ЦКБЭМ.

Пригласили ещё раз Зализняка Георгия Дмитриевича, он прочитал нам лекцию о межпланетных перелётах.
Втолковал нам простое сочетание цифр: до Луны лететь 3 дня, расстояние 300 тыс. км; до Марса лететь 3 месяца, расстояние 300 млн. км (приблизительно, конечно).

И тут как-то вдруг у нас в отделе, у инженеров и программистов, в результате чего-то похожего на коллективный мозговой штурм, вырисовалась чёткая идея воспроизведения процесса процесса управления на участке облёта Луны, которая состояла в том, что, грубо говоря, нам, нашему предприятию, ничего не надо делать и в то же время всё будет работать.
В тактико-технических требованиях к тренажёру облёта, кстати, не согласованных с ЦКБЭМ, говорилось, что основным способом астронавигации и коррекции движения корабля является управление с помощью наземного Центра управления полётом. Для космонавта этот способ назывался автоматическим и являлся основным.
Ручной способ управления траекторным движением предполагался в качестве резервного. Для чего космонавт должен был производить определённые астронавигационные измерения с помощью астроориентатора АО-1 и секстанта С-2 по наблюдаемым светилам – навигационной звезде и планете (в нашем случае, Луне) – в поле зрения иллюминатора и вводить данные измерений в БЦВМ “Салют-1”. И этому способу космонавт должен научиться на наземных тренажёрах.

Применительно к нашему комплексному тренажёру, для всего этого дела нами было предложено в состав макета кабины ввести штатную, реальную бортовую цифровую вычислительную машину (БЦВМ) “Салют-1” и другие необходимые компоненты системы автономной навигации (САН), а также штатную, реальную БЦВМ “Аргон-11С” системы управления движением (СУД). И кроме того, необходимо было обеспечить инструктора-методиста возможностью контроля за функционированием БЦВМ “Салют-1” и САН, аналогично контролю в наземном Центре управления полётом.
Очевидно, что такую информационно-вычислительную систему (для тренажёра) любому другому производственному коллективу, кроме ЦКБЭМ, сделать было бы просто нереально. Тем более если ты не завод “Микрон” и не завод “Ангстрем” (Зеленоград). Не говоря уже о повторении (также для тренажёра) программного обеспечения БЦВМ. Любой программист знает, что разобраться и освоить чужую программу сложнее, чем сделать заново свою.
Но и это ещё не всё. Из-за имеющихся, принятых ограничений технических средств комплексного тренажёра, придётся ограничиться, по крайней мере, на первом этапе, лишь – одним – постоянным сюжетом астроизмерений и коррекции траектории в одной выбранной точке космического пространства. И это, конкретно, из-за принятого постоянного, неизменного размера имитатора изображения Луны. Для чего специалистам-баллистикам, ЦКБЭМ или ЦНИИмаш, необходимо было рассчитать и предоставить в ЦПК следующие численные материалы:
- набор № 1 данных  взаимного расположения  Луны  и  звёзд,  для создания  соответствующей  визуальной обстановки  в имитаторе ИМ-2 звёздной сферы и Луны,  для выбранной конкретной точки  лунной траектории;
- набор № 2 верных,  точных  данных  измерений  с помощью  астроориентатора АО-1  и  секстанта С-2 по наблюдаемым светилам – навигационной звезде и Луне, подлежащих вводу в БЦВМ “Салют-1”, для выбранной конкретной точки лунной траектории,  как эталон для оценки действий тренируемого космонавта во время тренировок;
- набор № 3 вычисленных  по результатам  астроизмерений  выходных  управляющих  данных  из БЦВМ,  для контроля  функционирования  БЦВМ и САН  в целом.
Набор № 1 данных предназначался для обслуживающего технического персонала тренажёра, наборы № 2 и № 3 – для инструктора-методиста, с целью анализа и оценки работы тренируемого космонавта.
Полный, квалифицированный курс обучения процессу астроизмерений и коррекции траектории проводить на специализированных тренажёрах и обучающих устройствах.

В ноябре 1967 года наши соображения были оформлены в виде технического предложения. Кулагину понравилась эта идея и он пошёл докладывать Даревскому. Согласовали с военными ЦПК и решили оформить всё как дополнение к ТТТ на тренажёр. Согласования с ЦКБЭМ, разумеется, не получилось. Более того, всё это вызвало у них настоящую истерику.

Как записал 17 января 1968 года в своих Воспоминаниях генерал Каманин:
Министр общего машиностроения С.А. Афанасьев посетил ЦПК, на тренажёре 7К-Л1 посидел в кресле пилота и совершил короткий “космический полёт”. Затем высказался за воспроизведение на тренажёре работы всех автоматических систем и за установку на тренажёре в ЦПК навигационной ЭВМ “Салют”. В ответ на заявление Мишина, что этого делать не нужно и что он заниматься этим не будет, Афанасьев сказал: «Ну, это мы ещё посмотрим – как решим, так вы и будете делать». «Нет, – продолжал упорствовать Мишин, – я этого делать не буду и “Салют” я им не дам, космонавты могут тренироваться на этой машине у нас». После этой выходки Мишина (а он всё время вёл себя, мягко выражаясь, некорректно и говорил много грубостей и нелепостей, отказываясь от своих же подписей и многочисленных обещаний) Афанасьев, обращаясь к Керимову, сказал: «Ну, я не думал, что дела так плохи… Тут надо многое немедленно исправлять. Вы имейте в виду, что Мишин только пошумит, а за все его безобразия спросят с нас…»

Наши предложения по имитации облёта Луны на тренажёре были направлены в ЦНИИмаш; я вместе с Воробьёвым и Гуслиц ездили туда, беседовали, доказывали; в результате специалисты-баллистики Бажинов Игорь Константинович и Почукаев Владимир Николаевич полностью одобрили нашу идею и выдали нам необходимые данные для нескольких возможных дат с учётом астрономических “окон” запуска объекта к Луне.

Работа на тренажёре корабля Л1 была, прямо скажем, очень напряжённой и ответственной. Работала дружная бригада.
На вычислительном комплексе работали я и Валера Слуцкий; привлекали для знакомства с работой Сашу Суворова, Ивана Филистова, Милу Котикову, Лиду Чарикову.
На других устройствах работали Дмитрий Голенко, Валентин Тихомиров и другие.
Когда я уезжал в смежные организации, то оставлял за себя Слуцкого.
Привозил свежую “прессу” на всех. Обычно “Литературную газету” захватывал Валентин Тихомиров, он сразу прочитывал 16-ю страницу, полностью отведённую под юмор.

С января по июнь 1968 года шла комплексная отладка тренажёра.
Когда была возможность и необходимость, я садился в макет кабины и проверял функционирование модели динамики движения во взаимодействии с имитаторами логики бортовых систем.

Конец

В августе 1968 года комплексный тренажёр для подготовки космонавтов ТДК-Ф91 (программа облёта Луны) был волевым порядком признан введённым в эксплуатацию.
Начались тренировки экипажей.

А ведь прошлогоднее, от 4 февраля 1967 года, Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об ускорении работ по исследованию Луны устанавливало срок пилотируемого облёта Луны – июнь-июль 1967 года, срок первой экспедиции с высадкой на Луну – сентябрь 1968 года.

Можно было посмотреть, как шла наша программа полётов на Луну.
Ниже приведён список стартов лунно-облётных кораблей Л1 и трёхступенчатой ракеты-носителя УР-500К “Протон” в 1967-1968 годах, все в беспилотном варианте.
Наименование   “Космос”   присваивалось   космическим   объектам,    предназначенным   для   испытания ракеты-носителя,   наименование “Зонд” – предназначенным  для испытания  корабля 7К-Л1.
10 марта 1967 года, корабль 7К-Л1 № 2, “Космос-146”, первый пуск ракеты-носителя УР-500К по программе облёта Луны; неполадки в системе управления.
8 апреля 1967 года, 7К-Л1 № 3, “Космос-154”, не включился разгонный блок “Д”, по вине Главного конструктора Мишина; ругали его все страшно.
28 сентября 1967 года, 7К-Л1 № 4, авария ракеты-носителя на участке подъёма, корабль спасён и восстановлен для последующих полётов.
22 ноября 1967 года, 7К-Л1 № 5, отказ ракеты-носителя на участке подъёма, корабль спасён и восстановлен для последующих полётов.
Уже следовало бы Главному конструктору и властям обратить внимание на такие провалы и немедленно навести порядок на производстве.
2 марта 1968 года, 7К-Л1 № 6, “Зонд-4”, пролёт далеко от Луны; подрыв аппарата над Атлантическим океаном.
23 апреля 1968 года, 7К-Л1 № 7, “Зонд-5А”, отказ ракеты-носителя на выведении, спускаемый аппарат возвращён на Землю.
21 июля 1968 года, 7К-Л1 № 8, по плану. Но за месяц до того, 21 июня 1968 года произошла серьёзная авария ракеты-носителя на старте, с жертвами.
15 сентября 1968 года, 7К-Л1 № 9, “Зонд-5”, облёт Луны; ошибка операторов, попадание в Индийский океан.
10 ноября 1968 года, 7К-Л1 № 12, “Зонд-6”, облёт, фотографирование; разбился впервые в истории прямым попаданием на территорию космодрома Байконур.

После облёта Луны в декабре 1968 года американским кораблём “Аполлон-8” программа Л1, по крайней мере, в политическом отношении перестала иметь смысл. Однако раскрученный маховик пусков кораблей 7К-Л1 сразу остановить было практически невозможно. Пуски ещё некоторое время продолжались.
20 января 1969 года, корабль 7К-Л1 № 13, “Зонд-7А”, авария ракеты-носителя, корабль спасён и восстановлен для последующих полётов.
21 февраля 1969 года, 7К-Л1 № 11, “Зонд-7Б”, авария ракеты-носителя, корабль спасён и восстановлен для последующих полётов; ракета-носитель Н1.
3 июля 1969 года, 7К-Л1 № 14, “Зонд-7В”, авария ракеты-носителя, корабль спасён и восстановлен для последующих полётов; ракета-носитель Н1.
8 августа 1969 года, 7К-Л1 № 15, “Зонд-7”, облёт Луны, фотографирование, приземление в расчётной точке, южнее города Кустаная. Полёт без замечаний.
(Главный конструктор Мишин принял решение запустить “Зонд-8” в декабре 1969 года, а к 100-летию со дня рождения Ленина осуществить облёт Луны кораблём 7К-Л1 с двумя космонавтами на борту. Но “Зонд-8” полетел только в 1970 году).
28 ноября 1969 года, 7К-Л1, авария ракеты-носителя; при этом 3-я ступень РН упала на территории Китая.
20 октября 1970 года, 7К-Л1 № 14, “Зонд-8”, облёт Луны, фотографирование, приводнение в Индийском океане.
По подведении печальных итогов деятельности – у наших горе-руководителей оказались ещё и невостребованными целых два корабля 7К-Л1, оборудованных системами для пилотируемого облёта Луны.

В то же время нам поступала информация о ходе американской лунной программы.
В США 25 августа 1966 года была запущена ракета-носитель “Сатурн-1В”, которая вывела на орбиту экспериментальный образец основного блока “Аполлон”.
27 января 1967 года  на корабле “Аполлон-1”, находившемся на вершине ракеты-носителя “Сатурн-1Б”, во время наземных испытаний случился пожар, погиб экипаж из трёх астронавтов: Вирджил Гриссом, Эд Уайт и Роджер Чаффи. Эти пилоты при подготовке к старту, назначенному на 21 февраля 1967 года, проводили немало времени как на тренажёре, так и во время предстартовых работ на настоящем “Аполлоне”. То ли из-за большой сложности, то ли из-за спешки ради высадки на Луну не позже 1970 года, корабль казался им торопливой поделкой, капризной и склонной к сбоям, и они говорили: «Не успеешь поработать, как что-то уже сломалось, надо останавливать занятия и запускать в корабль команду техников, которые будут восстанавливать неисправную систему или отказавший прибор. Новые заплатки наслаивались поверх прежних. Заменить проблемные блоки исправными никому и в голову не приходило».
После трагедии и временной приостановки работ номера объектов “Аполлон-2” и “Аполлон-3” были условно пропущены. Сохранялась видимость выполнения сроков?
Проводились беспилотные испытательные полёты лунных кораблей в автоматическом режиме:
9 ноября 1967 года “Аполлон-4”, ракета-носитель “Сатурн-5”, испытания на высокой околоземной орбите, с апогеем около 18 тысяч км;
23 января 1968 года “Аполлон-5”, ракета-носитель “Сатурн-1Б”, испытания на низкой околоземной орбите, с апогеем около 200 км;
4 апреля 1968 года “Аполлон-6”, ракета-носитель “Сатурн-5”, испытания на высокой околоземной орбите, с апогеем около 20 тысяч км.
Наконец, 11 октября 1968 года экипаж из трёх астронавтов на корабле “Аполлон-7”, ракета-носитель “Сатурн-1Б”, провёл 10-суточный испытательный полёт на низкой околоземной орбите, с апогеем около 300 км; с проверкой возможности манёвров, навигации в космосе, фотографирования, телевизионных передач и проч.

Но – как всегда, будто бы неожиданно – 24 декабря 1968 года на корабле “Аполлон-8”, ракета-носитель “Сатурн-5”, американцы Борман (командир экипажа), Ловелл и Андерс взяли и облетели Луну.
Это был очень сильный ход, а может быть, секретный трюк американцев – мы не знали.
В то время у нас 20 января 1969 года произошла очередная авария ракеты-носителя УР-500К при выведении беспилотного лунного корабля.
Высокое советское руководство, видя всё это, мудро посчитало, что вторыми после Америки для нас быть негоже и что политический смысл нашего облёта Луны потерян.

Кулагин по согласованию с Даревским приказал всей нашей лаборатории немедленно прекратить заниматься облётом Луны и срочно переключиться на тренажёр посадки на Луну.
Правомерность, справедливость решений начальства не обсуждалась.
Эпопея с комплексным тренажёром облёта Луны завершилась.

Уже через несколько лет после всех тех драматических событий стало известно, что НАСА совместно с Центральным разведывательным управлением (ЦРУ) имели спутниковые снимки советских космических объектов и точно знали о существовании ракеты Н1 и о том, когда её вывозили на старт. Говорили также, что якобы в августе 1968 года ЦРУ получило информацию о планах СССР предпринять в конце года пилотируемый облёт Луны с помощью другой ракеты-носителя. И эти данные заставляли директора НАСА Джеймса Вебба (1906-1992) спешить, отменяя последовательность этапов, ускоряя процесс подготовки к полётам. Вряд ли это показывает непрофессиональность американских спецслужб и скорее похоже на провоцирование и принудительное форсирование работ. Причём было понятно, что пусков ракеты-носителя “Сатурн-5” недостаточно, что ракета ненадёжна и что специалисты НАСА готовились к новым испытательным полётам и возражали против спешки.
Однако получилось то, что получилось. Именно, 3 марта 1969 года корабль “Аполлон-9”, затем 18 мая 1969 года “Аполлон-10” совершили успешный пилотируемый облёт Луны, а 16 июля 1969 года полетел “Аполлон-11” и первый человек ступил на Луну.

Наша программа полётов на Луну  с использованием беспилотных космических аппаратов  и  ракеты-носителя УР-500К “Протон”  в 1969-1970 годах  продолжалась.
19 февраля 1969 года автоматическая межпланетная станция типа Е-8Л, авария ракеты-носителя, потерян “Луноход”. Тип Е – означает: относящийся к лунной программе.
[27 февраля 1969 года станция “Марс 1969A”, авария ракеты-носителя].
[2 апреля 1969 года станция “Марс 1969B”, авария ракеты-носителя].
14 июня 1969 года автоматическая межпланетная станция Е-8-5 № 402, авария ракеты-носителя.
13 июля 1969 года “Луна-15” выполнила 52 витка по окололунной орбите, но при попытке посадки разбилась о поверхность Луны – как раз во время пребывания американского экипажа корабля “Аполлон-11” на Луне.
23 сентября 1969 года автоматическая межпланетная станция типа Е-8-5, “Космос-300”, авария ракеты-носителя.
22 октября 1969 года автоматическая межпланетная станция типа Е-8-5, “Космос-305”, авария ракеты-носителя.
6 февраля 1970 года автоматическая межпланетная станция типа Е-8-5, авария ракеты-носителя.
12 сентября 1970 года “Луна-16”, успешная доставка лунного грунта на Землю.
10 ноября 1970 года “Луна-17”, успешная посадка на Луну, первый в мире “Луноход”.
2 декабря 1970 года корабль 7К-Л1 беспилотный, “Космос-382”, отработка систем на лунной орбите.
Да-а, гигантские трудности.

“Союз-ВИ”

Создание военно-исследовательского корабля происходило в ОКБ-1 с начала 1960-х годов; и происходило в сложных условиях. Его названиями были в разное время “Союз-Р” (Разведчик), “Союз-ВИ” (Военный исследователь), 7К-ВИ, “Союз 7К-ВИ”.
Альтернативный вариант создавался в это же время в ОКБ Челомея, но я не слышал.

В 1966 году новый Главный конструктор ОКБ-1 Мишин передал разработку корабля 7К-ВИ в свой филиал в городе Куйбышеве. В 1967 году в Куйбышевском филиале ЦКБЭМ конструкция корабля подверглась коренной переработке, новый корабль стал именоваться “Звезда”.

В корабле “Звезда” можно было выделить следующие наиболее важные приборы.
На иллюминаторе стоял главный прибор корабля – оптический визир ОСК-4 с фотоаппаратом. Космонавт, усевшийся за визир в специальное седло, напоминал велосипедиста. Он мог наблюдать за земной поверхностью, а нужные места фотографировать.
Кроме того, на иллюминатор можно было установить модуль инфракрасной аппаратуры “Свинец” для наблюдения за запусками баллистических ракет.
На внешней поверхности орбитального отсека на длинной штанге устанавливался пеленгатор для обнаружения приближающихся спутников-перехватчиков и для ведения радиотехнической разведки.
На внешней поверхности корабля была установлена небольшая скорострельная авиационная пушка НР-23 разработки конструкторов Нудельмана и Рихтера. Она была приспособлена для стрельбы в вакууме и предназначалась для защиты военно-исследовательского корабля от вражеских кораблей-инспекторов и спутников-перехватчиков. Наводить пушку можно было управляя всем кораблём. Для прицеливания пушки имелся специальный визир.
В 1967 году космонавт Павел Попович приезжал в Куйбышев, в Куйбышевский филиал ЦКБЭМ, изучал системы корабля “Звезда”, провёл тренировки в деревянном макете корабля и на динамическом стенде с имитацией стрельбы в космосе. Оценки Поповичем корабля были самые восторженные.

Но осенью 1967 года специальная экспертная комиссия «зарубила» этот проект корабля 7К-ВИ. Было решено создавать ни много ни мало орбитальную исследовательскую станцию военного назначения. В состав станции, названной изделием 11Ф730, должны были входить орбитальный блок, изделие 11Ф731, и транспортный корабль 7К-С, изделие 11Ф732, предназначенный для доставки экипажа на орбитальный блок. Литера “С”, добавленная к обозначению 7К, означала “специальный”, то есть “военный”.
Всё на той же базе началась разработка документации.
До нас доходили отдельные, отрывочные сведения. «Какая-то ненаучная фантастика», – думали мы у себя в лаборатории.

Судьба тренажёра для космического корабля специального назначения “Союз-ВИ” в это время не складывалась вообще никак. Даревский и Кулагин относились к этой теме как к неумелым и несерьёзным «политическим играм» военных, а нам, коллективу тренажёрщиков, было рекомендовано не отвлекаться на «всякую чепуху» (дословно). Поэтому и директивных документов по его созданию не вышло, и производственная кооперация не была даже намечена. Да и размещение тренажёра в Центре подготовки космонавтов никто не планировал. В то же время специалисты предприятия-разработчика корабля, всячески сопротивляясь появлению тренажёра в ЦПК, сами создавали собственный динамический моделирующий стенд на своей территории для оценки правильности принятых технических решений и для ознакомления космонавтов.

Неожиданно, стараниями Главного конструктора Мишина в феврале 1970 года были прекращены все работы по военно-исследовательскому комплексу. При этом было признано целесообразным продолжить отдельно разработку  7К-С  как перспективного корабля,  обладающего  улучшенными характеристиками по сравнению  с 7К-ОК.
Смерть корабля “Союз-ВИ” – “Звезда” оказалась быстрой.
О тренажёре никто и не вспомнил.

Однажды 

В памяти сохранился день 31 декабря 1968 года. Перед Новым годом женщин отпустили домой пораньше. Я со Слуцким, Суворовым и Филистовым сидим и ждём прихода комиссии по проверке готовности нашего лабораторного помещения к опечатыванию на праздничные дни. Обсуждаем, что будет с лунной программой в следующем году.
Нашу беседу прерывает звонок местного телефона. Звонит моя молодая жена, Нина: «Вывозят в первый полёт Ту-144. Хочешь послушать радиопереговоры?» – «Да, конечно». – «Приходи в мою комнату в новом лабораторном корпусе. Можешь взять с собой друзей».
Лабораторно-стендовый корпус (ЛСК), недавно построенный недалеко от нас, в парковой зоне, я знал. Этаж и комната мне тоже были известны. Мы вчетвером помчались не одеваясь. Облака, туман понемногу рассеивались, нехолодно, около -5°.
Прибежали, вошли в помещение – фактически отдельный узел радиосвязи. Несколько радиостанций были включены и настроены на разные частоты, слышались аэродромные переговоры. Нина сидела в шлемофоне, с кем-то вела связь, жестом показала нам сесть, молчать и слушать.
У меня, в последующем, с учётом дополнительных источников информации, сложилась своя картина этого важного события.
Генеральный конструктор Андрей Николаевич Туполев в тот день вышел наружу, сел на стул перед воротами ангара его ОКБ. Ему подтащили средства связи для переговоров с лётчиком. Из ворот вывезли самолёт. Первым пилотом был лётчик-испытатель Эдуард Елян. Шёл разговор Еляна с Туполевым.
Андрей Николаевич вдруг своим тоненьким голоском продекламировал всем известные слова:
– И песню в пути не забудь.
– Андрей Николаевич, что, что не забыть? – забеспокоился командир; вдруг забыл чего-нибудь включить.
– Песню. И песню в пути не забудь, – повторил генеральный.
– А-а, да, ни в коем случае не забудем.
Советский сверхзвуковой пассажирский самолёт полетел первым в мире. Европейский “Конкорд” поднялся в воздух двумя месяцами позже.

Официально
31 декабря 1968 года взлетел опытный вариант самолёта Ту-144, так называемая “нулёвка” (его заводской номер был 00-00, бортовой 68001). Самолёт пилотировал заслуженный лётчик-испытатель Елян Эдуард Ваганович (1926-2009).
Первый полёт предсерийного самолёта Ту-144 (заводской номер 01-1, бортовой 77101) состоялся 1 июля 1971 года. Самолёт пилотировал заслуженный лётчик-испытатель Герой Советского Союза М.В. Козлов.

В начале 1969 года докторская диссертация С.Г. Даревского была полностью готова. Ровно год работы.
Софья Григорьевна Павлова, Анна Владимировна Лаврова и я, мы собрались вместе и элегантной процессией пошли в кабинет Даревского, неся готовую докторскую диссертацию, на просмотр и для дальнейшего продвижения. Работа была оформлена под грифом “для служебного пользования”.
Сергей Григорьевич поблагодарил и сразу же вручил нам для включения в текст подготовленные им на паре страниц его предложения по созданию нового научно-исследовательского учреждения – Института прикладной эргономики.
Доработка была выполнена оперативно, внушительный фолиант возложен на стол. Но. Былого энтузиазма наше рвение не вызвало. Что бы это значило?

4.5. Мир вокруг нас

Политика. Наука и техника

С 29 марта по 8 апреля 1966 года прошёл XXIII съезд КПСС. Вместо Президиума ЦК КПСС стало Политбюро ЦК КПСС, вместо Первого секретаря ЦК КПСС стал Генеральный секретарь ЦК КПСС. Генсеком был избран Брежнев (1906-1982).

С 20 июня по 1 июля 1966 года состоялся визит президента Франции Шарля де Голля в СССР.
25 июня де Голль вместе с Брежневым наблюдали запуск метеорологического спутника “Космос-122” и двух боевых шахтных ракет Р-16У. Де Голль спросил у Брежнева, нацелены ли такие ракеты и на Париж. «И на Париж тоже. Там же штаб-квартира НАТО», – ответил довольный Брежнев.
Можно считать, что это подтолкнуло президента де Голля к немедленному выходу Франции из военной организации НАТО и к требованию столь же срочного вывода с территории его государства всех 29 иностранных баз с 33 тысячами иностранных солдат и офицеров. Из Парижа была переведена в Брюссель также и штаб-квартира НАТО.
Примечания:
Шарль поплатился жизнью за это своё решение.
А через 43 года Франция всё-таки вернулась в военную организацию НАТО.
Такая уж у них страна.

С 8 по 24 июля 1966 года в Сокольниках в Москве состоялась 2-я Британская промышленная выставка.

8 августа 1966 года XI пленум ЦК Коммунистической партии Китая принял “Постановление о великой пролетарской культурной революции”. Считается, что “культурная революция” в Китае началась в ноябре 1965 года.
В 1966 году в Китае появились хунвейбины – отряды студенческой и школьной молодёжи, активные участники “культурной революции”, борцы с противниками Мао Цзэдуна.
Широкое распространение во время “культурной революции” получили рукописные газеты – дацзыбао. Пример призыва в дацзыбао: «Уничтожим монстров – ревизионистов хрущёвского толка!»
Уже осенью 1967 года опомнившийся Мао Цзэдун назвал хунвейбинов «некомпетентными» и «политически незрелыми» и, применив против них армию, прекратил это движение.
“Культурная революция” в Китае закончилась в 1976 году, со смертью Мао.
Считается, что в результате “культурной революции” погибших был миллион человек, уничтожена значительная часть культурного наследия народа; в частности, в Тибете было разрушено полностью более шести тысяч монастырей и других религиозных центров – осталось семь-восемь храмов, охраняемых государством.

9 сентября 1966 года Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР учреждена ежегодная Государственная премия, вручаемая в годовщину Октябрьской революции за выдающиеся творческие достижения в области науки и техники, литературы и искусства.
Было принято, что Государственная премия СССР является второй по значимости и по размеру денежного вознаграждения премия в СССР после Ленинской премии, учреждённой в 1956 году. К Государственной премии СССР была приравнена Сталинская премия, учреждённая в 1940 году. Желающие могли заменить свои дипломы и знаки лауреата Сталинских премий 1-й, 2-й и 3-й степеней на дипломы и почётные знаки лауреата Государственной премии СССР.

26 апреля 1966 года произошло мощное землетрясение в Ташкенте. 8 погибших.

18 октября 1966 года  в городе  Каспийске  (Дагестан) совершил  первый полёт  экраноплан  под названием “корабль-макет” (КМ),  самый  большой  на то время в мире  летательный аппарат.

31 декабря 1966 года открылся пересадочный узел, объединивший построенные одновременно железнодорожную платформу пригородных поездов и станцию метрополитена, обе с одним названием “Ждановская”. Было сделано всё исключительно продуманно и удобно. Чтобы из Жуковского ехать в Москву, не надо было “пилить” на электричке до станции “Электрозаводская” или до Казанского вокзала. Стали считать, на сколько – на целых полчаса – быстрее теперь можно было доехать из Жуковского до центра Москвы! Да и дешевле.

7 марта 1967 года постановлением ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС введена пятидневная рабочая неделя с двумя выходными днями.
По радио и телевидению объясняли, как правильно использовать дополнительный выходной день. Было забавно слушать.
До этого восьмичасовой рабочий день при семидневной рабочей неделе был установлен в 1940 году.
Закон о семичасовом рабочем дне был принят 7 мая 1960 года; я это надолго усвоил для себя как восьмичасовой рабочий день с одним часом обеденного перерыва в середине дня.

8 мая 1967 года в Москве в Александровском саду у Кремлёвской стены открылся главный военный мемориал страны – Могила Неизвестного Солдата.

В июне 1967 года армия Израиля, путём нанесения превентивного удара, в недельный срок разгромила кратно превосходившие, объединённые вооружённые силы сразу пяти арабских стран: Египта, Сирии, Иордании, Ирака и Алжира. Больше всех “попало” Египту, где в это время президентом был Гамаль Абдель Насер (1918-1970). Боевые потери египтян составили более десяти тысяч погибших, десятки тысяч раненых и пленных. Сотни танков, самолётов и другой техники, поставленной арабам Советским Союзом, перешли в руки Израиля или остались лежать в пустыне. Израиль получил контроль над территорией, включающей: Синайский полуостров, Сектор Газа, Западный берег реки Иордан, Восточный Иерусалим и Голанские высоты, – в сумме в 3,5 раза превосходящей его довоенную площадь.
После этой “войнушки”, помню, в ЛИИ приезжал президент Насер с жалобами на качество советской авиации, и ему, при большом стечении вышедших посмотреть, и я случайно там оказался, демонстрировали долго и упорно, как надо правильно управлять самолётами МиГ-21. Какие акробатические номера выделывали наши самолёты в воздухе, любо-дорого было посмотреть.

30 ноября 1967 года революционные массы народа добились прекращения существования британской Аденской колонии на юге Аравийского полуострова, выгнали англичан и провозгласили свою Народную Демократическую Республику Йемен со столицей в городе Адене.
Завершался болезненный процесс распада Британской колониальной империи.

6 августа 1967 года при тушении лесных пожаров во Франции погиб заслуженный лётчик-испытатель, Герой Советского Союза Юрий Гарнаев. Друг Юрия Гагарина, Владимира Комарова, соратник легендарных советских лётчиков-испытателей. Человек сложной судьбы. Родился в 1917 году. В декабре 1945 года, будучи в должности штурмана авиационного истребительного полка в Приморье, капитан Гарнаев, по не вполне выясненным обстоятельствам нарушения режима секретности, был лишён всех наград, воинского звания и приговорён к заключению в лагере; досрочно освобождён через три года по амнистии, но не реабилитирован; работал на должностях: завклубом в Норильске, завклубом “Стрела” в Жуковском, технологом в ЛИИ в Жуковском; только в 1951 году друзья помогли ему вначале стать парашютистом-испытателем, а затем вернуться к лётной работе.
Моя Нина ужасно переживала гибель талантливого лётчика и человека. Она много летала с Гарнаевым по программам испытаний её антенн.

В 1967 году шах Ирана получил титул Шахиншах («Царь царей») и короновал свою жену Фарах в императрицы Ирана.

1 октября 1967 года из студии Московского телецентра на Шаболовке  началось  регулярное  цветное телевизионное вещание по советско-французской системе цветности SECAM (просуществовавшее в стране до перехода на цифровое телевизионное вещание в 2019 году).
В тот же день, 1 октября, в продажу поступили цветные телевизоры “Рубин-4” московского производства и “Радуга-4” и “Радуга-5” ленинградского производства.

4 ноября 1967 года была сдана в эксплуатацию первая очередь Останкинского телецентра. Останкинская телебашня высотой 540 метров в то время была самым высоким сооружением в мире. На высоте 337 метров находились смотровая площадка и ресторан “Седьмое небо”, зал которого медленно вращался вокруг своей оси, обеспечивая полный обзор города Москвы.
Высота Эйфелевой башни составляет 300 метров плюс 24-метровая антенна.
7 ноября 1967 года состоялась первая в СССР цветная телевизионная передача – с Красной площади.

15 октября 1967 года в Волгограде на Мамаевом кургане открылся мемориальный комплекс, посвящённый Сталинградской битве, с главным монументом “Родина-мать зовёт!”

В 1967 году в СССР вступила в строй самая мощная в Европе ЭВМ второго поколения – БЭСМ-6 (Большая Электронная Счётная Машина). Она могла выполнять 1 миллион операций в секунду.
Вычислительный  комплекс,   в  состав  которого  входили БЭСМ-6,   в 1975 году  в ходе  космического полёта “Союз – Аполлон” обрабатывал телеметрию за 1 минуту, в то время как американская сторона на такой расчёт тратила 30 минут.

9 декабря 1968 года на конференции по вычислительной технике в Сан-Франциско была продемонстрирована в работе первая в мире компьютерная мышь. Этот день считается днём рождения компьютерной мыши.
Мне действительно чётко врезалось в память небольшое сообщение в Экспресс-информации о том любопытном устройстве – коробке с двумя перпендикулярными колёсиками; названия “компьютерная мышь” тогда ещё не было. Я всё соображал, представлял, как же им пользоваться, двигать в нужную сторону.

21 октября 1969 года появился, условно говоря, Интернет. Правда, пока ещё под другим именем. В тот день впервые было отправлено тестовое сообщение с одного компьютера из Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) на другой компьютер, находившийся в Стэнфордском исследовательском институте.

В середине 1960-х годов в нашей стране развернулась масштабная, явно инспирированная агитация по очернению советской науки и техники. Целью этой кампании являлся, в частности, немедленный отказ от наших самых передовых вычислительных комплексов, с последующим переходом на новоявленную “единую серию ЭВМ” (ЕС ЭВМ), основанную на разработках американских компьютерных фирм IBM и Digital Equipment. Против этого особенно резко выступал основоположник советской отрасли вычислительной техники, академик Сергей Алексеевич Лебедев. Но он не был услышан.
В мае 1967 года в Варшаве на совещании представителей Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) было принято решение о необходимости создания единой системы электронно-вычислительных машин (ЕС ЭВМ).
В декабре 1967 года в Министерстве радиопромышленности СССР было принято решение: прекратить разработки собственных вычислительных систем и перейти к созданию и внедрению ЕС ЭВМ.
В том же декабре 1967 года по этому вопросу вышло Постановление ЦК КПСС и Совета министров.
К 1972 году нижеследующие семь моделей ЭВМ единой серии: ЕС-1010 (разработка и изготовление ВНР), ЕС-1021 (ЧССР), ЕС-1020 (СССР), ЕС-1030 (СССР), ЕС-1040 (ГДР), ЕС-1050 (СССР) и ЕС-1060 (СССР) – стали основой вычислительных систем и в оборонной, и в других отраслях промышленности.
Эти пресловутые ЕС ЭВМ заполонили и наши предприятия оборонпрома.

Более подробные сведения по истории цифровой вычислительной технике изложены в статье-подборке “Цифра Информация. Персональные компьютеры. Информационные технологии”
Цифра Информация. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

С полным одобрением отнёсся я к наведению порядка в Чехословакии в августе 1968 года. Вражеские попытки разрушения чехословацкого социалистического государства под видом построения “социализма с человеческим лицом” потребовали незамедлительного, в ночь на 21 августа, ввода войск СССР, Болгарии, Венгрии, ГДР и Польши на территорию Чехословакии и, прежде всего, в Прагу. Таким образом, Чехословакия, да и наша страна были спасены от воздействия агрессивного Запада.
Позже узнал, как взбеленилась антисоветская “пятая колонна”. Кто-то вышел с протестом на Красную площадь. Хотя в это же время шла отвратительная вьетнамская война, но никто из этих свободолюбцев даже пикнуть не смел в защиту уничтожаемых вьетнамских детей.
И только лет через десять стало публично известно, что поэт Евгений Евтушенко в августе 1968 года разразился непотребными телеграммами в адрес Брежнева и ещё куда-то, а также стихотворением «Танки идут по Праге», которое он читал в узком кругу друзей и которое вскоре попало в антисоветский, вражеский самиздат.
Считаю, КГБ излишне нянчился с этими диссидентами.
Говорят, гениальному поэту на короткий срок запретили выезд из СССР. Сочувствую, как ему, несчастному, было просто невыносимо даже ту пару недель находиться и жить «в этой стране».

После “пражских событий” французский певец Ив Монтан решительно и бесповоротно расстался со своими коммунистическими убеждениями, о чём объявил публично. Реакция советских властей была предсказуемой: артист был напрочь изгнан из всех отечественных средств массовой информации, а также из кинопроката.
Я для себя, конечно, сразу отнёс его к категории предателей.
Ив Монтан скончался в 1991 году.
До этого, в 1985 году умерла его жена Симона Синьоре.

2 и 15 марта 1969 года произошли вооружённые столкновения на границе между СССР и КНР в районе острова Даманского на реке Уссури – правый приток Амура, пограничная река.
У этих событий большая предыстория, ещё с царских времён, однако до применения огнестрельного оружия дело пока не доходило.
2 марта китайские войска устроили подлую провокацию, вошли на советскую территорию, с изощрённым восточным коварством заманили в засаду советский пограничный наряд; в возникшем жестоком бою погиб 31 советский пограничник. Китайские нарушители с потерями отошли на свой берег реки.
Но обстановка в Китае с каждым днём накалялась всё больше.
15 марта китайцы начали крупномасштабные боевые действия. Однако советское армейское командование имело директиву не ввязываться ни в какие военные операции: «затеяли погранцы и КГБ, пусть сами и отдуваются». Уже танковый взвод наших пограничников был разгромлен, один подбитый новейший танк Т-62 китайцы захватили и впоследствии выставили в пекинском военном музее. Ситуация складывалась критической. И тогда, в нарушение всех указаний, на свой страх и риск, командующий войсками Дальневосточного военного округа отдал приказ, который сильно отрезвил воинственность китайцев – в бой были введены секретные на тот момент реактивные системы залпового огня “Град”. Огнём одного дивизиона были практически сметены все сосредоточенные в районе Даманского китайские подразделения. Китайцы успокоились надолго, на годы. Наши суммарные боевые потери за время этого конфликта достигли 58 человек.
В октябре прошли переговоры глав правительств СССР и КНР, и по достигнутому соглашению территория безлюдного острова Даманский стала ничейной.
Я уверен, главная вина за происшедшее, за людские потери лежит на безбашенном ревизионисте Хрущёве, да и власть Брежнева не предвидела такого развития опасной ситуации и заранее ничего не предприняла для предотвращения конфликта.
Удивительно: по итогам переговоров в 1991 году, остров без всяких условий был передан КНР.

IX съезд КПК, проходивший в апреле 1969 года, одобрил первые итоги “культурной революции”. Маршал Линь Бяо, зачитавший отчётный доклад перед съездом, был официально объявлен «продолжателем дела товарища Мао Цзэдуна».

В 1968 году в Московской городской телефонной сети были введены семизначные номера – из одних только цифр. До того номера были шестизначными, начинавшимися с буквы, далее цифры, и семизначными, начинавшимися с двух букв. Буквы фактически являлись индексами (обозначениями) соответствующей автоматической телефонной станции (АТС), или районного телефонного узла. Потому и на старых дисковых телефонных аппаратах кроме цифр были нанесены также и буквы. Аналогичные изменения касались и других городов страны.

Как известно, 28 августа 1964 года, в память об итальянском коммунисте Пальмиро Тольятти, город Ставрополь Куйбышевской области был переименован в Тольятти.
20 июля 1966 года ЦК КПСС и Советом министров СССР принято решение о строительстве нового крупного автомобильного завода в городе Тольятти. В качестве базовой модели нашего будущего отечественного автомобиля был принят FIAT-124, и сам Волжский автомобильный завод (ВАЗ) предполагалось строить по проекту разработки итальянского автоконцерна “Фиат”.
21 января 1967 года строительство началось.
19 апреля 1970 года с главного конвейера завода сошли первые шесть автомобилей ВАЗ-2101 “Жигули”.
9 сентября 1970 года начат серийный выпуск автомобилей.

Помню, году в 1969-ом, про “Жигули” ещё и не слышно было, ехали мы в Звёздный городок на совещание в своей служебной “Волге” и вдруг на Московской кольцевой автодороге увидели настоящее «чудо на колёсах». Тонкое обрамление заднего, переднего и бокового остекления, тонкая крыша и низкая посадка водителя создавали вид какого-то ажурного, насквозь просматриваемого кристалла в окружении наших серьёзных, вездеходных автотранспортов, в сравнении больше напоминающих бронемашины с люками-иллюминаторами. «Фиат, – с видом знатока произнёс представитель заказчика. – В Тольятти будут строить такие».
Скоро привыкли и к “жигулям”. «Жигулёнок».

В октябре 1968 года “Московский завод малолитражных автомобилей” (МЗМА) стал называться “Автомобильный завод имени Ленинского комсомола” (АЗЛК).

14 сентября 1966 года умер Николай Константинович Черкасов, актёр театра и кино, народный артист СССР (1947), лауреат Ленинской (1964) и пяти Сталинских премий.
31 марта 1967 года умер Родион Малиновский, Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза.
7 июля 1967 года умерла Вивьен Ли, английская актриса (“Унесённые ветром”).
31 августа 1967 года умер Илья Эренбург, писатель, лауреат двух Сталинских премий первой степени и Международной Сталинской премии “За укрепление мира между народами”.
1 апреля 1968 года умер Лев Давидович Ландау, советский физик, академик АН СССР, лауреат Нобелевской премии по физике (1962).
4 апреля 1968 года в Мемфисе, штат Теннеси, США, убит Мартин Лютер Кинг, афроамериканский баптистский проповедник, лидер американского движения за права человека.
5 июня 1968 года в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, США, совершено покушение на Роберта Кеннеди, брата Джона Кеннеди, американского политика;  на следующий день он скончался от ран.
3 августа 1968 года ушёл из жизни Константин Константинович Рокоссовский, советский военачальник, Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза.
2 апреля 1969 года умер Борис Сергеевич Стечкин, конструктор авиационных двигателей, академик АН СССР с 1953 года, Герой Социалистического Труда (1961), лауреат Ленинской (1957) и Сталинской (1946) премий.
2 декабря 1969 года скончался Климент Ефремович Ворошилов, Маршал Советского Союза.

В апреле 1966 года широко известная ежедневная газета английских коммунистов “Дейли уоркер” (условно – Рабочий ежедневник), основанная в 1930 году, была переименована и получила название “Морнинг стар” (Утренняя звезда).

В 1969 и 1970 годах Тур Хейердал построил две лодки “Ра” и “Ра-II” из папируса и предпринял путешествие через Атлантический океан (на “Ра” неудачно, на “Ра-II” удачно) от побережья Африки (Марокко) до южноамериканского острова Барбадос, вблизи Венесуэлы, подтвердив тем самым возможность совершения древними мореплавателями трансатлантических переходов на парусных судах.

В марте 1969 года вышла в свет книга “Воспоминания и размышления” Маршала Советского Союза Жукова Георгия Константиновича. Это было событие!
Отец принёс книгу домой как нечто святое. Конечно, не первого издания, но всё же.

В 1969 году административный и жилой центр космодрома Байконур – посёлок с изменявшимся названием (“Заря”, “Ленинский”) – получил статус города и официальное название Ленинск. В 1995 году город Ленинск стал Байконуром.

В 1970 году мы с Ниной в составе делегации ЛИИ посетили кабинет Ленина в Кремле.
30 мая 1987 года мы также с Ниной и также в составе делегации ЛИИ посетили музей-заповедник “Горки Ленинские”.

 Искусство 

16 января 1966 года начала выходить в эфир, в последнюю субботу месяца, телевизионная юмористическая передача “Кабачок 13 стульев”. И оставалась популярной до последнего выпуска 4 октября 1980 года.

1 января 1968 года на Центральном телевидении СССР впервые вышла в эфир информационная телевизионная программа “Время”. Первые четыре года программа выходила по определённым дням недели, начало – по-разному, где-то с 20:00 по 20:45; с 1972 года стала выходить ежедневно ровно в 21:00; продолжительность программы от 15 минут до 1 часа. Музыкальная мелодия начальной заставки – “Время, вперёд”. Говорили: «а в конце – о погоде».

17 апреля 1968 года впервые вышла в эфир телепрограмма “В мире животных”.

26 марта 1968 года в театре кукол имени Образцова состоялся замечательный, пародийно-сатирический “Необыкновенный концерт”, в обновлённой редакции, после поставленного впервые в 1946 году. Спектакль вошёл в книгу рекордов Гиннесса как “самое популярное представление”: он был сыгран более 10 тысяч раз в более чем 90 странах мира. Мы с Ниной, конечно, посмотрели.
“Вёл концерт” совершенно потрясающий конферансье Эдуард Апломбов в исполнении Зиновия Гердта. Его незабываемые репризы:
«Знаете, честно говоря, меня всё время волнует вопрос, не слишком ли я культурен для вас».
«Её тема – страдание, страдание не в смысле “я страдала, страданула”, а в смысле “лямур -тужур-бонжур”».
«“Ай-яй-яй кампания”, что в переводе на русский означает “Ой-ёй-ёй коллектив”».
Или реплика в цыганском хоре:
«А ну, ходи веселей, курносенький! Молодой, холостой, незарегистрированный!»

В Москве у меня, помимо других мест, был один волшебный треугольник, в котором я часто вращался: библиотека Ленина – Консерватория – Манеж (выставочный зал). И вот, проходя по Моховой (проспекту Маркса), я, конечно, обращал внимание на солидный стенд-афишу студенческих театров МГУ. Честно признаюсь, ничего из репертуара меня не привлекало. Не люблю. Уж простите.
А однокурсницы моей жены, Нины, иногда между собой обсуждали театральную жизнь.
Про театр-студию “Наш дом” при Доме культуры МГУ интересно.
В 1967 году к 50-летию Октября в этой студии “Наш дом” режиссёра Марка Розовского вышел спектакль “Смех отцов”, вторую часть которого занимала инсценировка полузапрещённой сатирической повести “Город Градов” опального писателя Андрея Платонова. (Нехорошо).
Весной 1968 года состоялся спектакль “Сказание о царе Максе-Емельяне”. Фига была не в кармане – громадную фигу показывали прямо на сцене. Изловленному Анике-воину «шили дело» – пришивали огромную папку с надписью «Дело», и Фемида (в лице молодого артиста Филиппенко) произносила сентенцию: «Терпенье и труд всё перетрут во глубине сибирских руд. Пушкин, шутка». На все спектакли ломились толпы любителей.
С 1962-го и до весны 1969 года шёл спектакль “Старьё берём и показываем”. Там была сценка-миниатюра, сочинённая новосибирским студенческим театром, но которую “Наш дом” играл давно и постоянно. На пустую сцену выходил человек, разводил руками и думал вслух: «Были времена, когда за слова сажали. Герцен вынужден был жить за границей. А сейчас? Ну что я могу сделать один?» Выбегал другой, разводил руками: «Ну что я могу сделать один?» Третий, четвёртый – то же самое. Постепенно их становилось всё больше, сцена заполнялась людьми, совершавшими некое броуновское движение, они вроде бы прислушивались друг к другу, но каждый из них не видел и не слышал другого, каждый говорил то же самое громче и уверенней; наконец, все 40-50 человек участников спектакля выстраивались в шеренги, маршировали и скандировали хором: «Ну – что – я могу – сделать – один?» Половина зрительного зала сидела в гробовомом молчании, а другая аплодировала за двоих.

23 декабря 1969 года под давлением парткома МГУ и лично секретаря парткома Ягодкина Владимира Николаевича театр-студия “Наш дом” была закрыта, ликвидирована.
Также в 1969 году по распоряжению парткома МГУ был также закрыт Студенческий театр МГУ.

Песни 

В поэзии и музыке в это время получила развитие героико-романтическая тема освоения космоса.
Любимец женщин певец Юрий Гуляев (1930-1986) пел цикл песен “Созвездие Гагарина” А. Пахмутовой и Н. Добронравова. Популярны были такие его песни, как “Русское поле” Я. Френкеля и И. Гофф, “На безымянной высоте” В. Баснера и М. Матусовского, “Песня о тревожной молодости” А. Пахмутовой и Л. Ошанина.

Иосиф Кобзон (1937-2018) исполнял песни “Куба – любовь моя” А. Пахмутовой, Н. Добронравова и С. Гребенникова, “А у нас во дворе…” А. Островского и Л. Ошанина.

Эдуард Хиль (1934-2012) пел песни:
“Голубые города” А. Петрова и Л. Куклина,
“Как провожают пароходы” А. Островского и К. Ваншенкина,
“Человек из дома вышел” С. Пожлакова и А. Ольгина,
“Зима” Э. Ханка и С. Острового, одна из главных песен Хиля, которую знают под заголовком «Потолок ледяной»,
“Лесорубы” А. Островского и М. Танича,
“Маленький принц” М. Таривердиева и Н. Добронравова,
“Песня о друге” А. Петрова и Г. Поженяна из кинофильма “Путь к причалу”.
А впереди у него ещё будет знаменитый Вокализ Александра Островского, после исполнения которого в 1976 году Эдуард Хиль получит неофициальное народное звание Мистер Трололо.

Нина Дорда (1924-2016) пела “Ходит песенка по кругу”, написанную в 1967 году композитором О. Фельцманом на слова М. Танича и И. Шаферана.

В октябре 1967 года выступал с концертом в клубе “Стрела” города Жуковского В.С. Высоцкий (1938-1980).
Я не присутствовал, и не знал.

В 1966 году появляется вокально-инструментальный ансамбль “Весёлые ребята” под руководством пианиста и композитора Павла Слободкина. В разные годы в ансамбле работали певцы Александр Градский, Александр Буйнов, Алла Пугачёва и другие.
ВИА исполнял песню “У той горы, где синяя прохлада”, написанную Давидом Тухмановым.
Эту песню исполняла также Гелена Великанова.

Раймонд тогда он был ещё просто Паул (без буквы “с” на конце). И я о нём понятия не имел.

21 ноября 1965 года певица Мирей Матьё впервые появилась перед французскими телезрителями, подражая великой Эдит Пиаф.
Поль Мориа уже был знаменит. Поскольку идей у Мориа было больше, чем требовалось для его оркестра, он, в 1966 году, становится композитором певицы Мирей Матьё, для которой написал более чем 50 песен.
Запомнилась рвущая душу песня “Mon Credo” («Oui je crois»), исполненная Мирей Матьё в 1966 году на музыку Поля Мориа.
Летом 1967 года Матьё впервые в составе французского мюзик-холла выступила в СССР. То есть тогда же и Поль Мориа, в рамках турне Мирей Матьё, впервые посетил СССР.

Книги 

Прочитал роман Ивана Ефремова “Час Быка” в журнале “Техника – молодёжи” 1968 № 11 – 1969 № 7. Этот загадочный и футуристически оформленный номер журнала ещё долго питал моё воображение.
Незабываемые вещи:
Периодическая таблица Солнечной системы (предсказаны открытия Инфрамеркурия и Трансплутона!), ионолёт, первый советский снегоход, цветомузыка, статья о морских змеях, и финал загадочного и недоступного романа Ефремова.
Отдельной книгой роман вышел в 1970 году в издательстве “Молодая гвардия”.

Обратил внимание на писателей Константина Паустовского (1892-1968) и Владимира Солоухина (1924-1997) с их необычным, “ласковым” стилем описания природы.
Читал весной 1967 года в нескольких номерах журнала “Наука и жизнь” повесть Солоухина “Третья охота” о правильном сборе грибов.
В поисках загадочной для меня “золотой розы” я ухватился за вышедший в 1967 году третий том Собрания сочинений Паустовского в восьми томах и залпом прочитал содержавшиеся в нём произведения “Повесть о лесах” (1948), “Героический юго-восток” (1956), “Золотая роза” (1955).
С удивлением узнал  о том,  как в 1964 году звезда Голливуда Марлен Дитрих,  «русская душой» и прочитавшая по-английски только рассказ Паустовского “Телеграмма”, во время её московских гастролей, по окончании её шоу в Центральном доме литераторов, увидев поднимавшегося к ней на сцену Паустовского, была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему своё восхищение, кроме как опуститься пред ним на колени.
Кстати, в 1965 году вместо номинированного Константина Паустовского Нобелевский комитет под давлением Советского правительства присудил премию по литературе “партийному писателю” Михаилу Шолохову.
С сожалением следует отметить, что беспартийный товарищ Паустовский в 1966 году подписал коллективное письмо в Президиум ЦК КПСС – против реабилитации Сталина. В 1967 году вместе с  Солженицыным требовал отменить цензуру литературных произведений. Защищал Андрея Синявского и Юлия Даниэля, которых судили за публикацию своих клеветнических произведений на Западе.

А уж с Солоухиным в жизни вообще случился сплошной конфуз. Выходец из многодетной крестьянской семьи, член КПСС с 1952 года, осудивший роман Пастернака “Доктор Живаго”, получивший всё от советской власти, Солоухин, в лихие 90-е годы, «грубо подтасовывая», по выражению Анатолия Собчака, принялся вдруг критиковать Ленина, заделался ярым монархистом и поимел, под конец жизни, потомственное дворянство (это на двух своих дочерей, что ли?).
Но произведения и того и другого – прекрасные, ничего не скажешь.

Необъяснимым для меня осталось одно произошедшее событие – Константин Симонов в 1966 году, то ли под серьёзным давлением, то ли по собственному разумению, изменил, “пригладил” написанное им в 1942 году, считаю, священное, неприкосновенное стихотворение “Убей его!”
А именно. В заголовок произведения поставил более нейтральную первую строчку “Если дорог тебе твой дом”; далее, удалил строфу про повешенного немцами старого школьного учителя; и самый чувствительный для всех момент: заменил всюду всюду по тексту слово “немцы” на “фашисты”.
Смысл данной новой редакции читатели в большинстве своём истолковали как желание сделать приятное, будто бы, обновлённой стране Германии и даже – как расшаркивание перед не столь враждебным теперь для нас немецким народом. А то, дескать, как-то не комильфо. Но тевтонского зверя этим не купишь.

Мода 

Прорыв человечества в космос, общее развитие общества и техники вызвали своеобразную революцию в моде. Прежде всего женщины захотели носить брюки. И в СССР – тоже. Однако наши партийные вожди были не готовы видеть советскую женщину в мужском костюме. Образ женщины в брюках крити­ко­вали как нарушающий правила приличия, общественную мораль; появ­ление женщин в брюках на официальных и праздничных мероприятиях не разрешалось.
А женщины делали по-своему.
Эдита Пьеха пела в брючном костюме.
Моя Нина сшила себе белые брючки и щеголяла в них по аэродрому. Руководство ЛИИ не препятствовало.
Моё начальство – Даревский, Кулагин, партком – решили не разрешать. Собрали всех начальников среднего звена и приказали. Я как начальник отдела должен был делать выговоры сотрудницам за ношение брюк на работе. Иначе… И я, чувствуя внутри некоторые угрызения совести, отсылал своих сотрудниц «домой, переодеться». Женщины роптали, но оформляли увольнительную записку на пару часов и шли домой, хотя иногда казалось, что делали они это с удовольствием. А разговоров сколько! На следующий день всё повторялось. «Эт-то что такое?! Домой переодеться». И снова, и снова. Через некоторое время начальство вроде бы сдалось, забыли.
Интересно, что закон Наполеона от 1800 года запрещал женщинам Парижа носить брюки в общественных местах, и только лет через двести парижанки получили официальное разрешение носить свои брюки.
В 1960-х годах в моду вошёл каблук-шпилька. Толщи­на – около трёх милли­мет­ров, высота обычно пять-шесть санти­мет­ров, но доходила и до двенадцати! Ходить на таких “гвозди­ках” было неудобно, а то и опасно, но женщи­нам нрави­лась острота ощущений и яркость образа.
У мужчин в 1960-е годы в моду вошли белая нейло­но­вая рубашка, тёмные брюки-дудочки, остроносые ботинки. Хлопок признавался уста­рев­шим и неудоб­ным, нейлон – краси­вым и прак­тич­ным, поскольку не мялся, легко стирался и инте­ресно смот­релся. Нормаль­ная ширина штанины мужских брюк состав­ляла 24–25 санти­мет­ров.
В эти же годы в СССР пришли плащи из боло­ньи, короткие, обычно – зеленоватого цвета. Шутили, что в Италии из этой ткани шили рабо­чую спецодежду, а у нас их носили как шикарные летние пальто. Боло­нья поко­рила новиз­ной и прак­тич­но­стью, в сложен­ном виде эти плащи были очень компактны и прак­ти­че­ски не зани­мали места ни в шкафу, ни в сумке.

Ходим с Ниной по ГУМу. Становимся в длиннющие очереди, что-то покупаем. Объявление по радио, примерно такое: «В нашем магазине на третьем этаже первой линии начинается сеанс демонстрации мод». Нина отпрашивается на показ мод, я где-нибудь сижу жду.

В 1959 году Пьер Карден совершил революцию – представил на суд публики в Париже первую свою коллекцию готовой одежды (до этого была только высокая мода), и основой коллекции стала чёрная водолазка как знамя революции и протеста.
В СССР водолазка – трикотажный джемпер с высоким воротником под горло – стала особенно популярной ориентировочно  в 1968 году,  когда  люди  увидели  нежно-голубую  водолазку  на Андрее Миронове в к/ф “Бриллиантовая рука”, а также чёрные водолазки, “битловки”, на музыкантах легендарной группы “Битлз”.

Фильмы

Очевидно стало больше фильмов, хороших и разных. Все пересмотреть, хоть даже интересные, уже было невозможно – работа и семейные дела. Посмотреть удалось много:
1966 год
“Айболит-66” (1966) реж. Ролан Быков,
“Андрей Рублёв” (1966) реж. Андрей Тарковский,
“Берегись автомобиля” (1966) реж. Эльдар Рязанов, с Иннокентием Смоктуновским,
“Бэла” (1966) реж. Станислав Ростоцкий,
“В городе С.” (1966) реж. Иосиф Хейфиц, с Анатолием Папановым,
“Выстрел” (1966), с Михаилом Козаковым и Юрием Яковлевым,
“Два билета на дневной сеанс” (1966),
“Женщины” (1966),
“Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика” (1966) реж. Леонид Гайдай, с Натальей Варлей и знаменитой троицей: Вицин, Моргунов и Никулин,
“Начальник Чукотки” (1966),
“Неуловимые мстители” (1966) реж. Эдмонд Кеосаян,
“Республика ШКИД” (1966), с Сергеем Юрским,
“Сегодня – новый аттракцион” (1966), с Фаиной Раневской,
“Старшая сестра” (1966), с Татьяной Дорониной и Михаилом Жаровым,
“Три толстяка” (1966), с Алексеем Баталовым,
“12 стульев” (1966) телеспектакль, чёрно-белый, 2 серии, с Игорем Горбачёвым,
“Герой нашего времени” (1965, 1966), 2 серии, с Владимиром Ивашовым, премьера 1 февраля 1967 года; посмотрел позже,
1967 год
“Анна Каренина” (1967) реж. Александр Зархи, с Татьяной Самойловой и Василием Лановым,
“Война и мир” (1967) реж. Сергей Бондарчук, с Людмилой Савельевой и Вячеславом Тихоновым,
“Его звали Роберт” (1967), с Олегом Стриженовым,
«Женя, Женечка и “катюша”» (1967), с Олегом Далем,
“Зелёная карета” (1967), с Натальей Теняковой,
“История Аси Клячиной” (1967) реж. Андрей Михалков-Кончаловский,
“Комиссар” (1967),
“Майор Вихрь” (1967),
«Путь в “Сатурн”» (1967),
“Свадьба в Малиновке” (1967),
“Татьянин день” (1967),
“Три тополя на Плющихе” (1967) реж. Татьяна Лиознова,
“Туманность Андромеды” (1967),
“Фокусник” (1967) реж. Пётр Тодоровский,
“Хроника пикирующего бомбардировщика” (1967),
“Я Вас любил” (1967),
1968 год
“Бриллиантовая рука” (1968) реж. Леонид Гайдай,
“Виринея” (1968),
“Деревенский детектив” (1968),
“Доживём до понедельника” (1968) реж. Станислав Ростоцкий,
“Ещё раз про любовь” (1968),
“Живой труп” (1968),
“Журавушка” (1968),
“Зигзаг удачи” (1968),
“Золотой телёнок” (1968) реж. Михаил Швейцер,
“Интервенция” (1968),
«Конец “Сатурна”» (1968),
“Любить” (1968),
“Мёртвый сезон” (1968) реж. Савва Кулиш,
“На войне как на войне” (1968),
“Новые приключения неуловимых” (1968),
“Освобождение” (1968) реж. Юрий Озеров,
“Ошибка резидента” (1968),
“Семь стариков и одна девушка” (1968),
“Служили два товарища” (1968),
“Старая, старая сказка” (1968),
“Угрюм-река” (1968),
“Урок литературы” (1968),
“Хозяин тайги” (1968),
“Щит и меч” (1968) реж. Владимир Басов,
1969 год
“Адъютант его превосходительства” (1969),
“Гори, гори, моя звезда” (1969) реж. Александр Митта,
“Каждый вечер в одиннадцать” (1969),
“Король-олень” (1969),
“Мама вышла замуж” (1969),
“Неподсуден” (1969),
“Опасные гастроли” (1969),
“Посол Советского Союза” (1969),
“Странные люди” (1969) реж. Василий Шукшин,
“Сюжет для небольшого рассказа” (1969) реж. Сергей Юткевич,
“У озера” (1969) реж. Сергей Герасимов,
“Чайковский” (1969) реж. Игорь Таланкин.

Фильмов, которые не посмотрел за эти годы, тоже довольно много. Некоторые пропустил с сожалением, некоторыми вообще не заинтересовался:
“Волшебная лампа Аладдина” (1966),
“Дневные звёзды” (1966),
“Долгая счастливая жизнь” (1966) реж. Геннадий Шпаликов,
“Дядюшкин сон” (1966),
“Июльский дождь” (1966) реж. Марлен Хуциев,
“Крылья” (1966) реж. Лариса Шепитько,
“Сказка о царе Салтане” (1966) реж. Александр Птушко,
“Снежная королева” (1966),
“Арена” (1967),
“Бабье царство” (1967),
“В огне брода нет” (1967) реж. Глеб Панфилов, с Инной Чуриковой, “Взорванный ад” (1967),
“Вий” (1967),
“Дай лапу, Друг!” (1967),
“Происшествие, которого никто не заметил” (1967),
“Разбудите Мухина!” (1967),
“Седьмой спутник” (1967),
“Братья Карамазовы” (1968) реж. Иван Пырьев,
“Годен к нестроевой” (1968),
“Моабитская тетрадь” (1968),
“Мужской разговор” (1968),
“Огонь, вода и… медные трубы” (1968),
“Снегурочка” (1968),
“Это было в разведке” (1968),
“В тринадцатом часу ночи” (1969),
“Варвара-краса, длинная коса” (1969),
“Весёлое волшебство” (1969),
“Время счастливых находок” (1969),
“Голубой лёд” (1969),
“Дворянское гнездо” (1969) реж. Андрей Михалков-Кончаловский,
“Не горюй!” (1969),
“Преступление и наказание” (1969) реж. Лев Кулиджанов,
“Старый знакомый” (1969),
“Тренер” (1969)“,
Проводы белых ночей” (1969), телефильм.
Да-а, многовато проглядел.
При этом вообще категорически отрицательно отношусь к Андрею Михалкову-Кончаловскому, и к его творчеству (“Низкие истины” и “Ася Клячина”), да и как к человеку, который всё это творит.

Помню, пригласил Нину на фильм “В джазе только девушки” (1959) с Мэрилин Монро в главной роли, вышедший 22 августа 1966 году на экраны Советского Союза, несмотря на протесты секретаря ЦК КПСС по идеологии Михаила Суслова. Получивший невероятную популярность, это был единственный фильм с Мэрилин Монро в советском прокате. Некоторые нелепо путают этот фильм с фильмом “Джентльмены предпочитают блондинок” (1953), который не шёл в СССР в прокате.
В США фильм “В джазе только девушки” появился в марте 1959 года. Рабочее название картины было “Не сегодня, Джозефина”. Официальное название фильма в прокате по-английски “Some Like It Hot”, в переводе примерно “Некоторые любят погорячее”. В качестве этого названия фильма была использованы слова, взятые из известной в Америке детской песенки “Горячая овсянка с горохом”, и более точно название фильма можно было бы перевести совсем невинной фразой “На вкус и на цвет товарищей нет”. Однако Госкино СССР вначале для фильма придумало странную, нелепую и даже фривольно-пошловатую “вывеску”: “Некоторые предпочитают это в темпе”. Слава богу, не прошло. В ленте нет ни единой (!) сцены с “обнажёнкой”, но для того времени она была очень смелой. Советские цензоры просто вырезали из фильма 25 минут экранного времени – главным образом, сцены с поцелуями. Зрители в кинотеатрах, глядя на актрису, гадали: а есть ли на актрисе белье? Настолько полную иллюзию голого тела под тканью создавали платья из сеточки. Добавляла интриги и знаменитая фраза Монро, что на ночь она надевает только “Шанель № 5” (духи). Мэрилин Монро была беременна во время съёмок, в результате выглядела заметно толще, чем обычно. Для производства фотоматериалов о фильме использовались тела дублёрш, к которым впоследствии монтировали голову Монро.
Фильм нам с Ниной понравился. Повторяли фразочки: «Как они ходят на таких каблучищах?! Как они сохраняют равновесие?! – У них центр тяжести в другом месте» и «Я договорился с охраной, ночью будет полная луна».
Надо сказать, что в неурезанном виде наши зрители увидели комедию только в 1999 году, когда телеканал ОРТ на 8 Марта выпустил полный вариант фильма, сделав своеобразный подарок зрительницам – можно сказать, ещё одну премьеру.

Зарубежных фильмов в те годы мне удалось посмотреть совсем немного.
Привожу перечень зарубежных фильмов тех лет и значком плюс + отмечая фильмы, которые посмотрел:
1966 год
“Девица Розмари” (ФРГ, 1958; в СССР с 1966 года);
“Загадочный пассажир” (ПНР,1959; в СССР с июля 1966 года);
“Любовь под вязами” (США, 1958; в СССР с 1966 года);
“Подвиги Геракла” (Италия-Испания, 1958; в СССР с 1966 года);
“Полуночный поцелуй” (США, 1949; в СССР с 1966 года);
+“Приключения Питкина в больнице” (Великобритания, 1963; в СССР с 1966 года);
“Соблазнённая и покинутая” (Италия-Франция, 1963; в СССР с 1966 года);
+“Шербурские зонтики” (Франция, 1964; в СССР с мая 1966 года);
+“Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир” (США, 1963; в СССР с 1966 года);
1967 год
“Венгерский набоб” (ВНР, 1966; в СССР с 1967 года);
“Гром небесный” (Франция-Италия-ФРГ, 1965; в СССР с 1967 года);
«Королева “Шантеклера”» (Испания, 1962; в СССР с января 1967 года);
“Оскар” (Франция, 1967; в СССР с 1968 года);
“Призрак замка Моррисвиль” (ЧССР, 1966; в СССР с 1967 года);
“Свет за шторами” (ВНР, 1965; в СССР с 1967 года);
“Спартак” две серии (США, 1960; в СССР с 1967 года) реж. Стенли Кубрик;
“Сыновья Большой Медведицы” (ГДР-СФРЮ, 1965; в СССР с 1967 года);
“Тени над Нотр-Дамом” (ГДР, 1966; в СССР с 1967 года);
+“Фантомас” (Франция-Италия, 1964; в СССР с 1967 года);
“Фантомас разбушевался” (Франция-Италия, 1965; в СССР с 1967 года);
“Фараон” (ПНР, 1966; в СССР с октября 1967 года);
1968 год
“11 минут” (США, 1965; в СССР с ноября 1968 года);
“Анжелика и король” (Франция-Италия-ФРГ, 1965; в СССР с августа 1968 года);
“Антигона” (Греция, 1961; в СССР с сентября 1968 года);
+“Большой приз” (США, 1966; в СССР с 1968 года);
“Верная Рука – друг индейцев” (ФРГ-СФРЮ, 1965; в СССР с 1968 года) вестерн;
“Виннету – вождь апачей” (ФРГ-СФРЮ, 1964; в СССР с октября 1968 года);
“Вперёд, Франция!” (Франция, 1964; в СССР с мая 1968 года);
+“Жена для австралийца” (ПНР, 1964; в СССР с 1965 года);
“Запах миндаля” (БНР, 1967; в СССР с сентября 1968 года);
“Золотая пуля” (Италия, 1967; в СССР с 1968 года);
“Красная мантия” (Дания,1966; в СССР с мая 1968 года);
+“Мужчина и женщина” (Франция, 1966; в СССР с 1968 года) реж. Клод Лелуш;
“Оскар” (Франция, 1967; в СССР с 1968 года);
“Разиня” (Франция-Италия, 1964; в СССР с 1968 года);
“Фантомас против Скотланд-Ярда” (Франция-Италия, 1966; в СССР с июля 1968 года);
“Чингачгук – Большой Змей” (ГДР-СФРЮ, 1967, в СССР с июля 1968 года);
1969 год
“Анжелика – маркиза ангелов” (Франция-Италия-ФРГ, 1964; в СССР с декабря 1969 года);
“Бей первым, Фреди!” (Дания, 1965; в СССР с 1969);
+“Большие манёвры” (Франция, 1955; в СССР с 1969 года) реж. Рене Клер;
“Миллион лет до нашей эры” (Великобритания, 1966; в СССР с 1969 года);
“Сестра Керри” (США, 1952; в СССР с 1969 года).
Индийских и других азиатских фильмов я сторонился.

1 января 1969 года  по  телевидению   показали   первую  серию  в  дальнейшем   ежегодного  детского мультипликационного журнала “Весёлая карусель”. Тема четвёртого эпизода тележурнала под названием “Ну, погоди!” показалась художественному руководству весьма перспективной, только персонажи – Волк и Заяц – были слишком злыми. Режиссёр эпизода Геннадий Сокольский отказался что-либо переделывать, тогда был сформированная авторский коллектив в составе В. Котёночкина, А. Курляндского, А. Хайта и Ф. Камова.
В результате их работы 5 июля 1969 года в эфир вышел первый выпуск большого мультсериала “Ну, погоди!” Сериал завоевал всенародное признание и любовь. 

4.6. ТДК-Ф81. На Луну
(Комплексный тренажёр космического корабля для посадки на Луну)
Разработка. Работа работой, а жизнь своим чередом. И опять конец.
Опыт и осмысление. Рождение сына. Что за станция такая

Тренажёр, который кончился не начавшись.

Разработка

Для посадки на Луну в ОКБ-1 начиная с 1963 года разрабатывался ракетно-космический комплекс Н1-Л3, в который входила ракета-носитель Н1 (Н – от слова “носитель”) и лунный комплекс Л3 (индекс 11Ф81). При этом лунный комплекс Л3 состоял из лунного орбитального корабля (ЛОК) (индекс 11Ф93) и лунного корабля (ЛК) (индекс 11Ф94).
Лунный орбитальный корабль (ЛОК) предполагался двухместным, а лунный корабль (ЛК), предназначенный непосредственно для посадки на лунную поверхность, – одноместным.
То есть с Земли на лунную орбиту в ЛОКе должны были прибыть два космонавта, затем один из них должен был спуститься в лунной капсуле (ЛК) на поверхность Луны, выполнить заданные работы и вернуться обратно в ЛОК; и уже двое должны были отправиться домой, на Землю.
Особо отмечу, что для обеспечения сближения и стыковки на окололунной орбите – лунный орбитальный корабль (ЛОК) и лунный корабль (ЛК) оборудовались новой радиотехнической системой измерения параметров взаимного сближения “Контакт”, которая тогда разрабатывалась в ОКБ МЭИ, главный конструктор А.Ф. Богомолов.
Нашим предприятием, в установленном порядке, в кратчайшие сроки были созданы системы отображения информации для указанных кораблей: СОИ “Уран” – для спускаемого аппарата ЛОК, СОИ “Орион” – для бытового отсека ЛОК и СОИ “Луч” – для лунного корабля (ЛК).

Также нашему предприятию была поручена разработка комплексного тренажёра ТДК-Ф81 космического корабля для посадки на Луну, состоящего из двух тренажёров: комплексного тренажёра ТДК-Ф93 лунного орбитального корабля (ЛОК) и комплексного тренажёра ТДК-Ф94 лунного корабля (ЛК).
Лунный орбитальный корабль (ЛОК) был похож, в общих чертах, по нашему мнению, на корабль облёта Л1. Поэтому тренажёр ТДК-Ф93 нами разрабатывался по подобию тренажёра ТДК-Ф91.
В то же время совсем ни на что не похожий лунный корабль (ЛК) был по сути принципиально новым изделием, и разработка тренажёра для него требовала от нас совершенно нового подхода. С одной стороны, это должен был быть обычным статическим макетом кабины. С другой стороны, мы его представляли себе в виде вертолёта, осуществляющего полёт над макетом лунной поверхности.

Кулагин сочинил проект ТТЗ на тренажёр в декабре 1967 года.
Предусматривалась имитация системы автономной навигации (САН) с использованием “штатной”, реальной бортовой цифровой вычислительной машины (БЦВМ).
Документ был легко и быстро согласован космонавтами и военными из ЦПК, но вызвал резкое неприятие всеми специалистами ЦКБЭМ. Они твердили: пусть космонавты тренируются в выполнении задач астронавигации на отладочных стендах в Подлипках и на предприятии-разработчике цифровой техники в Зеленограде.
Не зря генерал Каманин 3 декабря 1967 года отметил в своих Воспоминаниях: «Мишин делает всё, чтобы создать тренажёры Л3 только для своей организации и ничего не дать ЦПК ВВС».

Несмотря на возражения ЦКБЭМ разработка тренажёра началась.
Многое было готово, многое заимствовалось с других тренажёров.
Главное, я внимательно следил за процессом создания БЦВМ “Салют-2М” для корабля Л3 – при каждой встрече с моими добрыми друзьями из ЦКБЭМ они давали мне необходимую информацию.
И мы с Кулагиным и с другими специалистами постоянно думали, как моделировать-имитировать у нас на тренажёре систему автономной навигации (САН).
Саша Суворов со свойственной ему энергией занялся изучением нового прибора посадки на Луну, входящего в состав лунного корабля ЛК. Вместе со своей верной соратницей Лидой Чариковой они разработали великолепную модель посадки на Луну, что явилось темой дипломного проекта Чариковой.
Одновременно Иван Филистов со своей помощницей Людмилой Котиковой провели исследование и предложили вполне аккуратную модель сближения двух космических объектов в новых условиях – на лунной орбите.
Иван Владимирович Воробьёв, использовав свои давнишние дружеские связи, заполучил исчерпывающие технические данные прибора ЛВ-1 – “лунная вертикаль, обеспечивающая с высокой точностью направление к центру Луны одной из осей космического корабля”, разработки Уральского оптико-механического завода (УОМЗ). Разобравшись с работой этого бортового прибора, он (Воробьёв), вместе с Ольгой Гуслиц, предложил адекватную программно-методическую модель процесса ручного управления (на тренажёре) с использованием имитатора лунной вертикали ИЛВ, разработки всё того же завода УОМЗ.
При этом, невзначай, выяснилось, что Иван Владимирович состоял когда-то в группе космонавтов, но не прошёл по здоровью; дружил со своим однокурсником Владиславом Волковым, впоследствии погибшим в одном экипаже с Добровольским и Пацаевым.
Не останавливаясь на достигнутом, Воробьёв вместе и Ольга Гуслиц разработали программу расчёта трасс движения лунного корабля ЛК в широком диапазоне параметров и начальных условий, что было особенно важно для правильной имитации посадки на Луну.

В это время, для поиска территории, похожей на лунную поверхность, Кулагин и Ерёмин в компании с космонавтами и военными-методистами из ЦПК совершили увлекательную поездку на Камчатку, оформив её в качестве служебной командировки. Привезли с собой оттуда фотографии и образцы вулканического грунта.

Работа работой, а жизнь своим чередом 

Новый, 1969-й год навсегда оказался у нас в семье связан с волшебными словами «будет ребёнок». Я узнал первым. Это была огромная радость! Мама, то есть Любовь Степановна, сразу взяла все дела в свои руки, и прежде всего переехала в нашу квартиру, в “семёрку”. Благо площади позволяли. Ездили в консультацию. Чаще стали общаться с женщиной-врачом, жившей в соседнем доме. Звать Юлия Евгеньевна; в летах, вроде бы уже на пенсии, очень опытная и исключительно добрая и отзывчивая.
Отец мой, Константин Николаевич, всё твердил: «Мальчик будет. У нас все мальчики».

На работе творилась страшная запарка. Высшее начальство хмурило брови, строго грозило: «знать ничего не знаем, отвечайте, где – лунный – тренажёр?» Наше руководство лихорадочно старалось, просило, умоляло подчинённых «сделать хоть что-нибудь, показать что есть». Ответственные исполнители предъявляли свои толстые проекты, планы, графики, массу выпущенной технической и схемной документации; жаль, до эксплуатационной документации дело не дошло, не успели. Зато высились горы важных решений, постановлений, грозных писем смежникам и в вышестоящие организации. Бумаги-то, бумаги сколько!
В Подлипках (ЦКБЭМ) наши кураторы сидели, притаившись, и молчали как партизаны, никакой информации клещами не вытащишь; когда будут поставлены макеты лунных кораблей в ЦПК, неизвестно.
В самом ЦПК разброд и шатание. Работа и не начиналась. Говорили со смаком: «конь не валялся». Даже заказанные нами вычислительные машины для тренажёра не были установлены: то ли завезены и стоят где-то нераспакованные, то ли – нет и неизвестно. Где устанавливать, монтировать устройства тренажёра? Никто и не думал. Военные ходили как сонные, ничего не могли решить.
Все были уверены, что скоро будут названы виновные и наказаны невиновные; награждений не ожидалось.

В это не самое для нас удачное время, 2 июля 1969 года, облетевший Луну американский астронавт Фрэнк Борман с семьёй по приглашению Академии наук СССР прибыл с визитом в нашу страну. Надеялись удивить гостя, но именно на следующий день во время пуска на космодроме произошёл мощный взрыв ракеты-носителя Н1,  нанесён  громадный ущерб  стартовому комплексу.
5 июля 1969 года Фрэнк Борман посетил Центр подготовки космонавтов. Подарил музею Гагарина свои часы со словами: «Передаю эти часы в музей Звёздного городка. Я получил их от президента Джонсона сразу после посадки “Джемини-7”. Они были со мной в полёте на “Аполлоне-8” вокруг Луны».
(Через несколько лет, в Звёздном появились сплетни, что часы Бормана из музея украли, потом нашли. Не знаю).
Борман спешил вернуться в Америку, чтобы принять участие в наземном сопровождении полёта корабля “Аполлон-11” с посадкой на Луну.

А я при каждой возможности спешил домой, к жене.

Нашим друзьям Ларисе Зенец и Владиславу Цыплакову дали квартиру в доме № 1 по улице Чкалова. Пятиэтажка, построенная в конце 1963 года. Прекрасное место, около леса, и до работы близко. Весь первый этаж занимал магазин “Детский мир”. Окна их квартиры как раз над буквой Д.
Мы с Ниной, когда шли мимо их дома вечером, могли видеть, есть ли свет у них, дома ли Зенец. И заходили в их всегда гостеприимное гнёздышко посидеть, поговорить, чаю попить.
Помнится, зашли, летом 1969 года; то-сё, стали обсуждать только что прошедший по телевидению мультик “Ну, погоди!” Владиславу особенно понравились кадры пляжа и свиноматка с большим количеством лифчиков; глаза загорелись: «Сколько бюстиков, вот бы потрогать…» – «Прекрати», – возмутились на него наши женщины. Смеялись. «Ну тогда давайте выпьем!» – «Нине нельзя». – «А-а, понятно. Заметно».

Летом приехала из Кургана Ольга, сестра Нины. Немного помогла, освободила Любовь Степановну. Попозже собиралась приехать Клавдия Павловна, мама Нины.
Решили показать Ольге, как мы отдыхаем.
В пятницу, 18 июля 1969 года, как обычно, после работы поехали автобусом на нашу турбазу “Сок берёзовый” на Северке. Очень комфортно доехали. Выгрузились, идём хорошей, дружной компанией. Вот мы уже под сенью берёз нашей рощи. «Тишина, благоуханье. Угасает летний день». Это такие рифмы просятся на волю. Мама моя, Любовь Степановна, как всегда нетерпеливая, далеко в первых рядах. Мы с Ольгой вдвоём, шествуем не спеша, слегка держась за руки. Наслаждаемся. Краем глаза замечаю, сзади, галантно расталкивая людей, догоняет нас мой сотрудник Иван Филистов. И эдак играючи, лёгкой сумочкой мягко шлёпает по спине мою спутницу: «Нина, что-то давно тебя не ви…» Ольга поворачивается ко мне, полные её губки ещё больше надулись: «Женя, это у вас всегда так?» Иван давно понял свою оплошность, извиняется: «Ну ей-богу, до чего похожи. Сёстры».
Ольга за это недоразумение была вознаграждена всеобщим вниманием на все выходные. Я объяснил Ивану в сторонке, что Нина в положении, сидит дома одна, скучает. И вскоре вся турбаза знала эту новость, все поздравляли меня.

А как мы отдыхали? Мы работали вовсю. Под руководством опытной Ольги набрали столько грибов и ягод, что все удивлялись.
В воскресенье с утра перебирали, сортировали, укладывали в банки, коробки, сумки весь собранный за два дня урожай, готовились к отъезду домой. Иван Филистов присутствовал, не помогал и не мешал, молча курил. И вдруг он предложил: «А давайте сходим во-он в тот заманчивый лесок вдали на северной стороне». Жадность взыграла, Ольга поддержала: «Значит, назад идти точно на солнышко».
Пока дошли, налетела страшная гроза. Прятались под огромной елью. Дождь закончился, сплошные тучи, солнца не видно, куда идти непонятно. И Иван куда-то подевался. А ведь скоро отъезд домой на автобусах, ждать не будут. Мама расплакалась: «Заблудились, будем тут ночь ночевать». Ольга взяла руководство на себя, и мы пошли. Пересекли высоковольтную линию электропередач, которую никогда до того не видели. Продирались сквозь мокрую траву выше роста человеческого. Кое-как добрели до лагеря с другой стороны, усталые и мокрые до нитки.
Вспоминали это приключение потом всю жизнь. Но про Ивана Филистова ни слова.

И опять конец

Итак, разработка лунного тренажёра ТДК-Ф81 двигалась, ни шатко ни валко; важные стадии: анализ, планирование, согласование, распределение, обеспечение – и всё с большим размахом.
А до стадии изготовления мы так и не дошли – американцы на “Аполлоне-11” уже 16 июля 1969 года сели на Луну. Ступая на поверхность Луны, американский астронавт Нил Армстронг произнёс свою историческую фразу: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества».
(That’s one small step for a man, one giant leap for mankind).

Советское руководство резко утратило интерес к своей лунной программе.
Лунные ракеты-носители Н1 ещё некоторое время запускали. Но наше местное начальство сразу поняло, что лунный тренажёр явно не понадобится, и всех нас распустило в очередные отпуска, а вскоре вообще решено было закрыть работу по тренажёру. В Звёздном городке в июле 1969 года тоже царило отпускное настроение.
Таблица пусков Н1 (с макетами кораблей), начиная с первого; все аварийные:
21 февраля 1969 года ракета упала в 52 км от старта.
3 июля 1969 года ракета упала на место старта, стартовый стол разрушен.
27 июня 1971 года ракета упала в 16 км от старта.
23 ноября 1972 года ракета взорвалась в воздухе. Испытания прекратились.

Главный конструктор ЦКБЭМ Мишин был назван ответственным за провал советской лунной программы. Но ещё продержался на своём посту некоторое время; в 1974 году был снят с должности; остался заведующим кафедрой МАИ; в 1984 году ещё и получил Государственную премию СССР.
5 июня 1974 года пришедший на место Мишина Генеральный конструктор В.П. Глушко выпустил приказ о прекращении всех работ по ракете-носителю Н1. Два изготовленных экземпляра и два полных технологических задела ракет-носителей – были уничтожены.
По-моему, тогда никто думал о вредительстве. Что вы, что вы.

Получил я, как и другие работавшие в ЦПК, памятный значок. Интересный значок, в объёмном исполнении: посредине надпись “Звездный городок”, выше и ниже – две фигурки космонавтов, “плавающих” в открытом космосе по спиралевидным орбитам и рассматривающих небольшой красный кружок с белой надписью “СССР” как символ планеты Земля. Говорили, что значок сделан по эскизу Леонова.

Неожиданно. Просто парадокс. Во время напряжённых отношений с Америкой.
1 июня 1970 года в Доме космонавтов в Звёздном городке состоялась официальная встреча с Нилом Армстронгом (1930-2012), первым человеком,  побывавшим на Луне. У меня сохранился пригласительный билет.
Говорили, что 25 мая 1970 года Нил Армстронг прилетел из Варшавы в Ленинград, где его встречали Береговой, Феоктистов и представители Академии наук.
Говорили, что он очень хотел посмотреть – и он посмотрел наш комплексный тренажёр корабля “Союз”.
Мы включили всю аппаратуру, он залазил внутрь кабины, работал с органами управления – и высказал положительное мнение о нашей технике.
Я присутствовал при этом и сумел задать вопрос, по-английски: насколько опасно, если на Луне попадётся под ноги голый камень (я употребил выражение bare stone). Где-то я читал, что “лунным утром”, в принятое время посадки на Луну, температура каменной поверхности около -100 градусов; и каково это наступить на камень? Американцу понравились и мой квалифицированный вопрос, и моя забота о безопасности. Он пожал мне руку и сказал, что на Луне камни действительно очень скользкие (употребил слово slippery), можно упасть, и их следует избегать, обходить и обязательно ставить ногу на песчаную поверхность.

Опыт и осмысление

Итак, лунную гонку мы благополучно завалили.
Поступь американских лунных “аполлонов” была тверда и непоколебима:
“Аполлон-11” 16 июля 1969 года,
“Аполлон-12” 14 ноября 1969 года,
“Аполлон-13” 11 апреля 1970 года, проблемы, облёт без посадки на Луну,
“Аполлон-14” 1 февраля 1971 года, хождение по Луне с тележкой,
“Аполлон-15” 26 июля 1971 года, лунный автомобиль,
“Аполлон-16” 16 апреля 1972 года, лунный автомобиль,
“Аполлон-17” 7 декабря 1972 года, лунный автомобиль.
У нас же в это время бешеная, слепая схватка двух наших главных конструкторов, подогреваемая властями, – закончилась поражением обоих противников, при неисчислимых потерях для страны.
И тогда – всем нашим без устали работавшим “на Луну” людям вдруг на полном ходу, на всём скаку, разом скомандовали “стоп”. Люди растерялись, не знали что делать. Царила всеобщая растерянность, непонимание происходящего.
Я съездил в ЦКБЭМ к своим друзьям, к Шарымову Боре, к другим. Там у главных специалистов была одна забота – как сохранить свои перспективные “лунные” наработки, как применить их в другой теме.
Съездил в в/ч 26266 – военные держались спокойно, по-деловому, не расслаблялись. Но шли постоянные разговоры, пересуды.
У нас Кулагин целый месяц, может и больше, не появлялся на работе. И два наших самых кадровых сотрудника тоже. Наверно, с ним. Но никто ничего не спрашивал, как будто всё было в порядке вещей.
В коллективе ухудшился морально-психологический климат. В возникшей напряжённой нервной обстановке начались разброд и шатания. Начались внутренние конфликты. Началось групповое противостояние.
Откуда-то появилось много народу, разного, праздного. Энтузиазм, одержимость угасали. Начались увольнения, переходы на другое место работы.

Перевелась в НИИП инженер Наташа Лялина.

Ушёл Валера Слуцкий.
Это был непростой день. 1970-й год, начало года. Точнее не помню, отключилось. Выходной, потому что мы были дома. Звонок в дверь. Валера Слуцкий с маленьким сыном на руках. «Заходи». – «Мы тут гуляли у вас под окнами». – «Чаю». Сели. Поговорили о том о сём. Нина с Димкой и маленьким гостем ушли в другую комнату. Валера начал, внешне спокойно, но внутри всё напряжено:
«Ухожу, вот заявление, очень прошу подписать. Закончилась, пропала интересная работа, тема. (Имел в виду полёт на Луну). Дальше ничего не светит, будет только плохо, неинтересно. Но важнее – с карьерой совсем глухо. Наукой, диссертацией заниматься нет желания. У тебя, Женя (обращается ко мне, мы на ты), предел роста – начальник лаборатории. Начальником отделения не будешь никогда. Обгонять, быть твоим начальником – исключено. Значит, максимум – начальник сектора. Это не подходит. И ещё. Нехороший получается коллектив у Даревского. Набрали раменских, да и по блату много. Жди склоки, скандалов, а то и чего похуже. Тут предлагают хорошую работу. Начальником предприятия точно не получится, всё-таки не генерал, но главным инженером, заместителем начальника предприятия буду обязательно. Да и деньги нужны, конечно. Отпусти».
Я молча выслушал, не перебивая. «Ну ты всё продумал». Завизировал его заявление, с горечью. Быстро распрощались. Вскоре он уволился. Больше мы не виделись, только раз на защите моей диссертации – в перерыве между заседаниями. Нина жалела: «хороший друг». Да, это была личная потеря для меня. Компанейский парень, умнейший человек и талантливый инженер. Как он был прав в своих словах! Он многое предчувствовал. Но того ужаса, позорища, что случится у нас на предприятии, ни он и никто не мог предвидеть.
А Валера, мне кажется, добился в своей жизни всего, чего хотел, и я был искренне рад за него.

Мы проиграли 

Да, это была та самая яростная, даже азартная космическая гонка.
Мы многое знали об американской космической программе, меньше – об американских космических тренажёрах. Но можно со всей определённостью утверждать, что в то время, даже беря в расчёт программу “Аполлон”, наши тренажёры были лучше американских.
Американские астронавты, будучи в Звёздном, в том числе и американский астронавт Томас Стаффорд, фактически подтвердили это и с большим уважением отзывались о наших работах.
И ещё была обстановка строжайшей секретности, что позволяло нам выигрывать гонку, до поры до времени.
Кстати, закрытость материалов по нашим тренажёрам была даже выше, чем по космическим летательным аппаратам. Думаю, разработчики из Королёвской фирмы со своим непререкаемым, заслуженным авторитетом так себя поставили, что у них то и дело появлялись открытые научные публикации, выступления на международных симпозиумах, и это был в какой-то степени и важный политический фактор. В то же время нам, разработчикам тренажёрной техники, категорически запрещалось всё; я бы сказал, была дана установка: “не высовываться!”, на основании самых серьёзных директивных документов.

Проиграли мы по вине неверного руководства на высшем уровне. Я повторяю здесь то, что говорили известные авторитеты.
Прежде всего, виноваты наши вожди Хрущёв и Брежнев. Ну руководители – это как всегда, так положено.
Далее, Военно-промышленная комиссия (ВПК) и лично Смирнов не туда вели, плохо понимали дело и не то докладывали наверх.
Примечание
Председатели Военно-промышленной комиссии в разные периоды работы:
Устинов Дмитрий Фёдорович (1957–1963);
Смирнов Леонид Васильевич (1963–1985);
Маслюков Юрий Дмитриевич (1985–1988);
Белоусов Игорь Сергеевич (1988–1990);
Маслюков Юрий Дмитриевич (1991).

Далее. Главные конструктора Королёв и Мишин сильно, вдрызг разругались с Челомеем. – При попустительстве, а порой и при подзадоривании со стороны высших руководителей страны!
Вспомнилось также мрачное предсказание Кулагина в день похорон Королёва об ослаблении технологической дисциплины, о бедах и несчастьях. Сбылось.
Далее: была принята неверная техническая политика; проектировщики систем управления, отказывая в доверии человеку-оператору, практически все функции управления возлагали на дорогостоящий, трудоёмкий автомат, машину.
И ещё: сказалась необходимость вести в мире борьбу на два фронта – Луна как мирный космос и ракетно-ядерная оборона. Порой приходилось выбирать, что важнее.
Американцам было лучше, у них агентство НАСА не занималось военными вопросами.
Уж если на то пошло, не следовало бы тупо уничтожать готовую лунную технику из-за того, что, видите ли, “вторые”. Уподобляясь нервической барыньке, швыряющей сервиз об пол. “Второй” – это не никакой, как все остальные прочие в мире. Это – второй в мире! Кроме того, где-то что-то бы из техники и пригодилось бы для будущего. А так вообще позор на весь мир. Или хуже – как выстрел себе в ногу.

Мнение многих, открыто и публично, и весьма эмоционально, но – спустя десятилетие, выразил космонавт Алексей Леонов.
Одержимый идеей, во что бы то ни стало, именно первым облететь Луну и ради этого потративший массу времени и сил, он допускал разумную степень риска при космических полётах, как это делали, когда надо, и Королёв, и фон Браун.
В мае 2009 года в беседе с корреспондентом газеты «Известия» на вопрос: «Есть что-то, что Вы хотели сделать, но не сделали?», вспоминая те памятные события, Алексей Архипович ответил ясно и просто: «Есть одна досада – я столько времени потратил на подготовку к полёту на Луну. Если бы был жив Королёв, мы бы облетели Луну на полгода раньше американцев. Ведь как-никак пять беспилотных кораблей слетали вокруг Луны, вполне благополучно. И с посадкой на Луну Сергей Павлович вопрос решил бы».

Действительно,  задумывался  я,  череда неудач  с ракетой-носителем Н1  непременно  заставила бы  Королёва что-нибудь придумать.

А вот ставка на полную автоматизацию процесса управления – это следствие того, что главные организаторы космонавтики: Королёв, Мишин, Челомей, Пилюгин, Черток – были ракетчиками. Им удобнее было возить космонавта как пассажира: «не трогай ничего руками!», «не прикасайся к кнопкам!» Ракетчики – это не хорошо и не плохо, ракетчики – это ракетчики.
Но этим ракетчикам активно подыгрывали такие академики-управленцы, как Раушенбах, которым, видимо, было гораздо интереснее строить чудесные автоматические системы, чем думать, как обеспечить космонавта-оператора измерительными приборами. В результате возникали такие монстры, как радиотехническая система управления сближением “Игла”. Поэтому требовалось известное время на отладку сложной аппаратуры. А мозг человека-оператора почти не использовался.

Моя институтская специальность – “автоматика и телемеханика”. Меня в семье по-доброму называют “автоматчик” или “теле-механик”.
Меня хорошо выучили в институте делать автоматику: зона поиска и зона приведения, характеристика гистерезисная и линейная, устойчивость и управляемость в полном диапазоне изменения параметров движения, в полной сфере углов вращения. И раз нужно, я это делал для тренажёра. Но это, разумеется, никак не задерживало сроков готовности ракеты-носителя или космического корабля.
Кстати, тренажёр для обучения ручным режимам управления строить гораздо проще и быстрее, чем для обучения автоматическим режимам.
Не даром Кулагин кровно ненавидел воспроизведение автоматических режимов на тренажёре.

Конечно, нет слов, без автоматики сегодня никуда.
Возьмём, к примеру, унитаз, извините за низкий штиль. Там классический автомат наполнения водой сливного бачка, без него никак.
Кондиционер тоже автоматически регулирует температуру – замучаешься каждые полчаса вручную включать и выключать обогрев или охлаждение. Такая же автоматическая система терморегулирования стоит и в космическом корабле.
Автоматический пистолет, карабин – отлично!
Автопилот в самолёте – тоже хорошо, если не отказывает.
Катапультирование – сначала отлетает фонарь кабины, миллисекунда – и автоматически вылетает пилот с креслом.
Движение самой ракеты-носителя управляется практически без вмешательства человека.
Многие сверхбыстрые процессы регулируются только автоматически, где человек никак не может успеть, понять, даже увидеть. И так далее.

Не зря получилось, что, в отличие от ракетчиков, наше предприятие, мы все работали в ЛИИ, в системе авиации, где на самолёте главным “управляющим” являлся лётчик, а автоматика ему помогала. И Центр подготовки космонавтов находился в системе ВВС. Потому-то теоретической и практической основой для нас были 1) человек-оператор и 2) инженерная психология, эргономика.
Интересно, Вернер фон Браун создал практически полностью ручную программу полёта корабля “Аполлон”. Не знаю, есть ли у него научные труды, но философию – одобряем.
По-крупному – надо доверять человеку-оператору. Я уже сотый или тысячный в очереди, кто это повторяет.

Но “вернёмся к нашим баранам”.
Вывод один: “тщательней” надо было работать нашим конструкторам ракеты-носителя и космического корабля.  

Рождение сына  

После того, как американцы 19 июля 1969 года сели на Луну, нас, тренажёрщиков – всех без исключения, вызвали из Звёздного городка на работу, в Жуковский.
Кто-то пошёл в отпуск. Кулагин и некоторые другие начальники отсутствовали на работе. Меня оставили “на хозяйстве”.
Но нет худа без добра: во вторник 22 июля мне на работе дали машину, шофёра и я отвёз жену, Нину, в санаторий для беременных “Сокольники”.
Потом раза два приезжал к ней своим ходом; погоды стояли чудесные, и мы прекрасно проводили время, гуляя по парку.
Ещё с Ниной ходили в поликлинику к её терапевту, Зуевой. Врачиха подозрительно и зло смотрела на Нину: «обманула!» Намекая на неверно указанный срок беременности. Но зря – Нина естественно дольше переходила.
Мои родители уехали по путёвке в Кисловодск. Нам же на помощь прилетела из Кургана мама Кланя.

В последние дни августа Нина сказала, что надо ехать. В роддом.
Очень кстати тем летом закрылся на ремонт роддом в Жуковском. Просто он пользовался очень дурной славой: говорили, что в нём поселилась какая-то инфекция, и почти все мамочки и дети заболевали.
То есть нам надо было ехать в роддом в Раменское. И это было гораздо лучше.
В тот день, когда Нина это сказала, я вышел во двор нашего дома на Дугина. На стоянке увидел мужика с машиной.  Я с ним  поговорил,  он согласился  довезти,  причём  только и обязательно  бесплатно,  но  в конце я всё-таки сунул ему помятую бумажку.
Мы с мамой Кланей остались одни в доме. Часто звонили в роддом. Пока ничего.
Нина после рассказывала, что там главным был врач-акушер “Гаврил Иванович”. Уходя с дежурства, он приказал медсестре сразу звонить, когда начнётся. Но сестра была старая и вредная; “воды отошли”, а она всё твердила: не надо беспокоить доктора. На другой день врач пришёл, сильно ругался на медсестру, потом всё сделал.

Наступил день, когда мы позвонили и нам сказали: мальчик, богатырь, вес 4150, рост 57 см.
2 сентября 1969 года, вторник.
Мы с мамой Кланей поехали в Раменское на электричке и автобусе. Нина показала нам драгоценный “свёрточек” из окна второго этажа.
Так у нас с Ниной родился сын Дмитрий.
На работе прознали. Я пришёл на работу, у меня на столе лежал плакат и сотрудники поздравили.
Пришло время забирать домой  двоих. Я опять нашёл на остановке около дома мужика, другого. Привезли домой. Нинина мама, теперь уже баба Кланя, и Нина, а позже и моя мама, баба Люба, учились пеленать и всё такое.
Первая половина сентября была по-осеннему ясной, тёплой около +15°; в середине месяца прошли дожди, температура снизилась до +10°, и опять стало ясно, хорошо. Я часто гулял с детской коляской по тротуару под окнами квартиры.

Что за станция такая 

Насколько я понимаю, власти думали, соображали не менее полугода. И наконец, придумали.

В конце 1969 года меня встретил в Звёздном городке мой хороший друг из ЦКБЭМ и сообщил, что у них на предприятии открывается новая, срочная тема: “орбитальная станция”, причём главный момент состоит в дополнении к названию – “долговременная”, то есть расчёт на несколько лет полёта; всё их руководство устроило небывалую горячку, трёхсменную работу; очевидно, срочно готовится проект правительственного постановления. Я немедленно доложил об этом Кулагину и Даревскому. Кулагин с недоверием встретил эту новость, пробормотал что-то вроде: “глупые фантазии”. Даревский обещал разобраться и проверить.

И действительно, сразу после новогодних праздников 1970 года Даревский объявил наше новое направление работ. Это оказалось – орбитальные пилотируемые станции. Он собрал у себя в кабинете нескольких человек, в том числе и меня, и посвятил нас в большой секрет:
1) в ЦКБМ у Челомея давно и успешно разрабатывалась станция специального назначения “Алмаз”;
2) молодцы из ЦКБЭМ, не долго думая, захватили несколько готовых корпусов станции “Алмаз” опального ныне Челомея и из них будут создавать свои станции под названием ДОС-7К.

Получилось, что в стране будут выполняться одновременно и параллельно две космические программы орбитальных станций. Куда смотрят власти, Брежнев, министр Афанасьев, что думает та же ВПК – непонятно.

И нам теперь предстоит делать два тренажёра.
Один – для станции “Алмаз”. Очень сложная, трудоёмкая и конкретная работа. Там будет ведущим Моржин.
Другой тренажёр – для станции ДОС-7К, её конструкторское обозначение 17К. Очень тёмное дело, потому что ЦКБЭМ будет всячески препятствовать нам в работах по созданию тренажёра в ЦПК. «И ведущим на этом тренажёре будет, – Даревский осмотрел присутствующих. – Никонов!»
Марченко даже поперхнулся: «Что Кулагин скажет?» Даревский пообещал, что с ним поговорит. Я в эту минуту даже бровью не повёл, хотя и для меня это было полной неожиданностью.
Даревский привёл обоснование: «Никонов хорошо проявил себя. На тренажёре “Союза” обеспечил проверку полного функционального соответствия тренажёра кораблю. Специалисты от ЦКБЭМ все акты подписали. После гибели Комарова они попытались свалить всё на тренажёр. Никонов предъявил акты соответствия, и все отстали. Это раз. А второе, на тренажёре облёта Луны Никонов очень грамотно предложил, чтобы ЦКБЭМ поставило на тренажёр штатные БЦВМ. Те упёрлись, началась бодяга. Мы удачно выдержали. Теперь на новом тренажёре станции надо будет проводить ту же линию поставки штатной БЦВМ, будет много переписки, нужна особая аккуратность и чёткость. Никонов это хорошо умеет».
Молча разошлись.

Кстати, работ на тренажёре “Союза” с нас никто не снимал.
Срочно потребовался тренажёр нового, транспортного корабля, с внутренним переходом экипажа из корабля в станцию, из одного люка в другой. Без тяжёлого выхода в открытый космос и удручающего ползания по поверхности космических аппаратов. Именно как делается это в настоящее время.
Модель движения на тренажёре при этом практически не менялась. Мне ничего не надо было дорабатывать.

Мы вступали в 70-ые годы.

Мой психологический портрет
на этапе работы начальником отдела 

Считаю себя деликатным.
Начал познавать сладость власти. Направляю сотрудников на работу в колхоз, на стройку. На субботнике в колхозе вселяю в людей героизм личным примером.
Сочетаю науку и административную работу.
Работаю много. Задерживаюсь на работе. Соблюдаю поставленные директивные сроки, стараюсь предусмотреть выполнение работ, планов, заданий в срок.
Боготворю машинописное бюро, стараюсь писать свои рукописи чётко и разборчиво. Уважаю первый отдел, группу режима, военное представительство, отдел технического контроля, отдел нормализации и стандартизации. Обожаю библиотеку и отдел научно-технической информации. Стараюсь привить своим сотрудникам эти свои чувства уважения к перечисленным службам.
Способен к обучению, не теряю самообладания в неожиданных сложных ситуациях, готов к преодолению любых трудностей.
Подавляя стеснительность, выступаю перед своим производственным коллективом. Ни за что не решусь выступить публично на более высоком уровне, по научным, производственным, политическим, общественным вопросам.
Тяну с диссертацией, с аспирантурой, оправдываюсь страшной занятостью по работе.
Помешан на грамотности письма. Замечаю чужие грамматические ошибки, но никогда не делаю замечаний. Ненавижу чужой небрежный почерк.
Считаю себя хорошим семьянином. Мужем, отцом, сыном. Уделяю внимание семье, дому.
Смотрю выборочно кинофильмы, редко посещаю спектакли, концерты.
Увлёкся импрессионизмом, начал коллекционировать открытки-репродукции, смотреть художественные альбомы, читать соответствующие книги.
Со спортом слабо, некогда.
Посмотрел в зеркало, и вдруг мысль – а не обладаю ли я харизмой?!
Добавлю:
Я Овен, который: Думает – много. Говорит – мало. Делает – правильно.
(Новейший гороскоп)

Персоналии
Друзья, знакомые, коллеги, сотрудники, начальство, однокурсники, одноклассники, преподаватели, все, с кем я встречался:

Начальство нашего комплекса № 11 (с 1967 года – СОКБ):
Даревский Сергей Григорьевич, род. 23 мая 1920 года, ум. в 2001 году,
выпускник МАИ (1943), начальник комплекса, главный конструктор, орден Ленина (1961),
лауреат Ленинской премии (апрель 1966 года), к.т.н. (1953), с.н.с. (1955).
Марченко Станислав Тарасович, род. 6 октября 1930 года, ум. 14 мая 2022 года,
выпускник МЭИ (1956), заместитель главного конструктора и одновременно
начальник лаборатории № 113, лауреат Государственной премии СССР (1961).
Конарев Вениамин Петрович, род. 25 марта 1934 года, ум. 10 июля 2017 года,
выпускник МЭИ факультет ЭМФ, начальник лаборатории.
Кулагин Эмиль Дмитриевич, род. 23 сентября 1932 года, ум. 29 января 2014 года,
выпускник ЛЭТИ (1957), начальник лаборатории № 111.
Лавров Дмитрий Николаевич, род. 29 марта 1935 года, ум. 22 августа 2024 года,
выпускник МЭИ факультет ЭМФ, начальник лаборатории.
Макаров Геннадий Степанович, род. в 1931 году, ум. в 1968 году,
начальник лаборатории.
Носов Евгений Николаевич, ум. в ноябре 2014 года, начальник лаборатории.

Мой отдел № 1 лаборатории № 111:
Бысова (Кузьменко) Ольга Павловна, род. 12 сентября 1938 года,
ум. 7 сентября 2020 года, техник.
Воробьёв Иван Владимирович, род. в 1932 году, ум. в 1990 году,
выпускник МАИ, работал в ОКБ-1, в отделе с июля 1968 года,
уволился в 1975 году, член КПСС, ведущий инженер.
Гриминчук Мая Викторовна, 8 мая 1956 г.р., инженер.
Гуслиц Ольга Матвеевна, род. 5 октября 1942 года, ум. 25 сентября 2021 года,
окончила Московский институт нефти и газа в 1965 году,
в отделе с 6 октября 1968 года, инженер-программист.
Дубчак Наталья Михайловна, инженер.
Ершова Тамара Степановна, 28 августа 1944 г.р., окончила математический
факультет Ивановского пединститута, в отделе с 1968 года, инженер.
Котикова Людмила Сергеевна, род. 9 ноября 1944 года, ум. 23 августа 2015 года,
в отделе с 1967 года, окончила МВТУ в 1969 году, инженер.
Лобова Тамара Васильевна, род. 21 сентября 1937 года, ум. 4 августа 2010 года, инженер.
Макашова Надежда Михайловна, род. 11 сентября 1944 года, ум. 2 марта 2012 года, старший лаборант.
Малафеева Маргарита Евгеньевна, род. 3 ноября 1947 года, ум. 16 декабря 2017 года, техник.
Наумова Лидия, техник.
Никифорова Светлана Александровна, род. 3 апреля 1940 года, ум. 4 сентября 2008 года, инженер.
Ползик Владимир Палладьевич, род. 1 мая 1954 года, ум. 4 марта 2023 года, выпускник МВТУ, инженер.
Сапрыкин Владимир Иванович, 1 ноября 1951 г.р., инженер.
Скворцова Людмила Константиновна, 10 августа 1938 г.р., в отделе с 1969 года, инженер.
Слуцкий Валерий Борисович, род. 26 февраля 1939 года, ум. 29 октября 1998 года,
выпускник МАИ (1962), инженер, в 1970 году перешёл на работу
на предприятие Мясищева; женат, сын.
Смирнова Раиса Нурулловна, 21 марта 1943 г.р., окончила МВТУ в 1969 году, инженер.
Суворов Александр Прокопьевич, 8 августа 1941 г.р., выпускник ЛЭТИ (1964), инженер;
женат, дочь.
Сурина Валентина Николаевна, род. 27 апреля 1925 года, ум. 4 августа 2005 года,
в отделе с 1969 года, член КПСС, ведущий инженер, к.т.н.
Филистов Иван Владимирович, род. 10 сентября 1939 года, ум. 24 июня 2012 года,
выпускник МАИ, в лаборатории Даревского с 1965 года, инженер.
Чарикова Лидия Михайловна, 25 ноября 1943 г.р., в отделе с 1967 года,
окончила МВТУ в 1969 году, инженер.
Щербакова Галина Николаевна, род. 17 ноября 1933 года, ум. 8 мая 2003 года,
окончила МГУ, в лаборатории Даревского с 1963 года, уволилась в 1973 году,
инженер-программист.
Яворская Елена Артемьевна, род. 24 января 1941 года, ум. 2 апреля 2014 года, инженер.

Отдел № 2 лаборатории № 111:
Малышев Валентин Иванович, род. 19 апреля 1922 года, ум. 23 апреля 1994 года,
начальник отдела № 2, в лаборатории Даревского с 1960 года, ветеран Великой Отечественной войны.
Валов Юрий Евгеньевич, 1 июля 1933 г.р., инженер.
Великов Валерий Николаевич, 5 июля 1946 г.р., инженер.
Дрожжина Светлана Георгиевна, 16 августа 1946 г.р., инженер.
Ерчев Сергей Сергеевич, 1951 г.р., инженер.
Иванов Сергей Алексеевич, род. 5 февраля 1943 года, ум. 6 апреля 2008 года, инженер.
Кириллов Алексей Алексеевич, старший техник.
Коробков Валерий Константинович, род. 2 января 1942 года, ум. 3 февраля 1997 года, инженер.
Остроглядова Вера, инженер.
Пичугин Василий Фёдорович, род. 13 июля 1939 года, ум. 10 июля 2006 года, инженер.
Повжик Ольга, инженер.
Соколец Василий Алексеевич, род. 1 января 1930 года, ум. 24 мая 1998 года, инженер.
Тоцкая Ирина Александровна, род. 3 февраля 1946 года, ум. в марте 2014 года, инженер.
Чайкин Андрей Павлович, род. 17 октября 1935 года, ум. 3 июня 2012 года, старший инженер.
Яковлева Жанна Петровна, род. 1 января 1943 года, ум. 11 августа 2021 года, окончила МАИ, инженер.

Отдел № 3 лаборатории № 111:
Ерёмин Алексей Фёдорович, род. 20 марта 1931 года, ум. 17 октября 2013 года,
выпускник РРТИ (1962), заместитель начальника лаборатории и начальник отдела № 3.
Домаш Владимир Александрович, род. 28 декабря 1937 года, ум. 28 октября 2018 года,
ведущий инженер.
Матвеев Николай Андреевич, род. 14 мая 1920 года, ум. 2 декабря 1989 года,
помощник начальника лаборатории № 111, ветеран ВОВ.
Алексеенко Лидия Николаевна, род. 25 марта 1926 года, ум. 10 октября 2010 года, инженер.
Анисимов Леонид Алексеевич, 7 августа 1940 г.р., выпускник МЭИ, инженер.
Бавыкин Анатолий Михайлович, род. 1 марта 1930 года, ум. 23 апреля 2019 года, радиомонтажник.
Бешта Евгений Георгиевич, выпускник МАИ, инженер.
Гольцев Владимир Борисович, 10 декабря 1943 г.р., инженер.
Загулин Анатолий Николаевич, 26 октября 1950 г.р., инженер.
Исачкова Нина Петровна (Горбатова), 15 марта 1951 г.р., инженер.
Константинов Валентин Иванович, род. 20 сентября 1937 года, ум. 11 февраля 2008 года,
старший инженер.
Крахин Борис, инженер.
Лобанова Фаина Николаевна, 3 июля 1942 г.р., инженер.
Ловчев Александр Николаевич, 16 ноября 1940 г.р., выпускник МИИГАиК,
в лаборатории Даревского с 1966 года, инженер.
Лосева Раиса Ивановна, 7 октября 1941 г.р., инженер.
Митькин Евгений Иванович, род. в 1946 году, ум. в 2007 году, электромонтажник.
Моржина Татьяна Николаевна, 31 января 1949 г.р., окончила МИИГАиК,
в лаборатории Даревского с 1970 года, инженер; жена Моржина С.М.
Новичков Юрий Алексеевич, род. 19 августа 1939 года, ум. 14 июля 2021 года,
выпускник РРТИ, инженер.
Овчинников Иван Александрович, род. 7 февраля 1924 года, ум. 7 ноября 2000 года,
слесарь-монтажник, ветеран ВОВ.
Панкратова Елена Александровна, род. 5 июля 1941 года, ум. 13 января 2016 года,
окончила факультет систем управления Московского авиационного института в 1965 году,
в лаборатории Даревского с 1968 года, инженер.
Тишалович Иван Иванович, 1936 г.р., ведущий инженер.
Фокина Александра Сергеевна, род. 13 ноября 1922 года, ум. 18 января 1993 года,
старший инженер.
Шаплыко Людмила Георгиевна, род. 25 мая 1937 года, ум. 2 июня 2015 года, инженер.

Отдел № 4 лаборатории № 111:
Едемский Борис Анатольевич, 7 октября 1938 г.р., выпускник МЭИ факультет ЭМФ (1962),
в лаборатории Даревского с осени 1961 года, начальник отдела № 4.
Головин Михаил, инженер.
Егорова Елена Михайловна, 28 мая 1935 г.р., инженер.
Кащенко.
Кранспортье Глеб.
Лобанов Станислав Дмитриевич, род. 29 марта 1940 года, ум. 19 июля 1998 года,
до 1975 года – инженер в СОКБ, после 1975 года – второй секретарь
Жуковского горкома КПСС.
Малютина Вера Сергеевна, 12 декабря 1937 г.р., окончила МАИ, работала в ЦАГИ, ЛИИ, инженер,
с 1992-го по 1997 год – директор Жуковского музея авиации и космонавтики.
Моржин Станислав Михайлович, род. 21 октября 1937 года, ум. 17 апреля 1994 года,
выпускник МАИ (1960), работал в ЦКБМ, в лаборатории Даревского с 1969 года,
старший инженер.
Панкратов Рудольф Викторович, 12 декабря 1940 г.р., выпускник МАИ (1963), инженер,
в лаборатории Даревского с 1969 года, инженер.
Рапчевская Людмила, инженер.
Сарычева Галина Сергеевна, род. 30 июля 1938 года, ум. 19 октября 2020 года, инженер.
Томич Наталья, инженер.
Трифонов Михаил Михайлович, 2 апреля 1941 г.р., инженер.

Другие подразделения комплекса № 11 (с 1967 года – СОКБ):
Авраменко Феликс Фёдорович, род. 19 ноября 1936 года, ум. 2 марта 1996 года, инженер.
Арзамасцев.
Бондарев Евгений Иванович, 1 марта 1938 г.р., инженер.
Борисов Михаил Иванович, ум. 27 июня 2017 года, инженер.
Борисова Раиса, инженер.
Брагин Борис Фёдорович, род. 20 мая 1932 года, ум. 20 августа 2002 года,
специалист по амортизаторам, к.т.н.
Вакуленко Иван Иванович, выпускник Строгановского училища, инженер-художник.
Васина Галина Константиновна, начальник отдела технической документации.
Введенская Людмила, род. 27 июня 1936 года, ум. 26.08.2021 года,
секретарь начальника СОКБ.
Голенко Дмитрий Георгиевич, 9 августа 1939 г.р., выпускник МЭИ факультет ЭЭФ (1961),
в лаборатории Даревского с 1966 года, инженер.
Голубев Вадим, инженер.
Демидова Нелли, инженер.
Драгун Юлия Трофимовна, род. 28 августа 1926 года, ум. 26 ноября 2012 года, техник.
Ермилова Надежда Ивановна, начальник машбюро.
Зонабенд Феликс Михайлович, род. 8 сентября 1936 года, ум. 13 января 2018 года,
выпускник МЭИ факультет ЭМФ (1961), инженер.
Зубченко Виктор Павлович, 12 декабря 1935 г.р., инженер.
Калиниченко Анатолий Яковлевич, род. 17 октября 1935 года, ум. 17 ноября 2006 года, главный технолог.
Ковалёв Михаил Васильевич, техник.
Конторович Владимир Робертович, род. 10 апреля 1926 года, ум. 13 июля 1997 года, инженер.
Коренвайн Тамара Израилевна, инженер.
Коротеев Михаил Фомич, род. 27 ноября 1920 года, ум. 24 августа 2010 года,
годы службы 1939-1961, заведующий партийным кабинетом, полковник.
Крантикова Тамара Ивановна, род. 17 января 1940 года, ум. 12 июня 2018 года, техник.
Кремнёв Олег, выпускник РРТИ, инженер.
Крыжанская Людмила Митрофановна, 17 апреля 1939 г.р., техник;
жена Крыжанского А.Г.
Крыжанский Александр Григорьевич, род. 3 мая 1939 года, ум. 14 января 2008 года,
отдел технического контроля (ОТК).
Лаврова Анна Владимировна, род. 22 мая 1927 года, ум. 31 января 2010 года,
заместитель начальника ОНТИ.
Макарова Валентина Григорьевна, 14 июля 1937 г.р., техник;
жена Макарова Г.С., сын Владимир 1967 г.р.
Максимова Виргилия Николаевна, род. 22 апреля 1936 года, ум. 10 мая 2021 года,
окончила МЭИ факультет ЭМФ, ведущий инженер.
Марков Игорь Ильич.
Мещеряков Иван Павлович, род. 10 мая 1937 года, ум. 18 июня 2021 года, инженер.
Мисюкова Ирина Фёдоровна (Щербакова), инженер.
Митенкова Роза Львовна, 15 мая 1937 г.р., инженер.
Никонов Владимир Емельянович, род. 22 октября 1936 года, ум. 8 января 2021 года, инженер.
Новикова Наталия Анатольевна, род. 10 декабря 1938 года, ум. 31 января 2022 года, инженер.
Отрешко Глеб Николаевич, род. 9 февраля 1930 года, ум. 11 февраля 1995 года, старший инженер.
Ощепков Николай Александрович, род. 29 августа 1937 года, ум. 1 марта 1999 года,
в лаборатории Даревского с 1960 года, старший инженер.
Павлова Софья Григорьевна, род. 24 апреля 1919 года, ум. 18 декабря 2009 года, начальник ОНТИ.
Подолян Виктор Артёмович, род. 6 июля 1937 года, ум. 10 января 2003 года,
выпускник МЭИ, инженер.
Почётов Анатолий Дмитриевич, род. 12 апреля 1933 года, ум. 25 декабря 2018 года,
начальник конструкторского отдела.
Просолович Анатолий Владимирович, род. 27 мая 1940 года, ум. 28 февраля 2002 года, инженер.
Рохов Владимир Александрович, род. 9 июля 1938 года, ум. 30 августа 2005 года, инженер.
Румянцев Дмитрий, выпускник Строгановского училища, инженер-художник.
Седакова Людмила Борисовна, род. 27 октября 1941 года, ум. 22 февраля 2023 года, инженер-психолог.
Седнев Владислав Дмитриевич, 22 мая 1939 г.р., выпускник МЭИ факультет ЭМФ (1962),
в лаборатории Даревского с осени 1961 года, инженер.
Сергиенко Валентина Николаевна, 24 мая 1952 г.р., инженер; жена Матвеева Н.А.
Симоненкова Лидия Петровна, 3 сентября 1931 г.р., инженер.
Ситников Марк Владимирович, выпускник РРТИ (1959), ведущий инженер.
Сопин Анатолий Петрович, род. 16 марта 1940 года, ум. 10 сентября 2010 года, инженер.
Сопов Герман Никитович, род. 28 января 1936 года, ум. 24 августа 2000 года, инженер.
Сырцев В.А.
Творогов Валентин Викторович, род. 17 января 1935 года, ум. 15 февраля 2009 года,
начальник конструкторского отдела.
Терёшина Валентина Михайловна, техник.
Тихомиров Валентин Михайлович, инженер.
Тюленев Геннадий Фёдорович, род. 4 мая 1940 года, ум. 21 ноября 2019 года, инженер.
Тяпченко Юрий Александрович, 26 марта 1938 г.р., выпускник МЭИ факультет ЭМФ (1961),
начальник отдела № 2 лаборатории № 114.
Фетищев Виктор Андреевич, ум. 26 марта 2003 года, инженер.
Шилова Нина Владимировна, род. 24 сентября 1932 года, ум. 23 февраля 2019 года, ведущий инженер.
Элькснин Владимир Николаевич, род. 3 января 1925 года, ум. 18 августа 1990 года, ведущий инженер.

Наше представительство заказчика (ПЗ):
Акулов Александр Сергеевич, род. 27 июня 1926 года, ум. 6 марта 1982 года,
старший представитель заказчика, полковник-инженер.
Васкевич Эрнест Анисимович, род. 24 марта 1927 года, ум. 24 декабря 1989 года,
представитель заказчика, полковник.
Седнев Владислав Дмитриевич, 22 мая 1939 г.р., выпускник МЭИ факультет ЭМФ (1962),
в Филиале ЛИИ с осени 1961 года, представитель заказчика.

Опытное производство (ОП) Филиала ЛИИ:
Цивлин Наум Яковлевич, род. в 1912 году, ум. 12 февраля 1994 года, начальник ОП.
Пурин Александр Андреевич, заместитель начальника ОП.
Ерёмин Николай Александрович, электромонтажник опытного производства.
Исаев В.Ф.
Кисляков И.А.
Кокарев Александр Алексеевич, род. 10 февраля 1920 года, файнмеханик.
Кругликов Н.В.
Лизаков Николай Игнатьевич, род. 17 декабря 1934 года, ум. 5 марта 2011 года.
Мосягин В.А.
Подымов Владимир Петрович.
Фокин Станислав Михайлович, род. 18 декабря 1933 года, ум. 19 июня 2011 года,
радиомонтажник.

Комплекс № 8 радиотехнического оборудования Филиала ЛИИ:
Попов Степан Иванович, род. в 1912 году, ум. 10 марта 1987 года,
начальник комплекса с 1959 по 1965 год.
Кириченко Игорь Михайлович, род. 23 февраля 1929 года, ум. 14 октября 1997 года,
начальник комплекса с 1965 по 1972 год.
Круглов Николай Григорьевич, род. в ноябре 1914 года, ум. 22 ноября 2003 года,
начальник лаборатории № 81, к.т.н.
Ильин Юрий Николаевич, начальник отдела, к.т.н.
Бачурина Людмила Викторовна, род. 7 января 1945 года, ум. 28 января 2003 года, инженер.
Горбунова (Маргорина) Римма Борисовна, 6 марта 1936 г.р., старший инженер.
Жегалова Алевтина Романовна, 20 августа 1940 г.р., инженер.
Зверева (Сахарова) Лидия Михайловна, род. 4 мая 1938 года, ум. 23 декабря 2019 года, техник.
Зенец Лариса Валентиновна, 28 марта 1932 г.р., инженер.
Логинов Николай, инженер.
Миклашевич Валентина Михайловна, 27 апреля 1937 г.р., техник.
Холдина Валентина Степановна, род. 25 декабря 1940 года, ум. 25 сентября 2019 года, техник.
Мухин Лев Савватьевич, род. 20 февраля 1911 года, ум. 4 августа 1995 года, начальник лаборатории.
Орлова Евгения Петровна, род. 2 августа 1934 года, ум. в 2005 году, начальник отдела.
Пейдус Ирина Михайловна, род. 13 мая 1932 года, ум. 15 ноября 2001 года, инженер.
Тимашпольский Николай Алексеевич, род. 16 декабря 1941 года, ум. 20 февраля 2003 года, инженер.
Тимошок (Мартынова) Элеонора Борисовна, род. 11 апреля 1938 года, ум. 31 июля 2021 года, техник.
Турецкий Семён Исаевич, род. 7 апреля 1912 года, ум. 14 августа 1995 года,
авиарадиотехник, научный сотрудник, лауреат Сталинской премии
3-ей степени (1952), к.т.н. (1940), профессор (1973).
Чудный Юрий Михайлович, род. 16 ноября 1932 года, ум. 18 мая 2020 года,
ведущий инженер.
Щелочкова (Авхимович) Ирина Григорьевна, инженер.

Прочие подразделения Филиала ЛИИ и ЛИИ:
Абрамов Борис Михайлович, род. 3 июля 1933 года, ум. 21 января 2024 года, выпускник МЭИ (1956), инженер.
Аваев Артур Леонидович, род. 16 января 1935 года, ум. 17 октября 2006 года, инженер.
Аверин Владимир Иванович, начальник конструкторского отдела.
Амет-хан Султан, род. 20 октября 1920 года, ум. 1 февраля 1971 года, заслуженный лётчик-испытатель, дважды Герой Советского Союза (1943, 1945), подполковник (1946).
Артамонова Любовь Яковлевна, сотрудник первого отдела.
Ацюковский Владимир Акимович, род. 16 июня 1930 года, ум. 25 января 2021 года,
выпускник Ленинградского Политехнического института (1955), работал в ЛИИ, к.т.н. (1964), д.т.н. (1992).
Бардина Антонина Ивановна, род. 2 февраля 1937 года, ум. 12 ноября 2022 года, начальник ОТиЗ.
Безроднов Илья Ильич, род. 30 июля 1923 года, ум. 13 декабря 2011 года, начальник военно-учётного стола Филиала ЛИИ, зам. начальника отдела кадров СОКБ, ветеран ВОВ, подполковник.
Берестов Леонид Михайлович, 18 октября 1933 г.р., выпускник МАИ (1957),
лауреат премии имени Н.Е. Жуковского, профессор.
Бодрунова Вера Михайловна, 24 сентября 1935 г.р., сотрудник ОНТИ, инженер по специнформации (СИ).
Борискина Клавдия Петровна, род. 15 августа 1920 года, ум. 9 января 2006 года, зам. начальника первого отдела.
Бухатина Мария Ивановна, род. 14 июля 1919 года, председатель профкома ЛИИ.
Ведров Всеволод Симонович, род. 6 февраля 1902 года, ум. 25 ноября 1983 года,
выпускник МВТУ (1929), работал в ЦАГИ (1925-1941), научный сотрудник,
лауреат премии имени Н.Е. Жуковского (1948), профессор (1944).
Вид Вильгельм Имануилович, 25 июня 1938 г.р., инженер.
Виноградов Олег Васильевич, род. 24 декабря 1933 года, ум. 9 декабря 2009 года, инженер, к.т.н. (1963), д.т.н.
Виноградова Валентина Дмитриевна, род. 20 января 1947 года, ум. 13 декабря 2020 года,
заведующая парткабинетом ЛИИ.
Виноградова Светлана Никифоровна (Унжакова), 8 мая 1936 г.р., окончила МГУ Физфак (1959),
работала в 7 комплексе ЛИИ; жена Виноградова О.В.
Владычин Геннадий Павлович, род. 30 марта 1929 года, ум. 18 февраля 1987 года, выпускник МАИ (1951), работал в ЛИИ с 1951 года, начальник отделения № 7 (1978-1987), орден “Знак Почёта”, к.т.н. (1964), д.т.н.
Галлай Марк Лазаревич, род. 16 апреля 1914 года, ум. 14 июля 1998 года, Герой Советского Союза (1957), заслуженный лётчик-испытатель СССР (1959), профессор (1994).
Гарнаев, Юрий Александрович, род. 17 декабря 1917 года, ум. 6 августа 1967 года,
Заслуженный лётчик-испытатель СССР (1964), Герой Советского Союза (1957), член ВКП(б) (1941), капитан,
погиб 6 августа 1967 года в катастрофе вертолёта при тушении лесных пожаров во Франции.
Гершенович Герц Борисович, род. 25 января 1912 года, ум. в 2002 году.
Дедеш Виктор Трифонович, род. 19 октября 1927 года, ум. 19 февраля 2016 года, выпускник МАИ (1950), с 1950 года в ЛИИ, к.т.н. (1956), д.т.н. (1967), профессор.
Долголенко Георгий Павлович, род. 4 сентября 1933 года, ум. 15 сентября 1990 года, выпускник МАИ (1958), в ЛИИ с 1958 года, инженер, к.т.н. (1974).
Долголенко Тамила Григорьевна, 9 июня 1933 г.р., сотрудник ОНТИ; жена Долголенко Г.П.
Зализняк Георгий Дмитриевич, род. 19 апреля 1938 года, ум. 12 декабря 2017 года, инженер.
Зарубо Маргарита Васильевна, инженер.
Знаменская Алиса Моисеевна, род. 12 августа 1915 года, ум. 19 ноября 1995 года, лауреат Сталинской премии (1954), д.т.н. (1962), профессор (1969).
Знаменский Сергей Иосифович, род. 8 октября 1913 года, ум. 29 июля 1970 года, выпускник МВТУ (1937),
в ЛИИ с 1941 года, главный инженер ЛИИ, лауреат Сталинской премии (1953).
Зотов Сергей Борисович, род. 1 июля 1937 года, ум. 21 декабря 2016 года, начальник ППО.
Калюжин Павел Сергеевич, род. 17 июня 1913 года, ум. 5 октября 1986 года, нормоконтролёр, полковник в отставке, ветеран ВОВ.
Каменский Альберт Михайлович, род. 14 мая 1931 года, ум. 2 сентября 2017 года, старший инженер.
Китаев-Смык Леонид Александрович, 18 мая 1931 г.р., выпускник Первого Московского медицинского института (1955), врач-физиолог, отдел научно-космической медицины ЛИИ (1960-1974).
Клячко Михаил Давыдович, род. 25 января 1923 года, ум. 27 июня 1993 года, начальник аспирантуры ЛИИ.
Конарева Елена Сергеевна, 11 апреля 1937 г.р., инженер; жена Конарева В.П.
Кондратов Анатолий Александрович, род. 12 января 1928 года, ум. 4 сентября 2013 года,
начальник лаборатории комплекса № 7.
Кумряков Сергей Николаевич, род. 2 августа 1938 года, ум. 19 ноября 2020 года,
выпускник РРТИ (1961), инженер.
Курганов Александр Васильевич, род. 27 октября 1931 года, ум. 20 февраля 2019 года, старший инженер.
Лакеев Александр Алексеевич, род. 21 марта 1921 года, ум. 24 декабря 1996 года,
главный электрик Филиала ЛИИ.
Леут Анатолий Павлович, род. 10 ноября 1937 года, ум. 18 мая 2020 года, инженер.
Мадатова Заира Мамедовна, 8 марта 1941 г.р., инженер ОНТИ; жена Фарамазяна В.В.
Махонькин Юрий Емельянович, род. 24 мая 1936 года, ум. 20 февраля 2018 года, старший инженер, лауреат Государственной премии.
Мирошниченко Людмила Яковлевна, 22 декабря 1933 г.р., жена Берестова Л.М.
Мурашкевич Анатолий Михайлович, род. 1 марта 1928 года, ум. 12 июля 2004 года.
Мухина Светлана Олеговна, род. 25 июня 1949 года, ум. 16 июня 2020 года, врач поликлиники ЛИИ.
Новодворский Давид-Евгений Петрович, род. 7 апреля 1918 года, ум. 31 октября 1989 года, начальник комплекса № 9, д.т.н.
Носеевич Игорь Михайлович, род. 1 апреля 1937 года, ум. 17 мая 2012 года, выпускник МЭИ факультет ЭТФ (1961), инженер.
Паверман Рувим Маркович (Мордкович), род. 20 июня 1920 года, ум. 13 января 2006 года, начальник вычислительного центра ЛИИ (1960-1982), в феврале 2000 года переехал на ПМЖ в США.
Плисак Людмила Михайловна, род. 3 августа 1939 года, ум. 20 июня 2009 года, к.т.н.
Подберезная Людмила Александровна, род. 2 мая 1929 года, ум. в сентябре 1999 года, инженер-программист комплекса № 7.
Половинкина Мария Васильевна, род. 9 января 1938 года, ум. 3 марта 2000 года, табельщица.
Польский Анатолий Афанасьевич, род. 9 августа 1921 года, ум. 13 марта 2019 года, выпускник ВВИА имени Жуковского (1942), с 1974-го по 1983 год работал в ЛИИ, генерал-майор авиации.
Романов Георгий Лукьянович, род. 5 мая 1925 года, ум. 5 мая 2008 года, инженер, участник ВОВ, медаль “За оборону Москвы”, к.т.н.
Рябова Светлана Ивановна, ум. в апреле 2015 года, окончила Московский авиационный технологический институт (МАТИ), прослужила 52 года в авиации, инженер.
Салфеткин Евгений Сергеевич, род. 19 октября 1929 года, ум. 23 декабря 2005 года, начальник отдела нормализации и стандартизации (ОНС).
Сиволап Виталий Михайлович, 20 октября 1936 г.р., инженер.
Скрябина Любовь Петровна, род. 24 октября 1940 года, ум. 8 июня 2020 года.
Смышляева Татьяна, инженер.
Софин Виктор Алексеевич, род. 21 февраля 1936 года, ум. 7 марта 2017 года,
выпускник МГУ Физфак (1959), инженер.
Степаненко Раиса Селивёрстовна, начальник отдела технического обучения ЛИИ.
Томара Ольга Алексеевна, 3 декабря 1935 г.р.
Томич Валерий, инженер.
Трелина Евгения Александровна, род. 4 мая 1938 года, ум. 9 января 1999 года, окончила МЭИ факультет ЭТФ в 1961 году, инженер.
Усова Лидия, сотрудница ЛИИ.
Усольцева Нина Васильевна, род. 21 января 1926 года, ум. 28 ноября 1997 года, сотрудник первого отдела.
Утенин Александр Егорович, ум. 18 июля 1988 года, инженер комплекса № 7.
Фальков Александр Иосифович, род. 3 июля 1937 года, ум. 20 ноября 2011 года, выпускник МАИ (1960), инженер, начальник лаборатории (1977), к.т.н (1969).
Фарамазян Вартан Вагинакович, 10 мая 1941 г.р., инженер.
Филатьев Сергей Иванович, род. в 1920 году, ум. 4 сентября 1991 года, начальник ОНТИ ЛИИ с 1964 года.
Фокина Ольга Васильевна, род. 28 декабря 1934 года, ум. 10 марта 2009 года, хирург в поликлинике ЛИИ; жена Фокина С.М.
Харин Евгений Григорьевич, 11 сентября 1937 г.р., инженер.
Харитонов Михаил, выпускник МЭИ.
Хачатуров Александр Андреевич, род. 13 августа 1930 года, ум. 18 декабря 1987 года, инженер, лауреат Государственной премии (1979).
Хачатурова Светлана, заведующая библиотекой Филиала ЛИИ; жена Хачатурова А.А.
Цыплаков Владислав Васильевич, 30 сентября 1937 г.р., старший инженер,
лауреат Государственной премии (1986).
Шевченко Михаил Егорович, начальник первого отдела.
Шибин Александр Григорьевич, 11 июня 1936 г.р., инженер.
Шиянов Георгий Михайлович, род. 7 декабря 1910 года, ум. 13 декабря 1995 года, лётчик-испытатель (1941-1967), Герой Советского Союза (1957), капитан.
Щёлкин Виктор Павлович, ум. 19 октября 2019 года, лётчик-испытатель, работал в ЛИИ, к.т.н.

Врачи спецполиклиники ЛИИ:
Колотурская Надежда Фёдоровна, род. 30 декабря 1926 года,
главный врач спецполиклиники ЛИИ.
Кузнецов Анатолий Васильевич, 28 июня 1946 г.р.,
главный врач спецполиклиники ЛИИ.
Арутюнова Любовь Васильевна, врач поликлиники ЛИИ.
Зуева, врач поликлиники ЛИИ.
Махонькина Лилия Борисовна, род. 21 июля 1937 года, ум. 15 сентября 2003 года,
врач поликлиники ЛИИ; жена Махонькина Ю.Е.
Мухина Светлана Олеговна, род. 25 июня 1949 года, ум. 16 июня 2020 года,
врач поликлиники ЛИИ.
Никулина Надежда Николаевна, зубной врач поликлиники ЛИИ.
Тарабрина Надежда Ивановна, врач поликлиники ЛИИ.
Фокина Ольга Васильевна, род. 28 декабря 1934 года, ум. 10 марта 2009 года,
врач-хирург поликлиники ЛИИ; жена Фокина С.М.
Шумкина Вера Николаевна, глазной врач поликлиники ЛИИ.

Высшее наше начальство:
Дементьев Пётр Васильевич, род. 24 января 1907 года, ум. 14 мая 1977 года, министр авиационной промышленности (1953-1977), дважды Герой Социалистического Труда (1941, 1977), лауреат Сталинской премии (1953), генерал-полковник.
Казаков Василий Александрович, род. 6 мая 1916 года, ум. 17 февраля 1981 года, заместитель министра авиационной промышленности (1965-1977), Герой Социалистического Труда (1963), лауреат Государственной премии СССР (1967), лауреат Ленинской премии (1976).
Строев Николай Сергеевич, род. 20 января 1912 года, ум. 27 октября 1997 года, начальник ЛИИ (1954-1966), дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии (1949), профессор (1961).
Сумичев Павел Ильич, заместитель начальника ЛИИ по режиму и кадрам.
Тайц Макс Аркадьевич, род. 21 января 1904 года, ум. 23 июля 1980 года, выпускник МВТУ (1929), заместитель начальника ЛИИ (1956-1974), дважды лауреат Сталинской премии (1949, 1953), д.т.н. (1955), профессор (1957).
Уткин Виктор Васильевич, род. 22 сентября 1912 года, ум. 31 октября 1981 года, начальник ЛИИ (1966-1981), Герой Социалистического Труда (1971), дважды лауреат Государственной премии (1949, 1952), профессор (1979).
Фоломеев Алексей Филимонович, род. 26 февраля 1914 года, ум. 11 апреля 1989 года, выпускник МЭИ (1949), работал в ЦАГИ (1931-1951), начальник НИСО (1951-1964), заместитель начальника Филиала ЛИИ (1964-1966), начальник комплекса (отделения) № 7 ЛИИ (1966-1978), лауреат Сталинской премии I степени (1952), д.т.н. (1952).
Сучков  Виталий  Николаевич,  род. 30 мая  1926 года,  ум. 26 декабря  2018 года,  начальник  Филиала ЛИИ (1965-1983),  лауреат Государственной премии.
Копошилко Иван Иванович, главный инженер Филиала ЛИИ.
Куницын Пётр Петрович, род. в 1915 году, ум. в 1975 году, зам. начальника СОКБ по материально-финансовым вопросам (с 1968 года).
Мелёшкин Виктор Андреевич, род. 25 января 1915 года, ум. 7 февраля 1995 года, главный инженер СОКБ (с 1968 года).
Обидин Иван Арсентьевич, род. в 1913 году, ум. 18 апреля 1987 года, начальник отдела кадров ЛИИ.
Руженцев Александр Иванович, род. 21 октября 1917 года, ум. 14 мая 1993 года, главный бухгалтер СОКБ, ветеран ВОВ.

1-й НИИ ЦПК имени Ю.А. Гагарина (до 1969 года – 1-й ЦПК имени Ю.А. Гагарина) (в/ч 26266):
Кузнецов Николай Фёдорович, род. 26 декабря 1916 года, ум. 5 марта 2000 года, начальник Центра подготовки космонавтов (ноябрь 1963 года – 1972), генерал-майор авиации (1978), Герой Советского Союза (1943), доктор военных наук (1972).
Бакулов Юрий Александрович, 3 ноября 1930 г.р.
Бурыкин Иван Иванович, старшина, техник, участник ВОВ.
Ваньков Игорь Ксенофонтович, подполковник.
Григоренко Владимир Николаевич.
Деркач Николай Иванович, старшина, техник.
Ельцов Борис Михайлович.
Жегунов Геннадий Михайлович, 1 февраля 1925 г.р., участник ВОВ, полковник.
Жуковский М. Р., инженер, капитан.
Калнин Георгий Мартынович, род. 21 августа 1922 года, начальник отдела, участник ВОВ.
Масленников Григорий Герасимович, род. 21 августа 1917 года, ум. в 1990 году, начальник штаба, участник ВОВ.
Мусорин Ю.В.
Никерясов Николай Фёдорович, род. 7 апреля 1924 года, ум. 28 июня 1982 года, участник ВОВ, майор.
Полухин Юрий Александрович, старший инженер, капитан.
Почкаев Иван Николаевич, род. 23 марта 1925 года, ум. 27 марта 1997 года, выпускник ВВИА имени Жуковского (1955), в ЦПК с 1969 года, начальник отдела, начальник управления, участник ВОВ, генерал-майор, к.т.н. (1970), с.н.с., с 1969 года ведущий инженер.
Рыбкин Евгений. (Е.А.)
Рябов Александр Георгиевич, участник ВОВ.
Тявин Илья Петрович, род. в 1928 году, ум. 25 февраля 2007 года, в ЦПК с февраля 1961 года, капитан (1960), подполковник в отставке.
Фарафонов Борис Андреевич, род. в 1920 году, участник ВОВ, полковник.
Филёкин Иван Андреевич, род. 26 июня 1920 года, участник ВОВ, окончил ВВИА имени Жуковского, полковник.
Целикин Евстафий Евсеевич, род. 11 января 1922 года, ум. 10 ноября 1967 года, инструктор-методист, начальник отдела подготовки космонавтов, полковник.
Черкасов Евгений Дмитриевич, начальник материально-технического обеспечения ЦПК в 1960-1968 годы, участник ВОВ.
Чуркин.
Шевченко Сергей.
Шувалов Олег Васильевич.
Щербаков Николай Яковлевич.
Юрасов Александр Дмитриевич, род. 21 июля 1925 года, ум. 2 ноября 2004 года, старшина.
Яковлев.
Мишук Михаил Никитович, род. 2 декабря 1913 года, ум. 25 ноября 1982 года, председатель
Научно-технического комитета ВВС (1959-1966), заместитель главнокомандующего ВВС (1966-1982),
лауреат Ленинской премии (1976), Герой Социалистического Труда (1978),
генерал-полковник авиации (1968), д.т.н. (1966), профессор (1973).
Бебутов Абессалом Петрович, секретарь Госкомиссии по пуску “Восхода”, подполковник.

Космонавты:
Береговой Георгий Тимофеевич, род. 15 апреля 1921 года, ум. 30 июня 1995 года, лётчик-космонавт, начальник Центра подготовки космонавтов (1972-1987), дважды Герой Советского Союза (1944, 1968), генерал-лейтенант авиации (1977), лауреат Государственной премии СССР (1981), кандидат психологических наук, позывной “Аргон”.
Гагарин Юрий Алексеевич, род. 9 марта 1934 года, погиб 27 марта 1968 года, лётчик-космонавт, заместитель начальника Центра подготовки космонавтов (1964-1968), Герой Советского Союза (1961), майор (1961), полковник (1963), позывной “Кедр”.
Гречко Георгий Михайлович, род. 25 мая 1931 года, ум. 8 апреля 2017 года, лётчик-космонавт, в ОКБ-1 с мая 1955 года, с 1966 года в отряде космонавтов, дважды Герой Советского Союза (1975, 1978), кандидат технических наук (1967).
Комаров Владимир Михайлович, род. 16 марта 1927 года, погиб 24 апреля 1967 года, лётчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза (1964, 1967), полковник (1964), позывной “Рубин”.
Леонов Алексей Архипович, род. 30 мая 1934 года, ум. 11 октября 2019 года, лётчик-космонавт, начальник управления ЦПК (1970-1972), дважды Герой Советского Союза (1965, 1975), генерал-майор авиации (1975), лауреат Государственной премии СССР (1981), позывной “Алмаз-2”.
Николаев Андриян Григорьевич, род. 5 сентября 1929 года, ум. 3 июля 2004 года, лётчик-космонавт, заместитель начальника  Центра  подготовки  космонавтов  (1968-1974),  дважды  Герой  Советского  Союза  (1962, 1970), генерал-майор авиации (1970), кандидат технических наук (1975), позывной “Сокол”.
Попович Павел Романович, род. 5 октября 1930 года, ум. 30 сентября 2009 года, лётчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза (1962, 1974), полковник (1965), генерал-майор авиации (1976), позывной “Беркут”.

ЦКБЭМ (до 1966 года – ОКБ-1):
Королёв Сергей Павлович, род. 30 декабря 1906 года, ум. 14 января 1966 года, Главный конструктор.
Мишин Василий Павлович, род. 18 января 1917 года, ум. 10 октября 2001 года, Главный конструктор и начальник ЦКБЭМ с 1966 по 1974 год, 22 мая 1974 года снят с должности, пошёл заведующим кафедрой в МАИ, Герой Социалистического Труда (1956), лауреат Ленинской премии (1957), лауреат Государственной премии (1984), академик (1966).
Глушко Валентин Петрович, род. 20 августа 1908 года, ум. 10 января 1989 года, Главный конструктор ОКБ-456 (КБ ЭМ) (город Химки) с 1946 по 1974 год, Генеральный конструктор (и директор до 1977 года) НПО “Энергия” с 1974 по 1989 год, дважды Герой Социалистического Труда (1956, 1961), лауреат Ленинской премии (1957), дважды лауреат Государственной премии (1967, 1984), академик (1958).
Анохин Сергей Николаевич, род. 19 марта 1910 года, ум. 15 апреля 1986 года, руководитель отдела обеспечения подготовки космонавтов, полковник (1947), Герой Советского Союза (1953), заслуженный лётчик-испытатель СССР (1959), лауреат Сталинской премии (1953), в ОКБ-1 с мая 1964 года.
Башкин Евгений Александрович, 16 октября 1927 г.р., начальник отдела схем, лауреат Ленинской премии (1960).
Бранец Владимир Николаевич, 11 февраля 1936 г.р., выпускник МФТИ, лауреат Государственной премии (1985, за “Союз-Т”), д.ф.-м.н., профессор.
Бугров Владимир Евграфович, 18 января 1933 г.р., в ОКБ-1 с 1961 до 1995 года, конструктор.
Вольцифер Геннадий Анатольевич, 20 мая 1942 г.р., д.т.н.
Елисеев Алексей Станиславович, 13 июля 1934 г.р., выпускник МВТУ (1957), после окончания аспирантуры МФТИ в 1962 году – в ОКБ-1, инженер, с 1966 года лётчик-космонавт, дважды Герой Социалистического Труда – за один, 1969-й год.
Иннелаур Виктор Томасович, род. 5 августа 1926 года, ум. 18 апреля 2010 года, старший инженер, лауреат Государственной премии (1979).
Комарова Лариса Ивановна, 12 июля 1934 г.р., начальник сектора, д.т.н., жена Елисеева А.С.
Легостаев Виктор Павлович, род. 6 июня 1931 года, ум. 8 января 2015 года, начальник отдела динамики, лауреат Ленинской премии (1966), лауреат Государственной премии (1989), академик (2003).
Лобода Юрий Александрович, инженер.
Мезенов Леонид Фёдорович, инженер, лауреат Государственной премии (1981).
Молодцов Владимир Васильевич, род. 6 мая 1924 года, ум. 16 марта 2002 года.
Невзоров Борис Григорьевич, 10 марта 1935 г.р., “радист”.
Носкин Герман Вениаминович, 24 октября 1932 г.р., начальник лаборатории, в ОКБ-1 с 1959 года, выпускник ЛЭТИ (1955), к.т.н., доцент.
Орловский Игорь Владимирович, инженер.
Павлов Дмитрий Владимирович, инженер.
Раздеришин Павел Иванович, инженер.
Раушенбах Борис Викторович, род. 5 января 1915 года, ум. 27 марта 2001 года, руководитель отдела № 27 по проектированию систем ориентации и управления космическими аппаратами, в 1973 году понижен в должности, в 1978 году уволился и перешёл в МФТИ, лауреат Ленинской премии (1960), академик.
Соловьёв Юрий Александрович, инженер.
Токарь Евгений Николаевич, разработчик гироорбитанта, лауреат Государственной премии (1969), доктор технических наук, профессор.
Трегуб Яков Исаевич, род. 21 сентября 1918 года, ум. 27 октября 2007 года, в ОКБ-1 с 1963 года, заместитель Главного конструктора – руководитель испытательного комплекса, в 1973 году уволен, отправлен в отставку, генерал-майор.
Феоктистов Константин Петрович, род. 7 февраля 1926 года, ум. 21 ноября 2009 года, в ОКБ-1 с 1956 года, начальник сектора, лётчик-космонавт, Герой Советского Союза (1964), профессор (1969).
Цесарев Игорь Александрович, инженер.
Цыбин Павел Владимирович, род. 23 декабря 1905 года, ум. 4 февраля 1992 года, в ОКБ-1 с 1961 года, заместитель Главного конструктора (1961-1980), заместитель руководителя испытательного комплекса (1961-1974), лауреат Ленинской премии (1966), инженер-полковник.
Черток Борис Евсеевич, род. 1 марта 1912 года, ум. 14 декабря 2011 года, выпускник МЭИ (1940), с 1951 года – начальник отдела систем управления, с 1957 года – заместитель Главного конструктора по системам управления, Герой Социалистического Труда (1961), член-корреспондент (1968), профессор (1965), д.т.н. (1958).
Шарымов Борис Алексеевич, 19 октября 1941 г.р., инженер.
Ширяев Борис Игоревич, 28 апреля 1932 г.р., инженер.
Шмыглевский Игорь Петрович, старший инженер.

ЦКБМ (до 1966 года – ОКБ-52):
Челомей Владимир Николаевич, род. 30 июня 1914 года, ум. 8 декабря 1984 года, Главный конструктор ОКБ-52 (с 1966 года – ЦКБМ, с 1983 года – НПО машиностроения), член-корреспондент (1958), академик АН СССР (1962), дважды Герой Социалистического Труда (1959, 1963), профессор (1952).
Хрущёв Сергей Никитич, род. 2 июля 1935 года, ум. 18 июня 2020 года, выпускник МЭИ факультет ЭВПФ (1958), с 1958 по 1968 год работал заместителем начальника отдела, лауреат Ленинской премии (1959), Герой Социалистического Труда (1963), профессор; в 1991 году переехал в США, в 1999 году официально получил американское гражданство, написал об отце книги “Пенсионер союзного значения” и “Рождение сверхдержавы”.
Сачков Владимир Владимирович, род. 25 января 1913 года, ум. 17 декабря 1994 года, выпускник МАИ (1956), заместитель главного конструктора, начальник приборного комплекса, Герой Социалистического Труда (1963).
Гребнев Борис Дмитриевич, 13 мая 1936 г.р., инженер.
Жернов Эдуард Евгеньевич, 15 июня 1938 г.р., начальник группы.
Камень Емельян Давыдович, 18 февраля 1937 г.р., начальник лаборатории, начальник 42 отдела (1980).

ЦКБ “Геофизика” (до 1958 года – ЦКБ-589):
Виноградов Николай Григорьевич, род. в 1912 году, ум. 21 сентября 1980 года, с апреля 1956 по 1965 год начальник ЦКБ, Герой Социалистического Труда (1961).
Хрусталёв Владимир Александрович, род. 27 июля 1921 года, ум. 4 июня 1991 года, с 1951 (1960?) главный конструктор ЦКБ, Герой Социалистического Труда (1961).
Песчанский, конструктор.
Фегис Борис Александрович, инженер-конструктор.
Фролов Константин Павлович, инженер-конструктор.

Завод “Арсенал”:
Гусовский Сергей Владимирович, род. 22 февраля 1915 года, ум. 30 октября 1983 года, в 1962-1966 годах начальник центрального конструкторского бюро, с 1966 года – директор завода, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии (1982).
Парняков Серафим Платонович, род. 14 января 1913 года, ум. 9 марта 1987 года, в 1956-1987 годах – начальник и главный конструктор центрального конструкторского бюро завода, доктор технических наук (1968), Герой Социалистического Труда (1969), лауреат Государственной премии СССР (1970).
Исаханов Игорь Николаевич, род. 12 марта 1943 года, ум. 5 июня 1991 года, главный инженер, с 1983 года – директор завода.
Бузанов Виктор Иванович, род. 31 августа 1934 года, ум. 6 февраля 2007 года, в 1977-2000 годах начальник центрального конструкторского бюро, с 2000 года – директор завода.
Корницкий Игорь Петрович, 3 марта 1932 г.р., первый заместитель директора завода, с 1975 года – первый заместитель министра оборонной промышленности.
Игнатиенко Тарас Давыдович, инженер.
Коновалова Алла Александровна, инженер.
Новиков Анатолий Владимирович, начальник отдела.
Сахаров Валентин Николаевич, главный инженер завода.

ЦАГИ:
Александров Глеб Владимирович, род. 5 января 1919 года, ум. в 2014 году,
выпускник МГУ (1946), в ЦАГИ работал с 1946 года, руководитель отделения,
лауреат Ленинской и Государственной премий, д.т.н. (1963), профессор (1974).
Воейков Владимир Васильевич, 16 мая 1935 г.р.
Чарыев Джан, инженер, мой одноклассник.
Ярошевский Василий Александрович, род. 27 июня 1932 года, ум. 17 июля 2014 года,
начальник сектора, профессор.

ВВИА имени Жуковского:
Волков Владимир Иванович, род. 28 февраля 1900 года, ум. 5 июля 1988 года, начальник ВВИА имени Жуковского (1947-1969), генерал-полковник (1958), профессор, добился расширения материально-технической базы Академии и возвращения ей Петровского дворца.
Доброленский Юрий Павлович, род. 28 августа 1917 года, ум. 4 ноября 1993 года, заместитель начальника электротехнического факультета (с 1954 года), начальник кафедры авиационной электротехники (с 1960 года), начальник электротехнического факультета (с 1964 года), профессор (1966), генерал-майор (1967).
Протопопов Всеволод Алексеевич (1914-2001), начальник кафедры вычислительной техники (с 1962 года), генерал-майор, профессор.
Кириленко Юрий Иннокентьевич, 15 апреля 1923 г.р., выпускник ВВИА (1953), гвардии капитан, к.т.н., доцент.
Коротков Евгений Иосифович, 1 декабря 1926 г.р., окончил адъюнктуру ВВИА в 1957 году, полковник, с.н.с.
Моисеев Анатолий Георгиевич, профессор.
Моисеев Виктор Иванович, 1 октября 1921 г.р., выпускник ВВИА (1950), полковник, с.н.с.

ГНИИАКМ (бывший НИИ-7 ВВС):
Волынкин Ювеналий Михайлович, род. 7 февраля 1907 года, ум. 11 сентября 1998 года, начальник института с 1960 по 1969 год, генерал-лейтенант.
Рудный Николай Михайлович, род. 6 декабря 1920 года, ум. 23 июня 1993 года, выпускник Архангельского медицинского института (1942), начальник института с 1969 по 1974 год, генерал-майор медицинской службы, профессор (1975), ветеран ВОВ.
Горбов Фёдор Дмитриевич, род. 6 июня 1916 года, ум. 17 декабря 1977 года, начальник лаборатории, полковник медицинской службы, профессор (1965).
Дементьев Евгений Васильевич.
Дорошенко Иван Егорович.
Зараковский Георгий Михайлович, род. 26 марта 1925 года, ум. 25 августа 2014 года, начальник отдела, полковник медицинской службы в отставке, доктор психологических наук, профессор.
Кузьминов Александр Павлович, начальник отдела.
Пономаренко Владимир Александрович, 3 января 1933 г.р., научный сотрудник, начальник лаборатории инженерной психологии, профессор (1980), генерал-майор медицинской службы (1984).
Сильвестров Михаил Михайлович, 24 сентября 1924 г.р., с.н.с., начальник лаборатории, полковник, д.т.н. (1978), профессор (1993).

ОКБ Сухого:
Сухой Павел Осипович, род. 22 июля 1895 года, ум. 15 сентября 1975 года,
генеральный конструктор (с 1956 года), профессор.
Голованов Николай Михайлович, начальник отдела.
Усманова Зейнаб Зарифовна, начальник сектора.

Институт кибернетики АН УССР:
Глушков Виктор Михайлович, род. 24 августа 1923 года, ум. 30 января 1982 года, директор Института кибернетики АН УССР (1962-1982), Герой Социалистического Труда (1969), лауреат Ленинской премии (1964) и двух Государственных премий СССР (1968, 1977), академик АН СССР (1964) и АН УССР (1961).
Давыдов Вячеслав Павлович, 7 октября 1940 г.р.
Кухтенко Александр Иванович, род. 11 марта 1914 года, ум. 18 декабря 1994 года, в ИК АН УССР с 1963 года,
член-корреспондент АН УССР (1964), академик АН УССР (1972), одновременно в 1956-1982 годах – профессор
в Киевском институте инженеров гражданской авиации.
Мелешев Альберт Михайлович, 10 сентября 1930 г.р.
Павлов Вадим Владимирович, род. 11 января 1933 года, ум. 6 июня 2016 года.
Попов Игорь Иванович, заведующий сектором.

ЦНИИмаш (до 1967 года – НИИ-88):
Мозжорин Юрий Александрович, род. 28 декабря 1920 года, ум. 15 мая 1998 года, директор (1961-1990), Герой Социалистического Труда (1961), лауреат Ленинской премии (1958), лауреат Государственной премии СССР (1984), профессор (1964), генерал-лейтенант (1966).
Бажинов Игорь Константинович, род. 31 августа 1928 года, ум. 8 июля 2015 года, выпускник МАИ (1951), в НИИ-88 с 1960 года, начальник сектора, отдела, отделения, главный научный сотрудник ЦУП (1995), лауреат Ленинской премии (1957), лауреат Государственной премии СССР (1981), капитан (1958), д.т.н. (1971), профессор (1992).
Почукаев Владимир Николаевич, род. 11 февраля 1938 года, выпускник МАИ (1961), начальник сектора, отдела (1986), руководитель отделения (1991-1993), главный научный сотрудник, лауреат Государственной премии СССР, д.т.н. (1972), профессор (1987).

База:
Бондарь Анатолий Михайлович, род. 29 сентября 1940 года, ум. 15 августа 2017 года, к.т.н.
Быков  Захар  Николаевич,  род.  13 сентября  1898 года,  ум.  в 1987 году,   ректор  Строгановского  училища (1955-1967),  профессор.
Венда Валерий Фёдорович, 2 августа 1937 г.р., выпускник МЭИ (1960), сотрудник ЦНИИ комплексной автоматизации, с 1963 года руководитель отдела инженерной психологии и эргономики ВНИИТЭ, с.н.с. (1971), профессор (1984).
Гальперин Пётр Яковлевич, род. 2 октября 1902 года, ум. 25 марта 1988 года, доцент кафедры психологии философского факультета МГУ, профессор (1967).
Гуреева Ольга Семёновна, заслуженный учитель Российской Федерации (2005).
Зинченко Владимир Петрович, род. 10 августа 1931 года, ум. 7 февраля 2014 года, с 1961 года руководитель лаборатории инженерной психологии МГУ, кандидат психологических наук (1957), профессор (1968).
Калинина Инна Николаевна (Власова), 7 апреля 1938 г.р., работала на Косинской трикотажной фабрике.
Коренев Георгий Васильевич, род. 6 мая 1904 года, ум. 4 августа 1980 года, конструктор, орден Ленина (1933), полковник, был репрессирован, с 1954 года преподаватель, профессор кафедры теоретической механики Московского физико-технического института, лауреат Сталинской премии (1953).
Король Давид Шлёмович, род. 8 мая 1912 года, с 1957 года директор кафе в Жуковском, с 1966 года директор ресторана “Спутник”, директор Жуковского городского треста столовых и ресторанов, участник ВОВ, майор, в запасе с 1956 года.
Литвиненко Алексей Иванович, друг моих родителей.
Литвиненко Татьяна Алексеевна, дочь Литвиненко А.И.
Ломов Борис Фёдорович, род. 20 января 1927 года, ум. 11 июля 1989 года, заведующий лабораторией инженерной психологии ЛГУ, доктор психологических наук (1963), профессор.
Лункина Маргарита Аркадьевна, врач; жена Суворова А.П.
Любарский Кронид Аркадьевич, род. 4 апреля 1934 года, ум. 23 мая 1996 года, выпускник МГУ (1956), к.т.н. (1966), астрофизик.
Миклашевич Сергей, работал в РПКБ.
Мороз Маргарита Васильевна, род. 1 ноября 1935 года, ум. 30 января 2022 года, с 1943-го по 1953 год училась в школе в городе Кургане, в 1953 году поступила и в 1958 году окончила факультет журналистики Уральского государственного университета имени А.М. Горького, с 1958-го по 1964 год – корреспондент курганской областной газеты “Красный Курган” (21 июля 1959 года переименована в “Советское Зауралье”), с 1964-го по 1973 год – редактор курганской областной молодёжной газеты “Молодой ленинец”, с 1973-го по 1990 год – ответственный секретарь курганской областной организации Союза журналистов СССР, с 1990 года на пенсии.
Москвина Галина Анатольевна, преподавательница музыки.
Мунипов Владимир Михайлович, род. 31 марта 1931 года, ум.16 апреля 2012 года, с 1962 года научный сотрудник ВНИИТЭ, профессор (1992).
Мухамедгалиева Анель Фазуловна, 27 ноября 1935 г.р., окончила Физфак МГУ (1959), работа в разных НИИ, Московский горный институт (1966-1993), к.ф.-м.н. (1965), д.ф.-м.н. (2002), профессор.
Новицкая Юлия, жена Новицкого В.А.
Нудельман Александр Эммануилович, род. 21 августа 1912 года, ум. 2 августа 1996 года, с ноября 1943 года до 1983 года – начальник и главный конструктор Конструкторского бюро точного машиностроения (до 1966 года ОКБ-16), дважды Герой Социалистического Труда (1966, 1982), лауреат Ленинской премии (1964) и пяти Государственных премий СССР (1943, 1946, 1951, 1970, 1982), д.т.н. (1962), профессор.
Ознобкин Владимир Фёдорович (1931-1972), первый секретарь Жуковского горкома КПСС с 1971 по 1972 год.
Ольсен Ольга Евгеньевна, род. в 1907 году, преподавательница английского языка.
Пальцев Евгений Михайлович, врач скорой помощи.
Перфильев Сергей Васильевич, первый секретарь Жуковского горкома КПСС с 1972 по 1983 год.
Суворова Татьяна Александровна, дочь Суворова А.П. и Лункиной М.А.
Ткачёв Лев Иванович, (1916-1974), выпускник МВТУ (1939), в МЭИ с 1943 года, к.т.н. (1944), доцент (1957), д.т.н. (1969), профессор (1970).
Черенков Павел Алексеевич, род. 28 июля 1904 года, ум. 6 января 1990 года, выпускник Воронежского университета (1928), физик, Герой Социалистического Труда (1984), лауреат Нобелевской премии (1958), лауреат Сталинской премии (1946, 1952), лауреат Государственной премии (1977), профессор (1948), академик (1970).
Черенкова Елена Павловна, 18 июня 1936 г.р., окончила Физфак МГУ в 1959 году, к.ф.-м.н.
Черенкова (Путинцева) Мария Алексеевна, род. 13 марта 1909 года, ум. 22 мая 1978 года, окончила педагогический факультет Воронежского университета в 1930 году; жена Черенкова П.А.

Мои одноклассники:
Новицкий Вячеслав Антонович, выпускник МЭИ (1961).
Садыков Мурад, род. 3 сентября 1936 года, ум. 7 мая 2013 года.

Соседи по дому, улица Дугина, 29:
Зимины Леонид, Валентина, кв. 47.
Мохова Алла Николаевна и семья, кв. 42.
Пальцев Е.М., кв. 5.
Поляков Борис, кв. 19.
Рыбины Николай, Мария, кв. 4.
Рыбнова Валентина с детьми, кв. 6.
Софин В.А., кв. 23.
Чайкины А.П., Элеонора, кв. 71.
Щербакова Г.Н., кв. 22.
(я и моя семья, кв. 7).
(мои родители, кв. 64).

Примечание:
Память подводит в деталях, датах, именах, названиях.
Поэтому зачастую, если забыл, или не узнал достоверно,
фактическую должность,
то ставлю более общее – почётное, славное звание,
например, “инженер”.
Да и не хотелось бы превращать этот раздел в описание карьерных лестниц.

Прошу простить.
Открыт к замечаниям, уточнениям.

Сокращения

АВМ – аналоговая вычислительная машина.
АВТФ – факультет автоматики и вычислительной техники.
БО – бытовой отсек.
БЭСМ – большая электронная счётная машина.
ВА – возвращаемый аппарат.
ВВИА – Военно-воздушная инженерная академия.
ВВС – Военно-воздушные силы.
ВДНХ – Выставка достижений народного хозяйства.
ВИА – вокально-инструментальный ансамбль.
ВК – вычислительный комплекс.
ВНИИТЭ – Всесоюзный научно-исследовательский институт технической эстетики.
ВОВ – Великая Отечественная война.
ВПК – Военно-промышленная комиссия.
ВСК – визир специальный космонавта.
ГНИИАКМ – Государственный научно-исследовательский (испытательный) институт авиационной и космической медицины.
ГПНТБ – Государственная публичная научно-техническая библиотека.
ГУМ – Государственный универсальный магазин.
ДО – двигатели ориентации.
ДПО – двигатели причаливания и ориентации.
ДУС – датчик угловой скорости.
ЕСКД – Единая система конструкторской документации.
ЖКО – жилищно-коммунальный отдел.
ЖСК – жилищно-строительный кооператив.
ИВО – имитатор визуальной обстановки, или имитация визуальной обстановки.
ИМБП – Институт медико-биологических проблем.
ИНК – индикатор навигационный космический.
КГБ – Комитет государственной безопасности.
КИИГА – Киевский институт инженеров гражданской авиации.
КК – космический корабль.
КЛА – космический летательный аппарат.
КНР – Китайская Народная Республика.
КПК – Коммунистическая партия Китая.
КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза.
ЛГУ – Ленинградский государственный университет.
ЛИИ – Лётно-исследовательский институт.
ЛК – лунный корабль.
ЛОК – лунный орбитальный корабль.
ЛПИ – Ленинградский политехнический институт.
ЛСК – лабораторно-стендовый корпус.
ЛСК – лучевая система координат.
ЛЭТИ – Ленинградский электротехнический институт.
МАИ – Московский авиационный институт.
МАП – Министерство авиационной промышленности.
МАТИ – Московский авиационный технологический институт.
МБА – межбиблиотечный абонемент.
МВТУ – Московское высшее техническое училище.
МГУ – Московский государственный университет.
МН – модель нелинейная.
МНИИПА – Московский НИИ приборной автоматики.
МНСЧХ – Междуведомственная нормаль. Система чертежного хозяйства.
МПТ – машина постоянного тока.
МФТИ – Московский физико-технический институт.
МХАТ – Московский Художественный академический театр.
МЭИ – Московский энергетический институт.
НАСА – Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства,
английское сокращение NASA.
НИИ ЦПК – Научно-исследовательский испытательный центр подготовки космонавтов.
НИИАО – Научно-исследовательский институт авиационного оборудования.
НИИП – Научно-исследовательский институт приборостроения.
НИИСчетМаш – Научно-исследовательский институт счётного машиностроения.
НИИТП – Научно-исследовательский институт точных приборов.
НИСО – Научно-исследовательский институт самолётного оборудования.
НПО – научно-производственное объединение.
ОКБ – Особое конструкторское бюро.
ОНС – отдел нормализации и стандартизации.
ОНТИ – отдел научно-технической информации.
ООН – Организация Объединённых Наций.
ОП – опытное производство.
ОТД – отдел технической документации.
ОТиЗ – отдел труда и заработной платы.
ОТК – отдел технического контроля.
ПАО – приборно-агрегатный отсек.
ПЗ – представительство заказчика.
ПИ – пульт инструктора.
ПМЖ – постоянное место жительства.
ПО – приборный отсек.
ППО – планово-производственный отдел.
ПСИ – приёмо-сдаточные испытания.
РКК – Ракетно-космическая корпорация.
РПКБ – Раменское приборостроительное конструкторское бюро.
РРТИ – Рязанский радиотехнический институт.
РСФСР – Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика.
РУД – ручка управления движением.
РУЛ – ручка управления левая.
РУО – ручка управления ориентацией.
РУП – ручка управления правая.
СА – спускаемый аппарат.
СВИД – сектор внедрения и доработок.
СИЭТ – сектор испытаний и эксплуатации тренажёров.
СКВТ – синусно-косинусный вращающийся трансформатор.
СКДУ – сближающе-корректирующая двигательная установка.
СКТ – стойка коммутации тренажёра.
СОИ – система отображения информации.
СОИ и ОРУ – система отображения информации и органов ручного управления.
СОКБ – Специализированное опытно-конструкторское бюро.
СОУД – система ориентации и управления движением.
ССВП – система стыковки и внутреннего перехода.
СЭП – система энергопитания.
ТАСС – Телеграфное агентство Советского Союза.
ТДК – тренажёр для космонавта.
ТДУ – тормозная двигательная установка.
ТЗ – техническое задание.
ТТЗ – тактико-техническое задание.
ТТТ – тактико-технические требования.
УМШН – управляющая машина широкого назначения.
ЦАГИ – Центральный аэрогидродинамический институт.
ЦВМ – цифровая вычислительная машина.
ЦК – Центральный Комитет.
ЦКБ – Центральное конструкторское бюро.
ЦКБМ – Центральное конструкторское бюро машиностроения.
ЦКБЭМ – Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения.
ЦНИИ – Центральный научно-исследовательский институт.
ЦНИИ РТК – Центральный научно-исследовательский институт робототехники и технической кибернетики (Ленинград).
ЦНИИКА – Центральный институт комплексной автоматизации.
ЦНИИмаш – Центральный научно-исследовательский институт машиностроения.
ЦПК – Центр подготовки космонавтов.
ЦРУ – Центральное разведывательное управление.
ЦУКОС – Центральное управление космических средств.
ЭВМ – электронная вычислительная машина.
ЭВПФ – факультет электровакуумной техники и специального приборостроения.
ЭМИ – электромеханический интегратор.
ЭМФ – электромеханический факультет.
ЭРИ – электрорадиоизделия.
ЭТФ – факультет электронной техники.
ЭЭФ – электроэнергетический факультет.

Библиография

Статьи в Википедии 

Жуковский (город)
Лётно-исследовательский институт имени М. М. Громова
Центр подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина
Звёздный городок
Союз (космический корабль)
Даревский, Сергей Григорьевич
Коренев, Георгий Васильевич
Горки Ленинские (музей-заповедник)

Главный конструктор Сергей Даревский
автор: Ю.А. Тяпченко

http://www.mosoblpress.ru/mass_media/3/126/item126756/

Прощайте, человек-эпоха
Марченко Станислав Тарасович 06.10.1930-14.05.2022

https://www.zhukvesti.ru/articles/detail/41750/

О театре-студии “Наш дом”

История эстрадной студии МГУ «Наш дом» (1958-1969 гг.)
Книга первая. Москва, 2006
Наталья Богатырёва. Окна «Нашего дома». История эстрадной студии МГУ «Наш дом» (1958-1969 гг.). Книга первая. Москва, 2006
История эстрадной студии мгу «наш дом» (1958-1969 гг.) Книга первая москва, 2006 оглавление — Книга (refdb.ru)

https://refdb.ru/look/2538043-pall.html

Приказ о закрытии, ликвидации студии был издан 23 декабря 1969 года.
(вроде бы ссылка перестала работать)

https://vadim-i-z.livejournal.com/1882878.html?ysclid=lp0xc4qed3681515018

Приложение 1. Участник ВДНХ

Выставка достижений народного хозяйства СССР
Победа коммунизма зависит от людей и
коммунизм строится для людей. (И т.д.)
Из Программы КПСС
Свидетельство № 229839
Тов. Никонов Евгений Константинович
Главным комитетом
Выставки достижений народного хозяйства СССР
утверждён участником ВДНХ СССР 1967 года
Главвыставком
(Печать)

Приложение 2. Медаль ВДНХ

Выставка достижений народного хозяйства СССР
(Изображение медали)
Удостоверение
За успехи в народном хозяйстве СССР
Тов. Никонов Евгений Константинович
Постановлением Главного комитета
Выставки достижений народного хозяйства СССР
награждён
бронзовой медалью
Главного комитет ВДНХ
Постанов. № 236-н от 14/XII 1967 г.  № 29200
(Печать)

Приложение 3. О браке

(герб РСФСР)
Свидетельство о браке
Гражданин Никонов Евгений Константинович 1938 года рождения г. Ашхабад и
гражданка Панкратова Нина Сергеевна 1935 года рождения г. Курган (обл.)
вступили в брак 24.IV.1968 г.
Двадцать четвёртого апреля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года,
о чём в книге записей гражданского состояния о браке
1968 года IV месяца 24 числа произведена запись за № 194.
После регистрации брака присвоены фамилии:
мужу Никонов
жене Никонова.
Место регистрации Жуковский гор. ЗАГС Московской обл.
Дата выдачи 24.IV.1968 г.
(гербовая печать)
XXXX № XXXХХХ
Заведующий Бюро записей гражданского состояния п/п

Приложение 4. О рождении

(герб РСФСР)
Свидетельство о рождении
Гр. Никонов Дмитрий Евгеньевич родился (лась) 2 сентября 1969 г.
Второго сентября Тысяча девятьсот шестьдесят девятого года.
Место рождения: город, селение г. Жуковский
район Московская область, край, республика РСФСР
о чём в книге записей гражданского состояния о рождении
1969 года сентября месяца 29 числа
произведена соответствующая запись за № 758.
Родители:
Отец Никонов Евгений Константинович национальность русский
мать Никонова Нина Сергеевна национальность русская.
Место регистрации Жуковский Московской области Гор ЗАГС.
Дата выдачи 29 сентября 1969 г.
(гербовая печать)
XXXX № XXXХХХ
Заведующий Бюро записей гражданского состояния п/п

Приложение 5. Пригласительный билет

Пригласительный билет
Уважаемый товарищ Никонов Е. К. 
Приглашаем Вас на встречу
с американским космонавтом Н. Армстронгом.
Встреча состоится в Звёздном городке
1 июня 1970 года в 17 часов 30 минут.

Командование . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Политотдел . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

№ 131                                         Г-250570. Зак 364

Художественное оформление пригласительного билета строгое, одноцветное, в цвет бронзы;
на лицевой стороне: надпись “Пригласительный билет”, в нижней части – лавровая ветвь;
на обратной стороне: текст приглашения, в нижней части – военная красная звезда, лента и лучи восходящего солнца. 

.

Приложение 6. Военный билет

Военный билет
офицера запаса Вооружённых Сил СССР
Министерство обороны
XX № ХХХXXX

Никонов Евгений Константинович
Личный  № Х-ХХХХХХ
Фотография Личная подпись (Печать)
1. Число, месяц, год и место рождения
28 марта 1938 года город Ашхабад Туркменской ССР
2. Национальность русский
3. Военный билет выдан Жуковским горвоенкоматом Московской области
Военный комиссар полковник Козлов
Дата выдачи 19 июля 1968 года
(Печать)
4. Образование
а) общее или специальное
Московский энергетический институт в 1961 году
по специальности “Автоматика и телемеханика”
б) военное Военная подготовка при МЭИ в 1960 году
по профилю “инженер по радиосветотехническим средствам
самолётовождения и посадки самолётов”
ВУС-ХХХХ
5. Воинское звание младший инженер-лейтенант
присвоено приказом МО СССР № ХХХ от 6 мая 1961 года
6. ВУС № ХХХХ
7. Состав инженерно-технический
8. Запас 1 разряда
9. Военную присягу принял 24 июля 1960 года
10. Прохождение службы в Вооружённых Силах СССР
Наименование должностей С какого времени По какое время
Не служил
Жуковский горвоенком полковник Козлов
(Печать)
11. Участие в боевых действиях, боевых походах и партизанских отрядах
(где, когда и в какой должности)
12. Уволен в запас или отставку (подчеркнуть) приказом
13. Последующее присвоение очередных воинских званий
Воинское звание
Лейтенант-инженер
присвоено приказом МО СССР № ХХХ от 3 декабря 1971 года
Жуковский горвоенком полковник Козлов
(Печать)
Воинское звание
Старший лейтенант-инженер
присвоено приказом командующего МВО № ХХХ от 12 октября 1972 года
Жуковский горвоенком подполковник Семёнов
(Печать)
14. Прохождение службы в запасе
15. Отметка о выдаче и изъятии мобилизационного предписания
16. Отметка о призыве в Вооружённые Силы Союза ССР и назначении на должности
17. Особые отметки
18. Семейное положение и состав семьи
(фамилия, имя и отчество жены, имена,
число, месяц и год рождения детей)
жена – Никонова Нина Сергеевна
сын – Дмитрий 2.09.1969.
19. Приём на воинский учёт и снятие с учёта
Принят на учёт 7 апреля 1961 года
Жуковским ГВК Московской области Козлов
(Печать)
20. Отметка об исключении с воинского учёта
21. Правила воинского учёта и обязанности офицеров запаса
Рост 175
Размеры обмундирования 50/3 головного убора 60 обуви 41 противогаза 3
Прошёл переподготовку 16.11.1983
Жуковский ГВК п/п
(Печать)

Перейти к:

Общее оглавление. Пролог  Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 1. Начало. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 2. Подготовка. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 3. Старт. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 4. Подъём! Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 5. Взлёт! Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 6. Полёт! Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 7. Подскок. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Часть 8. Спуск? Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Семья, родные. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Хронология. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Приложение 1. Метрики. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Отблески памяти. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Год рождения. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Лаборатория Даревского. Фотография. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру

Латвия 1976. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Аутогенная тренировка. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Гора крестов. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Союз 7К. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Цифра Информация. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Патент СССР | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Ленинградские страницы моих воспоминаний | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Могила Неизвестного Солдата. Дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Восхождение на “Аюрведу”. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Система Нептун | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Разгром англо-афганцев у Таш-Кепри в 1885 году | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Русины Концлагеря Русская гора. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру

Обороты речи. ГЕ. Моя дорога в Космос | МемоКлуб.ру

Израиль Абрамович Брин (1919-2011 гг.) | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Евстафий Евсеевич Целикин 1922-1967 | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Георгий Васильевич Коренев (1904-1980) | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Добрый космос интеллигентнейшего лётчика Галлая | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Альбом стихов. Моя дорога в космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

Наивные строфы. Моя дорога в космос | МемоКлуб.ру (memoclub.ru)

.